Virhe

Нашел. Он хочет меня забрать? Он о чем то знает? Черт возьми, как же страшно. — Oletko etsinyt minua? (Ты меня искал?) — — Kyllä, ja melko pitkään (Да, и довольно долго) — — …э… — Россия забыл про еще один аспект. И кажется, сейчас он проявился во всей красе. Он забыл слово и теперь не знает что делать. — Haku… En tiedä… Miksi? (Искать… Я не знаю… Почему?) — — Mistä olet kotoisin? (откуда ты?) — — Mistä näit minut (Оттуда где ты меня видел) — — Tiedän vain Pohjois -Karjalan (Я как раз знаю северокарельский) — — Jatkeetaankö? (Продолжим?) — Русский понял, что это была за пародия на финский. Северокарельский. Теперь он точно влип. Не зная, куда деть взгляд от стыда, тот просто смотрел на падающий снег. Этот финн пальцами провел по щеке. Как раз там, где должен быть флаг. — Можешь не притворяться, я тебя видел несколько раз с отцом на собраниях. Ты, конечно, изменился, и причем в хорошую сторону, но не настолько, чтоб я тебя не узнал. — — Miksi luulet niin? Tämä on testi? (С чего ты взял? Это проверка?) — — Да успокойся ты. Здесь не советский союз, на расстрел или в гулаг не отвезут. Но пытки будут. Русских здесь не любят. Ты ведь явно здесь шпионишь, верно? — — Ах если бы… — Если вдруг он спросит про причину, Россия поникнет сразу же. Желания рассказывать после того раза вообще нет. Уже хватило. — Следящий за порядком? — — Нет. — — Тогда для чего тебя сюда послали? — — Я сам захотел сюда приехать. — — Тебя бы никто не отпустил, не вешай лапшу на уши. — — Я дезертир. — — Чтоб отпрыск союза и отлынивал от армии? Чтоб это допустил Советский? Не поверю. — — Не верь. — — Значит поедешь сейчас в тюрьму и узнавать буду уже не я. Скажи реальную причину. — — Да он меня достал по горло, я не могу так жить, и то что я сбежал он узнал не сразу, и везде теперь по радио объявляют, что я пропал. А я обратно ни ногой. Если не жалуешь меня на своих землях, я поеду куда-нибудь дальше. Не задерживай меня. — — Почему именно эта территория? — — Куда ещё? Все приграничные страны охраняются русскими, что Польша, что Германия. Про прибалтику, где теперь только русские на улицах, я вообще молчу. Мне осталось идти лишь сюда. Надеюсь, я ответил на твои вопросы, я пойду. — — Не пойдешь. — Финляндия стряхнул снег с волос русского и поправил выбившиеся прядки. А после и вовсе улыбнулся, глядя на озадаченное выражение лица. — Прогуляемся? — — Ты сейчас серьезно? — — Ну да. Тем более, сейчас ты не в том положении, чтобы отказывать мне — — Пользуешься? — — Несомненно. — Финн в очередной раз усмехнулся и взял за руку раздраженного парня. — А теперь… Я покажу тебе окрестности. — Через время Россию не столь сильно раздражало общество нового знакомого. Оказалось, что все то многообразие мест, которые он видел — малая часть огромного города. Парень изрядно устал прыгая по этим чертовым сугробам, дабы добраться до очередного памятника или чего-то подобного. Красиво, конечно, но это все так далеко находится. И везде много различных людей. С одной стороны, нельзя показать врагу слабость. С другой — его не держат ноги. Как же русский облегченно вздохнул, когда Финляндия сказал, что экскурсия окончена. Людей почти не стало, уже достаточно поздно. В ушах стояла громкая тишина, ощущение пустоты. Даже хруст снега под ногами ее не рассеял. Все казалось безумно далеким, не видно ни домиков, ни деревьев. Горизонт, черное небо и белый снег. Идти без протоптанных дорожек трудно, но сейчас русского радует, что он наконец идет домой. Дом… Так просто назвать дневную ночлежку домом. Но как такового дома у него нет. И навряд ли будет. Россия и забыл, что подле него идет некий человечек, который одним щелчком перечеркнет его жизнь. Так спокойно. И так России не нравится, когда это спокойствие нарушает этот чертов финн, беря за руку. И вновь дальняя дорога, они не говорили особо, да и нет тем. Меньше разговоров — меньше о тебе знают. Отвратное чувство окутало с новой силой. Где он сейчас? Чего добился, когда уехал? Стоило ли? Что ему делать теперь? Если о нем знает один человек, значит будет знать другой. Завтра тот уедет из страны. Должен уехать, пока не стало слишком поздно. Вдали виден частный сектор и гостиница. Через десять минут они дойдут до места русской радости. Фонари освещают падающие снежинки, бушует ветер, кажется, началась метель. Особенная, зимняя, спокойная ночь. Зажженные окна