Лечебница имени Элизабет Аркхем обладала, увы, не самой приятной историей, присущей дурной славе, начиная от обезумевшего архитектора, строившего здание и зарубившего топором своих рабочих, и заканчивая самим основателем — Амадеем Аркхемом, который позже сам сошёл с ума и был заключён в психушку, что некогда считалась его домом. От этого госпиталя так и веяло мрачными загадками, скрывающими в себе всю жестокость, что накопилась в стенах грозного места. Лечебница стояла одинокой скалой на окраине Готэм-сити, за железными вратами с заострёнными наконечниками, которые предназначались, чтобы не выпустить больного на свободу, но даже это не останавливало психов. И был Аркхем похож на замок тёмного владыки. Построенный в готическом стиле, с высокими башнями, в которых располагались палаты для опытов над особо опасными пациентами.
Каждый день здесь происходили какие-то несчастные случаи, которые стали уже обыденными для местных рабочих. Уборщикам каждый день приходилось отмывать кровавые пятна со стен, казалось, нескончаемых коридоров. Поэтому при хороших обстоятельствах внутри Аркхема было так чисто, пока по лечебнице не начинает свободно гулять какой-либо преступник в поисках несчастного доктора.
Одна из таких докторов, — Харлин Френсис Квинзель, — уже привыкла к вечно гнетущей атмосфере этого тёмного места, привыкла к воплям того или иного мученика, привыкла к постоянной беготне коллег, спешащих усмирить буйного пациента. В результате последнего у Харлин постоянно менялись коллеги. Кто-то увольнялся, кого-то захоронили, а кто-то слетал с катушек и превращался из рабочего в пациента. И таких случаев не пересчитать по пальцам. И всё же, какая бы Квинзель не была опытная, она ещё ни разу не проводила сеанс терапии с самим принцем преступного Готэма — Джокером. До этого момента.
Так случилось, что с того времени, когда он в последний раз сбежал из психушки (а перед этим под его тяжкую руку попала одна несчастная уборщица), прошло около шести лет. И вот мистер Джей опять дал о себе знать в стенах этого здания, после того как его задержали на вакханалии, которую он устроил в центре города, подорвав автозавод, принадлежавший особо не значимой шишке этого города. Что ж, уродец не успел удрать, потому что был пойман и доставлен в лечебницу Бэтменом.
Когда Харлин сообщили, что заниматься Джокером будет она, девушка оказалась на седьмом небе от счастья. Она давно грезила о таком пациенте, как Джокер, встретиться с ним, понять его разум и изучить психику безумца, но когда наступил тот самый день, она вспомнила всех тех нечастых убитых его руками. Тогда доктор запаниковала, пыталась вбить себе в голову, что она профессионал, но каждый раз закрывая глаза и представляя лицо сумасшедшего, она вздрагивала, а по её телу табуном проходили мурашки.
Ей выдали бумаги со скудным досье пациента и сказали, на каком этаже и в какой палате ожидает преступник.
— Квинзель, ты точно справишься с этим типом? — безразлично спросил её начальник, перед тем как отпустить (с высокой вероятностью на верную смерть).
— Д-да, сэр, — неуверенно ответила Харлин, переводя взгляд то на досье, то на мистера Шепарда . — в конце-концов, я не первый год работаю с больными людьми.
— Ну, в таком случае мне остаётся пожелать тебе только удачи, — начальник потрепал доктора по плечу и, вздохнув, ушёл в свой кабинет. Харлин посмотрела на фото пациента. Его лицо выражало искажённую улыбку, мерзкую и полную безумства. У него были грязно-зелёные волосы, едва не достающие до плеч, зелёные, ядовитые глаза, а также бледная кожа, поражённая когда-то ядохимикатами. Никогда бы никто не подумал, что этот монстр когда-то был человеком... таким же как все.
Квинзель поднялась на четвёртый этаж и пошла по коридорам в поисках палаты номер сто пятьдесят шесть. Джокера всегда сажали в именно туда. Харлин подошла к железной двери с маленьким решётчатым окошком, но через отверстие всё равно ничего нельзя было разглядеть. Похоже, что в палате вообще не горел свет. Однако у доктора Квинзель было предчувствие, что человек, находившийся по ту сторону двери, смотрит на неё глазами, полными презрения и изощрённых идей. Харлин сделала вдох и поднесла карту-ключ к картоприёмнику. Когда дверь отворилась, в помещении автоматически загорелся свет, и первое, что увидела доктор — железный стол, за котором сидел пациент и "клевал" носом столешницу, сильно опустив голову, с которой свисали зелёные волосы. Не было слышно ни храпа, ни посапывания, ни дыхания.
Доктор Квинзель обеспокоилась о состоянии пациента, и уже хотела подбежать к нему, но внезапно осеклась. К ней невзначай пришла в голову мысль, что безумец притворяется и ждёт удобного момента, чтобы наброситься.
Но пациент и впрямь выглядел бездыханным мертвецом, но всё же нужно было проверить состояние пациента. Такова работа Харлин.
— Кхе-кхе, — попыталась обратить на себя внимание доктор, но пациент так и не пошевелился. Харлин закрыла за собой дверь и очень тихо стала подходить к человеку без сознания, задержав дыхание. Он ведь мог наброситься в любой момент. — простите... Мистер?
Ответа не последовало; даже непонятно было, — а дышит ли он?
Тогда доктор Квинзель решила на, по её меркам, рискованный поступок — прикоснуться к преступнику. Она слегка наклонилась и потрепала его по плечу.
— Мистер, очнитесь!
— А? — внезапно поднял голову преступник, встретившись с не очень радушным светом лампочек. От внезапности Квинзель отскочила назад к стене. — что такое?
— Мистер... С вами всё в порядке? — как можно без эмоций спросила Харлин. Она должна была помнить назначение в своей профессии. Нельзя показывать свой страх пациентам, как бы этого не хотелось.
Клоун медленно повернул голову в сторону ошеломлённого доктора и лучезарно улыбнулся гостье, вот только улыбка доктору Квинзель не понравилась. Было в ней что-то ужасающее. И дело не в навечно застывшей на его бледном лице мерзкой гримасе, как будто бы ему разрезали уголки губ, а потом снова зашили, нет... Дело было совсем в другом.
— Не беспокойтесь, мисс, — беззаботно ответил убийца. — я просто немножечко... вздремнул.
— Уверены? Мне показалось вы...
— Умер? — закончил за неё клоун писклявым голосом. — ну, я похож на ходячий труп, вот и сплю, как труп. Что же тут странного?
Харлин ничего не ответила. Она отошла от стены и присела напротив пациента, положив на стол бумаги.
— Итак, — начала она, поправив очки. — моё имя доктор Харлин Квинзель, по должности психотерапевт, и с сегодняшнего дня я провожу у вас сеансы.
— О, как мило с вашей стороны, доктор, — Джокер растянул улыбку шире, не пропустив на себе немного отчужденный взгляд Харлин, после чего попытался сделать лицо более виноватым, но улыбка всё никак не могла исчезнуть до конца. — простите, я пугаю многих людей своим видом.
— Нет-нет, что вы! — быстро спохватилась девушка, открыв вновь документы.
— Уверены?
— Более чем, — она посмотрела клоуну в глаза. — итак, я хочу выяснить ваши недуги, что вас беспокоит, и возможно ли с этим как-то бороться; но для начала я бы попросила вас назвать своё имя.
— Ах, да, конечно! — Джокер развалился на спинке стула и посмотрел в потолок. — неужто вам так интересна эта информация?
— Ваше подлинное имя очень важно для дальнейшего обследования.
— Ну что ж... — сдался задержанный. — раз уж надо, то почему бы и нет? Моё имя Джейкоб Мартин О'Джестер.
— Чудесно, кем вы были до того, как стали... Джокером, и какие события подтолкнули вас к преступным путям?
