Три мечты

Граф Эдмунд Стадтфилд прихорашивался перед большим напольным зеркалом. Внимательно, даже придирчиво, он рассматривал свой костюм, пытаясь найти в нем изъяны. Но сегодня слуги действительно постарались на славу: сшитый по заказу пиджак был ровно выглажен и безупречно чист, белоснежная рубашка сияла будто первый снег, а монотонный синий галстук подчеркивал серьезность и респектабельность носителя. Немолодой, но все еще по-мужски красивый граф выгодно смотрелся в простом, неброском деловом костюме; в нем он самому себе казался свежим и полным сил. Один из богатейших людей Священной Британской Империи искренне считал золотые украшения и модные одежды верным признаком личностной деградации и избегал их будто огня. Пусть гниющие заживо развратники прибегают к безвкусному декору: подлинный британский аристократ хорош как есть. Едва слышно скрипнула дверь и в комнату вошла аккуратная и ладная женщина лет тридцати пяти. Обошлась без предупредительного стука, будучи абсолютно уверена, что ее-то хозяин сего поместья примет в любом случае и не будет злиться. Она была маленького роста, носила изящное и закрытое от нескромных взглядов черное платье ниже колен и передвигалась с легкостью и раскованностью господской фаворитки. В до блеска отполированном зеркале граф увидел знакомые и по-своему дорогие ему черты: круглую голову, мягкие черные глаза, короткие волосы вороного крыла и тонкую линию губ. Одна-единственная служанка могла так свободно и непринужденно проходить во все двери его поместья и нисколько не волноваться о последствиях. – Они собрались в гостиной, Эдмунд. Ждут. - Говорила она тихо и почтительно. - И ждут явно с нетерпением. – Спасибо, Нодзоми. Пока я буду в гостиной, вели собирать наши вещи; два-три чемодана, не более того. Завтра мы улетаем в Одиннадцатую зону и, насколько я могу судить, надолго там осядем. Поселимся в Токийском сеттльменте: ты будешь управляющей новенького особняка, а я по случаю осмотрю новенькие шахты. – А я увижусь... - Голос японки дрогнул от невысказанной, но подразумевавшейся надежды. Надежды, прекрасно понятной графу. – Да, я оповестил Каллен и она навестит нас, как только сможет. И не раз, уверен. Сама знаешь, как она нас любит. Счастливая и сразу повеселевшая Нодзоми захотела обнять своего любовника и благодетеля, но Эдмунд ограничился лишь быстрым поцелуем и в спешке покинул комнату. Он слишком долго готовил предстоящую встречу и сейчас не мог думать ни о чем другом; в конце концов, вылет назначен на рассвет следующего дня. У верной и любимой служанки еще будет случай поблагодарить его подобающим образом. За круглым дубовым столом сидели четыре мужчины и одна-единственная женщина: почти что половина Комитета имперской промышленности была в сборе. Перед каждым из них лежали пухлая папка документов, чистые листы бумаги и ручки - внешне это выглядело рядовым совещанием уважаемых предпринимателей Священной империи. Ожидавшие графа Стадтфилда люди были хорошо ему знакомы: со всеми он продолжительное время работал, кое с кем дружил, никому в полной мере не доверял. Словом, он успел достойно изучить тех предпринимателей, с кем ему сегодня предстояло заключить одну из самых опасных и важных сделок в своей жизни. Едва скрыв тяжелый вздох, он уселся в свое кресло и обратился к собравшимся: – Леди и Джентльмены, счастлив видеть всех вас. Наше дело не терпит отлагательств, а времени все меньше и меньше; предлагаю сразу перейти от любезностей к сути вопроса. – Доброго дня, Ваше сиятельство! - Будто бы пропел тонкий мужчина в идеально подогнанном фраке. - Ваша служанка, японка, если не ошибаюсь - само очарование, но Ваш вид радует нас еще больше. Сэр Артур Пим - барон Беркли, как он любит напоминать всем окружающим по несколько раз на дню. Титулярный барон, разумеется, ведь Родные острова давно потеряны, но ему ничто не мешает кичиться этим пустым званием. Безупречные манеры и воспитание подлинного аристократа никогда не мешали "барону" гоняться за все новыми и новыми почестями и прибылями. Такой человек с одинаковым удовольствием ведет непринужденную и