***
Когда Дженсен ступил на рынок Сидана, одежда на его теле казалась шершавой и жесткой. Одежда Дженсена была далека от шелковых мантий и вышитых плащей, которые он обычно носил. Одежда, в которую он был одет сейчас, была одеждой обычного человека. Она не пахла и не была рваной и потрепанной по краям, как одежда некоторых людей на рынке. Но она все равно была неудобной и заставляла Дженсена тосковать по собственной одежде. Но когда Дженсен, Майкл и Джейсон из Маннса шли от Сиданского форта к рынку, головы людей поворачивались в их сторону. Дженсен подумал, не узнали ли их. Он отогнал эту мысль, когда люди не стали уходить с его пути, пока он шел. Он понял, что одежда, в которую они были одеты, как бы неудобно Дженсен себя в ней ни чувствовал, была роскошью для его народа. Большинство из них смотрели на них с явной завистью в глазах. Дженсен напомнил себе, что именно поэтому он и надел одежду простого человека — чтобы узнать, какие проблемы есть у его народа. — Но, Ваше Величество, — прервал его мысли Майкл, — небезопасно находиться на открытом месте без Имперской Гвардии, — его тон был крайне решительным и отчаянным. — Не волнуйся, Майкл. Никто здесь нас не узнает, — спокойно сказал Дженсен. Они не узнают своего собственного императора, подумал Дженсен. Неужели он был настолько поглощен сражениями, что перестал заботиться о благополучии своего народа? — Я здесь, потому что хочу править, а не просто завоевывать. А для этого мне нужно заглянуть в сознание своего народа. Майкл смотрел на него так, словно видел Дженсена впервые. — И не обращайтесь ко мне «Ваше Величество, — сказал Дженсен. — Тогда как нам вас называть? — недоверчиво спросил Майкл. — Зовите меня Дженсен, — Дженсен заметил легкое беспокойство в глазах Майкла и Джейсона. В мире было очень мало людей, которые обращались к нему по имени. Все остальные были слишком напуганы, чтобы даже встретиться с ним взглядом. Поэтому он мог понять, откуда исходит беспокойство его спутников. Но Дженсен знал, что их маскировка не продлится долго, если Майкл продолжит обращаться к нему как «Ваше Величество». Дженсен был достаточно распространенным именем в Перандоре, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Дженсен с удивлением понял, что Джаред никогда не называл его по имени. После возвращения из Анпи Дженсен оценивал и переоценивал свои отношения с Джаредом, задаваясь вопросом, где он ошибся. Вывод, к которому он пришел, был тем же, что и в Анпи. Их отношения были основаны на переговорах, которые Дженсен вел с королем Анпи, и Джаред не имел права голоса в их браке. Если отбросить сердечные дела, Джаред терял больше, чем Дженсен, если бы брак не удался. Все это время Джаред находился в Сидане только потому, что Дженсен хотел, чтобы он был там, а не по своей воле. Конечно, со временем Джаред мог полюбить Дженсена, но в чем-то он все еще находился в его власти. Возможно, именно это и дало Дженсену право отослать мужа прочь, как только он усомнился в Джареде. Если бы брак был на равных, Дженсен мог бы рассмотреть возможность навлечь на себя гнев королевства, обидев своего принца. Дженсен мог бы рассмотреть возможность того, что Джаред невиновен. Дженсен тряхнул головой, пытаясь прогнать мысли. Не было смысла задумываться о прошлом и гадать, как все могло бы сложиться. Дженсен сделал все, что мог. Он извинился. Он показал Джареду и всему миру, что их брак — нечто большее, чем просто союз, посетив Анпи. Он попытался вернуть Джареду власть в их браке, оставив мяч в его руках, когда дело касалось их отношений. Несмотря на то, что каждая косточка в его теле кричала о том, что он должен привезти Джареда с собой в Сидан, Дженсен не сделал этого. Теперь Дженсену оставалось только ждать и надеяться, что Джаред простит его и примет обратно. Дженсену также было интересно узнать, что Джаред сказал по поводу его способности править. Обычно Дженсен никогда бы не потерпел вопроса о его способностях как