Frost Spider vs. everyone.

— Человек-паук — кто он? Искатель славы или безжалостный убийца? Сейчас мы с вами… Питер тихо скрипит зубами, не желая всё это слушать, поэтому выключает телевизор, кидая пульт на диван, и выходит из комнаты. Это становится невыносимо. Каждый день почти одно и то же, разница не велика. Допросы, мало чем отличающиеся друг от друга, на которых его пытаются подловить, чтобы обвинить во всём на свете. Только не могут, потому что он ничего не делал. А люди Мистерио очень хороши, раз сумели всё это провернуть так быстро и ловко. Паркер по пальцам рук может пересчитать тех, кто ему верит, и то парочка не согнутых останется. Сейчас даже не верится, что раньше многие возносили Человека-паука на уровень Мстителей, ведь с недавних пор всё с точностью до наоборот. Его ставят на один уровень с теми, против кого он столько лет бился. И ради чего? Чтобы первому же слуху поверили и прогнали его через ад? От этого хочется кричать, бить подушку и задыхаться от бессилия. Ему не верят. Ни одному его слову не верят. Люди предпочитают слепо верить лжи, обвиняя в убийстве его самого. Питер стерпел бы это, даже наплевал бы, если бы не одно «но»: его семья, близкие и друзья подвергаются тем же допросам, что и он. Они стали такими же изгоями общества, что и он. Они под подозрением также, как и он. Они страдают, а виноват он. Паркер всегда пытался скрыть свою личность, чтобы никогда такого не случилось. Когда люди не знали, кого во всём винить, было намного легче и безопаснее. Но только им стала известна личность… в опасности оказались все, кто когда-то по глупости связался с ним. Питер не хотел такой участи Мэй. Никогда не хотел. Она ведь стала для него всем, а он её затянул в такую яму, из которой так просто не выбраться. Паркер не хотел подставлять Неда. Лидс же только школьник! Какие допросы, подозрения в чём-то ужасном? Он же такая же жертва обстоятельств, чуть не пострадал от дронов в Лондоне! Ему бы сейчас учиться и учиться, но из-за него, Питера, это всё с треском рассыпается, когда их снова ведут на допрос. Паркер просто не выносит всего этого. По ночам кошмары, где мелькают воспоминания о войне, на которой он потерял ещё одного близкого человека. Словно родителей и дяди Бена было мало! Только всё это сменяют иллюзии Мистерио и фраза, засевшая глубоко внутри, причиняющая боль. «Если бы ты был настоящим героем, может, Тони остался бы жив?». Может, так бы и было. Морган не лишилась бы отца, а с Мисс Поттс, точнее, Миссис Старк сейчас был бы муж. Тогда бы и мир не знал Мистерио, был бы в безопасности и под защитой. Получается, все беды от него? От того, что он здесь есть? Глупости, конечно, и бред ещё тот. Это же Бек наталкивал его на такие мысли, а ему было выгодно, чтобы он умер. Причём, не просто выгодно, а Квентин всячески содействовал этому. Нельзя верить злодеям, Питер уяснил это уже давно. Только почему-то сейчас кажется, что толика истины есть в словах и действиях Мистерио. Можно убрать одно звено из цепочки, и бо́льшая часть проблем его близких исчезнет. Не будет Человека-паука, то есть Питера Паркера, Неда не будут дёргать на допросы и дадут нормально жить, доучиться и дальше идти, Мэй сможет спокойно продолжать работать в приюте, строить личную жизнь с Хеппи, который, кажется, любит её. У них всё наладится, ведь со временем люди забудут про него, про Квентина, про всю эту ситуацию. Так почему бы и нет? От этого станет легче всем, ему в том числе. Его руки и так опускаются с каждым днём, когда глаза кое-как открываются после кошмара. В голове иногда мелькают мысли о том, как хорошо, что доктора Стрэнджа и Тора не могут связать с Питером Паркером, а то и им ещё проблем бы доставил. Не хочется этого, ведь на их плечах лежат куда более важные дела не одного мира, чем какие-то допросы полицейских.

