Сгорай со мной, ведь это наш собственный АД

Тьма, я хорошо с ней знаком. Она пропитала каждого, кто сидит в этом огромном зале. Каждый, кто присутствовал здесь, сталкивался с ней, начиная от первого курса, заканчивая седьмым. После моего возвращения, что, в принципе, не было разумным решением, ничего не изменилось. Слизерин — факультет чистой крови, факультет лести, подхалимства, ГОРДЫНИ. А ведь гордыня — один из страшнейших грехов. Я никогда не углублялся в тему религии, в моем окружении такие вещи были не приняты, это считалось маггловским занятием, поэтому было недопустимо. Но в последнее время я часто задумываюсь о грехах, совершенных мной. Я не могу забыть и простить себя, тьма… Тьма полностью поглотила меня, пропитала каждую частичку моей души, я утонул в ней, захлебнулся, но из нее меня вырвал отчаянный крик. Нет, это был даже не крик… Это был вопль, полный боли и желания смерти в этот момент. Я умер, я захлебнулся, утонул, пропал. Так я считал, пока не увидел ее, эти глаза, полные слез и сожаления. О, Боги, эти глаза, они до сих пор мне сняться в кошмарах, то, что она пережила, я бы не пережил, я бы не смог. Ее глаза заставили биться мое сердце чаще, в этот момент я понял, что не умер, что жив. Что должен жить, чтобы спасти ее, оберегать, ценить. Глупая птичка, как же ты могла так попасться, неужели эти олухи не способны были защитить тебя? Все, что произошло в ту ночь, я помню. Я все помню, ничего не забыл и не забуду, никогда. В ту ночь, когда Гермиона Грейнджер лежала на полу с окровавленной рукой в моем поместье, я понял, что не захлебнулся, что могу выплыть. Моя маленькая птичка, я спасу тебя, чего бы мне это не стоило, спасу, отдам все за тебя. Глупо было это отрицать, хотя я начиная с четвертого курса старался это отрицать, выжигал эти мысли из своей груди, ведь я был приемником, на меня возлагались надежды ублюдка, который почти уничтожил меня, поразил своей тьмой. Ублюдок, я хорошо помню его лицо и шипение над ухом каждый раз после выполненного задания. Том Реддл, очень смешно, он терпеть не мог своего маггловского имени, парадокс. Теперь мне смешно, после той ночи я перестал бояться, перестал бояться и дрожать в его присутствии. Страх смерти меня больше не пугал, он испарился. Был лишь один страх, потерять свою птичку и мать, да именно за них я переживал больше всего и готов был умереть, что касаемо отца-я перерос его, стал сильнее, меня больше не трогает тема отца и того как он со мной обращался. Все стало очень просто в отношении с ним, я стал сильнее его и теперь сам решаю свою судьбу, он теперь никто в моей жизни, жалкое ничтожество, которое отравляло нам с матерью жизнь, теперь гниет в Азкабане, смешно. Все это благодаря тебе, птичка, все это благодаря тебе. Слизерин — факультет чистой крови, факультет гордыни, даже после смерти Темного Лорда, ничего в моем факультете не изменилось. Все так-же остались такими же гордыми и лицемерными. Из всех этих недоносков в школе я мог переваривать только двоих, Блейз Забини и Теодор Нотт, да мои верные друзья, только на них я мог положиться и выслушивать. По крайней мере, от них у меня не начинала болеть голова, ну если только от их постоянных спорах о квиддиче, о Боже, даже после войны эти двое не изменились. Но это даже успокаивало, хоть что-то осталось привычным, нормальным. Каждый раз поднимая глаза на соседние столы, я оглядывал присутствующих и ждал, ждал и верил, когда на меня обратит внимание та, ради которой я выжил, та, ради которой я все еще не захлебнулся. Из всех мыслей меня выдернул Забини, толкнув локтем. — Опять кого-то высматриваешь? — спросил Блейз, не отрывая взгляд от еды. — Заткнись… Довольно грубо, но Блейз поймет, это привычно, это никогда не измениться. Блейз единственный, кто читал меня как открытую книгу, не нужно было даже говорить, что твориться на душе, он уже знал. Он все знал и каждый раз старался поддержать, как мог, как это принято у слизеринцев. — Да брось, Малфой, ты заебал пялиться по сторонам. В этот момент я увидел, как чья-то тяжелая рука опустила мне