правителя. Но когда это сделал Джаред, он промолчал. Это было потому, что Джаред был прав. Если Дженсен был настолько невежественен, когда дело касалось его собственного мужа, то следовало задуматься, насколько хорошо он знал свой народ — если он вообще его знал. Дженсен верил придворным на слово о процветании своего народа так же, как верил на слово Саманте о неверности Джареда. В этом он ошибался. Дженсен задался вопросом, в чем еще он ошибался. Именно это привело его на рынок Сидана вместе с министром финансов и другим доверенным членом его двора. Сиданский рынок был оживленным местом, заполненным до отказа людьми. По обеим сторонам улицы выстроились магазины. Здесь стоял постоянный шум — покупатели торговались и договаривались о цене, продавцы громкими голосами объявляли и рекламировали свои товары, люди разговаривали друг с другом и в целом кипела жизнь. Воздух благоухал разнообразными запахами — еды, табака, специй, продаваемых кучами, свежеиспеченных глиняных горшков и прочего. Взгляд Дженсена прошелся по широкому разнообразию товаров на рынке. Он с чувством гордости отметил, что здесь покупали товары иностранцы. Перандора была известна как центральный рынок мира, культурный центр. Люди приезжали из дальних стран, чтобы купить изделия из керамики, старинные украшения или богатый текстиль. — Какой магазин посетим первым? — спросил Джейсон. Дженсен задумался о том, какой магазин он хочет осмотреть первым. Джейсон указал на продуктовый, и Дженсен кивнул в знак согласия. — Приветствую! — сказал Джейсон, когда троица направилась к магазину. За прилавком сидел пузатый мужчина с большими усами. Он поднялся на ноги и весело поприветствовал приближающихся мужчин. Он позволил троице изучить предлагаемые им товары, пока завязывал мешок с зерном для другого покупателя. Майкл взял зерна и провел по ним пальцами, изучая их текстуру и блеск. Джейсон сделал то же самое с ячменем. Дженсен взял немного пшеницы и тоже попытался проверить ее качество. В пшенице было не так много примесей, но, кроме этого, Дженсен никогда не имел дела с пшеницей. Поэтому он не знал, хорошего она качества или нет. — Собираетесь довольствоваться тем, что у вас есть, или хотите что-нибудь купить? — спросил продавец с ноткой нетерпения в голосе. — Сколько стоит это зерно? — спросил Майкл. — Три монеты за фунт, — сказал лавочник. Дженсен беспомощно посмотрел на своих спутников. Он даже не знал, что входит в состав его блюд, не говоря уже об их разумных ценах. Но Джейсон и Майкл, похоже, знали, что делают. — Ячмень? — спросил Джейсон. — Две монеты за фунт. Мне упаковать его для вас? — Нет, мы купим пшеницу, — сказал Джейсон, неодобрительно хмыкнув. — Пшеницу? — спросил продавец, выражение его лица становилось все более кислым с каждым мгновением, когда они задерживались с покупкой. — Две монеты за фунт. — Две монеты за один фунт? — спросил Джейсон. Дженсен не знал точно, не слишком ли это много, но, судя по шоку в голосе Джейсона и недоверчивому выражению лица Майкла, он решил, что да. — Что я могу сделать? — с досадой спросил мужчина. — Я продаю только по той цене, которую определит хозяин. — Цены здесь высоки, как небо, — сообщил Джейсон Дженсену. — Похоже, вы тоже свалились с неба, — сказал мужчина, теперь уже сердито. — У вас в кармане нет ни единой монеты, а пытаетесь купить Сиданский рынок! Берите или уходите. Не тратьте мое время, — под конец мужчина уже практически кричал, и Дженсен почувствовал, как поднимается его собственный нрав. — Ты наглый дурак! — прорычал Дженсен. — Ты хоть представляешь, с кем у тебя аудиенция? — Аудиенция? Ты что, император? Уходите! — крикнул мужчина. Дженсен уже собирался сказать этому человеку, что да, он действительно Император, но Джейсон и Майкл разрядили обстановку, успокоив мужчину и взяв его за руку. Дженсен сделал глубокий вдох, чтобы держать себя в руках. Он не хотел, чтобы его затея была раскрыта до того, как у него появится шанс полностью