— Я был самым обычным офисным хомяком, живущим в доме из завала многочисленных документов и прочих бумажек, пока меня не подставили... — маньяк в деталях рассказывал о том, как его обвинили в изощрённом убийстве, как ему подкинули ложные улики и как он потом впервые угодил в лечебницу, ну а после с лёгкостью сбежал из неё, поклявшись отомстить своим врагам. — моим недругам было невыгодно работать со мной, вот они меня и выкинули из общей песочницы. Когда я пролил первую кровь — их кровь... я почувствовал, как во мне что-то надломилось, и я захотел терзать ещё... Я..я с т-трудом запомнил своё серое прошлое.
Харлин не перебивала его, внимательно слушала, изредка кивая головой. По большей степени она следила за его мимикой и давала оценку его жестам.
— Угу, занимательный рассказ, мистер О'Джестер. Но в нём есть одна загвоздка.
— Да? И какая же? — с интересом спросил мистер Джей, наклоняясь чуть ближе, насколько это позволяла смирительная рубашка.
— Вернее сказать, тут аж несколько нюансов, — Харлин листала всю информацию о пациенте, быстро пробегая глазами по строчкам. — дело в том, что вы уже и Джек Нэпиэр, и Реджинальд Арлекин, Джонни Джейп, и таких имён превеликое множество. Также и с вашим прошлым: вы побывали дилером, клоуном в местном цирке, владельцем промышленной компании, а также иллюзионистом и даже пилотом самолёта. У вас много интересных историй, но вот вопрос, — есть ли хоть в одной из них истина? — Квинзель вновь по привычке деловито поправила очки, но у Джокера не дрогнул ни один мускул. Он лениво замотал головой и тихо, но протяжно захихикал, мол, неглупа девчонка. — также можно принять несоответствие ваших жестов и мимики. Вы рассказываете мрачные истории, но при этом не можете сдержать улыбки.
— Но я же не грустный клоун! — ответил он. — я пришёл в этот мир, чтоб нести людям радость.
— Я бы назвала ещё несколько признаков, благодаря которым вы легко раскололись, но кем же я буду после этого? — проложила доктор. — поверьте, я специалист; мне ли не знать, как выглядит человеческая ложь? Поймите, если вы не будете отвечать на мои вопросы честно, я ничем не смогу вам помочь.
— А сдалась вам эта правда? — внезапно выкрикнул сквозь смех Джокер, а Харлин инстинктивно вздрогнула. Она испугалась, и Джокер победно ухмыльнулся. — ваши дивные речи о необходимой помощи лишь жалкая бумажная маска, за которой таится истинная правда. Горькая и неотъемлемая. Вы прикрываетесь этой лживой маской и сейчас, внушая мне об оказании помощи, заботе, и прочего бреда, но мы ведь оба знаем, что после наших милых бесед меня ждут хреновы кучи электрошоковых процедур, нудных сеансов, как наш сейчас, и вечное заточение в стенах Аркхема. А вот если я не устрою побег, мисс Квин...зуль, какова вероятность, что меня отпустят?
— Поживём — увидим, — спокойно ответила девушка, сохраняя бесстрастность. — шанс на спасение есть у каждого.
— Но вот вы опять за своё, милочка! Вы говорите одно, однако убеждены в обратном. Вы повторяетесь. Ложь слаще правды, знаю, поэтому я также обожаю лгать, но и вы, дорогой доктор, не без греха. Дрожь в вашем голосе делает своё дело.
— Мистер Джокер...
— Мистер Джей, — прервал Харлин клоун, улыбнувшись. — можете назвать меня так. Я не против.
— Хорошо, мистер Джей, — она набралась смелости и сказала:
— Верить или не верить — ваше дело, однако скажу: я верю, что любой человек, независимо от психической травмы и её последствий, способен заслужить право на нормальную жизнь.
— Нормальную жизнь? — переспросил мужчина, задумчиво хмыкнув. — что вы подразумеваете под фразой "нормальная жизнь"?
— Это... — казалось, перед вопросом стоит тысяча ответов, но как подобрать хоть один грамотно?
— Вы не можете дать мне ответ, Харлин. Тогда ответьте мне, вы живёте нормальной жизнью? У вас благополучно выстроена жизнь? У вас есть любящая семья, и, быть может, заботливый муж? Вас всё устраивает в вашей жизни? Можно ли её назвать нормальной?
— Конечно, — ответила Харлин, не очень хорошо скрывая тревогу в голосе и неуверенность. — я рада своей жизни, у меня есть любимая работа, и я прихожу сюда, чтобы помочь таким, как вы, разобраться с внутренними демонами и обеспечить людям в дальнейшем благополучную жизнь.
— Довольны значит? — продолжал настоятельно задавать вопросы пациент. — ваш внешний вид говорит об обратном. Ваш организм не хило так измотан. Вы не спите сутками и беспрестанно сидите на кофеине. Я это понял по запаху, исходящему от вашего белого халата. Вы, доктор, насквозь пропахли горьким эспрессо, на воротнике вашего халата виднеются три коричневатых пятна, подтверждающие мои догадки. У вас болезненно-бледная кожа и тёмные мешки под глазами, что говорит о сильном недосыпе. В вашем голосе помимо страха и тревоги можно различить усталость. Ваша жизнь изматывает вас, выжимает все соки, и будь у вас заботливая семья, родственники ни за что не допустили бы того, чтобы их любимая Харли дошла до такого состояния. Ваша жизнь — это сплошной круговорот одного и того же дня. Вы живёте серыми красками. Нормальная жизнь, не так ли? — в каком-то смысле за всей иронией Джокера скрывалась правда. Харлин понимала, оценивала свою жизнь, как не самую счастливую. Но большего она не могла себе позволить. Он говорил о счастливой жизни, не о нормальной. — и всё-таки, нормальная жизнь — это выдуманная идиллия — недосягаемая и невозможная. Это всего-навсего миф. Жизнь не может быть нормальной. Никакая. Будь ты нищий, будь богат — имеют все один расклад. У всякой жизни есть недостатки. Не существует максимально нормальных и максимально счастливых. Это очень изматывает. Нужно только поднажмать на мягкое место и жизнь заиграет совсем другими красками.
— Вы ведь имеете ввиду безумие?
— О, вы улавливаете мою мысль. Понимаете, каждый человек склонен к безумию. Нужно лишь оказаться не в то время, не в том месте. Вот и вы, доктор Квинн...
— Доктор Квинзель.
— Квинн, не спорь со мной! Пока выговоришь твою фамилию, весь язык исцарапаешь о зубы. Так вот я о чём... — Джокер напряг лоб, вспоминая, на чём оборвался разговор.
— «Вот и вы, доктор Квинн...» — напомнила она. — что я? — спросила Харлин, будто бы ожидая свой приговор в качестве ответа.
— Ах, да! — вспомнил Джокер. — вы, Харли, тоже склонны к безумству. Даже больше, чем кто-либо из обычных раззяв-прохожих. Здешняя энергетика просто угнетает, начинает раздражать, не так ли? Осталось только найти мягкое место и слегка надавить, и этот надувшийся прыщ быстро лопнет, выпуская наружу всё то, что было скрыто за оболочкой.
Этот разговор уже начинал напрягать Харлин. Слова Джокера внушали своего рода страх, но в тоже время женщина улавливала какую-то суть его речи. Со всеми обязанностями Квинзель казалось, что у неё вот-вот лопнет голова. Но она знала, куда идёт и на что подписывается. Она добровольно пошла учиться на мозгоправа, чтобы помогать душевнобольным, слепо веря в их выздоровление. Что ж, кого-то ей удавалось спасать. Люди проходили терапию, их выписывали, но таких случаев можно посчитать по пальцам. В остальном лечебницу имени Элизабет Аркхем заселяли лишь серийные убийцы Готэма и покидали они стены психушки лишь одним путём — побег.
Харлин посмотрела на циферблат наручных часов и заметила, что прошёл час с тех пор, как она сюда пришла.
— Мне очень жаль, но прошёл час, а мы так и не сдвинулись с места. Мне пора. Встретимся на следующем сеансе через неделю, — доктор начала собирать бумаги. — надеюсь, что в следующий раз наши разговоры не уйдут на пустое разъяснение философии.
