Для них с самого детства было очевидно, что они отличаются от людей. Черепашки-мутанты, уникальные создания, шутка судьбы. Их отец, в прошлом человек, не мог знать о них всё. Тем не менее в обучении своих приёмных детей он решил не пропускать даже ту информацию, которая, по его мнению, могла их никогда не коснуться.
Разговор об устройстве мира, а заодно и о прошлом Сплинтера состоялся на десятилетие черепашек. Немного рановато, но он хотел, чтобы они были готовы, пусть то, что его беспокоило особо, не случится или произойдёт на два, три, даже пять лет позже. Но они должны знать. Именно в этом возрасте у некоторых особо ранних детей-людей начинали происходить изменения, свидетельствующие не только об основном поле, но и о принадлежности к альфам, бетам или омегам. Это так называемый второй пол. Начинали активно вырабатываться феромоны сперва раз-два в год, потом – чаще. Большинство населения Земли состояло из бет – уравновешенных людей обоих полов, чей запах особо не менялся, да и к чужим они были почти не восприимчивы. Никакой потери контроля над собственным телом, никакой агонии сознания после... С высоты прожитых лет, измеренных потерями, Сплинтер считал, что, если бы общество состояло только из них, так оно было бы лучше.
Омеги – в основном мужчины, способные к деторождению, в крайне редких случаях – женщины, отличающиеся особой плодовитостью. Полностью отдаются во власть инстинкта размножения, когда наступает так называемая течка. И, более того, их запах в такие периоды сильно влияет на оказавшихся поблизости альф, их идеальных партнёров, реже и слабее – на бет. Но не любой альфа с любым омегой могут составить идеальную пару. Они должны подходить друг другу, в противном случае их соитие под горячкой течки может обернуться ужасной болью для обоих или могут быть проблемы с беременностью и ребёнком. Ориентиром в вопросе, кто кому подходит, является запах. Обычно те, кому хотя бы приятен запах друг друга, могли быть вместе, но и тут случались осечки. По-настоящему идеальных пар не так уж много.
А альфы – вершина этого айсберга. Сильные, харизматические лидеры. За ними идут, им поклоняются, они – живой щит… и бич. Они вспыхивают разрушительным пламенем, если что-то идёт вопреки их желаниям, они способны переходить в режим берсерка, на краткое время становясь значительно сильней. И ещё – они ужасные собственники и зачастую эгоисты. Сплинтер познал, насколько разрушительной может быть ярость альфы, на своём опыте.
Когда-то Сплинтер был человеком, бетой, наследником клана Хамато в Японии. У него был сводный брат-альфа по имени Саки. Они соперничали с детства. У приёмыша всегда характер был не сахар, но когда он узнал, что является альфой – всё ухудшилось. Он посчитал, что клан со временем должен будет перейти под его руку. Ведь он – альфа! Но старый Мастер Хамато Юта, отец Йоши, решил иначе. Для лидера клана, говорил он, необходимо также смирение и мудрость. Воля отца – закон, Саки пришлось смириться (или сделать вид).
Потом братьям, обоим сразу, понравилась красивая бета Тэнг Шен. И снова Саки решил, что она будет его. Но девушка вышла замуж за Йоши, предпочтя спокойствие и стабильность. Настоящую любовь, а не попытку самоутверждения за её счёт. Она поняла, что является для Саки просто красивым призом, что бы он ни говорил, какие бы подарки ни дарил.
И снова ему пришлось смириться, хоть и с большой неохотой, не прислушиваясь к увещеваниям, мол, он найдёт ещё себе достойную омегу… Нет, ему нужна была она, женщина брата. Недоступная, посмевшая
отказать ему. Конечно, это больно ударило по гордости альфы. Он был в ярости как от её отказа, так и из-за осознания, кого она предпочла вместо него, но это оказались ещё цветочки по сравнению с тем, что произошло, когда, умирая, Юта открыл правду: Саки был не просто приёмным, он являлся наследником по крови клана Фут. Вражеского клана, уничтоженного Хамато.
Открытие правды стало переломным моментом, чертой невозврата.