изучить рынок. Выяснение того, что цены на рынке Сидана были очень высокими, только укрепило его решимость сделать это. — Пойдемте. Посмотрим следующий магазин, — сказал Майкл, все еще держа Дженсена за руку. Дженсен и его спутники стояли возле продавца табака, пытаясь решить, какой магазин они будут осматривать следующим, когда лающий голос прервал мир на рынке. — Молчать! Арестуйте его! — прокричал кто-то, и Дженсен повернулся, пытаясь найти источник звука. Перед чьим-то домом образовалась толпа, и Дженсен двинулся к ней. Он слышал отчаянные крики и мольбы о прощении и пощаде, но не мог разглядеть, кого именно. Мужчина сел на лошадь, и по форме, которая была на нем, Дженсен понял, что это представитель двора Эклза — точнее, налогового отдела. Когда мужчина ускакал, Дженсен увидел, как из дома вышли солдаты, держа на руках сопротивляющегося человека. Мужчина открыто плакал, не обращая внимания на зрителей, которых привлекали его крики. — Нет, пожалуйста, нет, — бормотал он снова и снова. — Может быть, нам стоит вернуться, — сказал Майкл. — Нет, я хочу увидеть это, — сказал Дженсен. — Это то, для чего мы здесь собрались. Когда офицеры и солдаты скрылись из виду, толпа, собравшаяся перед домом, заговорила сердитыми голосами. Дженсен прибавил шагу. — Этот офицер Эклзов так несправедлив! — прокричал мужчина, ненависть ясно читалась на его лице. — Да, действительно! Офицеры Эклза всегда коррумпированы и зверски жестоки, — сказал другой мужчина. — Но он верный офицер суда Эклза, — сказал Дженсен, добравшись до места происшествия. — О, здравствуйте, — поздоровался первый мужчина, привлекая внимание Дженсена. — Вы здесь новенький? — спросил он. Дженсен утвердительно кивнул. — Посмотрите на это. Еще один слепой в стране слепых, — сказал он, закатив глаза. — Разве вы не слышали об ужасных и жестоких преступлениях, которые совершают эти чужеземцы? — последняя часть была выкрикнута, яростные глаза обращены в ту сторону, куда только что ускакал офицер. — Какие чужеземцы? — поинтересовался Дженсен. — Эклзы! — ответил мужчина, как будто это должно было быть очевидно. — Они все чужаки! Захватчики! — добавил еще один мужчина. Он сплюнул на землю, в его глазах читалось отвращение. — Двор императора переполнен ими. Все мужчины и женщины вокруг них хмыкнули в знак согласия. — Но… — Дженсен терялся в словах. Он был не столько рассержен, сколько ошеломлен враждебностью, которую его народ проявлял по отношению к нему и его двору. — Но я слышал, что император — хороший человек. Он многое делает для улучшения положения простых людей. Почему бы вам не обратиться со своими жалобами непосредственно к нему? — Забудьте об этом, мистер, — сказал первый мужчина. — У меня больше шансов поймать радугу, чем получить аудиенцию у императора. И мы не верим, что император — перандорианец, — последнюю фразу он прокричал толпе вокруг них, и все кивнули в знак согласия. — Какое это имеет значение? — сказал другой мужчина. — Император все еще карставанец. Чужак. — Разве вы не знаете, что наш император Дженсен родился в Ирвине, в доме короля Валтакуна? Он также вырос в Перандоре. Как же вы можете называть его иностранцем? Он такой же перандорец, как и вы, — произнес Майкл. Дженсен неосознанно кивнул. Он всегда считал себя перандорцем, а не карставанцем. Хотя он уважал своих предков из Карстава, он всегда считал Перандору своим домом. То, что его называли чужаком на его собственной родине, заставило Дженсена вздрогнуть. — Правда? Если он перандорианец, то что он сделал для нас? — спросил один из мужчин. — Если этот император так заботится о своем народе, — сказал другой мужчина, — то почему он не отменит налог на паломников? — в толпе раздался гул «да» и «действительно». — Налог на паломников? — спросил Дженсен, потому что никогда не слышал о таком. Он, конечно, не вводил его. — Похоже, вы не только новичок в Сидане, но и в этой стране, — усмехнулся первый мужчина. На недоуменный