Время утекало, прошло уже почти два месяца с тех пор, как Акутагава получил новость о том, что Дазай от него отказался. С Накахарой у него установились почти доверительные отношения, все-же смог каким-то образом рыжий молодой парень найти подход к черноволосому мальчишке с израненной душой. Отдача со стороны того была почти максимальная — после того, как он точно убедился, что Чуя не собирается делать ему ничего плохого, стал помогать по возможности, идеально выполнять миссии и поручения, жаловаться было точно не на что. Накахара ценил это. Душу так приятно грело, когда порой ближе к концу рабочего дня Рюноске приходил в его кабинет с тихими словами: «Вы, наверное, устали, Накахара-сан. Помочь с отчетами?»
Хотелось бесконечно благодарить такого неравнодушного Акутагаву, в мыслях Чуя ликовал — а он же сразу знал, что если искренне постараться наладить отношения с ним, все это окупится! Хорошо, что он начал сейчас, иначе уже через год было бы поздно, ведь для окружающих людей вокруг его сердца возведена неприступная крепость с ранящими шипами, которая с каждым днем лишь укрепляется.
Только вот было одно «но».
Он не для того начал все это, чтобы Рюноске стал для него удобным мальчиком на побегушках, на которого можно свалить муторную работу. Почему-то парень чувствует, что за все надо платить, и постоянно старается вернуть Чуе его внимание и поддержку, через подчинение и помощь. Это все хорошо, только вот… Его голову все еще занимает Дазай. Он помогает Чуе лишь из чувства долга перед ним, и так будет, наверное, всегда. Бескорыстно сделать все, что прикажут, он мог лишь для одного человека. Иногда, в те редкие случаи, когда мальчик говорил что-то о себе, это было почти буквально: «Я все еще постоянно думаю о Дазае». Он не говорил прямо, но упоминал его так часто, что сложно было не догадаться о том, что даже такой мерзкий поступок со стороны бывшего наставника не уничтожил чувства в душе бедного мальчика. Эта ядовитая влюбленность росла в душе, как цветок-паразит на дереве в засуху — она отравляла то, чему и так приходилось бороться за жизнь. Чуя ведь пообещал себе, что поможет Рюноске избавиться от этого. Только проблема в том, что Акутагава, похоже, не слишком-то и старается вырвать с корнем из своей души эти чувства и освободиться от оков зависимости от Дазая. Будто он этого и не хочет.
Однажды Рюноске шел по штабу, свойственно ему почти бесшумно. В центральном зале, в котором пересекалось несколько коридоров, как всегда царило оживление. Работники сновали туда-сюда, бегая с кто поручениями, кто собираясь куда-то выезжать. Небольшая группа мужчин стояла с сторонке и что-то негромко обсуждала. Акутагава помедлил немного и прислушался, услышав фамилию, которая постоянно крутилась в голове.
— Говорят, Дазай-доно спит с Одой Сакуноске, — с заговорщически-насмешливым видом вполголоса произнес один из них. Что они себе позволяют?! Спокойно.
Конечно, Акутагава знал, кто такой Ода Сакуноске. Один из «низших слоев» Портовой Мафии, рядовой, очень странный. Живет по каким-то глупым, непонятным никому принципам, из-за которых не может подняться в должности, хотя, кажется, имеет способность. Его руки не испачканы в крови, он не убивает. Мафиози, который не убивает? Это же полнейший бред! Только вот Рюноске знал о нем не с самой хорошей для него стороны.
Дазай, еще будучи тогда его наставником, однажды привел его в пример для Акутагавы.
— Ты способен лишь на то, чтобы бессмысленно кромсать врагов. Когда ты уже поймешь, что не количество убийств определяет твою значимость? Я знаю человека, который не убивает, но он стоит сотни таких, как ты, — конечно, брошенные с отвращением обидные слова резанули по душе. Не мог он и не заметить проблеснувшее в глазах наставника восхищение этим человеком. Кто же он такой, и чем он заслужил такое отношение Дазая? Рюноске впервые видел, чтобы он говорил о ком-то так.
