Кровь моя теперь сильнее, чем сталь

Когда Драко увидел первые лучи солнца, поднимающиеся над Хогвартсом, он едва сдержал слезы. Это было, в конце концов, очень глупо: плакать из-за того, что все закончилось. Он ждал этого момента три года — и теперь, когда все действительно было кончено, Волдеморт был мертв, а Поттер победил, он, Малфой, начнет плакать? Нет уж, хрен там. Драко засунул палочку в карман джинсов, из другого кармана вытащил пачку сигарет, закурил и чуть не подпрыгнул на месте от веселого голоса: — Развлекаешься, Малфой? Разумеется, это был Уизли. — Нет, блин, тебя жду. Что надо? — Грубо, — фыркнул Уизли и встал рядом. — Дай закурить. Драко даже не удивился: в конце концов, именно представитель семьи Уизли приучил его к маггловским сигаретам. Правда, это был один из близнецов, а не Рон, но это уже не имело значения. — Джинни говорила, что ты помогал им в этом году. — И когда вы успели пообщаться? — Драко неосознанно поморщился. — Да, я участвовал в их вылазках. Не могу сказать, что у них были потрясающие идеи, да и организация весьма страдала, но… Уизли закатил глаза. — Она сказала, что ты был чертовски хорош. — Она это сказала? Поверить не могу. Мне она говорила только, что я не справляюсь. — Она всем это говорит! Не бери на свой счет. Когда мы с ней встретились, она сказала, что мы могли бы прийти к вам на помощь и пораньше. А мы с Гарри, знаешь, тоже не херней страдали. Это было удивительно: общаться с Уизли вот так спокойно, после всего, что произошло этой ночью. Уизли словно мысли прочитал: — Так странно, правда? Общаемся, будто ничего не произошло. Драко только плечами пожал — что тут скажешь. Вся его жизнь была странной. Еще с того момента, как Шляпа выкрикнула: «Гриффиндор!», и все ученики и преподаватели в Большом зале в полнейшем молчании наблюдали, как Драко Малфой поднимался с табурета. Но на самом деле, все полетело к чертям намного позже — когда на пятом курсе Драко Малфой умудрился влюбиться в Рона Уизли. Уизли с Поттером тоже учились в Гриффиндоре, и их курс, который даже учителя называли «бешеным», раскололся на две неравные части: Драко Малфой — и все остальные. Лучше всего Драко поладил с Невиллом, хуже всего — с Поттером, а с Уизли у них был вооруженный нейтралитет. Держался этот нейтралитет в основном за счет того, что они лучше всех на курсе играли в шахматы; и если бы не Драко, Уизли бы от скуки на стенку полез — все остальные их однокурсники едва представляли, что такое шахматная доска. Так дальше и повелось: днем Драко общался с Невиллом, вечером играл в шахматы с Уизли, а на тренировках по квиддичу пытался поймать снитч быстрее Поттера, чтобы выйти из запасных игроков. Удалось ему это только на пятом курсе, когда Амбридж выперла Поттера из команды. Но звездный час Драко Малфоя не удался: слизеринские загонщики сбили его с метлы в первые десять минут матча — все присутствующие признавали, что охотились они исключительно за Малфоем. И вот тогда-то Драко и попал. Он провалялся в Больничном крыле с неделю — и каждый вечер к нему приходил Уизли. Первые пару дней они даже не могли играть в шахматы — Драко слишком плохо соображал — но Уизли все равно приходил, таскал сладости и болтал о всякой ерунде. А потом Уизли показал ему, как вызывать патронуса. — Тебе пригодится, Малфой, — сказал он тогда. И Драко патронус действительно пригодился. Но сначала он несколько недель не мог его создать: магической силы у него было хоть отбавляй, но никаких хороших воспоминаний у него не оказалось. В те недели он многое переосмыслил, о