взгляд Дженсена он продолжил. — Все мы, уроженцы Перандории, должны платить налоги, чтобы отправиться в паломничество, верно? — толпа прошептала: «Да» и «Конечно». — Такой налог не имеет значения для богатого домовладельца, — сказал пожилой человек с добрым лицом. — Но простой человек не может позволить себе платить такие налоги. Вот мы и страдаем… Но какая разница. Никто ведь не обращает внимания на наши проблемы. Когда Дженсен и два его спутника замолчали, толпа начала потихоньку расходиться. Дженсен отвернулся от толпы и перешел в относительно уединенное место, чтобы иметь возможность поговорить с Майклом и Джейсоном, не будучи подслушанным. — Ваша идея пойти инкогнито на рынок оказалась весьма полезной, Ваше Величество. Теперь у нас есть представление о том, каково мнение общественности о правлении Эклзов, — прошептал Майкл. Дженсен не обратил на это заявление никакого внимания. Он был слишком занят размышлениями и сортировкой полученной информации. — Что это за налог на паломников? — задал Дженсен вопрос, который беспокоил его больше всего. — Когда коренные перандорианцы отправляются в паломничество, чтобы посетить святыни своих Богов и Богинь, они должны заплатить определенную сумму налога в казну Эклзов, — ответил Майкл. — Вы платите этот налог? — поинтересовался Дженсен у Майкла и Джейсона, вспомнив, что они оба — коренные перандорцы. Оба мужчины склонили головы. Майкл вздохнул. — Да, Ваше Величество. — Почему вы не возражали против этого? — спросил Дженсен. Было логично, что народ не мог высказать ему свои проблемы. Но не было причин, почему его придворные, которых он видел почти каждый день, не могли донести до Дженсена подобные проблемы. — Это возмутительно, — сказал Дженсен, его кровь кипела от несправедливости. — Налог за возможность молиться Богу? Это просто смешно, — он никогда не был пристрастен к переселенцам из Карставана и не относился к людям иначе, потому что они были другой культуры, чем он. Но его правление явно не было таким беспристрастным. — Я никогда не думал об этом до сегодняшнего дня, Ваше Величество, — пристыженно ответил Майкл. Дженсен вспомнил, как старик говорил, что для богатых людей такие налоги не имеют значения. — Это очень старый указ, действующий со времен правления Вашего деда, — сказал Джейсон. Дженсен в недоумении покачал головой. Все эти годы Эклы были ничем не лучше других захватчиков, грабивших Перандору. Все они также обкрадывали простых людей. Теперь Дженсен прекрасно понимал, что имел в виду Джаред, когда сказал: «Вы знаете, как завоевывать, но не как править». — Как я могу это изменить? — размышлял Дженсен, пока они возвращались в дворец.***
Дженсен бодро шел к своему трону, чувствуя решимость. Два дня назад Дженсен под видом маскировки побывал на рынке Сидана, и его исследования открыли некоторые суровые истины о его правлении. В промежутке Дженсен размышлял над тем, как исправить ошибки: просматривал старые законодательные книги, чтобы выяснить, собирались ли еще какие-нибудь налоги, вроде налога на паломников. Он также изучал финансы всех провинций и читал отчеты и отзывы обо всех своих офицерах, пытаясь выяснить, не было ли в его государстве коррупции. То, что он обнаружил, потрясло его. Дженсен решил, что настало время внести некоторые изменения в его правление. Первой и самой важной из них была проблема налога на паломников. — Приветствую вас! — обратился Дженсен к своим придворным, сидя на своем золотом троне. — Я хочу сделать очень важное объявление. После долгих размышлений и обсуждений я понял, что просить уроженцев Перандории платить налоги, когда они отправляются в паломничество, все равно что пытаться измерить Божью милость в монетах, — Дженсен сделал паузу и попытался оценить реакцию своих придворных. Некоторые нахмурились в замешательстве; другие кивнули головой в знак согласия. Но большинство из них оставались пассивными, ожидая, что скажет Дженсен. — И поэтому я решил отменить