Тëплая осень

      В зеркале мы сами никогда не видим собственно себя, улучшенную или ухудшеную версию, в зависимости от многих факторов. А иногда и вовсе что-то иное. И даже ещё живя в мире Паука молодой, глупый и грустный я чувствовал периодический подвох. То волосы чуть длиннее и более растрепаные, то складка на одежде не так ляжет, то в целом эта скотина выглядит куда счастливее меня. Я это всё игнорировал с упорством, достойным лучшего применения, поскольку по чудесам, даже плохим, тосковал, но упорно в них не верил.       Вспомнил про это впервые на изнанке Тёмной стороны, поняв, что потратил жизнь на то, на что абсолютно точно её никогда не тратил. На сидение призраком в чужом доме. Понял немного больше, познакомившись с Франком. Я оказался существом исключительно многозадачным, и в одиночку со всеми этими задачами уже не справлялся. Пришлось выкручиваться, а потом сходить с ума от того, что слишком много о себе знаю. Ожидаемые экзистенциальные кризисы на этот счёт накрывали меня, к счастью, не так сильно, как могли бы, возможно от того, что жил я в их пору в Шамхуме, и был несколько более стойким существом, чем обычно бывал в Ехо. Сложно быть настолько активным наваждением, что тебя аж несколько. В смысле, не быть сложно, обычно вы просто друг друга не трогаете и машете ручками в зеркалах. А осознавать собственную реальность и настоящность что ли. И с этим, как я понимаю, все уже по разному справляются.       А я в плане принятия таких штук о самом себе халявщик страшный, в смысле, у меня, в отличии от всех этих господ, распиханных по зеркалам и иным реальностям, есть сэр Шурф, и я радостно вываливаю всякий подобный ужас с больной головы на здоровую. Потому что он обычно достаточно убедительно может сделать и мою голову здоровой в конкретном данном вопросе. — Ты же и сам понимаешь, что ничего не меняется, не так ли? И всё это не делает менее реальным непосредственно тебя. Дополнение, но не замена. Ничего страшного. А что в зеркалах иногда друг другу машете, так ничего такого в этом и нет. Про некоторых магистров эпохи орденов вон говорили, что они со своими отражениями вовсе разругались и гадили друг другу исподтишка, А ты сам с собой, даже не совсем собой, вполне можешь договориться, — Шурф взирал на меня с бесконечным терпением родителя трудного подростка, каким несомненно иногда себя ощущал. От жалобного блеяния на тему того, есть ли я вообще, я воздержался только усилием воли, поскольку это было бы не только жалобно, но и глупо и бессмысленно.       К своему счастью, я не умею переживать об абстрактных вещах долго, успокаиваюсь вскоре, как получаю ответы и отвлекаюсь на что-то ещё. А в своём собственном выдуманном городе, где ещё столько всего не свершено — тем более. Надо бежать, делать, совершать, тянуть на прогулку всех своих друзей, Шурфа — оособенно, а как прикажете создавать другую реальность, если сомневаетесь в собственном бытие? Вот тот-то и оно, что никак. Вот и приходится как минимум на несколько лет эти сомнения задвигать. Оно и к лучшему, пускай.