— Отчего же пустое? Считаете мои слова никчёмными? — Джокер сделал опечаленное лицо, но потом сразу же поменял эмоцию на коварную усмешку. — мне кажется, что я вам дал предостаточно информации, то бишь пищи для размышлений. И вы будете не раз возвращаться к нашему разговору.
Харлин встала из-за стола и направилась к двери, но перед тем, как покинуть камеру, она задала вопрос:
— И даже сейчас не скажите своего настоящего имени?
— О, Харли, Харли... — улыбнулся Джокер. — я бы с радостью, но скажу тебе то, чего до этого не говорил никому. Я не знаю своего настоящего имени. Вот и весь секрет. А было ль оно у меня когда-нибудь?.. Извини, конечно, но своё прошлое мне неизвестно, хоть я об этом ничуть не жалею.
Он не врал. Он прекрасно дал это понять. И это заводило в тупик.
— Всего доброго, мистер Джей.
Дверь захлопнулась с обратной стороны.
Как и предвещал Джокер, Харлин вернулась к их первому разговору. Блуждая по тёмным коридорам Аркхема. Выслушивая дикие вопли заключённых, Квинзель поэтапно взвешивала свою прожитую жизнь. И действительно, жила она не самой нормальной жизнью: отец-пьяница отдал свою малолетнюю дочку в приют, в котором ей не были рады. Юношеские года она провела в роли изгоя, получая то от своих сверстников, то от монахинь. Ну а дальше уроки гимнастики, университет с небольшими накрутками от педагогов, развод после двухлетнего брака, ну и вишенка на тортик, — Аркхем — место, о котором она хотела писать книги, посвящая в них работы с тяжелобольными пациентами. В итоге, как выразился Джокер, её жизнь застыла в круговороте одного и того же дня, превратившись в безвкусный, скучный, угнетающий вакуум, который с головой поглотил несчастную Квинзель, ведь в жизни ничего так и не поменялось, её режим не меняется, а прочие мечты разбились об реальность. Сколько за всё своё время у неё было бессонных ночей, безуспешных рыданий в подушку, постоянных депрессий. Да, временами Харлин чувствовала, что потихоньку начинает сходить с ума от постоянного давления со стороны начальства, Аркхема... Да всего этого проклятого города, заселённого самыми ярыми отбросами общества!
В Готэме каждый раз что-то случалось, и если ты не очередной головорез, тогда вскоре станешь наживкой для них.
Харлин подошла к автомату с кофе и нажала на кнопку с обозначением «Эспрессо».
«Вы не спите сутками и беспрестанно сидите на кофеине. Я это понял по запаху, исходящему от вашего белого халата. Вы, доктор, насквозь пропахли горьким эспрессо; на воротнике вашего халата виднеются три коричневатых пятна, подтверждающие мои догадки» — пронеслось в голове Квинзель, отчего она чуть не выронила бумажный стаканчик с горячим напитком.
— Добрый день, мисс, — кто-то сказал за её спиной нежным голосом. Доктор вяло развернулась и уставилась на черноволосую девушку с голубыми глазами, что горели ярким огнём сладкого предвкушения. Чему она тут рада?
— А, добрый... Как тебя, напомни?
— Маринетт. Маринетт Куртцберг, — улыбнулась француженка. Харлин почти сразу смогла определить её национальность. Маринетт выдавал небольшой акцент. По большей части её подводило произношение буквы "р". Ну или же немка, но маловероятно.
«А говорят, что у меня дерьмовая фамилия» — усмехнулась про себя Харлин. Её невероятно счастливое лицо порядком начинало действовать на нервы. В Аркхеме нет радости, здесь никто не был счастлив, а эта девушка нагло портила всю атмосферу лечебницы. Только появилась, а уже попала в чёрный список Харлин.
— Говорят, вы здесь самый знаменитый терапевт с долгим стажем и теперь работаете с Джокером. Ну и как оно?
— Пока терпимо, — с раздражением в голосе ответила Квинзель, будто бы говоря, что всё ещё терпит присутствие незнакомой девушки. — а сама что? Кто ты такая?
— Я недавно прибыла из Франции и пришла сюда, чтобы подать заявку на работу психиатром, но работать я начну только в начале мая. Не скоро, — с нескрываемой радостью и предвкушением ответила Куртцберг. — я так давно хотела помогать людям, в данном случае лечить их психические травмы, и вот спустя столько лет я могу осуществить свою затею! Я всегда говорила, что доктора — это супергерои, делающие всё для того, чтобы мир стал лучше, — её лепет напоминал мечтательные загадывания малого дитя, такие радужные и воздушные. Такие простые, но в тоже время нереальные. Харлин так и хотела сказать: «Флаг в руки, принцесса».
— Хм... Забавно, — тихо произнесла Харлин. А ведь Маринетт была очень похожа на неё. Обе девушки горели желанием помогать людям, выслушивая их проблемы. Однако Харлин давно утратила энтузиазм к своей работе, хоть и сама ложно уверяла себя, что ей нравится её должность. Квинзель понимала, что Маринетт пока что зелёненький росток, и что ей много предстоит понять, работая в этой больнице... Если конечно доживёт и не сойдёт с ума.
Маринетт осматривала документы и решила заказать кофе в автомате. Харлин уже хотела уйти по своим делам, но не сдержалась и сказала:
— Куртцберг, — Маринетт обратила внимание на женщину, издав короткое "м?". — не строй из себя такую счастливую. Тебе наверняка кажется, что твоя жизнь вполне нормальна, но это не так. Просто пересчитай в ней все недостатки и сама в этом убедишься. А когда придёт осознание, придёт и отчаяние. Идиллии не существует и не нужно притворяться, что ты познала её. Это лишь жалкий миф, и он скоро растворится, когда ты поймёшь, в какой "прекрасный" город тебя занесло. В этом грязном месте ты не найдёшь нормальную жизнь. Здесь одно сплошное выживание! — наконец выпалила женщина, поняв, что начала тяжело дышать. Харлин и сама не понимала, что на неё нашло, но тем самым она наверняка напугала будущую работницу. Улыбка с её лица исчезла, а на замену пришёл лёгкий испуг. Квинзель внезапно почувствовала себя виноватой. — ой, ты прости меня... Маринетт. Зря вспылила.
— Ничего страшного, — тихо произнесла Мари. На минуту она подумала, что её новая знакомая тоже немного слетела с орбиты. Француженка слышала кое-что об этой лечебнице, зная кое-какие тайны. Но Маринетт поклялась себе быть сильнее и не сломать свой разум в этом мрачном месте. — я пожалуй пойду.
Куртцберг забрала свой кофе и пошла по коридору в сторону лифта.
Ну вот, не прошло и десяти минут, и вот доктор Квинзель уже цитирует слова своего пациента. Как видимо, повлиял он на неё не слабо.
Бессонные ночи по-прежнему давали о себе знать, но уже вперемешку с кошмарами, в которых Квинзель видела ЕГО. Их разговор повторялся из ночи в ночь, будто бы на повреждённой плёнке. Однако в сновидениях и без того уродливое лицо Джокера сильно искажалось, поэтому Харлин всегда просыпалась в холодном поту, обычно в два часа ночи. И с этого времени она больше не могла засыпать. Она блуждала по собственной квартире, просматривала досье на других пациентов, изучала каждую строчку, лишь бы не возвращаться в лабиринты запутанной встречи с Джокером. Он будто бы специально лез в её голову и возжелал испоганить ей и так подорванную психику. Поэтому следующей встречи Харлин ждала с нетерпением, в надежде, что хоть что-то изменится. Но когда она снова оказалась в палате, ей вновь не посчастливилось узнать ничего интересного. Как бы она не старалась развязать язык этому клоуну, он всё время нёс какую-то околесицу с примесью философских размышлений, внушая ей, что общество прогнило насквозь, что правительство сейчас под каблуком тех, у кого кошельки больше, и что жизнь никогда не будет справедливой, а потому он старается "развеселить" народ всеми возможными изощрёнными способами.
Поначалу Харлин казалось, что этот тип подталкивает её к суицидальным намерениям, потом показалось, что он и вовсе хочет свести её с ума. Увы, она не могла понять, что в голове у этого клоуна, да и сейчас что-то расхотелось, но работа толкала на обратное. Квинзель просто выполняла свою работу, записывая его нужные слова, иногда включая пропаганду взглядов Джокера.