налог для паломников! — объявил Дженсен. Его объявление было встречено тишиной и ропотом. Некоторые придворные выглядели довольными решением Дженсена. Другие выглядели неуверенными. Но первым высказал свою озабоченность главный благородный Марк из дома Шеппардов. — Ваше Величество, это замечательная мысль. Могу я высказаться по этому поводу? — спросил он, склонив голову. — Можете. Казалось, Марк просто ждал, когда Дженсен даст ему сказать, потому что, когда он это сделал, все признаки почтения исчезли из глаз Марка. Вместо этого он выглядел сердитым и оскорбленным. — Что это за несправедливость? — спросил он, шагнув вперед. — Вы забыли о нас? Мы тоже много работали, чтобы построить империю Эклзов. Мы — советники Его Величества, — сказал он, обращаясь к себе и другим дворянам. — Это довольно удивительное решение. Почему вы не обратились к нам за советом, прежде чем принять такое решение? — Я не счел нужным воспользоваться вашим советом в этом вопросе, уважаемый благородный Марк, — спокойно ответил Дженсен. — Вводить или отменять налог — это решение правителя. Я не предпринимаю никаких шагов против нашей карставанской веры. Это административное решение, а не религиозное. — Если это так… — сказал Марк, явно против решения Дженсена по одному только принципу: — Может ли уважаемый министр финансов Майкл объяснить, какое влияние это административное решение окажет на Имперское казначейство? Дженсен повернулся к Майклу, который шагнул вперед и вздохнул. — Ваше Величество, это решение определенно негативно скажется на доходах Имперской казны, — сказал он, хотя и не выглядел вполне довольным этим. — Императорской казны? — спросил Дженсен. Он поднялся со своего трона, остановившись перед придворными. — Я хотел бы знать, что именно представляет собой эта Имперская казна. Что это за сокровищница? — спросил Дженсен, подойдя к Майклу. Его министр финансов не дал никакого ответа. Дженсен кивнул сам себе и повысил голос, обращаясь ко всему двору. — Мы — Эклзы, — заявил он. — Не какие-то захватчики с севера, которые грабят и расхищают богатства Перандора, чтобы наполнить свои казенные сундуки! Это наша страна. Я не буду стоять в стороне и смотреть, как ее разоряют, — Дженсен направился к Марку, едва сдерживаемый гнев колючками покрывал его кожу и заставлял его голос срываться на рычание. — И я хочу, чтобы мой народ знал, что независимо от их культуры и веры, я приму их как своих. Монета шумит только тогда, когда ее бросают, а не когда поднимают. — Я прошу Вас не позволять эмоциям управлять Вами и побуждать принимать неразумные решения, — потребовал Марк. Он обвиняюще поднял руку, указывая на Дженсена, и глаза императора упали на оттопыренный палец. Он уставился на Марка, осмелившегося оспаривать его власть. Дженсен уже был готов отрубить Марку руку. Осознав свою ошибку, Марк опустил ее, но вызов в его глазах все еще оставался. — С самого детства, — сказал Дженсен, вновь обращаясь к своим придворным, — другие всегда принимали за меня решения, говорили мне, во что верить, что думать и что делать. Отныне я хочу быть свободным. И я буду делать только то, что считаю нужным! Дженсен снова занял свое место на троне, подтверждая свою власть. — Майкл, — Дженсен подождал, пока Майкл поклонится ему в знак признательности, и продолжил, — да будет известно, что с сегодняшнего дня налог на паломников отменяется навсегда. Пусть приказ будет выполнен! Голос Дженсена разнесся по безмолвным залам его судебных палат подобно раскату грома.***