на тарелку кусок мяса, и прозвучало недовольное шипение. Конечно, кто бы это мог быть как не Нотт, он был, как всегда, в своем репертуаре, делал вид, что ему все равно, и мы вымораживаем его одним своим присутствием рядом. Но мы с Блейзом знали, что это было не так, знали, что кроме нас у него никого не осталось, отца казнили за то, что он был близок Темному Лорду и не отказался от своих взглядов даже после его смерти, а мать умерла еще в детстве. Этот идиот всегда был таким, но даже через эту маску он заботился о нас, так как считал своей семьей, что уж говорить об этом ебаном куске мяса, брошенном в мою тарелку, серьезно, ведь мы, по сути, больше никому и не нужны. Ублюдки вроде нас должны держаться вместе. — Малфой, если ты сейчас ничего не съешь, то пеняй на себя, я не посмотрю, что ты мой друг, — с угрозой посмотрев на меня, произнес Нотт. — У нас скоро квиддич, ловец, который умрет на поле, нам не сдался. Я, закатив глаза, принялся за пищу, ведь, действительно, если перестану нормально питаться, это усугубит положение в моей ситуации, хотя, что может быть еще хуже, еще больнее. В эту самую секунду все мысли растворились, ведь в зал вошла она, мой птенчик, моя птичка. О Боги, как же она похудела, но даже в обычной школьной форме она была прекрасна. Волосы, которые раньше были больше похожи на гнездо, за все это время отрасли и спускали уже почти до поясницы, но при этом вся это копна волос привлекала меня настолько, что хотелось ухватиться, прижать к себе, услышать аромат, поставить на колени перед собой и отодрать в рот… Да, от этой мысли в моих брюках сразу стало тесно. Господи, словно подросток, у которого никогда не было девушки. Нет, у меня были девушки, но я просто их имел, по-всякому, не считаясь с их предпочтениями и состоянием. Но, глядя в эти карие глаза, я был уверен, что с ней все будет по-другому, не просто грубый секс, полный похоти и грязи, а как это называется «Заниматься Любовь», да пусть звучит довольно ванильно и мерзко, но мне нравиться. Переводя взгляд с ее глаз, я увидел ее губы, как бы я хотел поцеловать ее, но нет, увы, это невозможно, единственный прогресс в наших с ней взаимоотношениях, если их вообще можно так назвать, так это то, что после последних событий мы стали здороваться. Если это можно было так назвать, кивок, обычный слегка заметный кивок, но ради этого кивка я готов просыпаться каждое утро в этом сраном месте. Где каждая тварь смотрит на меня то с сожалением, то с гневом. 50 на 50. Хах, это даже смешно звучит, ведь те, кто ненавидят меня, все равно бояться, бояться подойти и выразить все, что думают, страх — он опьяняет. Именно это чувство осталось во мне, осталось как яд, расходящийся по венам, ведь чувство превосходства и того, что тебя бояться, действительно пьянит. Именно это чувство я не смог искоренить в себе, это чувство будет всегда напоминать мне о том, кто я такой и кем был. Сейчас, когда она прошла мимо и села со своими друзьями рядом, все так же смеясь и одаряя их нежной улыбкой, я бы все отдал, чтоб она хоть раз мне улыбнулась так, я сжал вилку и нож настолько сильно, что костяшки на кистях побелели. Больной, ревнивый идиот, вот мое клеймо, она даже не принадлежала мне, я не имел на нее никакого права, но все же ревновал, о да, я бы закидал всех ее друзей Авадой, лишь бы они не смели к ней приближаться. Но нет, даже если бы у меня была возможность убить шрамоголового и патлатого, я бы не стал, не потому, что боюсь, не потому, что не смогу, а просто потому, что она не вынесет этого и не простит меня. Сейчас все, что мне остается, смотреть на нее со стороны и оберегать. Моя миссия, моя цель, моя птичка, тебе никто не причинить зла, я обещаю тебе. Именно в этот момент, когда Макгонагалл встала из-за стола и приступила к речи, ведь теперь она директор, Гриффиндор, наверное, уссался от счастья, и все начали слушать ее, я увидел ее взгляд. Взгляд, прикованный ко мне, она смотрела на меня украдкой и легонько кивнула, ожидая кивок в ответ. А я в открытую пялился, не стесняясь, рассматривал, старался