— И знаете, док? — весело обратился мистер Джей к Харлин. Та в свою очередь строчила по желтоватой бумаге, но перевела взгляд на пациента.
— Слушаю вас.
— Я весьма благодарен вам и вашей работе, которую вы проявляете к таким отбросам, как я, но всё это — трата времени.
— Вы так уверены?
— Абсолютно! Психами не становятся, а рождаются, — эти слова немного ввели Квинзель в ступор, но Харлин уже привыкла к странностям своего пациента. — знаете, кто такие психи? Это те, кто видит мир по-другому. Те, кто умнее всех. Как по мне, человек рождается быть способным использовать этот мир, как песочницу, но со временем на его разум накладываются многочисленные препятствия, барьеры, которые не дают его личности открыться полностью. Человек живёт на подобии безмозглой куклы, выполняющей свои функции до конца своих грёбаных дней: родиться, вырасти, найти спутника жизни, родить детишек, ну а когда тело износится, то сдохнуть. Перед человеком всё время стоит какой-либо выбор, а что если выбрать всё сразу или не выбирать ничего? А что если есть третий выбор, с помощью которого можно преодолеть психологический барьер?
— Вы имеете ввиду смещённую активность?
— Называйте это как хотите, док, — Джокер встал с койки и подошёл к пуленепробиваемому стеклу, по ту сторону которого сидела на стуле Харлин и записывала его слова на диктофон. Пациента перевели в другую камеру, по которой он мог свободно перемещаться, но не мог сбежать (а может не хотел). Прислонившись лбом к стеклу, клоун продолжил:
— Когда-то я преодолел все барьеры, и теперь вижу этот мир по-другому. Однако я больше не вписываюсь в рамки общества. Я могу отследить искренность от фальши, коей в это время очень много. Я могу видеть лицемерных людей насквозь, потому что они живут, прикрываясь за лживой вежливостью и добротой, а сами так и норовят вонзить нож в спину своего приближённого. А теперь вы, доктор Квинн, задайте мне вопрос о том, почему же я убиваю.
— Хорошо, мистер Джей, — Харлин посмотрела в совершенно спокойные, но полные ожидания глаза. — почему вы убиваете людей?
— Потому что страх в глазах своих жертв — это единственная неподдельная эмоция, которую можно сейчас лицезреть, — серьёзно сказал Джокер. — когда человек боится, то сразу пропадает весь фальш.
— Ясно, — Квинзель устало потёрла переносицу и поправила очки, которые немного сползли. Она выключила диктофон и встала со стула. — на сегодня всё.
— И что вы собираетесь делать со всей этой информацией, которую я вам дал?
— Я хочу изучить эту информацию. Я хочу изучить и понять вас, — Харлин хотела добавить что-то ещё, но на минуту в её голове пронеслась мысль о том, как же странно прозвучали её последние слова. Джокер смотрел на слегка глупое лицо своего доктора и ответил:
— Вы хотите изучить моих тараканов в голове. Это очень мило с вашей стороны, — усмехнулся Джей. — и всё же чуть-чуть странно. Я был бы не против показать этот мир своими глазами, но не думаю, что это возможно.
— Неужели? — слегка ухмыльнулась Харлин, удивляясь собственному поведению, однако продолжила: — А ведь пересадку глаз никто не отменял.
Квинзель сама не поняла, что на неё нашло, ведь с пациентами шутить — себе дороже, но она заметила, как в глазах мистера Джея засияла радость. Он вдруг рассмеялся на всю камеру, и в смехе том не было ни зла, ни жестокости, а что-то другое, совсем новое. Она его рассмешила?
— Вот так ну...Пха-ха-ха! — проговорил он, убирая пальцами с глаз слезинки радости. — а вы у нас, док, шутница!
— Ну нет, шутка получилась неудачной, — Харлин переминалась с ноги на ногу, будто бы стесняясь чего-то.
— Да! — внезапно подтвердил Джокер. — шутка — дерьмо редкостное, но её то я и запомню, ведь вы у меня первый мозгоправ, который пошутил. И знаете что, док? Вы мне нравитесь! Кто знает, если бы я не был таким уж убийцей, а вы бы меньше нудили, может мы могли бы стать хорошими друзьями.
— Всё может быть, — ответила Харли, и на её лице не выступало ни единой эмоции, но внутри ей почему-то так хотелось улыбнуться. Она даже не знала почему. — следующий приём у нас завтра.
— С нетерпением буду ждать, — не без улыбки сказал Джокер. Впервые Харлин видела его таким. Он был очень любезен и добр по отношению к ней, а временами ей казалось, что разговаривает с обычным человеком, не считая той чепухи, которую он всё время говорил. — ну а пока приятных сновидений, Харли Квинн.
— Харли Квинн? Вы настолько не уважаете меня? — без обиды спросила доктор.
— Ты такая забавная, когда пытаешься строить из себя суперсерьёзного доктора, аж смеяться хочется, — ответил Джокер. — а твоё сложное имя очень созвучно с арлекином, поэтому данное сокращение очень уместно смотрится.
— Хм... Ладно, ваша взяла, — сдалась доктор Квинзель. — можете меня так назвать. До завтра.
Они распрощались и Харлин наконец ушла домой, только вот из головы опять не уходили их с Джокером разговоры. Было в его словах что-то загадочное. Что-то запретное на размышления, но в тоже время что-то логическое. Что-то, что станет для неё заветом, по которому она скоро будет жить.
И вы должно быть знаете, какой конец у сей истории, а если нет, — не беда. Повесть о Харлин Фрэнсис Квинзель и впрямь напоминает романтическую сказку, где красавица пытается освободить чудовище от злых чар, но в итоге получается, что красавица попадает в хитрую ловушку чудовища и сама становится жертвой страшного проклятия. Увы, но у этой сказки не очень счастливый финал.
Харлин стала чаще приходить на приёмы к пациенту, даже когда у неё не было сеансов по графику работы. Ей хотелось понять внутренний мир этого загадочного человека, пока в конец не осознала, что её влечёт к нему, будто бы муху на сладкий мёд. Чаще всего она навещала Джокера в поздний час, когда в Аркхеме оставались лишь пара дежурных и сонных охранников. Вступив в эту игру с Джокером, она уже не могла выйти из неё. Сначала она задавала вопросы, касающиеся его возможного прошлого, его состояния здоровья и прочих проблем. Такие вопросы плавно перешли в дружеские разговоры, но такие разговоры чаще всего заводил Джокер. Харлин думала, что ему интересна её жизнь, поэтому высказывалась ему о всех проблемах и недугах, а Джей внимательно её слушал и пытался поддержать. Было ощущение, что пациент здесь только Харли, ну а Джокер был для неё ходячим успокоительным. Дело доходило до разговоров на личные темы, слова перерастали в короткие улыбки, обмен колкими шутками. Харлин думала, что с Джокером она наконец смогла научиться нормально шутить. Потом пришёл и первый поцелуй, такой внезапный, но желанный, и дела шли всё дальше, дальше и дальше. Так их служебный роман закрутился водоворотом, разнёсшим ко всем собакам прежнюю жизнь Квинзель. И да, всё это случилось за каких-то пару месяцев. Джокер явно всё распланировал на несколько ходов вперёд.
Однажды, относя в архив сведения о Ядовитом Плюще, Харлин услышала в кабинете, где проводили электросудорожную терапию, сильные, казалось, нечеловеческие вопли пациента. Харлин никогда бы не подумала, что на шоковой терапии можно так кричать (хоть подобная процедура не из приятных).
«Видимо, где-то врачи ошиблись» — подумала Харлин, обречённо посматривая на железные двери кабинета, пока не услышала через этот ужасный крик своё имя. Уже знакомый голос отчаянно звал девушку на помощь.
