Октябрьское рваное

      Ты идёшь далёко, цветами сонными,       Пряной медью трав.       Слышишь: шепчет лес над чужими стонами…       Не. считай. утрат.       Не считай ботинок, оружья, пороха,       Грязно-алых звёзд.       Сны горят тряпья пожелтелым ворохом —       Дым щекочет нос.       Сны о ней. Тебе не рыдать, не щуриться       И не прятать глаз.       …Вот в селе таком-то вторая улица       Названа в честь вас.       Ты не моешь рук, не боишься пачкаться,       А в твоей Москве       У забора жёлтая мать-и-мачеха       Застит белый цвет.       Покидают пули шальные кольты и       Бьют наискосок.       Её косы были такими жёлтыми,       Как речной песок,       И рука твоя до локтя ныряла в них,       К колдовской душе.       Почему же в кроне цветущей яблони       Ты не ищешь вшей?       Почему же с ней всё не так, как с прочими?       Не с седой главы —       Косы эти ви́лись, плелись, морочили —       С куполов Москвы.       За неё, за них ты идёшь карателем       В синеву лесов.       Но гори ты к чёртовой, знаешь, матери,       Золотой песок.       Ты построишь мир, чистотой заложенный,       Ей одной под стать.       Снов не помни, спи на измятом кожаном,       И не жди креста.       Говорят: дурной, увязался с красными,       Индюшачий вид.       Мир — святой собор — вырастает спасами       На твоей крови.       Нынче мнится — пряди святые, светлые       Над гробами жертв.       Ты вчера весь день провозился с петлями…       Значит, будешь жечь?