Вышедшие из-под контроля гены альфы окончательно подкосили рассудок Ороку Саки. И без того жёсткий и вспыльчивый, он стал совсем неуправляемым и нечеловечески жестоким, вознамерившись отомстить всем обидчикам. Надуманным или нет.
Тэнг Шен видела, к чему всё идёт, пыталась уговорить мужа бежать, но тот ещё надеялся, что названный брат возьмёт себя в руки. Бетам сложно понимать силу эмоциональных порывов и страстей, бушевавших в альфах и омегах. Йоши надеялся на благоразумие Саки… И поплатился за это.
Шреддер – так Саки себя назвал, сколачивая больше кровью и угрозами, чем миром новый клан Фут – явился к ним в дом, победил Йоши (это было больше похоже на избиение, чем на сражение), ранив его, и приказал Тэнг Шен: «Иди со мной, стань моей – и будешь жить. Или умри с этим слабаком».
Она посмотрела на мужа, истекающего кровью, и прошептала: «Прости».
Он понял бы (пусть с болью, пусть со злостью на Шреддера за то, что заставил выбирать), но жена, с показной покорностью шагнувшая к Саки, внезапно выхватила из-за пояса острейший клинок и с неумолимой точностью вонзила себе меж рёбер. Где только силы взяла? В отчаянии, должно быть. Она знала, что будет делать, если не останется другого выхода. И сделала это.
Потрясённый произошедшим и получивший «откат» сил, Саки ушёл, оставив Йоши на произвол судьбы в пылающем доме, не сомневаясь, впрочем, что тот не жилец.
Вдовец выжил чудом, лишь благодаря проходившему мимо по пути к пруду старику-рыбаку, заметившему неладное и оказавшему первую помощь.
Так, Йоши бежал в Америку, лишившись семьи, клана, гордости… И от самоубийства его удерживало лишь обещание, которое они с любимой давали друг другу: если один погибнет – другой будет жить за двоих и постарается найти новый смысл. И он нашёл – в черепашках, мутировавших с ним.
Эта история должна была служить примером того, насколько опасны могут быть альфы, насколько сложны отношения в разделённом таким образом обществе. Однако Сплинтер добавил, что не знает, коснутся ли такие гормональные изменения сыновей, просто предостерёг, что такое возможно.
Он рассказал – и жизнь вроде бы потекла своим чередом. Но бывший Йоши не подозревал, насколько сильное впечатление его рассказ произвёл на одного любознательного черепашонка. Нет, конечно, все они были впечатлены – и немого запутаны странной новой информацией – но только один продолжал об этом размышлять спустя несколько дней. Донателло не любил неопределённость. Он жаждал факты, тем более, когда нечто по воле случая или генетики могло рано или поздно свести с ума кого-либо из родных. Или его самого.
Он начал активный поиск информации. Книги, журналы – этого всего было катастрофически мало. Ему нужны были не обобщённые фразы, а конкретика, подробности. Как определить, как подготовиться и, самое главное – как излечить такую… неприятность. Должен же быть способ, верно? По словам папы, альфы очень опасны, должно же быть что-то, способное их обуздать? Да и омеги… Сплинтер не очень-то много о них рассказывал, но найденная информация тоже не внушала Донни оптимизма. Слабые, нежные, зависимые от альф, переносящие болезненные «течки» и, ко всему этому, должны производить потомство, причём это вопрос жизни и смерти. Подготовленные природой сосуды. Живые инкубаторы. Жуть.
В любом случае обе крайности влияют на рассудок, а Донни слишком ценил свою рассудительность, чтобы «отдаться в порыв страсти», как было написано в каком-то журнале. Не думать? Ещё чего!
Донателло не собирался плыть по течению. Может, отец прав, и их не коснётся это… безумие. Но он намеревался выяснить точно. А там – отталкиваться от результатов.
И впервые в жизни он, второй примерный мальчик в семье, пошёл против приказов отца. В первую очередь воспользовался едва работающим ноутбуком не для учёбы, обменяв его у Майки на припрятанные конфеты. Тот недолго колебался, стоят ли сладости получаса игр, чем он обычно занимался, когда наступало его время по графику заниматься.
У Дона же была куда более важная надобность в дополнительном времени.