— Джей! — крикнула она, но он вряд-ли её услышал. Харлин что есть скорости побежала к дверям, и чуть не столкнулась с железной тележкой. Ворвавшись в помещение, Харлин сразу же заметила Джокера, привязанного ремнями к кожаному креслу, вокруг которого столпились рабочие Аркхема и переставляли пациенту провода для проведения тока. Конечно, электрошоковая терапия обычно не обходилась без криков, но чтобы так дико кричать... Харлин ничего подобного не слышала.
— ОТОЙДИТЕ ОТ НЕГО! — заорала на людей доктор, в бешенстве накинувшись на одного из терапевтов.
— Эй, Квинзель! — высокий мужчина попытался оттащить взбесившуюся девушку, но та внезапно схватила правый попавшийся провод, по которому проходил электрический ток, и когда Харлин набросилась на человека с этим проводом, мужчину тут же убило, когда высокий заряд тока прошёлся по его телу.
На минуту Харлин потеряла управление над собой, до конца не осознавая, что натворила. Она смотрела на за полминуты сгоревшее, дымящееся тело своего коллеги, задаваясь про себя лишь одним вопросом: «Я что, убила?».
Квинзель даже не поняла, что ей успели скрутить руки и усадить на холодный кафель. Кто-то подбежал к трупу, кто-то начал по рации оповещать о происшествии, ну а что до несостоявшегося пациента... Он с самодовольной, ядовитой ухмылкой наблюдал цирк, который устроила его новая подружка, отчётливо понимая, что сумел в край сломать её, сделать себе подобную. Пока встревоженные доктора возились и с трупом, и с Квинзель, клоун нашёл в себе силы высвободиться от кожаных ремней, подойти к стоящему спиной терапевту, что держал Харлин стальной хваткой, и оглушил его одним ударом с ноги.
— Джокер освободился! — вскричал терапевт, повторив тоже самое в рацию. Харлин осталась сидеть на полу, уперевшись руками о холодную поверхность. Один доктор закричал в панике и убежал из палаты, другой же лихо набросился на пациента, и был благополучно впечатан в стеклянный шкаф со склянками.
— Эй, Харли, — Джей попытался максимально ласково обратиться к девушке, отчего его аж чуть не стошнило. Не в его это стиле. — что ты распласталась на полу как селёдка?
— Я... Я... — мямлила себе под нос она. — я убила... убила своего коллегу...
— Он сам напросился, да и вообще, люди рано или поздно подыхают. Сдох сейчас или потом... Какая разница?
— Но ведь я убила! — вскрикнула Квинзель, вцепившись пальцами в свои волосы. — я не хотела этого!
— Прямо-таки не хотела? — невинно спросил Джокер, состроив гримасу любознательного котёнка.
— Это была не я! Это была...
— Это была ты, дорогая Харли! — перебил её психопат, схватив ту за плечи, а на его лице выступило безумие вперемешку с радостью. — и ты этого хотела. Ты осознавала, что делаешь. Ты убила человека, и этого уже нельзя отрицать.
В коридоре послышались звуки сирены, крики охраны, шум шагов, а следом громкие выстрелы.
— Кого это сюда занесло? — с заинтересованностью в голосе произнёс Джокер, и в этот момент, как будто бы услышав его вопрос, в помещение с грохотом ворвался высокий человек с огнестрельным оружием в руках. Лицо прикрывала маска чёрного кота, поэтому можно было разглядеть лишь его зелёные глаза.
— Мистер Джокер, вас ожидают машины, — сообщил он через маску.
— Прекрасно. А ты у нас кто такой?
— Я Нуар, работаю с "Золотой Катаной".
— Ах, эти япошки... — растянул психопат и усмехнулся в сторону главнокомандующего, мол, ещё один клоун в маске, возомнивший себя большой шишкой.
В палату вбежали десяток людей, чем-то похожих на ниндзя. На черных накидках золотыми нитями были вышиты японские иероглифы, на левых рукавах красовалась золотая свастика. Лица также были укрыты металлическими масками в форме драконьей морды.
— Господин, нам лучше поспешить, — снова обратился Нуар к Джокеру.
— Не трусись как студень, — осадил его мистер Джей. — а ты, милая, — обратился он к Харлин. — спасибо за то короткое время, дарованное мне тобой. Я конечно думал использовать тебя в качестве ключа к свободе, но эти ребята опередили тебя. А значит ты мне больше не нужна. Ещё увидимся.
Он взял оружие, протянутое ему Нуаром и выбежал из кабинета со звонким смехом. За ним последовали наемники, оставив Харлин наедине с трупом коллеги. Она не понимала, что произошло в этот момент. Чувство несправедливости и горького послевкусия не покидали её. Уже через несколько секунд по всему Аркхему раздались оглушительные выстрелы и крики жертв. Единственная цель её жизни, которой с недавних считался Джокер, ушёл. Он стал для неё всем, её маленькой, искусственно-выращенной идиллией, её палитрой красок в мрачной жизни. И он вот так ушёл, кинул. Уже ничего не имело значения, она была околдована им, стала верной Мальвиной, так разве она могла просто отпустить своего кукольника, которому она отдала все остатки своей "нормальной" жизни, ничуть не жалея?
— Джокер... — прошептала она его имя, пробуя каждую букву на вкус. Она поднялась с побитых колен и отправилась к выходу из кабинета. — п-п-постой.
Словно одержимая, она отправилась по кровавым коридорам из Аркхема, ощущая, что в этом месте уже нет её "Пудинга", как она про себя его величала.
Тем временем Джокер уже сел в большой чёрный грузовик, принадлежавший "Золотой Катане". В этот раз побег из Аркхема оказался куда масштабнее и красочней, который клоун запомнит на всю оставшуюся жизнь. За рулём оказался молчаливый японец, чьи волосы в свете фар блестели неестественно белым цветом. Он непринуждённо докуривал сигарету.
— Надеюсь, вы знаете, где моя остановка? — спросил Джокер крашенного японца. Тот безэмоционально обратил внимание на пассажира, посмотрев боковым зрением и, выбросив в окно грузовика сигарету, ответил:
— У телевизионного небоскрёба, верно?
— Так точно, — кратко выразился Джокер. — время не резиновое, так что не тяните с дорогой.
— Я жду команды босса, — бесстрастно заверил японец.
— Ах, ждешь... Тогда от имени твоего босса приказываю тебе сейчас же завести мотор и катить из этой дыры! Может напомнить тебе, на кого впахивает твой начальник? — Джей не терпел, когда его приказы не выполняли. Иногда за такие проступки он мог лишить человека жизни, но клоун пока что направил на наёмника ствол оружия. — заводи мотор, шестёрка. Я не повторюсь.
В ответ азиат только ухмыльнулся и тут же одним движением достал из ножен, прикрепленных к накидке, кинжал с золотым покрытием и одним махом оставил оружие без половины дула. Джокер явно такого не ожидал.
— Да, золото не может быть таким прочным, — самодовольно улыбнулся наёмник. — но это лишь покрытие, а вот что скрывается внутри — это уже другой разговор. Такого металла вы ещё не встречали.
— Что ж, это было впечатляюще, — растянулся в широкой улыбке маньяк, проведя по не спрятанному лезвию пальцем и оставив после себя на кончике кинжала красное пятно крови. — всё-таки думаю, что не пожалею о таких союзниках, как вы.
— Уверяю вас, не пожалеете.
В этот момент из рации азиата донёсся голос, который сказал на английском:
— Хей, Коконой, это Амудо. Дай команду ребятам отправляться.
— Где Майки?
— Он сейчас не может ответить. Передаю команду от него.
— Ясно, — Коконой вырубил рацию и завёл мотор. Он выглянул из окна и остальным наёмникам, которые ждали в других грузовиках, дал сигнал об отправке.
Это было поздним вечером. Преступные убийцы оставили Аркхем догорать в пламени. Многие пациенты сбежали, а из рабочих лечебницы, похоже, никого не осталось в живых. В этот раз Аркхем точно потерпел крах.