Залди скулила, привлекая внимание Джареда. — Прости, девочка, — пробормотал Джаред и продолжил ухаживать за жеребенком. Жеребенок принадлежал Салинасу. Кобыла была беременна, когда Джаред уехал из Анпи в Сидан. Тогда Джаред думал, что больше никогда не увидит ни Салинас, ни ее жеребенка. Но Джаред ошибался, как и во многом другом, что касалось его брака. И Джаред никогда еще не был так счастлив, что ошибался. Когда Джаред видел Салинас в последний раз, он прощался, покидая свой дом. Но теперь, когда он снова был с ней, Джаред, наверное, должен был почувствовать, что он снова дома. Но он этого не чувствовал. На самом деле, он чувствовал себя так, словно находился далеко от дома. Его покои в Сидане, выходки Миши, выговоры Женевьев, золотые и кремовые инкрустации на потолке, павильон удовольствий во внутреннем дворе, император, следовавший за ним, когда он молился, — все это было домом Джареда. И Джаред скучал по нему. Джаред думал о признании Императора, сделанном прямо перед его отъездом в Сидан. — Я стараюсь, — сказал он, и одним этим предложением заставил его почувствовать себя более любимым, чем когда-либо прежде. Император старался для Джареда. Сначала именно гордость Джареда не позволила ему вернуться к императору. Чад потрепал его по голове и назвал дураком. Джаред был вынужден согласиться с Чадом — он был дураком, но дураком обиженным. Он задался вопросом, чего еще он ожидал от императора. Его муж извинился за свои ошибки и пообещал постараться стать лучше для Джареда. Он также позволил Джареду самому решать, возвращаться ему в Сидан или нет, и ни в коем случае не принуждал его к этому. Через две недели после отъезда императора Джаред сказал Чаду, что тот был дураком, и почему Чад не сказал ему об этом, когда император был еще рядом? Чад надулся и сказал ему, чтобы он просто возвращался в Сидан — в конце концов, он был супругом императора. Никто не мог запретить ему войти в Форт. Джаред подумал о своей последней ночи в Сидане, и от воспоминаний у него похолодела кровь. Джаред отругал себя, сказал себе, что его страхи беспочвенны и что ему будет позволено войти в форт. Но все равно ему было страшно. Он продолжал говорить Чаду, что поедет, если получит приглашение от императора. Но Джаред знал, что приглашения никогда не будет. Император хотел, чтобы Джаред приехал в Сидан по собственному желанию, и он не стал бы ничего делать, чтобы заставить его. Кроме того, кто получает приглашение в свой собственный дом? Тем временем Джаред получил новости из Сидана. Король рассказал Джареду, что император отменил налог для паломников и что все население Перандории празднует это. Император также субсидировал некоторые основные продукты питания. Для других товаров правительство устанавливало фиксированную ставку, принимая во внимание климатические условия, спрос и предложение на товар в провинции. Это было сделано для того, чтобы помещики не устанавливали несправедливые цены на товары. Чад сообщил ему о разговорах на виноградной лозе. Император и его самые доверенные чиновники убирали коррумпированных офицеров и заменяли их. При назначении учитывались только способности человека. Это позволило как коренным перандорцам, так и карставанцам занимать высокие посты в империи. Все это произошло в течение семи недель после того, как император покинул Анпи, и Джаред не мог не задаться вопросом, не сыграл ли он какую-нибудь роль во внезапных переменах, произошедших при дворе Эклзов. К тому времени Джаред уже был более чем готов отбросить свои страхи и неуверенность и просто отправиться в Сидан, хотя бы для того, чтобы мельком увидеть Императора. Джаред вынужден был признать, что скучает по своему мужу. Именно поэтому он всегда был таким рассеянным и иногда уходил в себя, уставившись в пространство. Залди снова заскулил, и Джаред вздохнул, снова вырвавшись из своих размышлений. Он бросил попытки выхаживать Залди и позвал конюха, чтобы тот сделал всю работу. Джаред решил, что с него хватит и что он отправляется домой. Он начал строить планы, возвращаясь во дворец. Так Чад и нашел его — снова погруженным в раздумья. — Думаешь о своем муже? Опять? — спросил Чад. — Мы возвращаемся в Сидан, — ответил Джаред. — Откуда ты узнал? — спросил Чад с подозрением. — Что узнал? Чад некоторое время рассматривал его. Казалось, придя к выводу, он сказал: — Народ Перандора празднует новые изменения в управлении. В Сидане проводится трехдневный фестиваль, на который съезжаются люди со всей Империи. Каждая провинция посылает подношения Императору, а некоторые короли отправляются в Сидан. Король решил, что будет уместно, если ты поедешь от имени Анпи. Я думал, что именно поэтому ты хочешь поехать. — Я не поэтому хотел поехать, но если все провинции посылают дань Императору, то Анпи не должны отставать, верно? — ухмыльнулся Джаред. — В конце концов, это королевство родственники Императора.***