«Ну, в какой-то мере это тоже обучение, – оправдывал он себя, – и важнее, чем рисование в редакторе или документальные фильмы про природу».
В основном Сплинтер доверял технику сыновьям только ради этого – для развития навыков пользования клавиатурой, не рассчитанной на пальцы мутантов, и для образования. Он даже поставил родительский контроль, чтобы мальчишки не лазили куда не надо. И, конечно, история просмотров должна была сохраняться. Но Донни легко обошёл эти ухищрения, да и отец не был мастером в обращении с компьютером.
Итак, маленький умник не терял времени даром. И не сказать, чтобы его поиски были неплодотворными, но стало ясно, что это всё намного сложнее техники, с которой Дон уже отлично справлялся. Разбираться с генетикой придётся чуть ли не с нуля. И нужно оборудование, практика… И много времени.
Впрочем, Донателло был заинтересован и упёрт.
Он рыл-рыл-рыл, собирал, словом, «превратился в первосортного зануду-заучку», как охарактеризовал его Раф.
Но уже к своему тринадцатилетию Дон выяснил, как узнать, к какому второму полу они принадлежат. Заранее. Может, Сплинтер об этом не знал (будучи оторванным от общества), а может, просто не придавал значения, но люди в последние годы изобрели тест, который мог предсказать будущий статус у детей. Раньше такие тесты могли делать при рождении по желанию родителей – и те, в большинстве соблюдая традиции, отказывались. Теперь медицинско-образовательные бригады посещали начальные школы и парки отдыха, всякие места скопления людей, предлагая «узнать своё будущее и лучше подготовиться». И, опять-таки, многие родители не давали разрешение. Невостребованные тесты просто утилизировались.
Донателло тщательно спланировал свою тайную операцию, в точности сопоставив время очередного выезда такой бригады «на место» с походом отца за мусором. Ребята помогали ему – и играли. Всё-таки мальчики взрослели, логова им просто-напросто не хватало.
Дальше – дело не то чтобы привычное, но уже испытанное. Оторваться от коллектива, вроде как чем-то увлёкся и отошёл в сторону. Такое уже бывало, правда, ненамеренно. В этот раз Дон направился к ливнестоку в парке, неподалёку от палатки с тестами. Он забрался вверх по трубам и, осторожно выглянув, определил, что вполне легко сможет добраться к цели, нужно всего лишь пройти к задней стене палатки. Та была обращена к боковой стороне киоска на колёсах с какими-то вредно-вкусными закусками. В воздухе витала смесь запахов попкорна, шоколада, чего-то сладкого, что отец им никогда не приносил, а ещё – готовящихся сосисок.
Всё это, конечно, заманчиво, Донни не сомневался, что у братьев (даже сдержанного в подражание отцу Лео) глаза бы разбежались от восторга, но он-то имел цель и его ничто не могло отвлечь. Даже собственный страх, заставляющий сердце трепыхаться в груди.
Дон выбрался наружу, когда поблизости никого не было, и быстро-быстро, как сэнсэй учил, перебежал в тень. Августовский вечер и не самая оживлённая часть парка играли ему на руку. Он прополз под киоском-прицепом, напрягаясь и замирая, чувствуя, как кто-то над ним ходит, и увидел перед носом светлую ткань. Неподалёку слышались голоса.
Два парня болтали между собой. Дон лежал и ждал, нервно теребя попавшую под руку мелкую монетку. Когда потянуло сигаретным дымом, а тени в палатке вроде бы отодвинулись, он рискнул заглянуть за ткань. Коробки с тестами стояли как раз рядом с ним, в основном запечатанные. Это было нехорошо – пришлось бы колупать дырку сбоку, целую коробку он бы не унёс. Но чуточку дальше стояла открытая, нужно только подобраться ближе.
«О, а рядышком и тестер», – обрадовался Дон, заметив небольшой серый аппарат.
Он подобрался и быстрым движением выхватил запечатанные тесты, сколько руки ухватили, и тут же отступил под фургон. Там Дон запихнул их в небольшую тканевую сумку, которую обычно носил, перекинув через плечо. Следующая цель – сам тестер. И его уволочь могло оказаться не так просто. Донни не знал, сколько тот весит.