Без шума уехать не удалось, за грузовиками гнались полицейские, обстреливая пуленепробиваемый транспорт. Джокер не упустил момент поразвлечься, взобравшись на крышу грузовика со снайперской винтовкой в руках и начал с ветерком отстреливать в стёкла автомобилей полиции, в колёса, в капот. Машины останавливались, взлетали в воздух и кувыркались, но на дорогах появлялись ещё и ещё. В этой погоне была задействована вся полиция Готэма, включая вертолёты, неугомонно повторяя через громкоговоритель: «Сдавайтесь или нам придётся открыть огонь». Джокер мог повалиться со смеху от этих слов, но не позволил себе такой роскоши, однако не отстающие фараоны начали его утомлять, пока он не заметил, что он и наемники приближаются к перекрёстку, где расположена колонна, которая держит над дорогой мост. На мосту были проложены железнодорожные пути. Джей засиял от вошедшей в голову идеи, но не думал, что удастся её осуществить, однако он всё-таки вернулся в кабину и сказал Коконою:
— Мне бы огоньку побольше, — и указал на стоявшую впереди колонну. Наёмник понял его мысль и кивнул, после чего ударил кулаком в стену закрытого кузова. Люди, находившиеся в кузове, сбросили с укрытия чёрную плотную пуленепробиваемую материю и подняли грузовую платформу вверх, выставив напоказ участникам дорожного движения массивное металлическое сооружение, напоминающее танковую пушку.
— Эй, вы! — крикнул на японском наёмникам Коконой. — зарядите этого зверя!
Люди принялись заводить оружие: один человек достал большую канистру с неизвестной прозрачной жидкостью и вылил её всю в ствол орудия, потом начали регулировать давление и тянуть рычаги.
— Ребят, давайте, времени нет! — крикнул им водитель. Наёмники направили ствол туда, куда показал Коконой, а именно на колонну, и по истечению обратного отсчёта один из наёмников потянул на себя самый тяжёлый рычаг, после чего из оружия вылетел большой ярко-жёлтый шар, напоминающий солнце, и устремился прямиком в колонну. Произошёл дикий грохот, колонна взлетела на воздух, обрушив на дорогу горящий железнодорожный мост.
— Ну, — обратился Коконой к Джокеру, смотрящему через окно на крушение, оставшееся позади. — как вам световое шоу?
— Мои аплодисменты! — радостно гаркнул Джей, демонстративно похлопав в ладоши. — и всё же, неужто у вас на Востоке способны слепить подобный телескоп сомнительного применения? Разве в Японии с этим не напряжёнка?
— Так и есть, нас снаряжает очень выгодный Дон. Молодой, но доверенный поставщик. Между прочим вон та игрушка его самое великое детище. Кстати, вы его видели, правда с нами он не поехал, но он рассчитывает на встречу с вами. Для каких-то "важных переговоров", — Коконой состроил важный вид, сделав в воздухе кавычки пальцами.
— Не каждому дано меня так развеселить, так что... всё может быть.
Шум сирен, машины и погоня остались позади. Даже воздушной полиции пришлось отступить, потому что преступник был крайне опасен. Теперь вся надежда была только на Бэтмена, который что-то не торопится остановить преступников. Дальше на дороге никто не вмешивался в дела чёрных грузовых машин, в конце-концов, местные обыватели очень бережно относятся к своей шкуре и не очень-то норовят встревать на пути у мафии, коей переполнен весь город.
Вскоре грузовик подъехал к телевизионной башне. Сделал он это правда не совсем аккуратно, чуть не врезавшись в статую, стоявшую у здания. Остальные же грузовики не стали останавливаться и проехали мимо.
— Мы будем ждать вас на следующей неделе у Готэмского порта. Наш босс хочет обсудить с вами планы на будущее, — сообщил Коконой и передал клоуну завёрнутую в квадратик записку.
— И что это?
— Номер босса. Свяжитесь с ним.
Джокер кивнул и вышел из грузовика. В кузове другие наёмники возились с новейшим изобретением, разбирая его по частям, кидая на Джокера скучающие взгляды. Людей, к счастью, на этой улице не было, а те, кто был, давно разбежались кто куда. Сам киллер завороженно смотрел на эту картину и ему оставалось только оценивающе свистнуть. Но вот у грузового транспорта рявкнул двигатель и водитель, надавив на педаль газа, направился туда, куда уехали и остальные наёмники.
Рядом с телевизионной башней был припаркован довольно дорогой автомобиль: блестящий Ламборгини, покрытый перламутровой тёмно-фиолетовой краской, на широком капоте красовались языки пламени чёрного цвета. Белоснежные шины были начищены до блеска, обод колеса и вовсе был вылит из золота. А что, Джокер и не такое мог себе позволить. Он, не без помощи самурайских дружков, смог сбежать из Аркхема и уйти от преследования полиции, теперь же он мог спокойно вернуться на свою базу.
Дальше движение было без сюрпризов, мистер Джей гнал на всех парах по ещё ночному Готэму, освещённому тысячами огнями города, обгоняя машины, фуры, даже тень собственного авто. Чувство свободы и беспечной жажды скорости приятно возбуждало каждую клетку его организма, а ночное небо и звук разъярённого зверя-мотора только доставляло приятное расслабление и добавляло атмосфере некий... романтизм?
Жажда скорости, ночные огни, соперничество с самим собой — все бы это было хорошо, пока Джокер не заметил, что за ним что-то довольно-таки долго гоняется неприметный чёрный байк. И ладно бы мотоциклист спокойно ехал сзади и рано или поздно свернул, но он продолжал упорно следовать именно за Джокером. Клоун усмехнулся и как-то по-издевательски помотал головой.
— Чья-то задница упорно ищет приключений, — с этими словами он открыл перчаточный ящик и достал оттуда револьвер сорок четвёртого калибра. Зарядив оружие, он спустил стекло автомобиля и, одновременно управляя машиной, прицелился и нажал на курок. И так несколько раз. Пули с дичайшим свистом летели прямо на преследующего, исчезая в ночи, но мотоцикл ловко уворачивался от выстрелов, пока наконец на перекрёстке не свернул налево.
— Уходи, трусливый зайчишка, — ухмыльнулся Джокер и спрятал револьвер в пустующую на ремне кобуру.
И вот принц всея города заехал на Готэмский мост — одну из величайших достопримечательностей этого города и, как назло, сзади опять показался знакомый мотоцикл.
— Да что ж ты прилип! — в этот раз Джокер решил не доставать оружие, демонстративно немного снизил скорость, чтобы байк приблизился. Нужно было посмотреть в лицо этому смельчаку. Не спуская глаз с дороги, Джокер также пристально посматривал в боковое зеркало заднего вида, пока не увидел очертания знакомых развивающихся на ветру светлых волос. Фонари, расположенные на ограждениях моста, осветили лицо девушки, придавая её коже более молочный оттенок. Её очки отражали свет фар и фонарей, делая её глаза большими и круглыми. Это выглядело и глупо, и смешно. Харлин ловко объезжала несущиеся на всех парах автомобили, приближаясь к цели.
«Вот же неугомонная, — Джокер, если не таить, был удивлён (что уже не раз случилось за этот день), но излишняя навязчивость влюблённого доктора порядком раздражала киллера. — неужели мир настолько прогнулся, что вместо копов и Бэтса за мной гонится мой психиатр из Аркхема?»
Азарт вновь дал о себе знать, когда Джокер затеял мысленные догонялки с доктором Квинзель. Он ускорялся — ускорялась и мотоциклистка, ни на секунду не пропадая из виду. Джокер уже начал надеяться, что у байка кончится топливо или же сядет батарея, если вдруг транспорт разработан каким-нибудь Илоном Маском. Ага, конечно! Дело дошло до того, что Харлин догнала Джокера и они снова встретились лицом к лицу. Она смотрела на него взглядом попрошайки, будто бы просила милостыню. Клоун чувствовал себя раздражённо с перчинкой неловкости, он лениво отвернулся от неё, спрятав глаза за прядями небрежных зелёных волос. Он прекрасно ощущал её злобу. Это было так смешно, не будь так грустно. Хотя второе, пожалуй, относится только к девушке. Она надавила на газ и обогнала тачку психопата, а потом, словно не теряя больше ничего, спрыгнула с сиденья байка и уже стоя, как на скейте, прокатилась на нём по асфальту, а после затормозила. Джокер прекрасно понял, что пуленепробиваемая барышня целенаправленно идёт навстречу авто, так что, преодолев желание просто сбить надоевшую выскочку и ехать дальше, он впечатал педаль тормоза в пол и машина с рёвом и свистом остановилась в метре от Квинзель.