горят желтым светом, а вдали такая же холодная зима. Прогноз погоды не утешает. Обещают -34, это не так много, но довольно холодно. И вот они дошли. Дежурное прощание, русского оно вовсе не радует. Этот мужчина к нему слишком добр. Слишком. Это вызывает страх и недоверие. Люди не могут быть такими добрыми. Это сборище жалких лицемеров, в мире не существует добра. Если его не убили сейчас, значит убьют потом. Самыми изворотливыми и ужасными методами. Тогда, когда он будет доверять всецело. — Hyvästi, söpö (прощай, милашка) — Желание плюнуть в лицо переполняло и сердце и душу, но Россия сдержался, и лишь раздраженно кивнул головой. Если все финское общество так себя ведет, русский просто схватится за голову. Зайдя в гостиницу, тетка, которой платят за проживание злобно посмотрела, тот лишь прошел мимо. Ему нет до нее дела. Дойдя до кровати, как и в предыдущие дни, парень уснул без особых проблем. Эта чертова усталость… Вновь утро. Русский даже не успел закрыть глаза. Парень надеялся, что сейчас раннее утро. И оказался прав. Четыре часа утра. Пора сматываться. Россия начал собирать все свои вещи в узелок. Вещи, которые ему дали бесплатно на время холодов, одеяло на всякий случай, еду, которую тот не съел вчера и конечно же деньги. Одевшись, тот закинул узелок на палке на плечо и спустился вниз. Судя по картине в окнах, мороз лютый. Пытаясь передвигаться по темному зданию и не освещенной лестнице, тот добрался до выхода. Все тропинки замело, путь будет не из легких. Темная коричневая ночь. Как знакомо. Чертово дежавю. Но, кажется, тут в такое время ходит он не один. Остались единственные следы какого-то человека. По ним, возможно, будет проще идти. Завернув за угол дома, дабы подойти к тропинке, тот увидел того, кого видеть не хотел вообще. Финн же, в свою очередь, не смотрел на него вообще. Его внимание приковано к чудному зимнему небу, снежинками непроглядной тьме. Возможно, русскому так кажется, но глаза светятся особым блеском каждый раз, когда сильный ветер бьет северянину в лицо. Эта улыбка. В руке сигарета, тот видно не торопится. А Россия не двигался. Ни одного движения. Кажется, он даже не моргал. Застыл. Закончив курить, финн посмотрел в сторону младшего и улыбка исчезла с лица мужчины. — Не ожидал тебя увидеть. Куда путь держишь? Не уж то на рынок? — — Тебя это касается в последнюю очередь. — — Зачем ты там вообще торгуешь? Я могу пристроить тебя куда по лучше. И получать ты будешь больше. — — Могу ли я отказаться? — Финляндия засмеялся, а после прокашлялся, будто этого не было вовсе. — Ты конечно же имеешь право выбора, у нас же не СССР. Я могу лишь предложить сделку. Ты работаешь на меня, а я делаю так, что о твоей тайне не будет знать ни один человек. . Включая тех карелов. — — Ты про кого? — — Ты сам это знаешь. — Диалог поставил в тупик. Откуда он вообще знает про карелов? Но выбора у него всё-таки нет. Точнее, на словах он есть. Но по факту… — Я согласен. — — Чудно. — Финн начал путь, Россия поторопился за ним и вскоре те стали идти в ровень. И вновь шумная тишина. Слышно даже стук собственного сердца. Страшно ли? Очень. Знает ли он, что будет потом? Нет. Надеется на авось, как это принято. Рано или поздно он за это поплатится. Сегодня странный день, возможно, приближается весна? Бред. Но утро пришло раньше, чем ожидалось. Серое и мрачное небо, угольные деревья, крик каких-то птиц и безлюдное снежное поле. Идти довольно долго, потому Финляндия и Россия поехали на оленях. Если быть точнее, на упряжке. Россия смотрел лишь по сторонам, невиданные места, хоть и такие мрачные, но по своему необычные. Ехали долго и муторно, город и вправду очень большой, но приехав наконец на нужное место те молча пошли к трехэтажному зданию. Внутри никто не смотрит. Всем, кажется, все равно. Люди погрязли в собственной рутине и трясутся лишь за свои шкурки. Отвратно. Парень просто шел за знакомым и дошли те до какого-то кабинета. — Будешь переводчиком. Какие языки знаешь кроме русского и финского? — — Немецкий, французский… Языки всех входящих в мою семью. — — Славно. Твой кабинет семнадцатый. Через время тебе принесут то, что нужно переводить. — — От руки я так понимаю? — — Да. Каждая статья, газета, донос на отдельном листочке. Если листов несколько, соедини скрепкой. — — Есть правила оформления? — — Пиши вольно, я потом сам скажу что стоит