И хоть внутри всё сжималось от страха, что люди в любой момент обернутся и заметят его, Дон всё же совершил ещё один рывок.
Он был прав – тестер и правда оказался довольно увесистым. Тащить его пришлось в полуприседе. В какой-то момент, когда он уже почти вытащил прибор, разговор снаружи смолк. У Дона сердце ухнуло в пятки, он ждал окрика, но эти ребята снова заговорили как ни в чём не бывало.
Дон позволил себе выдохнуть только в убежище. Его ещё немного трясло, когда он укладывал прибор в сумку, старясь делать это так аккуратно, как возможно – вдруг что-то повредится?! Он был готов уйти, но тут как раз к киоску подошла галдящая компания и заказала много всякого. Незаметно не сбежать, уж не с такой вздутой сумкой, которую не хотелось сильно трясти.
Он осторожно подвинулся поглубже, оказавшись ближе к палатке, и услышал часть разговора:
– Ещё минут двадцать и можно сваливать.
– Да, наконец-то. Иногда кажется, что мы тут вообще зря торчим. Люди не хотят ничего знать, что бы им ни твердили учёные.
– Эй, ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Нам идёт стажировка. Нам платят зарплату. Меня всё устраивает, пока не лезут всякие психи. Слыхал, Тима и Дженни с третьего участка побили недавно и разгромили палатку?
– Ага, дикари, что тут скажешь. Нашу программу поддерживает правительство, психологами доказано, что эти устаревшие традиции – ждать до последнего – плохо влияют на психику людей, но обыватели всё равно ничего не хотят слушать.
Тут Донни заметил, что путь свободен, и воспользовался им.
Втиснуться обратно в канализацию было не очень-то легко, учитывая его груз, но он справился, аккуратно, медленно – хотя воображаемые часы в голове угрожающе тикали.
И, конечно, отец был недоволен, сделав ему большой выговор на тему «уместное и неуместное любопытство, как с ним бороться, и что ждёт непослушных черепах». Дона ждало наказание в виде домашнего ареста на месяц, лишения вкусностей и – что для него было хуже всего остального – дополнительных часов тренировок. Он не сомневался, что сэнсэй назначит ему отработки самых нелюбимых его приёмов, а то и поставит его спарринг-партнёром Рафаэля. Всё-таки Сплинтер отлично знал, что сыновья категорически не любят. Например, тому же Рафу за проступки (очень частые) давал кучу математических задач, которые тот ненавидел, или задание с чтением какой-нибудь совсем не интересной зеленоглазому бунтарю книги, да ещё чтобы с письменным кратким пересказом или сочинением.
Дону было немного обидно, ведь он ослушался отца не баловства ради, но для пользы семьи. Однако задавил свои возражения, чтобы не выдать правду: он не сомневался, что Сплинтер не оценит его самоуправство. Подъём наверх самостоятельно, кража у людей – это тянуло на куда более суровое наказание. Так что Донни промолчал, утешая себя тем, что как будущий учёный (ему себя таковым хотелось считать) должен идти на жертвы на благо прогресса.
Увлечённый размышлениями и предвкушением грядущего опыта, Дон не сразу заметил, как по пути домой Лео оказался подле него, в то время как остальные шли прилично впереди.
– И что такого важного ты нашёл, что нарушил прямое распоряжение отца? – недовольно и будто бы нехотя спросил старший брат, но его выдавали любопытные взгляды, которые он кидал на Донову сумку.
«И всё-то ему надо! До чего же любит совать свой нос в дела всех и каждого! – резкая вспышка раздражения удивила даже самого Донни. Но да, прилипчивость Лео именно к нему (лучше бы занимался другими братьями или собой – своим хромающим образованием!) действительно надоедала Дону, как и необходимость разжёвывать то, что он считал элементарным. И тем более – объясняться. – Какого панциря я должен постоянно ему отчитываться о своих действиях?!»