— Нет, ты не бросишь... Ты не посмеешь бросить меня! — чуть ли не в истерике крикнула Харлин, со всей силы ударив руками по капоту авто.
— Ох, мамочки... — Джокер в фирменной манере растянул улыбку "до ушей", проговорив противным голосом. — милочка, ну ты прямо как заноза в заднице, — он вышел из машины и направился к Харлин. В этот же момент у его тачки остановилась массивная фура, но ни Джокеру, ни доктору не было до этого дела.
— Я ведь... Я ведь делала всё, как ты велел, — она была на срыве, слова шли в перемешку со всхлипами. Странное ощущение: хотелось и разорвать обидчика на кусочки, и в тоже время прижаться к нему, как к жилетке, чтобы выплакаться. — я выполняла все твои задания, дурацкие тесты и прочие посвящения... и вот так ты мне отплатил? Я... я просто хотела доказать, как ты мне дорог, и я доказала! Я доказала, что люблю тебя, так неужто тебе этого мало?
— Да-да-да-да-да, — отмахнулся Джокер, прерывая монолог обозлённого психиатра. — я тебя услышал. Но теперь ты услышь, ведь я — не тот, кого можно полюбить. О... нет, я был создан для чего угодно, но только не для этого. Я лишь идея. Я настрой и состояние души, — сзади им сигналила фура, но Джокер не отвлекался, а продолжал ходить вокруг Харлин, осматривая её с ног до головы. Она внимала словам, словно шаманским замудрым речам. — я всегда следую своей воле, планам, и ты, доктор, уж точно не выходишь в мои планы.
— Умоляю... Умоляю, прими меня, — она кинулась у нему, обхватив его шею и прижалась к его груди. — я обещаю, честно, обещаю, что не обижу и не дам в обиду! Никогда!
Но нет, он не хотел её слушать. Он скинул руки с шеи и отстранился.
— Ах, ты обещаешь, — он продолжал невинно улыбаться, убрав назад упавшую на глаза прядь волос. — ты меня почти растрогала.
— Эй, чувак! —вдруг крикнул кто-то за спиной Джея. Грузовой транспорт покинул нетерпеливый полноватый водитель. Глаза скрывала широкая шляпа. — здесь дорога, если что. Так что забирай тачку вместе со своей сучкой и провали...
Выстрел.
Квинзель мигом перехватила револьвер, спрятанный в кобуре Джокера и, как на автомате, прострелила дальнобойщику голову. Затем она без всякого страха и сомнений направила ствол Джокеру ко лбу. Она была намерена сделать то, что сделала и с тем бедолагой.
— Эй, не обижай меня. Ты только пару минут назад дала мне обещание, — на его лице выступил наигранный испуг и он, как бы сдаваясь, поднял руки. — я буду твоим лучшим другом, — она молчала. Харлин не убьёт его, — Джокер был убеждён. — ну же, стреляй. Не этого ли ты хочешь?
— То есть... — проглотила она с горьким комком в горле, пропустив пару слезинок и тень болезненной улыбки. — ты не боишься быть убитым, но боишься моей любви?
— Ну же, давай! Убей меня! — продолжал кричать он, пока наконец не выхватил из её рук оружие. Он направил ствол на себя, протяжно посмеиваясь. Его смех был мерзок и противен на слух, но в нём была отдалённая горечь и отголоски тоски. По крайней мере Харлин это чувствовала. — не будь ты такой чокнутой, я бы подумал, что ты сумасшедшая. А теперь, милая, попрошу тебя убраться с моих глаз. И лучше бы тебе не вставать у меня на пути. Последствия будут ну о-о-очень нехорошие.
Слова прозвучали, как раскат грома. Так Харлин Квинзель, в один судьбоносный момент потерявшая всё — должность, клочки нормальной жизни, и... наверно рассудок, осталась стоять прямо посреди дороги и наблюдать, как похититель всего этого просто садится в машину и оставляет, можно сказать, ни с чем.
«Почему?.. — задала себе вопрос Харлин и подняла голову к небу. — почему это со мной происходит? За что все так со мной?»
Она набрала в грудь побольше воздуха и, не жалея голосовых связок, крикнула в томящую пустоту: «ЗА ЧТО?!». Квинзель опустилась на колени и горько зарыдала, спрятав лицо руками. Харлин истязала себя внутри и снаружи, царапала и драла кожу лица. Руки зверски дрожали, а в глаза бил нескончаемый свет фар. Машины подавали сигналы, пытались вразумить её. Это чудо, что никто до сих пор так и не зацепил Квинзель на дороге, только объезжали. И вот наконец кто-то остановился перед ней.
— Эй, милая, — резанул слух до боли знакомый голос. Харлин не могла поверить ушам, её тело будто бы поразили шоковым ударом. Она подняла голову и увидела его. Джокер выставил перед ней указательный палец и сказал: — последний тест, и я весь твой. Ну что, ты согласна?
— Да-да, конечно, всё, что скажешь, — Харлин сразу оживилась. Она поднялась с сырого асфальта и поспешила к предмету обожания. — я сделаю всё, как ты велишь, только, прошу тебя, Джокер, будь со мной. Иначе моя любовь к тебе убьёт меня.
— Ладно-ладно, я понял тебя. Запрыгивай в тачку, — мистер Джей, изображая джентльмена, проводил Харлин до автомобиля и открыл дверцу, но перед тем, как та села, он приметил: — ну-ка стой-ка. Твой халат весь перепачкан пылью и другой дорожной нечистью, так что снимай, а то ты мне весь салон перемажешь грязью, — он помог снять бывшему доктору грязный халат и швырнул бесполезную тряпку под колёса проезжающих машин. — не думаю, что он тебе теперь пригодится.
Оказавшись в тёмном салоне, Харлин даже не заметила, что внутри отсутствуют ремни безопасности. Они тронулись с места и ехали весь путь молча. Квинзель не знала, в какие дебри её завезёт Джокер, да и не очень-то её это волновало. Какой бы тест он не задал, она его пройдёт. Квинзель смотрела через тёмное стекло на движение и иногда боковым зрением поглядывала на слегка напряжённого киллера. Главным было для Харлин — не беспокоить мистера Джея, делать как он велит и надеяться на желаемую награду.
Позже
Ехать пришлось долго, Джокер и Харлин преодолели полгорода, чтобы добраться до нужного места. Джей припарковал тачку возле заброшенной лаборатории, укрытой старыми прогнившими черными полотнами.
Он вышел из машины — вышла и она. Дальше Джокер взял доктора под локоть и повёл на обшарпанную дорогу, ведущую к закрытому забору. Долго возиться с замком не пришлось, калитка сама открылась.
Харлин шла спокойно и молчаливо, не тревожила Джокера, смотрела стеклянными глазами на него и только на него. Она вела себя как кукла, послушная марионетка. Джокер завёл её на территорию завода по переработке химикатов. В ночи он напоминал грозную и мрачную гору с вытянутыми к небу трубами, из которых едва выходил дымок. Но его мало только сейчас, на следующий день из труб снова тучами будут литься потоки смога, загрязняя воздух Готэма.
— Идём детка, нас уже ждут, — Джей завёл её внутрь здания. В нос ударил едкий запах резины и горелых спичек. Стены, пол и потолок были покрыты металлом, над головами Харлин и Джокера были проложены толстые ржавые трубы, по которым, вероятно, протекала горячая токсичная жидкость. Помещение было почти тёмным, его плохо и неприятно-красным светом освещали лампы.
К ним приближался человек. Это можно было понять по эху, что оставляли шаги на металлической поверхности.
— Добро пожаловать, господин Джокер, — на свет показалась пожилая пухлая женщина с недобрым выражением лица. — вам, полагаю, как обычно?
В ответ Джокер поднёс палец к губам и издал шипящее: «Т-с-с-с». Женщина кивнула и ушла в глубь помещения; Джокер последовал за ней, взяв Харлин за руку, чтобы та не потерялась во тьме.