изменить. Теперь иди. — У России осталось еще пару вопросов, но кажется, отвечать на них не очень хотели. Искал кабинет тот недолго. Он через два кабинета. Рядом. Стопка уже лежала на столе. Тот принялся читать документ. Все на чистом русском. Как просто… Переписав добротную часть, как после понял русский, доноса, тот понял, что рука сильно устала. Это не есть хорошо. Через время, через боль стало проще писать. Пока что попадались только немецкие и русские тексты. Перевести их не было особой проблемой. На перепись стопки ушло около шести часов. А вот что делать со стопкой никто не сказал. Выйдя из кабинета, тот увидел многих других, как девушек, так и мужчин. И все смотрели на него осуждающим видом и некой злобой. Не хотелось смотреть им в глаза, но опускать голову — признать поражение. В ответ русский старался смотреть с таким же осуждением и отстранённостью. Две девушки с светлыми волосами в пучках, подведенными синими глазами казались лучшими подругами. У одной разве что черты лица грубее, нежели у второй, а одеты те были похоже — шарфик, бадлонка, юбка и туфли. Еще одна дама одета в бежевое платье и поверх белая шаль. Мужчины же практически в одинаковых костюмах, отличаются лишь оттенки. В общем, он вообще не хотел их запоминать. Россия обошелся одеждой и примерным телосложением. Спустя некоторое время к группе людей подошел Финляндия. Зачесанные волосы, вылизанный вид. Аристократ, черт его подери. Тот представил нового человека в коллективе. В его адрес последовали лживые дежурные улыбки. Его ненавидели, даже не зная, кто он по национальности. Стоит ли думать о том, что будет, если они все же узнают? Россия спросил, куда относить переведенные документы, и теперь предстоит задача перетащить все в кабинет на третьем этаже без лифта. Разделил парень на две стопки одну и каждую стопку поместил на одну руку. Дверь пришлось открывать ногой, а за перила нечем держаться, но ему не пришлось ходить туда сюда два раза. Принеся все документы к какой-то женщине преклонного возраста, что даже не посмотрела на него, тот положил их на стол и ушел. Рабочий день для него закончен и он может идти домой. На лестничном пролете со второго этажа начала звенеть сигнализация. Неприятный звук, напоминающий школьные звонки, только хуже. Все собрались в коридоре перед выходом, пропуская вооруженных хранителей порядка в здание. — Mitä tapahtui? (Что произошло?) — — Toimisto louhitaan jonnekin. Pahimmassa tapauksessa rakennus räjähtää. (Какой-то кабинет заминирован. В худшем случае здание взорвется.) — Ответ неизвестного Россию слегка напугал. Он не хотел лишиться своей шкуры, а потому поддался всеобщей панике и давке. Окна и двери закрыты, их никто не может открыть, а в единственную проломанную дверь пытаются вылезти люди. Страшно. Чем-то напоминает военное время, когда все уезжали подальше. Неизвестность отдавалась глухим ударом в сердце, руки неимоверно тряслись. Какая-то толстая тетка застряла, ее не могут вытащить. Она заблокировала единственный выход. Вентиляции нет, щелей как таковых тоже. Выход на крышу закрыт. Когда-нибудь закончится и воздух. Вооруженные силы ничего не могут сделать с заминированным кабинетом. На удивление, это как раз кабинет русского. Он ничерта не удивлен. Один недоверчивый взгляд сменился на всеобщее осуждение. Русский, по их мнению, либо являлся террористом, либо покрывал его. Делать ему нечего, либо умрет в тюрьме, либо под завалами этого здания. Мелкими шажками тот пытался пробраться внутрь, держась ближе к проемам, дабы в случае обвала не сдохнуть. Подойдя к кабинету, тот увидел, что внутри никого нет. Странно. Стоило ли идти? Нет. Похоже ли это на самоубийство? Да. Станет ли что-то предпринимать адекватный человек? Россия не знает. Но в его планах сегодня умереть, и на смерть он пойдет первый. Внутри разобранный аппарат, но таймер продолжал тикать. Что-то здесь неправильно. Все держится на проводках. Знает ли он эту систему? Нет. Но попробовать можно. Бомба неизвестного вида, обычно у нее совершенно другая начинка. Здесь… Провода? Прикреплены два красных провода, точнее четыре… Или все же два. До взрыва оставалось сорок секунд. Что ж. Взяв нож, спрятанный в сапоге, тот перерезал одним движением все провода, а после лег на мину. Либо она взорвется, либо все хорошо. Ничего не происходит. Поднявшись, тот посмотрел вперед. Огромная куча военных