Однако обычно у него хватало терпения, иногда даже было приятно, что старший брат проявляет к нему внимание, что он находит время поговорить и послушать, пусть и мало что понимает. Но в последнее время общество Лео его особенно сильно напрягало по какой-то причине. Теперь же, когда адреналин после удачной операции схлынул, Донни начало даже потряхивать от осознания пережитого, к тому же шалящие гормоны снова взбунтовались. Только этим он позже объяснял для сам себе, как мог так грубо выговорить:
– Не то чтобы ты мог понять, что и для чего я делаю. Уясни для себя раз и навсегда: как бы ты ни пытался, тебе просто не угнаться за мной в том, что касается науки. Так не трать своё и моё время, пытаясь выглядеть умнее, чем ты есть. Тебе достаточно знать: я знаю, что делаю. Всё!
Дон даже не обернулся на замершего брата, только ускорил шаг. Краткая вспышка злого удовлетворения быстро сменилась стыдом, но… он не извинился. Ему казалось, что это было бы глупо – сразу же брать свои слова назад, к тому же присутствовало в этой речи и зерно истины, пусть и высказанное излишне грубо. Он не должен был обижать брата, который за него просто волнуется и пытается подружиться, наверное. Донни не был уверен, ради репетиторства, помощи с учёбой или действительно ради дружбы. Но сейчас он ничего из этого не хотел.
Не до того, как точно выяснит статус каждого в семье. И если его догадки не подтвердятся – можно наладить с Лео отношения позже. Но что-то он сильно сомневался, что ошибается в своих суждениях...
***
Он не смог приступить к работе так быстро, как хотелось бы. Только и было времени – оставить драгоценную сумку в комнате, не забыв запереть её.
Когда Дон закончил со своим наказанием (на этот день), уже было очень поздно, он буквально валился с ног от усталости. Так что работу с тестами пришлось отложить – он был абсолютно уверен, что в таком состоянии где-нибудь ошибётся, а этого никак нельзя допустить.
На следующий день он едва дождался свободного времени – послеобеденного отдыха. Будучи младше, черепашки спали в такое время, теперь же могли заниматься своими делами. На Донни был наложен запрет на развлечения в виде телевизора или настольных игр, но запрещать дополнительные занятия Сплинтер не стал, напомнив только о штрафной тренировке вечером.
Как выяснилось, анализ проводился довольно просто, нужна лишь кровь. Её нужно было добавить на пластинку теста со специальными проявителями и поместить в анализатор. После изучения состава, используемого в тесте, и принципа действия анализатора Донни выяснил, что несмотря на мутаген, этот способ определения должен сработать с ними.
Дело за кровью. Для первого анализа он, конечно, взял свою кровь, благо, большая аптечка со всем необходимым стояла в ванной, а отец достаточно подробно рассказывал и показывал, что к чему. У них ведь не будет возможности обратиться в больницу, а жизнь ниндзя полна опасностей. Сплинтер готовил их к тому, что придётся самостоятельно обрабатывать раны, зная, что рано или поздно его сыновья выйдут на поверхность и найдут себе проблем на то, что пониже панциря. А Дон был вообще на особом счету, так как выразил чёткое желание учиться медицине углублённо, чем только порадовал учителя. Тот и сам раздумывал, что кого-то стоит подготовить в этой области более профессионально, чем остальных, а тут всё само собой разрешилось.
Ожидание результата – что-то около двух часов, но может быть и дольше – и Дон на самом деле был уверен, что это займёт больше времени. Так что с чистой совестью (и чтобы не дёргаться каждую минуту, вглядываясь в экран с надписью «Ожидайте...») Донни отправился за водой – от волнения в горле пересохло. И он никак не ожидал, что в его спальню кто-то беспардонно вломится. Поэтому и пролил на себя воду из стакана, когда увидел, как Майки тянется к драгоценному прибору.
– Что ты тут делаешь?! – от волнения чуть ли не срываясь на визг, вопросил он, подлетая к брату и оттесняя его в сторону.
– А что, мне нельзя навестить любимого брата? – слегка обижено спросил Майки, пряча руки за спину.
Дон фыркнул:
– У тебя появляется любимый брат, когда тебе что-то нужно. И я даже догадываюсь, зачем тебе вдруг понадобился. Домашние задания, не так ли?
– Ты такой умный! Вот поэтому и...
– Ага, я знаю. Но у меня нет времени. Я помогу тебе позже, только не мешай мне!