чем-то даже говорил с Уизли, который искренне пытался помочь, и тогда понял, что ничего счастливого в его жизни и не было. — Тогда представь, — сказал Уизли, — чего плохого в твоей жизни не случилось. И Драко представил: он идет по стопам отца и поступает на Слизерин; он получает место в команде по квиддичу не потому, что он самый лучший ловец, а потому что его отец купил метлы всей команде; у него нет друзей — у него нет тех, кого он считает равными себе, потому что Кребб и Гойл таскаются за ним, как привязанные; он не играет в шахматы с Уизли, потому что Уизли даже не смотрит в его сторону; он издевается над толстяком Лонгботтомом и никогда не помогает ему с зельеварением. Он принимает Черную метку. Он преклоняет колени перед Темным Лордом. Он пытает круциатусом своих однокурсников. Он убивает. Но Распределяющая шляпа кричит «Гриффиндор!». Его патронусом оказался лабрадор. Уизли хохотал до слез. На седьмом курсе Драко не раз приходилось вызывать патронуса; он даже научился передавать сообщения с его помощью. Но теперь он вспоминал не Распределение — теперь он вспоминал смеющегося Уизли и эйфорию, захватившую Драко после того, как ему впервые удалось вызвать патронус. «Ты боишься самого страха» — сказал Люпин Гарри. «Ты счастлив из-за того, что можешь чувствовать счастье» — сказал Уизли Драко. Теперь они с Уизли стояли посреди разрушенного двора в Хогвартсе, смотрели на поднимающееся рассветное солнце и курили. — Я рад, что ты сражался с нами, — сказал Уизли. А затем протянул руку и коснулся его плеча. — Рад, что ты был с нами. Но знаешь, я бы все равно не смог тебя ранить или тем более убить, если бы ты был на их стороне. — Думаю, это несправедливо, — Драко пожал плечами. — Факультет определяет нас, наш выбор. Я не сражался против тебя только потому, что поступил на Гриффиндор. — Нет, — Рон покачал головой. — Ты не сражался против меня, потому что ты — это ты. Рон замолчал надолго, смотря вдаль, а потом вдруг сказал: — Я проходил распределение последним. И Шляпа предложила мне Хаффлапафф, потому что все детство я мечтал о том, чтобы быть просто Роном — не младшим братом лучшего на курсе Билла, классного Чарли и знаменитых близнецов Уизли. А просто Роном. Шляпа сказала мне: если пойду на Хаффлапафф — смогу получить все, о чем желал. Друзей, дружную факультетскую семью, поддержку, уважение. И я хотел, действительно хотел этого. Но потом я посмотрел на стол Гриффиндора и увидел вас с Гарри. Вы были вынуждены сидеть рядом и смотрели друг на друга так, что, казалось, драка была неизбежна. И тогда я подумал: «без меня эти двое не справятся». И выбрал Гриффиндор. Драко не знал, что ответить. Он был рад, что Уизли пошел на Гриффиндор — без Уизли это все не имело бы смысла. А потом вдруг Драко понял, что именно это Рон и пытался ему сказать. — Так значит, все дело не в факультете, а в тебе? — Нет, Драко, — Рон рассмеялся, называя его по имени. — Все дело в тебе. — Я не понимаю. — Потому что ты, Малфой, дурак. Тут же все очевидно: дело не в том, что ты пошел в Гриффиндор, не в том, что ты стал моим другом. А в том, что тебе хватило смелости — пойти наперекор мнению отца, наперекор предрассудкам, которые с детства вбивались в твою голову, наперекор своему страху и своей неуверенности. Вот, почему мы сейчас стоим здесь, понимаешь? Драко кивнул и посмотрел на Рона. Рон улыбался; его волосы казались еще более рыжими, чем обычно; в его глазах блестело рассветное солнце. — Да, — сказал Драко. — Ты, пожалуй, прав. Я смелый. А потом сделал шаг вперед — и поцеловал Уизли.