***

Питер смотрит с натянутой улыбкой на Мэй, что суетливо пытается собраться. Кажется, Хэппи забирает её на свидание. Паркер не особо слушал детали: знает и без того, что какое-то нормальное свидание у них не получится из-за него. Точнее, из-за дурной славы, тянущейся за ним. — Я ушла, милый. Ты точно будешь в порядке? — с беспокойством спрашивает Мэй, останавливаясь около него и заглядывая ему в глаза. — Конечно. Как и все дни до этого, — тихо смеётся Питер, поднимается на ноги и крепко обнимает её. — Насладись и отдохни там. Передавай Хэппи привет. — Хорошо, Пит, — кивает она, поцеловав его в щёку, и направляется к двери, всё оглядываясь на Паркера. Что-то не так, но что? Почему именно сейчас кажется, что с её ребёнком что-то не так? Нужно будет узнать ответ вечером, когда она вернётся со свидания. Нужно будет! — Пока, Мэй, — закрывает за тётей дверь Питер и прислоняется к стене спиной, выдыхая. Главное дело сделано. Мэй ушла и в ближайшее время точно не вернётся. Несколько часов у него есть, чтобы завершить дело. Лучше бы, конечно, не дома, не там, где тётя так быстро всё поймёт и увидит, но вне стен квартиры это всё узнается моментально. Так что сейчас выход лишь один — ванна. Холодный кафель почти не ощущается под босыми ногами. Паркер просто уже не желает даже думать об этом, как и о том, что футболку следовало бы снять. Он залезает в ванную прямо так, в одежде, а после включает холодную воду. Или ледяную, но и она перестаёт почти ощущаться, когда Питер привыкает к ней. Так спокойно становится, умиротворённо, словно все беды позади. Хотя, кажется, уже скоро не будет этого «словно», ведь на предплечье ложится неровный порез, нанесённый больше случайно, чем целенаправленно. Из-за дрожи, бегущей по телу от холода, начинают трястись руки, от чего рядом с первым порезом появляется второй — такой же неровный. Кровь начинает течь быстрее, смешиваясь с водой и оседая на его промокших штанах и футболке. Паркер чувствует, как пульсируют порезы, понимает, что регенерация скоро вступит в борьбу за его же жизнь, хотя ему самому этого не хочется. Не в этот раз. Но всё равно всё будет не так, как ему хочется. Так и выходит, ведь вскоре Питер слышит шаги. Почти бесшумные, медленные, словно некто не торопится, а осматривается, осознавая, куда попал. Он знает, что это не тётя, она бы позвала его уже давно, понимает, что кто-то другой, незнакомый и, с большой вероятностью, опасный. Паркер понимает, но не может даже подняться из ванной, так как ноги не слушаются из-за холода. Через мгновение дверь открывается, а Питер думает, что у него галлюцинации начинаются. Видимо, даже пара не очень глубоких порезов дают свой результат, иначе как объяснить то, что перед ним стоит Локи Лафейсон? Тот самый, которого не единожды уже называли мёртвым, а один раз окончательно умершим! Этого не может быть, как и много в жизни, собственно. — Я успел умереть, раз вижу уже тебя, или ты моя галлюцинация? О, нет. Я понял. Ты иллюзия приспешников Мистерио, которым, кажется, всё мало! — нервно смеётся Питер, кривя губы в ломаной усмешке. Только выбираться из ванны всё также не думает. Понимает, что не сможет, зря только попробует, так зачем пытаться? Если это враги виноваты в явлении к нему Локи, то их веселить не хочется, а если не приспешники Бека… всё равно. — Меня много как называли, даже братец, но чтобы так… Отвратительно, однако, когда называют иллюзией какого-то человеческого идиота, канувшего в небытие теперь, — передёргивает плечами Лафейсон, замечая в глазах этого мальчишки мелькнувшее удивление, что также быстро исчезает, сменяясь пустотой. Неестественной пустотой, которой там не должно быть! Это же человеческий ребёнок, пусть по рассказам и не мальчишка уже, но всё же. — Даже если предположить, что ты настоящий, это бред. Что такому Богу, как ты, тут делать? Мы даже не виделись ни разу до этого, хотя я наслышан о тебе, — бормочет Паркер, указывая на него лезвием, до сих пор зажатым в правой ладони, из-за чего Локи морщится. — Ты прав. Мне тут делать нечего, да и я не рвался к тебе, но есть двое, кого беспокоит твоё состояние, особенно после последних новостей, — усмехается Лафейсон, медленно подходя к нему. Подумав, выключает воду, заметив, что она наполняет ванну уже на три четверти. Что же творит этот мальчишка? Что задумал? Хотя это узнать не так сложно, если посмотреть на руки. И это знание от чего-то злит. — Кто? Кому-то разве ещё важно, что происходит с ужасным Человеком-пауком, который убил народного героя и спасителя? — спрашивает Питер, чувствуя, как к горлу снова подкатывает отвратительный ком. Порезы на предплечье начинают затягиваться, что раздражает до невозможности. Только новые нанести не выходит, потому что Локи садится на бортик ванны и забирает из его руки лезвие, развеивая то магией. — Что за фокусы? Чёрт возьми, как же ваша магия и иллюзии уже поперёк горла стоят. Вы бы знали, как я ненавижу это всё! Магию, иллюзии, враньё, допросы!.. — Приди в себя, Паучишка. Что ты тут устроил? Уйти раньше времени решил на тот свет? А о других подумал? — спрашивает Лафейсон, хватая его за ворот футболки и слегка встряхивая, но приходится следить, чтобы тот не ударился головой о бортик. Убийства им тут не нужны. — Ух-ты. Кажется, настоящий. Интересно… а Тор говорил, что ты умер, — бормочет Питер, поднимая на него расфокусированный взгляд, пытаясь всё-таки рассмотреть вблизи. — А ты точно Локи? Или кто-то иной? Лафейсон тихо рычит, отпуская футболку из руки, и прикладывает ладонь к его щеке, мимолётно обжигая её холодом, хотя этот мальчишка и до этого жаром не пылал. Паркер вскрикивает и дёргается, прикладывая к щеке руку, но смотрит на Локи уже более осмысленно, пытаясь отодвинуться подальше. — Что ты здесь делаешь? — О, ты пришёл в себя? Какая неожиданность, — язвительно хмыкает Локи, склоняя голову к плечу. — Тор со Стрэнджем на пару просили проверить, что здесь творится с Паучишкой, потому что на связь он не выходит. — Но почему ты? Ты ведь мёртв! — сглатывает Питер, неуверенно тыкнув пальцем в его бедро. И второй раз для уверенности. — Но ты живой… — Я жив. Меня затянуло в Камень души раньше вас, а потом… Да неважно. Я жив, вот и всё. Меня сюда послали, потому что и братец, и чернокнижник заняты делами мира, — закатывает глаза Лафейсон, но снова смотрит на него, замечая до сих пор шокированный и отчасти напуганный взгляд. — А вот какого чёрта творишь ты, Паучишка? Я тоже наслышан о тебе, пусть и немного, но такого явно не могло получиться. — Я подумал… — начинает Паркер, с трудом прижимая колени к груди, однако его перебивают: — Не ври нам обоим. Ты ни черта не думал. Не умеешь просто. — Я подумал! Умею! — Не-а. Не думал. Не умеешь, Паучишка. — Локи Лафейсон!