видна, если посмотреть в окно… Обреченно вздохнув, тот повернулся. На него с удивлением смотрел все тот же финн… Мужчина оценочно глянул на нож, провода, панику и страх в глазах парня. Россия молча убрал нож в чехол и отдал Финляндии и ушел к людям. Окна смогли открыть как и двери, однако, единственным подозреваемым оказался Россия. Недавно работает, неизвестного происхождения, без документов русский сидит перед двумя вояками в форме, что расспрашивают о каждом его шаге. — Mitä teit kello 7.50? (что вы делали в 7:50 утра?) — — Istui vessassa (В уборной сидел) — — Mitä olit tekemässä siellä? (Что вы там делали?) — — Mitä ihmiset tekevät wc: ssä? (Что делают люди в туалете?) — В комнату допроса зашли две недовольные дамы на каблуках, зло глядя на парня. — Hän on joka tapauksessa terroristi. Hän on karjalainen. (Террорист в любом случае он. Он же карел.) — — Minäkin luulen niin, paitsi häntä ei ole ketään. (Я тоже так думаю, кроме него некому.) — Усатый мужчина глянув на девушек кивнул и схватил Россию, заломил руки и повел в камеру. В общем не так уж и плохо, тут хотя бы тепло. Камеры двухместные, с русским в камере какой-то внушительный мужчина, он спал, а потому до него дела особо то и нет. Вещи остались там, потому при нем даже денег нет. Сейчас нужно как-то выбраться и уехать как можно дальше. Россия клянется, что он уедет из этой отвратной страны, отношения как к врагу ему по горло. Вдали слышен звон ключей. Какого хрена он постоянно появляется. — Выходи. Потом объясню ситуацию. — Хоть где-то он оказался полезен! Хоть где-то! Русский наконец сможет уехать! Воодушевленный парень радостно следует за спокойным, как всегда кажется, мужчиной. Выйдя из тюремного помещения, те пошли в сторону таких же бескрайних, тусклых и серых полей. Кажется, виден на горизонте дом. Почему-то один. Обычно, они стоят большими кучами, но это уже не русскому решать. Когда те стали идти в сторону домика, Россия додумался, что это дом Финляндии. Внутри вполне уютно, очень тепло, а еще здесь много различных ковров, как в советских квартирах, но узоры иные и расцветка ближе к голубым тонам. Пройдя на кухню, финн поставил чайник на плиту и пирог греться. Сам же сел напротив русского. Парню непривычно сидеть так… Близко. — Начнем? — — Да. Как ты понял, тебя оправдали. Я решил заняться этим. Может быть ты не помнишь, но ты вырубился и без сознания провел три дня. Я стал спрашивать у уборщиц кого и где она видела, возможно в окне или где-то еще. Я нашел человека, который подложил эту мину. Его же подговорили три человека. Вильям, Нико и Алиса. Эти имена явно тебе ни о чем не говорят, но Алиса сделала все, чтоб тебя посадили. Одна из дам, которую ты видел на допросе — это она. Участников террора посадили. Поэтому ты чист. — — Заморочился. Зачем я тебе? — — Ты хорошенький — На непонятливый взгляд мужчина шутливо улыбнулся и снял кипящий чайник с плиты и подогретый пирог. Положив на две тарелки по кусочку пирога, тот налил чая и поставил на стол. Либо он вкусно готовит, либо Россия и вправду три дня нормально не ел. Съев пирог, тот в три глотка осушил кружку чая и так же торопливо ушел мыть за собой тарелку, под возмущение медленно жевавшего финна. — Я бы сам, руса, я же пригласил тебя на чай. — — Ты не приглашал. Ты повел — — Тем более. — — Что за странная привычка, называть русских «русами» я это и в Карелии кажется слышал? — — Это пошло с 42 года как раз таки в Карелии. Я и карелы не очень то любят русских, это их, так скажем, обозначение. — — Недоброжелательное, верно? — — Уловил, извини, больше так называть не буду. — Россия кивнул, после чего надумал уходить. Стоит забрать вещи и сматывать. Но у Финляндии есть другие планы. — Ты остаешься жить тут, дабы какая нибудь еще одна крыса не подставила тебя. — — Я сам справлюсь. — — Не справишься. Ты слишком наивен. — — Кто бы говорил. — — А в чем моя наивность? — — Ты не следишь за собственным врагом. — — Я тебе доверяю, потому что знаю, что ты хороший человек. И этот нож, который ты забрал обратно когда я отвернулся, ты вонзишь точно не в мою спину. — — Ты видел… — — Ты так мило смущаешься. — — Что? — Озадачивать каждый раз серьезного парня было весело, ведь каждый раз Финляндия чувствовал маленькую победу. Он останется на стороже, а пока что, финн просто погладит русского, а после обнимет, создав иллюзию, что все хорошо