Фестиваль проходил в обширном переднем дворе форта Сидан. Это было потрясающее зрелище. Двор был наполнен яркими красками и веселыми звуками. Это был последний день фестиваля, и император присоединился к празднествам. Император восседал на своем золотом троне во главе открытого Зала Двора. От людей его отделяли стражники, но Джаред видел, что это была лишь незначительная мера предосторожности. Людей свободно впустили в дом императора, и люди впустили императора в свои сердца. Люди пели хвалу императору и демонстрировали свои региональные танцы. Другие представления демонстрировали военный потенциал каждого региона с хореографическим выступлением воинов. Звуки, издаваемые барабанами из кожи животных и трубами, эхом отражались от стен форта. Это была мириада красок и смесь родной перандорской и карставанской культур — нация, действительно объединенная. Прибытие Джареда было объявлено рокочущим голосом и фанфарами, когда он пересекал главный вход во двор. — Император-консорт Джаред осчастливил своим присутствием этот фестиваль! Наконец-то Джаред въехал в Сиданский форт так, как хотел — верхом на лошади. Он чувствовал себя вполне уместно, освободившись от ограничений кареты и ведя свою свиту в свой дом, на своих собственных условиях. Несмотря на расстояние между ними, Джаред мог видеть потрясение, написанное на лице императора, когда тот поднялся на ноги и направился к краю Зала Суда, чтобы поприветствовать Джареда. Восторженный рев пронесся по толпе, когда Джаред направился к своему мужу. Имперские гвардейцы окружили его лошадь и не давали людям подойти слишком близко, но Джаред все равно мог видеть счастье и удивление на их лицах, когда они приветствовали его. Многие пытались подойти достаточно близко, чтобы дотронуться до него, а те, кто подходил, чтобы дотронуться до его лошади, выглядели так, будто только что прикоснулись к фейри. Он вспомнил, как Кужинье сказал ему, что никогда не видел императрицу или императора-консорта на кухне. Ему было интересно, сколько простых людей когда-либо видели членов императорской семьи. Подойдя ближе, он увидел, что Император улыбается ему, хотя все еще выглядит удивленным. Его лицо больше не было скрыто плащом, Джаред улыбнулся императору, уверяя его, что он действительно здесь. Он был дома. Спустившись с коня, Джаред поднялся по ступеням Зала Суда, и император поприветствовал его на полпути, явно слишком взволнованный, чтобы ждать, пока Джаред доберется до вершины. Император нерешительно коснулся его рук, и Джаред одобрительно улыбнулся. Император сделал успокаивающий вдох, прежде чем заговорить, его улыбка не сходила с лица, а руки не отпускали ладони Джареда. — Я не могу выразить, как я счастлив, что ты здесь, — прошептал он, и даже сквозь громкие возгласы Джаред прекрасно его расслышал. Возможно, это было потому, что он не слышал ничего, кроме голоса своего мужа. — Я должен был приехать, — сказал Джаред. — В конце концов, ты покорил мое сердце и душу. Улыбка, которую подарил ему император, по своей яркости могла соперничать с Солнцем. Вместе они поднялись по лестнице, и Джаред поклонился, приветствуя свою тещу, императрицу, которая поднялась со своего трона, чтобы поприветствовать его. Позади нее Джаред увидел Женевьеву и Мишу, которые широко улыбались друг другу, и Джаред кивнул им в знак признательности. Он был рад, что император помиловал Мишу, но не был удивлен. Улыбаясь еще ярче, Джаред повернулся лицом к толпе. Под громкие