С горем пополам он нашел информацию о том, кто смог впечатлить его равнодушного наставника. Его звали Ода Сакуноске, и он был совершенно незначимым человеком в организации. За ним не было никаких достижений, он занимался мелкими поручениями разборками, словом, был «на побегушках». Чем он смог заслужить такое отношение Дазая, осталось для него тайной, но в душе поселилась ревность и зависть.
А теперь он слышит такое! Эмоции нахлынули моментально, но он смог подавить их прежде, чем они вырвались наружу. Надо дослушать отвратительный разговор этих людей и понять, стоит ли вообще верить в глупые сплетни.
— Они сегодня утром приехали в штаб вместе, а на Дазае-доно была не та одежда, в которой он всегда ходит, к тому же, не по размеру. Вещи, в которые он одет, велики ему! — продолжал полушепотом бестолковый мужчина. Акутагава тем временем уже еле сдерживал нахлынувшую злость.
— Да, они и до этого не раз приезжали вместе, — поддержал его второй. На этом критическая точка была достигнута, и вокруг шеи первого сплетника обвились холодные, как металл, черные ленты, сжимая ее.
— А-акутагава-сан? — прохрипел мужчина, в глазах его читался неконтролируемый страх. Мерзко.
— Еще раз я услышу нечто подобное, убью, — произнес он злобно, но тихо, смотря на него так, будто убить он собирается прямо сейчас, причем взглядом. — Ваши жизни тут не стоят ни гроша. Как вы смеете сплетничать о ком-то из исполнителей? Это вас всех касается, не суйте свой нос, куда не просят, и не распускайте язык, иначе долго не проживете! Ваша работа — растворять трупы! Жалкие пешки, — он отпустил перепуганного до смерти мужчину и бросился прочь, но в противоположную сторону. Рассудок уже помутнился из-за злости, которая кипела внутри, ноги сами понесли его в кабинет Дазая.
— Дазай-сан! — ворвался он в кабинет без стука, задыхаясь от быстрого шага. Только что он нагло сломал способностью оружие охране около кабинета и прошел мимо них, создав поглотитель пространства вокруг себя, как щит. Бывший наставник сидел за столом за ноутбуком, он поднял глаза и удивленно уставился на него.
— Как ты смеешь врываться сюда без стука? — спросил он равнодушно, но с некоторым раздражением.
— Эти бестолковые пешки из команды зачистки болтают о том, что вы спите с Одой Сакуноске! — выпалил он на одном дыхании. Выражение лица Дазая вдруг изменилось, ожесточившись, что немного привело в чувство Акутагаву и охладило его пыл. Он хорошо научился считывать эмоции Дазая, и этот взгляд ему был хорошо знаком. Он сказал что-то, чего говорить не стоило.
— И что? — произнес он, встал и медленно приблизился, как зверь, который готовится к прыжку. — Какое тебе дело, что я сплю с ним?
Что? Так это правда?
— Но как вы… Этот Ода ведь такой же пешка! Он ничего не добился, почему вы с ним? Он вас не достоин! — после того, как Дазай подтвердил самую нежеланную в мире информацию, Акутагаве снова стало плохо. Он кричал, не думая о том, что Дазай его сейчас ударит. Однако тот стоял, уставившись на него и не шевелился. Его взгляд пугал, но мальчик слишком долго скрывал то, что таилось в душе, и сейчас эти болезненные чувства вырвались наконец наружу с отчаянным криком.
— Я делал все, что мог, так почему? Я постоянно старался перешагнуть себя, стать еще лучше ради вас! Ради вашего признания! Почему вы никогда не замечали того, как сильно я выкладываюсь ради этого?! Я ведь… Я вас… Вы самый важный человек для меня, Дазай-сан! Я столько делал для вас и сейчас готов делать, только… Чем этот Ода лучше меня?! Почему не я? — слезы брызнули из глаз, пылкая и сбивчивая речь прерывалась всхлипами, Рюноске задыхался. Ему было плевать, что сейчас его до смерти изобьют, плевать на все в этот момент. Воображение, утихомирившееся за это время, сейчас вновь представило моментально, как Дазай сейчас обнимет его, пытаясь успокоить, улыбнется ласково, и ответит: «Ты лучше. Это все неправда, с Одой у меня ничего нет».