«Пожалуйста, только не сейчас! – мысленно молил Дон, в то время как воображение настойчиво подкидывало кошмарную картину: как брат роняет драгоценный прибор (точно как миксер на прошлой неделе) и тот разлетается на кусочки, как и надежда на выяснение истины. – Ну что же его принесло ко мне именно в это время?!»
– У, вредина, – буркнул Майки, но оставил попытки добраться до интересной штуки. Впрочем, он знал, как выдавить из брата объяснения. У него в этом был богатый опыт. Он хитро прищурился и протянул вроде как подозрительно: – А папа знает, что ты тут делаешь? – Брат промолчал, но его явно виноватое выражение лица сказало всё за него. – Наверное, если я сейчас пойду и спрошу его…
– Нет! Я… ладно, я делаю кое-что очень важное.
– Бомбу? Пожалуйста, скажи, что бомбу! – младший не думал, что это что-то взрывоопасное, просто пытался разрядить обстановку, и ему это удалось: Дон немного расслабился.
– Это не бомба. Хотя, конечно, было бы интересно… Хм. Я тебе расскажу, только если это останется между нами, идёт?
Майки призадумался на минутку, стоит ли оно того. Всё-таки от Донниных «интересностей» зачатую тянуло в сон. Их даже не перескажешь – сам запутаешься. Но здесь было что-то действительно важное, так ему подсказывала интуиция, которой он всегда верил. Да и нескольких минут, пока брат не пришёл, ему хватило, чтобы почти не сомневаться: загадочный прибор – не самодельный и не выкинутый людьми. Он должен узнать, что происходит, иначе его любопытство заживо съест!
– На мизинчике клянусь! Никому ничего не скажу о том, что услышу здесь! – торжественно произнёс он и протянул Дону ладонь с оттопыренным мизинцем.
Тот чуток поколебался, но всё же принял клятву.
– Помнишь, папа нам рассказывал о статусах?
– Э-э… да, это про альф, омег и бет?
– Да. Он сказал, что не знает, коснётся ли это нас, а возраст, когда признаки проявляются у людей, мы вроде бы уже почти прошли без симптомов…
– Не скажи, – покачал головой Майки.
– В смысле? – насторожился Дон.
– Ты не отвлекайся! Я же тут тебе внимаю!
Донни даже поперхнулся от такого напора, но послушно продолжил:
– Я решил выяснить точно до того, как начнётся… Начнутся большие проблемы, – он подразумевал течку или (такое происходило с некоторыми альфами-людьми) гон. – Мы должны быть готовы. В зависимости от результатов я хочу найти лекарство.
– Э-э… это же не болезнь?
– Официально – нет, – Донни скривился, припомнив, как люди превозносят свою суть, гордятся ею, не упуская повода ярко это продемонстрировать. И в то же время игнорируют неидеальность всей этой системы, более того, не желают пытаться что-то исправить, называя «незыблемыми традициями». – Но я склонен считать, что некоторые симптомы в высшей степени неудобны и было бы хорошо иметь возможность их притупить. Если, конечно, для нас это будет актуальной проблемой.
– И что, выяснил? – как-то опасливо спросил Майки.
– В процессе. Анализатор скоро должен выдать результат по моей крови. Да, к слову…
– Ой-ой… – веснушчатый черепашка сразу же понял, что ему грозит.
– Ага. Но у тебя ещё будет время настроиться.
– А если я не хочу… – начал было Микеланджело, но его прервал писк устройства.
Дон тут же поспешил к нему с чуть ли не трясущимися руками.
– Результат… – бормотал он, нажимая на кнопки на панели. – Да, узнать. На экран, – он нервно забарабанил пальцами по письменному столу и вдруг замер.
Майки вздрогнул, почувствовав, как в комнате внезапно стало холоднее. Но этого, конечно, быть не могло. И всё же… Младший черепашка рефлекторно обхватил себя руками, с тревогой глядя на брата, замершего ледяной скульптурой. Казалось, он даже не дышал.
