Под вишнёвой тенью

      — Ниже. Ещё ниже. Да ниже же, мать твою! — пробасил Алан, энергично дирижируя и не без удовольствия отмечая, как лицо горе-певца заливается краской в тщетных попытках взять ноты, неподвластные его голосу. — Не могу понять, ты глухой или просто идиот?              — Я тенор, — прокашлял Александр, подавившись воздухом. — Мне нужен перекур.              — Тебе не перекур нужен, а несколько хороших плетей. Как жаль, что мы не в тринадцатом веке.              Алан бы непременно рассмеялся на манер злого гения, чтобы придать воспитательному моменту большей драматичности, но ограничился лишь щелчком зажигалки, подкуривая одну из своих «лечащих нервы» сигарет. Александр тяжело сглотнул, вожделенно глядя на то, как Маккензи затягивается дымом, и несколько раз нервно дёрнул ворот водолазки.              — Соберись, Куэрво! — Алан издевательски выдохнул несколько колечек сладкого дыма точно в лицо Алекса, даже не пытаясь скрыть, насколько он рад «помощи» зятя в предстоящей постановке. — Премьера уже в конце месяца, а ты совсем никуда не годишься. Давай сначала.              — Mierda, — простонал испанец, проклиная тот дождливый день, когда его душа не нашла покоя после смерти и навсегда застряла в этом жестоком мире. С этими жестокими Маккензи.              Размашистым движением руки Алан дал знак аккомпаниатору и репетиционный зал наполнили звуки рояля. Алекс затянул партию, всем своим недовольным видом показывая, какого мнения придерживается относительно Алана и всей этой ситуации в целом. Начало йодля в высоком регистре давалось испанцу довольно легко, но уже спустя пару тактов, когда возникала необходимость перескочить в регистр пониже, он готов был выплюнуть свои лёгкие прямо на новенький рояль, заходясь в кашле. Наблюдая за старательными попытками Алекса не умереть на сцене, Алан решил, что выглядит он достаточно несчастным, а потому можно уже завязывать с этим спектаклем. Но, разумеется, не прямо сейчас, а где-то через часок, когда Куэрво точно усвоит свой урок.              — Бросай курить, Куэрво. Эта привычка тебя до добра не доведёт, — добродушно рассмеялся Алан, а потом, словно опомнившись, добавил, — ах, постой! Кажется, я опоздал с советами. Она ведь уже довела тебя, правда не до могилы, а до моей сцены, но всё ж.              Снова сбившись с нот, Алекс обматерил Алана сначала взглядом, а потом уже и словами, с молниеносной скоростью вылетающими из его рта, когда Маккензи велел опять начинать сначала. Улыбаясь, как Чеширский кот, Алан бросил в Куэрво бутылку воды и под аккомпанемент непереводимого испанского мата ушёл вглубь зала, где тише воды и ниже травы за происходящим наблюдала миссис Куэрво-Маккензи.              — Ты жестокая девушка, Эйлин. Очень-очень жестокая, — усмехнулся Алан, занимая место рядом с дочерью. — Как ты можешь спокойно смотреть на то, как я издеваюсь над твоим благоверным?              — Он это заслужил, — равнодушно пожала плечом девушка.              — Разве? Я ведь знаю, что это ты стащила мои сигареты, мартышка. Так почему за твои грешки расплачивается он?              — Потому что он меня любит, — подперев подбородок кулачком, Эйлин послала Алексу воздушный поцелуй. — Да, папа, любовь творит чудеса. Даже с такими как Алекс.