Только вот реальный Дазай снова вступил в конфликт с созданным идеальным образом в голове Акутагавы. Горящий неприкрытой злостью карий глаз, не скрытый за повязкой заставил все же замолчать.
«Убейте меня, Дазай-сан!»
— Ты же знаешь, что мне абсолютно плевать? Этот бред, который называют чувствами — удел слабаков. Мне все равно, кто я для тебя. Оставь уже меня в покое, мерзкий мальчишка с помойки! Да, Одасаку лучше тебя в тысячу, нет, в миллион раз. И никогда больше не смей соваться в мой кабинет или в мою личную жизнь, твоя жизнь все еще ничего не стоит, даже когда за тобой стоит идиот Накахара!
Как. Это. Больно.
— Дазай-сан! — закричал он так, что наверняка слышно было даже в коридоре. Слезы неконтролируемо уже бежали по щекам, он не мог остановить их и прекратить это, хотя очень старался. Боль, чувства к Дазаю, ненависть к себе и Оде, непонимание, горечь обиды — все это обострилось в этот момент так, что мальчик уже совершенно не думал головой. Он подался вперед и вцепился руками в плечи Дазая, за что мгновенно получил хлесткую пощечину, такую, что он не удержался на ногах и свалился на колени чуть вбок. Он сидел на полу, захлебываясь слезами и соплями, покрасневшие глаза смотрели на фигуру, стоящую напротив и презрительно смотрящую. Хоть бы увидеть в чужих глазах хоть каплю чего-то, кроме отвращения и ненависти к себе.
Пожалуйста, подними меня с пола за плечи, обними и скажи, что был неправ. Скажи, что просто запутался в своих чувствах и постараешься исправиться. Скажи, что все это неправда, а лишь притворство! Скажи, что тебе не плевать на меня!
Этого не будет. Слова, произнесенные только что, все еще звенели в голове, прокручиваясь много-много раз подряд, как заевшая пластинка, но с каждым разом они не теряли смысл, а ранили снова и снова.
— Убейте меня… — прошептал он. — Прямо сейчас, прошу.
Он ведь уже итак нанес тысячу ножевых его душе, после которых вряд ли выживают. Осталась лишь внешняя оболочка, всего-ничего, давай, избавься и от нее, чтобы уж до конца. Сделаешь это — и больше никогда не увидишь осточертелого бледного лица с серыми глазами, смотрящими так омерзительно искренне и печально, что совесть начинает скоблить и ныть.
Щелчок. Дуло пистолета направлено в голову, прямо между этими самыми отчаянными, плачущими глазами. Он убьет того, кто был предан ему до самого конца. Того, кто был готов ради него умереть.
Акутагава прикрыл глаза. Вот наконец и наступило это мгновение. Какой же жалкой была эта жизнь.
***
Рука с пистолетом не дрожала, но было почему-то больно. Он этого совсем не хотел.
Представив, как череп Рюноске расколется от выстрела и его мозги и кровь разбрызгаются по комнате, стало больно. Он не хотел убивать мальчишку, которому просто не повезло. Не повезло, что его наставником стал именно он. Не повезло так привязаться к нему. Не повезло, что сейчас Дазай причиняет ему такую боль.
Рюноске, сидя на коленях перед ним, дышал с дрожью, вновь открыв глаза. Не мог Дазай убить человека, который смотрит на него с такой бесконечной преданностью, сожалением, пронзающей чужую душу печалью. Будто он простит ему даже то, что он убьет. Он простит ему все. Почему? Почему Акутагава относится так к нему? Он совсем не заслуживает этого. Почему не получается подорвать его хорошее отношение, что бы он с ним не делал? Глупый мальчишка. Ты выбрал не того, совсем не того! Иди к своему Накахаре и смотри
так лучше на него. Он только рад будет.