— Заранее извиняемся за освещение. В это время здесь работают в основном нижние цеха, которые находятся глубоко под зданием, ну и, собственно говоря, переработка химикатов не стоит на месте, но всё же сегодня вдвое меньше людей, так что мы всячески стараемся экономить. Завод на грани банкротства,— под ногами заскрипели ступени, выплавленные, судя по всему, из лёгкого и непрочного металла. Поднявшись на второй этаж, работница подошла к почерневшим от времени дверям и открыла их с помощью карты-ключа. — в вашем распоряжении тридцать минут. Не больше. Вынуждена вас оставить.
Женщина спустилась вниз, оставив Джея и доктора Квинзель один на один. Здесь ещё сильнее чувствовался запах токсичных смесей: вонь летала прямо в воздухе, пробираясь к самым стенкам носоглотки. Харлин закашляла, прикрывая губы ладонью. Такая палитра вони, как запах нефти, хлора и даже корректора сильно сбивал с толку.
— О да... я точно дома, — сладостно произнёс клоун, вдохнув полной грудью запах химии. — а ведь знаешь, эту мерзость добавляют и в косметику, и в средства личной гигиены, и даже порой в еду. Не знаю, чему тут удивляться.
Харлин осмотрелась: место, в которое её завели, было огромным. Верхняя часть помещения была скрыта всё теми же трубами, по ним стекали капли токсичной жидкости и падали прямо на пол, оставляя после себя едкий пар. Но и этот цех был разделён на два яруса. Они находились на втором, а на первом же располагались большие, чугунные чаны, доверху наполненные булькающими химикатами. Харлин и Джей стояли на ограждённой платформе и доктор могла увидеть, как до их яруса достают пушистые, но токсичные башни из облаков пара. Подойдя ближе и облокотившись на ограду, Квинзель смогла увидеть девять таких чанов. Внезапно к ней со спины подкрался Джокер и, ухватившись за её плечи, крикнул громкое «Бу!». Доктор вскрикнула. Сердце сделало тройное сальто наискосок и упало в пятки. Харлин схватилась за ограждение и стала слишком часто дышать, пока не подступил кашель из-за воздуха в цеху. А вот клоуну всё было весело — хохотал, как от щекотки, чего нельзя было сказать о Квинзель. Прокашлявшись, она выдавила из себя улыбку. Харлин не знала, как перечить Джокеру, да и не хотела этого делать и вовсе.
— А ты не из обидчивых, — воскликнул Джокер, похлопав новую подружку по плечу. — ладно, не стоит забывать про то, зачем пришли. Тебя ждёт незабываемая ночка.
И он поманил её за собой. Дальше, вперёд по платформе, по скользким дорожкам, поднявшись чуть выше. Туда, где ограждения не было. И вот они стояли на поблёскивающем выступе, можно сказать, у края пропасти. Пар доставлял дискомфорт, вызывал слёзы, как от лука. Харлин находилась прямо над чаном с токсичной жидкостью и завороженно смотрела вниз.
— Красиво, не так ли? — загадочно спросил Джокер, подойдя к Квинзель. — так и хочется покорить эту глубину. Не море, но, чёрт, так хочется познать глубину этой бездны. Но хватит ли сил зайти так далеко? В связи с этим у меня возникает вопрос... — он развернулся к Харлин, посмотрев в её до неприличия стеклянные, неживые глаза. — Харли, насколько же ты далеко готова зайти? Готова ли умереть за меня?
— Да, — спокойный, вроде бы равнодушный ответ, но одержимый идеей и жаждущий свершить её. Джокер вздохнул и отрицательно помотал головой.
— Ах, нет... это слишком просто. Но вот будешь ли... будешь ли жить для меня?
— Да, — в такой де манере вымолвила Квинзель, даже не задумываясь о последствии слов. Когда Джокер пытался её влюбить в себя, он даже и не мог задуматься о подобных последствиях. В конце-концов, Джей понимал, что он урод. Поэтому он до конца не мог понять, чем он так вскружил бедняжке голову. — я обещаю.
— Осторожно. Сначала хорошенько подумай, прежде чем произносить эту клятву. Страсть приводит к уступкам, уступки — к подчинению. Ну так что... — он провёл большим пальцем линию на её лице от щеки к подбородку, остановившись на нём. — ты действительно хочешь этого? Ведь твоя жизнь уже никогда, слышишь? Больше НИ-КОГ-ДА не будет прежней.
— Я хочу...
— Скажи это, давай же, скажи это. — он заклинал её, не выносил указ, скорее умолял. — ну же, проси этого.
— Я прошу..
— Боже мой... — Джокер ласкал её лицо, наслаждаясь этим кукольным взглядом. А ведь эта девушка с ликом нимфы могла быть идеальным арлекином для него. — как ты... хороша.
Джей отошёл от Харлин на несколько шагов и всем своим видом ей подсказывал: «Ты знаешь, что делать». И тогда Квинзель подошла к самому краю этой пропасти, нависла над ней, развернулась спиной, чтобы, если умирать, то видеть лицо любимого. Она развела руки в стороны и полетела камнем вниз.
Сколько прошло времени? Секунда? Две? Может час или всё-таки вечность? Харлин не знала, сколько падала, но чувствовала, как волосы укрывали ей лицо, закладывание и шум в ушах, а ещё небывалую ранее лёгкость. А потом полное погружение в неизвестность, и неизвестность эта обжигала кожу и теплом, и холодом, разъедала одежду, одновременно убаюкивала и отрезвляла. Харлин подумала, что наконец-то ощутила на себе смерть. Она тянула к себе, вытаскивала из глубокой ямы, в которую загнала её жизнь, и она же помогала обрести второе дыхание. Но стоило девушке вновь обрести способность дышать и свидеться со светом, как увидела она не Смерть, не Бога и не Дьявола, а того, кому она отдала каждый вдох своей жизни и все грядущие. Она утопала в его глазах. Джокер сам до конца не соображал, зачем прыгнул за ней, если хотел избавиться. Неужели совесть проснулась? Может это просто состояние аффекта и клоун перестал контролировать себя. А может в самый последний конец го что-то потянуло... за ней. А кто знает, ведь даже самого ярого психопата могут захлестнуть чувства. На то они и психопаты, что ты не знаешь, чего ждать от этих фруктов. Но Джокер всё-таки другой фрукт, поэтому нельзя сказать, что эти минуты небывалого и неконтролируемого чувства растянутся надолго. В любом случае Харлин Квинзель добилась своего, хотя... если быть точнее, то нет. Харлин Фрэнсис Квинзель умерла, когда упала в химикаты. Она умерла за Джокера и на её месте появилась она — Харли Квинн, и как раз-таки она будет жить для Джокера, как обещала Квинзель. Но она не знает, через что ей придётся пройти, побывав на месте послушного арлекина.
Вновь Готэм горит,
Преступность царит.
От всевозможных
игрушек
Все слетели с катушек.
Сирены поют,
Безумцы орут.
А власть здесь остаётся слепой,
Каждый день подобен Третьей Мировой.
И люди привыкли уже выживать,
И близких своих в мир иной провожать.
Здесь идиллии нет, и никогда уж не будет.
Невиновному срок, ну а психа отпустят.
И у судей также свои есть грешки,
В париках своих денег прячут мешки.
И полиция тоже здесь непроста,
За деньги делишки твои сотрут дочиста́.
Но будь ты нищий, будь богат —
имеют все один расклад.
Сойти с ума не сложно всем,
Невозможно скрыться от проблем.
А жизнь твоя, того гляди,
Всё чернее, хуже впереди.
Так ты ещё не понимаешь?
Нормальной жизнь свою считаешь?
Здесь, в Готэме, нет понятия "нормальный",
Ты либо жертва, либо псих ты криминальный.
Здесь, в Готэме, почтенный Дон тебе судья.
Либо ты живой, либо порешат тебя.
А Готэм вновь и вновь горит,
Словно дьявольский котёл кипит.
Ведь вся жизнь здесь — это ад.
Ты либо труп ходячий, либо психопат.
