Тëплая осень

      Франк устанавливает камин в своей кофейне исключительно как новую декорацию для чужих историй, такую специальную для длинных дождливых вечеров. Сидят вокруг него кто в креслах, кто на подушках, как удобно, Франку не жалко. Триша жалеет, что Макс этого наверняка не увидит или увидит нескоро — давно он тут не появлялся, как стал не нужен этому миру для дальнейшего развития. И вроде это правильно, но жаль — сил нет как. — Мне кажется, правильно это не всегда хорошо, — говорит она, счищая кожуру с ароматных яблок. — А хорошо не всегда правильно, ага, — смеется Франк, который знает, что Триша просто соскучилась. — А играть только по правилам вообще ужас, тоска и мрак — как леденцы из сухой травы, вроде даже не совсем плохо, но даже и близко настоящей сути не передаёт. Поэтому, не переживай, чисти яблоки. Макс на пироги падок, может и занесёт его лихими ветрами. Не зря же мы с тобой тут камин ставили.       Франк всегда прав — ей стоило бы привыкнуть. И Макс приходит, правда, сердитый как стая голодных вурдалаков и долго ругается, практически в пустоту. Ему так легче. Ничего такого, просто устал от какой-то очередной невозможно глупой несправедливости и недоволен итогом очередного дела. Бывает, даже с ним и даже в Ехо, ничего не поделать. Потом всё-таки запоздало радуется и мир радуется ему в ответ, а из новенького камина вырывается сноп разноцветных искр, мол, давай знакомиться, сэр Вершитель. — Сам не знаю, как вообще решил сюда прийти и как собственно пришёл. Просто пришла в голову мысль, что соскучился — сил нет, и устал до кучи, и я тут, практически само вышло, — Макс рад, это слышно. Абсолютно не планировал делать то, что делает, но ничуть об этом не жалеет. Как ему, в сущности, и положено. Он уплетает за обе щеки пироги с давешними яблоками и смеëтся. Триша просто ему рада, как только может быть рада кошка любимому гостю. — И всё же, с камином что-то не так, — говорит Франк, оглядывая новое приобретение. — Он какой-то недостаточно наш. Разрисовать его что-ли или украсить чем-нибудь?       Он спрашивает вникуда, но смотрит, конечно, на Макса. Как будто просит персонально для него доделать вот именно этот вот кусок реальности, который про камин в его кофейне. Неплохой камин, но не идеальный. Так что теперь они сидят задумчивые втроём. — Может, украсить его зеркалами, как зонтики? — предлагает Триша. Это кажется глупым, но ей хочется что-нибудь сказать, и её, конечно, никто не упрекает. И они даже всерьез обсуждают эту идею несколько минут. А потом переключаются на красивые камни, на чугунных кошек, как способ порадовать Тришу, и ещё, и ещё, и ещё. — А ты как думаешь, что не так с камином? Что нам такого хорошего с ним сделать? — спрашивает Макс появившегося Шурфа ровно на несколько мгновений раньше, чем оборачивается к нему. Шурф едва заметно мягко улыбается, подходя ближе и опускаясь на подушки рядом с Максом. — Поставь на него свои часы, тут им самое место, — говорит он Франку. — И добавь пару книжных полок.       Кошек они в итоге делают тоже, потому что почему бы и нет. И Макс находит в карманах цветные сияющие камушки, которые становятся для животных глазами. И Триша рада так, как будто это и правда только ей всё красивое такое.       А потом за окном льет ливень, и от этого в доме становится безумно уютно. Скорее всего, ливни здесь только для этого уюта и существуют. Франк вместо кофе варит глинтвейн, такой пряный, что аж немного острый. И слушает взамен очередную бесконечную историю про жизнь в Ехо. Часы на камине и правда оказываются очень кстати. А потом они не менее кстати уже когда Франк с Тришей аккуратно выходят из комнаты, а Шурф с Максом остаются сидеть в обнимку у огня. Потому что там, дома, у них всегда было не так уж и много времени, и только тут — персональная вечность для разговоров, для прикосновений. Право быть самими собой, без тех личин, что наклеил любимый мир, без орденов и дел государственной важности.       Макс, слегка пьяный и расслабленный, откидывается на чужое плечо и завороженно смотрит на огонь. Шурф тихим голосом читает стихи, просто потому что всё вокруг к этому располагает, потому что говорить о жизни за пределами конкретно этой вечности не хочется совсем. Они ещë успеют наиграться и в эту игру, и в миллионы других. Самое главное, что всё то, что между ними — не часть игры, а часть того, что и есть настоящая суть. Часы на камине надëжно держат время в узде, а всё происходящее в тайне от тех, кто за порогом.