Дазай не знал, что Акутагава не выбирал. Оно само собой произошло, он даже сам не понимает, как. Он не выбирал, кто заберет его с улицы и подарит новую жизнь. Сейчас он, заплаканный и отчаявшийся, готов принять смерть от его руки.
Он думает, что заслуживает смерти.
Опустить пистолет и сказать Акутагаве убираться прочь, пока не передумал? Отмазаться вроде «Сам убей себя, если так хочешь умереть». Или все-таки выстрелить?
— Дазай-сан… Сделайте это, — хриплый дрожащий шепот.
Ему не пришлось делать сложный выбор. Кто-то вошел в дверь, и оба повернули головы. Дазай знал, кто это. Лишь одного человека он позволил впускать без предупреждения своей охране, которая стоит с внешней стороны бронированной двери, прямо как у босса в кабинете, но Дазай все-таки преемник Мори-доно и важнейшая фигура в организации, его безопасность очень важна. Акутагава не мог не заметить, как потеплел взгляд карих глаз, удивленно повернул голову в сторону вошедшего, и тут же его лицо перекосила злоба и ненависть. Черное лезвие устремилось в вошедшего за долю секунды.
Конечно, способность не подвела Сакуноске, увидев опасность заранее, он отскочил в сторону вовремя, но острый Расёмон зацепил все же самым краешком его щеку. Выступила кровь. Голубой свет «Исповеди» озарил кабинет, Дазай в ярости сжимал воротник Рюноске одной рукой, блокируя способность и предотвращая последующие атаки. Глаза снова загорелись гневом, только теперь еще страшнее.
Акутагава посмел тронуть то, что было категорически нельзя трогать, если не хочешь стать личным врагом Дазая Осаму.
Он схватил бедного парня за одежду на груди, резко дернул вверх, а затем с силой ударил его тело об стену. Рюноске съехал на пол, струйка крови потекла из носа. Еще один сильный удар кулаком в лицо, голова врезалась в стену и повисла безвольно. Он занес кулак для следующего удара, но его схватили за локоть сзади.
— Успокойся, Дазай-кун! — медленно он развернул его к себе лицом за плечи, заглядывая в глаза. — Ты же убьешь его так… Что с тобой? Что тут происходит вообще? — обеспокоенно спрашивал Сакуноске, а Осаму молчал, глядя на него виновато. Он вздохнул, подавляя злость и желание переломать все кости мерзкому мальчишке за то, что попытался убить Одасаку.
Дазай порвет любого, кто посмеет причинить ему боль или попытается его убить.
Ода отпустил плечи Дазая, соскользнув ладонями по его рукам и коротко сжав напоследок его пальцы своими в качестве поддержки. Странно, но парень от этого простого жеста действительно почувствовал себя немного лучше. Злость на Акутагаву отступала на второй план, да и вообще присутствие
лучшего друга Оды рядом вселяло в душу покой и уют. Рядом с ним так всегда почему-то.
— Эй, как ты? Тебе помочь дойти до лазарета? — спросил мужчина обеспокоенно и присел на корточки рядом с Рюноске, протягивая ему руку. Черное лезвие тут же рассекло воздух в миллиметрах от чужих пальцев.
— Убери свои руки, — прохрипел Акутагава болезненно, ему явно было тяжело говорить. Сакуноске спрятал руку в карман и отошел. Он совсем не разозлился, по его лицу лишь проскользнуло сочувствие. — Мне не нужна помощь отбросов.
Придерживаясь рукой за стену, тяжело дыша, Рюноске поднялся с пола. Главное — покинуть этот чертов кабинет, а дальше как пойдет. Только бы не упасть посреди пути до двери! Неуверенными шагами, шатаясь, он все же вышел в коридор.
Дазай не оборачивался, все еще смотря на дверь, будто хотел прожечь ее взглядом. Удивленный Ода подошел к нему сзади и осторожно прикоснулся пальцами к его ладони. Дазай развернулся медленно, по глазам было видно, что он все еще злится.