Донни ответил на третий раз подряд заданный вопрос брата «Ну что там?!», едва шевеля непослушными губами:
– Омега…
***
Добыть кровь остальных членов семьи было довольно легко, достаточно оказалось только убедить Сплинтера, что это для его подготовки как медика – а значит, и ради блага братьев. Только Майки знал, что именно Дон будет делать. Леонардо было достаточно того, что отец одобрил. А вот за Рафом пришлось побегать, с трудом загнать в угол и прибегнуть даже к шантажу («Ты же не хочешь, чтобы я рассказал о том, что ты боишься маленькой иголочки?»).
Рафаэль, конечно, всё отрицал, мол, не боится каких-то там иголок, ему вообще страх неведом и круче него только кипяток. И то не факт.
Донни перепроверил результат каждого дважды, прежде чем ему пришлось признать: он и Майки – омеги, Раф и Лео – альфы. Как так вышло – загадка. Может, вмешательство Природы, решившей обеспечить будущее их вида… Или просто совпадение. Да и не важно. Теперь им оставалось жить с этим.
Сперва Донателло был опустошён новостями, думая о худшем.
Слишком много чего могло пойти не так. Помимо того, что он не мог себя представить ни с одним из тех, кого до недавнего времени называл старшими братьями, был ещё вопрос совместимости – в противном случае им всем было бы плохо. А без этого… партнёрства?.. отношений?.. тоже никак. Дон успел изучить достаточно материалов, чтобы знать: долгое воздержание могло свести альф с ума, а просто регулярное самоудовлетворение без подходящего партнёра-омеги – привести к дисбалансу всего организма. Негативной стороной для омеги было: болезненные течки, чем дальше, тем хуже; изменения в поведении, перепады настроения и, опять-таки, долгосрочные и весьма неприятные последствия для организма.
Спустя две недели после выяснения Майки снова оказался в комнате Донни, неприятно удивляясь, насколько бледным, даже больным выглядит умный брат. Он припомнил, что тот мало ел в последние дни и ложился поздно, это заметно сказывалось на тренировках.
– Донни, я обещал не говорить папе и остальным, что ты делал с кровью, но сейчас ты себе вредишь, и я не могу больше это скрывать, – серьёзно сказал он.
– Нет! – воскликнул Дон, но тут же приглушил голос, чтобы избежать нежеланных свидетелей: – Не нужно ничего никому говорить. Я пытаюсь помочь нам всем, понимаешь? Это очень важно, у нас не так уж много времени остаётся.
– До чего? – голос Майки дрогнул.
– До активной фазы созревания. Признаки нашего взросления проявляются не так явно, как у людей. Пока. Думаю, мы вступим в активную фазу, характеризующуюся настоящими течками, а может, и гоном, примерно в пятнадцать-шестнадцать лет. До этого я должен изобрести лекарство.
– Но это же не болезнь! – Майки пришлось повториться, однако, как и в прошлый раз, Дон предпочёл слышать только себя.
– …Или хотя бы что-то вроде подавителей, думаю, что смогу это сделать. Мы сможем жить нормально, ну, насколько это возможно для черепах-мутантов.
– Но зачем? – Майки правда не понимал такой позиции. – Если это сама Судьба…
– Микеланджело, ну какая-такая судьба? – поморщился Дон, которому со своей стороны было очевидно кое-что другое, в отличие от брата. – Что, думаешь, всё решается тем фактом, что нас двое омег и двое альф? Так вот, это уже само по себе большое совпадение, но, исходя из статистики, шанс на то, что мы подходим друг другу – минимален. Статистика, Майки! А ты ведь сам слышал, что бывает, если партнёры друг другу не подходят. А люди… Я не уверен, что нас они вообще будут привлекать. Да и опасно это, знаешь ли.
– Это не статистика, это твой пессимизм, – проворчал Майки, отлично зная, что если умник решил так, то его никакие слова не переубедят.
«Ну ничего, время ещё есть, – подумал он. – Он всё поймёт, когда будет нужно».
Как тот, кто следует инстинктам, Майки зачастую не понимал Донни с этими его «статистиками» и «фактами», постоянными подсчётами вероятности. Зачем всякие цифры да подсчёты, когда всё очевидно, когда
чувствуешь, что правильно?
Впрочем, в одном Дон был прав – действовать ещё рано. Утешал он себя мыслью, что терпеть не так уж долго. Года два-три.
Он ошибался.