даже остроумную светскую беседу о породистых лошадях и разрешает своей охране огонь на поражение по протестующим шахтерам. Он достойно продолжал фамильное дело и содержал в образцовом порядке целую империю шахт и рудников, ни разу не срывая планы Комитета, всегда добиваясь, как он говорил, "британской эффективности" любой ценой. Подобная активность и исполнительность тоже служили Артуру в "благом" деле составления его "наследия", о котором он так трясся и беспокоился. Интересно, на что Пим, этот себялюбивый эстет и надменный пижон, готов пойти ради придачи своему формальному титулу реального значения? – Мудрое решение, Ваше Сиятельство! Второй гость поместья, Уильям Тауэрс. Ведущий медиамагнат страны и, пожалуй, самая публичная личность во всем Комитете имперской промышленности; обаятельный пожилой мужчина в кричащем костюме и драгоценностях неизменно везде и всегда производил фурор. Постороннему покажется, будто у этого очаровательного и озорного седоволосого дедушки вовсе нет секретов от остального мира, ведь он открыт камерам и репортерам как никто другой в Империи! На самом деле за образом добродушного и веселого "дедули" скрывался фанатичный и абсолютный патриот Священной Британии: самый рьяный шовинист из всех известных Эдмунду. Пожалуй, из всех гостей Тауэрс быстрее всего согласится с его планами: стоит ему едва намекнуть на возможность раз и навсегда покончить со всеми врагами Британии, он тут же все поймет. – Дня, вассиятельство. Лишь один человек во всем Комитете мог позволить себе настолько небрежное обращение — Робин Аэлси собственной персоной. Полная противоположность номинальному хозяину Беркли: нездорово толстый и брюзгливый жлоб, действующий на нервы партнерам и тиранящий своих несчастных домашних. Аэлси являл собой грустную, но типичную картину скоробогача: вел полную излишеств и грубых удовольствий жизнь, грозившую свести его в раннюю могилу. Некогда могучие и развитые руки заплыли жиром и ослабли, рос уже тройной подбородок, а бледный цвет кожи позволял предположить... Наличие у Робина деструктивных привычек. Со стороны он мог показаться обыкновенным тугодумом и нахалом, случайно взлетевшим к богатству - и многие делали подобную ошибку, позволяя Аэлси с легкостью их обдурить. Однако граф Статфилд знал, что стремительный взлет железнодорожного магната научил его бдительности, умению просчитывать риски, играть "в долгую"... И опасению в один ужасный день лишиться всего нажитого. Начинавшие свой путь со дна всегда боятся в конце концов туда вернуться - тут-то и можно сыграть. – Рады встрече, Ваше сиятельство. - В унисон проговорили два голоса. Двое оставшихся гостей были близнецами, братом и сестрой Мэллори. Как обычно, они сидели рядом и казались точными копиями: зеленые глаза, ярко-рыжие волосы, длинные носы и пухлые губы. Он, Гарольд, руководил имперскими верфями и сухими доками в Метрополии; она, Эльфгифу, отвечала за перевозки грузов и людей морями и океанами. Они окунулись в мир крупного бизнеса в шестнадцать после “несчастного случая” с их родителями; к ужасу конкурентов, ненадолго переживших Мэллори-старших, близнецы оказались эффективными менеджерами. В свои тридцать с небольшим они, в рамках исключения, включены в Комитет, успели прославиться работоспособностью - и привязанностью друг к другу. Между близнецами наблюдали практически полный симбиоз: никто не видел их спорящими или бранящимися друг с другом; одна смело говорила за другого и наоборот, дела велись к общей выгоде. Их трогательную заботу друг о друге можно обратить в свою пользу: достаточно будет намека, что иное развитие событий будет опасным для кого-то из двоих. Разные люди, разные состояния, способности и навыки, разные характеры - и все они ему нужны. Впрочем, у каждого есть слабость: осталось сыграть на них. – Господа! - Начал свое выступление Эдмунд. Ему нужно сказать многое, но он знает, что перебивать никто не будет. - Сегодня Ее высочество принцесса Корнелия ли Британия встретится на Ниле с фельдмаршалом Европейского Бунда Гансом Липпе. Никаких сюрпризов и внезапных «случайностей» не ожидается: демаркационный договор будет подписан на заранее составленных условиях. Ни принцесса, ни фельдмаршал не пойдут на отчаянную провокацию в последний момент; ими получены весьма... Конкретные указания. Жертвы пограничных столкновений спишут на несчастные случаи и болезни, а гибель принца Кловиса в Токийском сеттльменте решено полностью отнести на счет повстанцев из числа одиннадцатых. И это значит, господа, что между нами и Европой сохраняется мир! В другом собрании, да даже на любой улице Метрополии, это сообщение уже приветствовали бы аплодисментами и криками искреннего счастья. Последние несколько месяцев британцы и их подданные жили в страхе перерастания конфликта между сверхдержавами в настоящую войну: телерепортажи, газетные статьи, сарафанное радио - все било тревогу и, казалось, готовило подданных Карла III к тяжелейшим испытаниям. Теперь же все опасения были сняты и сомнения развеяны: еще один договор обеспечит сохранность мира. Простые люди, обычные британцы и многие аристократы, однозначно обрадовались бы таким известиям... Мертвенно-спокойные лица собравшихся и полное отсутствие у них энтузиазма давали графу надежду. – Дьявол, Эдмунд, - нарушил тишину грузный Робин; его громкий бас, казалось, был бы более уместен в железнодорожном депо, чем на подобном собрании, - вы собрали нас здесь ради этой вчерашней новости? Не верю. Выкладывайте уже главное. – Как справедливо заметил господин Робин, намерение нашего Императора сохранить мир с европейцами Вам уже хорошо известно. Он ожидает, что каждый подданный согласится с его выбором и безоговорочно ему повинуется. Он поверит ему, вернет меч Британии в ножны и сам вернется к дешевым барам и отупляющей рутине повседневности. Но мы знаем с детства, что настоящий британец думает сам за себя, и служит он не монарху, а государству. И если монарх вредит самой Империи, настоящий британец без колебаний встает на сторону второго. Помните что сталось с императором Генрихом X Недостойным, сдавшим Родные острова Бунду? Произнести подобное в неправильной компании означало вызвать на себя всю мощь карательной машины имперского правосудия. В последнее время ужесточившиеся наказания за "оскорбление императорского величества" стали обыденностью и не обходили стороной даже уважаемых и высокопоставленных британцев. Но граф Стадтфилд неспроста долго готовился к встрече: в гостиной были собраны люди, согласные с его утверждением. Пим, Тауэрс, Аэлси и оба Мэллори хорошо видели состояние Карла III; и теперь Эдмунд попросту озвучил то, что уже давно не покидало их головы. – Вам не хуже меня известно, что Его величество слаб и физически, и ментально. Он теряет хватку, он не может ни отомстить за сына, ни решиться на войну, которая абсолютно неизбежна. Он проводит все свое время в личных покоях в компании странных и попросту темных личностей, переложив государственное управление на клику дворян-консерваторов, бесхребетных и жалких людей: когда же император неожиданно появляется, то все становится еще хуже. Его приказы запутаны и никому не понятны, его указы полностью лишены какого-либо смысла, а постоянный рост расходов на дворцовые нужды достиг абсурдных значений. И ведь император никому не дает вмешаться, разобраться в этих запутанных и очевидно фальшивых сметах! – Состояние здоровья Его Величества действительно беспокоит и печалит каждого верного патриота. - Кивнул Тауэрс, для которого подобное национальное унижение было попросту невыносимым. - И нам приходится констатировать, что лучше нашему правителю не становится. Но я не совсем понимаю, к чему вы клоните? – Вы все хорошо знаете историю. Вы знаете, что древние британцы в предвоенный час самостоятельно избирали предводителей; вождей, которым вручались меч, щит и дубовый венок. Мечом они должны были разить врагов, щитом - защищать своих людей, а ветки почтенных деревьев давали им право судить и карать. И избирали они, естественно, самых достойных людей: сильных, умных, талантливых, харизматичных. Не престарелых и слабоумных тиранов, неспособных отомстить за родных... И уж точно непригодных к военному