— Какого черта ты предлагаешь ему помощь после того, как он чуть не убил тебя? — спросил он на выдохе. Сакуноске опустил взгляд.
— Мне жаль его, — ответил он честно. — Ему ведь очень больно. Ты причиняешь ему… невыносимую, наверное, боль.
— Я знаю это без тебя, — произнес тихо Дазай после недолгого молчания. Взгляд потух, обращенный внутрь, и злость заменилась ненавистью к себе и мучениями совести. Он отошел к столу и наклонился на него спиной, уперевшись ладонями в край столешницы. — Пошел он. Никто не просил его проявлять эти отвратительные чувства.
«Мои чувства ты тоже считаешь отвратительными?» — промелькнуло в голове Оды, и сердце неприятно кольнуло.
— Так что произошло перед тем, как я вошел? — снова начал он, намереваясь, похоже, узнать это, как бы Дазай не увиливал от ответа.
— Он влетел в мой кабинет, начал орать, мол, кто-то говорит, что я трахаюсь с тобой, а я в спросил, что с того? Тогда он принялся реветь и орать о том, что я не вижу, как он старается ради меня, — Дазай поморщился. — Идиот, я прекрасно вижу! Лучше бы ради себя старался, — на последней фразе он оборвался резко, понимая, что сказал лишнего. Свое доверие к Оде иногда пугало его, в его присутствии он даже начинал говорить то, что думает на самом деле, даже случилось такое, что он сказал, не подумав. Доверие — это вредно.
— Что, ты… трахаешься со мной? — тихо переспросил удивленный еще больше Сакуноске.
Конечно, это не было правдой. Несколько раз они действительно оставались с ночевкой друг у друга, но они ведь даже не спали в одной кровати, только лежали рядом однажды. Ничего такого, разумеется, между ними не происходило. Между ними вообще было что-то непонятное, вроде и дружба, вроде и крепкая душевная связь, никакой ясности, о взаимоотношениях с друг другом никогда не разговаривали.
— Зачем ты подтвердил? — спросил он, увидев, что на предыдущий вопрос реакции не последовало. Дазай обошел стол и снова сел за ноутбук. Сакуноске подошел ближе и примостился на низкой табуретке у стены, слева от него.
— Он ведь пришел сюда, чтобы лично услышать, как я это опровергну, — ответил он совершенно будничным голосом, делая вид, что очень увлечен печатанием чего-то важного в ноутбуке.
— Ты так жесток с ним, — вздохнул мужчина.
— С такими, как он, только так и возможно, — ответил Осаму. Он так не думал. Просто его невероятно сильно обжигало это проявление бескорыстной привязанности со стороны Акутагавы. Он не понимал его, поэтому так себя вел.
***
Рюноске навалился на стену в нескольких шагах от кабинета Дазая. Перед глазами плыло, он был на грани потери сознания. Закашлявшись, приложил ладонь к рту, в надежде не испачкать коридор штаба, только кровь просочилась сквозь пальцы и все же стекла на пол. Тяжело. Главное — дойти до кабинета, а там можно будет закрыться и лечь. Полежать хоть немного, чтобы не было совсем уж так паршиво.
До конца этажа еще так далеко… Потом еще на два этажа вниз по лестнице до центра, а оттуда останется немного до кабинета. Вдох. Выдох. До кабинета Накахары, между прочим, намного ближе, он буквально в конце этого коридора. Что за идиотские мысли? Не хватало еще просить помощи у начальника! «Извините, Накахара-сан, я у вас тут полежу немного, оклемаюсь и пойду дальше, не обращайте внимания». Какой позор. Нет, нет и еще раз нет.
В этот раз Дазай бил его будто бы более сильно и ожесточенно, чем обычно. Он понял, что так и не дойдет, когда почувствовал, как в глазах помутнело, а земля ушла из-под ног. Бывший наставник, ударив его голову об стену, повредил ему что-то жизненно важное.
«Все-таки я умру от руки Дазая. Простите, Накахара-сан, я не оправдал ваших надежд…»— промелькнуло в голове в последние секунды.
|…|