аплодисменты Джаред стоял рядом с императором как его консорт и муж. — Ваше Величество? — заговорил рядом с ними министр финансов Майкл. За ним стояла группа мужчин, которые, судя по их одежде, были обычными людьми. — Сегодня, впервые, ваши подданные ощутили вашу любовь и преданность по отношению к ним. Они от всего сердца приняли вас как своего правителя, — дюди, стоявшие позади него, поклонились императору в знак приветствия. — И поэтому сегодня ваши подданные, покорнейше, хотели бы присвоить вам эпитет «Великий». Дженсен Росс Эклз Великий! — Я очень рад этому подарку, — сказал император смиренным голосом. — Я принимаю его с величайшей благодарностью. — Да здравствует Дженсен Росс Эклз Великий! — воскликнул Кристиан Кейн, и люди в форте вторили ему такими же возгласами, желая императору долгих лет жизни и здоровья. Джаред почувствовал, как его грудь вздымается от гордости за своего мужа, повторяя вместе со всеми. — Дженсен Росс Эклз Великий. После этого состоялась церемония взвешивания. Император восседал на одной чаше весов, а на другую чашу каждая провинция клала столько золотых монет или других ценных предметов, сколько могла, в качестве дани. Джаред представлял своего отца, короля Анпи, и клал золотые монеты на весы. Когда вес все еще не соответствовал весу императора, Джаред положил специальный меч с золотой рукоятью, который привез для императора. Меч склонил чашу весов, и подношения из всех провинций империи, которые весили больше, чем император, были переданы в императорскую казну. Вместо того чтобы отправить золото в казну, император решил раздать его людям, посетившим фестиваль. Во двор вывели императорского коня, который ждал императора рядом с собственным конем Джареда. Император повернулся к Джареду и слабо улыбнулся. Незаметно для толпы он протянул свою ладонь. Джареду не пришлось раздумывать, прежде чем взять ее. Вместе они направились к своим лошадям и сели на них. Имперская гвардия, выступающая в качестве защитного барьера между ними и людьми, двинулась вперед. Люди толпились вокруг императора и Джареда, произнося слова хвалы и любви. Количество преданности, которую Император собрал у своего народа за короткое время, было ошеломляющим. Джаред наблюдал, как на улицах Сидана люди обращали обожающие взоры к императору. И это не имело никакого отношения к золотым монетам, которыми он осыпал свой народ. На протяжении всего фестиваля Джаред не переставал улыбаться. Его щеки болели, но он даже не думал о том, чтобы попытаться подавить улыбку. Это было невозможно. Впервые за долгое время Джаред был счастлив и полностью доволен своей жизнью — он грелся в любви мужа и обожании людей. Конечно, именно тогда все должно было пойти не так. Джаред был первым, кто увидел его. Люди были заняты тем, что смотрели на императора и впитывали его присутствие. Императорская гвардия была занята тем, что пыталась удержать людей подальше от королевской четы. Джаред мог и не заметить этого. Но когда он небрежно обвел взглядом большую толпу, что-то черное привлекло его внимание. Что-то в этом было такое, что заставило сердце Джареда заколотиться от страха. Он снова огляделся по сторонам, и его взгляд остановился на фигуре в черной одежде, притаившейся за парапетом на террасе. Но не человек напугал Джареда. Это было оружие, которое он держал в руке. — Нет! — закричал Джаред. Но в веселом гуле толпы вокруг них его голос остался незамеченным всеми, кроме Императора. Император обратил к нему вопросительный взгляд, все еще улыбаясь. Джаред знал, что у него нет времени отвечать. Поэтому он дернулся, пытаясь оттолкнуть императора или хотя бы попытаться заслонить его тело собственным телом Джареда. Но он опоздал. Джаред с ужасом смотрел, как стрела прорезала воздух между ними и ударила императора в грудь, чуть выше сердца. — Дженсен! — голос Джареда казался слишком громким в жуткой тишине, опустившейся на толпу. Но Император не слышал, как Джаред звал его. Он падал.