делу. Нет, говорю я вам – на грядущей войне наши войска должен повести за собой в самое пекло настоящий Вождь! – Отк.. откуда такая уверенность, что война неизбежна? - Заикнулся взволнованный Пим. - Вы повторяете этот тезис уже несколько раз и все не спешите его доказать. Ведь Вы сами сказали, что император желает мира! – Призываю Вас ко вниманию. Бунд живет за счет постоянного грабежа "союзных" республик, грабежа откровенного, наглого, жестокого и невосполнимого. С каждым годом ему остается все меньше и меньше добычи и все больше обозленных угнетенных на опустошенных землях. Они проигрывают нам в войне на истощение, а их новые приобретения в Африке и на Востоке только оттянут неизбежный конец... А ведь теперь им еще и гарнизоны там содержать придется. По моим расчетам, которые приведены в лежащих перед Вами папках, Бунду осталось менее четырех лет стабильности... Близнецы Мэлори и Артур Пим поспешили раскрыть пухлые папки; остальные гости продолжили слушать хозяина поместья. Впрочем, информация на бумаге была отлично проработана Эдмундом несколько дней назад: ключевые тезисы и данные подчеркивались и выделялись, фразы были емкими и доходчивыми, а сам он на лету цитировал приведенные в докладе цифры и показатели, демонстрируя превосходное знакомство с данными. Вкратце дело обстояло так: Европейский Бунд менее чем за четыре года столкнется с суровым кризисом промышленности и финансов, из которого у его элит будет только два пути – на фонарь или на отчаянную и решительную войну с Британией. Внезапная и рискованная атака Бунда способна нанести чудовищный урон Империи: будут уничтожены порты, верфи и корабли; пострадают железные дороги и депо; будут разбомблены шахты и затруднена добыча и транспортировка любых ресурсов. Империя может выиграть и в таких неблагоприятных условиях, но победа будет тяжелой, сопряженной со множеством жертв. Жертв в том числе и от них, здесь собравшихся: их капитал изымут и с его помощью восстановят уничтоженное. Праздновать вероятную победу придется со слезами на глазах и с книгой расходов в руках. А ведь Империя может и проиграть, что моментально обесценит любую принесенную жертву. Но есть и другой путь. Путь, обещающий Империи славу, а всем собравшимся как почести, так и деньги. Шанс войти в историю и в процессе неплохо так пополнить свое состояние. – Именно поэтому Ее высочество принцесса Корнелия, полностью солидарна со мной и другими нашими сторонниками. Нам нужна превентивная война, война на наших условиях; она не будет простой, но славной и в конечном счете победоносной. Ее Высочество приведет нас к триумфу, мы вернемся на Родные острова освободителями... - Эдмунд загадочно подмигнул Гарольду. - И освободительница Империи, британская Богиня победы, не забудет своих верных соратников. Разумеется, те, кто начинал с ней этот великий поход, получат особое признание и – Вы говорите от лица Ее высочества? - Спросил смущенный Гарольд Мэлори. Он не потребовал доказательств напрямую, но уклониться от такого вопроса было бы невозможно. Статфилд и не собирался пробовать; настало время окончательно завоевать доверие будущих соратников. С торжествующим видом граф Эдмунд извлек из кармана пиджака тонкое золотое кольцо и протянул его не самому Гарольду, а хранившему до тех пор молчание медиамагнату Тауэрсу. Тот его принял, повертел в руках и проверил ободок украшения. У него не осталось никаких сомнений. – Ее кольцо. - Подтвердил повеселевшим голосом владелец газет и журналов. - Мною подаренное на ее двадцатипятилетие. И это означает только одно... – Её Высочество с нами. - Кивнула Эльфигуфу Мэллори, впервые улыбнувшись своими красивыми белыми зубами графу Статфилду. - - Сама принцесса Корнелия ли Британния в соучастницах нашего маленького предприятия. Черт, становится интереснее и интереснее! – Мы слушаем Вас, Ваше Сиятельство. - Неожиданно почтительно сказал Робин Аэлси. - Что нам надлежит сделать и как мы можем помочь? Верная Нодзоми терпеливо прождала Его Сиятельство целых шесть часов. Но вернувшийся граф предпочел здоровый сон; повеселиться они успеют позднее.