запомнить каждую мелочь в ней. Мои уголки губ непроизвольно начали подниматься вверх, отчего захотелось отвесить себе затрещину, идиот, просто идиот. Пялиться и улыбаться как придурок, да, Малфой, чтобы сказал отец, хотя это уже не важно. Я опустил мельком взгляд на руки, которые все это время сжимали вилку и нож, разжал кулаки и опустил предметы на стол, собрав все свои мысли в кучу и всю свою волю, надев маску абсолютного безразличия, взял себя в руки и вновь посмотрел на нее. Она все еще ждала мой ответный кивок, так сказать, результат нашей маленькой традиции, без которой я бы не выжил. Посмотрев ей в глаза, я ухмыльнулся, кивнул в ответ, произнося обычное слово «Здравствуй», просто приветствие, от которого она впала в ступор, ее ротик приоткрылся от неожиданности и лицо в момент стало изображать гримасу недопонимания. Я бы мог любоваться этим выражением лица, этими эмоциями каждый день, ведь они были подарены только мне, только для меня. Да, мой птенчик, мне нравиться, когда ты так смотришь. Это было первое слово, которое я произнес в ее адрес спустя долгий, чертовский долгий отрезок времени. Но то, что случилось через секунду, заставило мое сердце биться быстрее, губы предательски расплылись в улыбке, показывая не очень добрый оскал, и лицо выразило гримасу ступора, о да, птичка, ты меня уделала, я даже подумать не мог, что мой птенчик настолько храбрый, видимо не на одного меня так сильно повлияла война. После того, как я произнес приветствие, спустя минуту растерянности и ступора она улыбнулась мягко, нежно, не так, как своим друзья, но все равно довольно нежно и произнесла: «Привет, Драко». Признаюсь, в этот момент я умер. Нет, я не захлебнулся и не утонул, я просто умер от счастья. Она назвала меня впервые по имени, я сгорел, я сгораю от дикого желания дотронуться до нее в этот момент и проклинаю всех за то, что они находятся в этом чертовом зале! После она отвернулась и принялась слушать нового директора, но периодически кидала на меня взгляд, как я мог это заметить, да я просто пялился на нее не переставая. Идиот! — О Боги, этот год обещает быть интересным. — Ты что-то сказал? — спросил, не расслышав, Забини. — Нет, все нормально, мысли вслух… — быстро среагировав, ответил я, чтобы избежать вопросов. Хотя какие вопросы, это же Блейз. Он промолчит и он промолчал, он понял, понял, куда стремиться мой взгляд, точнее на кого. Мы никогда не обсуждали эту тему, но, начиная с четвертого курса, он уже начал догадываться, а во время войны убедился. Но всегда молчал, ведь он ждал, когда у меня хватит смелости признаться в этом самому себе, не то что рассказать ему. Но тут от моего занятия меня отвлекло новое распоряжение директора. — Все мы в курсе, что после войны наш замок, наш дом, пострадал, поэтому, с учетом того, что мы восстановили большую половину, я предлагаю объединить усилия между факультетами, дабы избежать несчастных случае на невосстановленной половине замка. — уточнила директор. — В первую очередь пострадали подземелья, как мы все знаем, это расположение факультета Слизерин, и пострадали спальни факультета Когтеврана, остальное мы успели восстановить. — Конечно, успели, как же так, ее любимый Гриффиндор будет жить не в своих спальнях, фу, аж тошно, — не выдержал и выплюнул шепотом Нотт. В каком-то смысле я согласен с ним, но в этот момент в моей голове пробежала мысль, от которой меня бросило в дрожь. Может эта старуха предоставит мне самый главный в жизни подарок, такой, как лицезреть моего птенчика на протяжение всего седьмого курса? — Поэтому мы с преподавателями посоветовались, дабы улучшить отношения между факультетами и навсегда искоренить все распри, мы распределяем факультет Слизерина и Гриффиндора на один этаж, гостиная и спальни удвоятся, а Когтевран переходит к Пуффендуй. В этот момент в зале начались вопли, многие были рады, кто-то просто отказывался верить в происходящее. В этот момент директор крикнула: — Тишина-а-а! Да, не так эффектно, как делал это Дамблдор, но так же громко, уши заложило в один миг, и все заткнулись. — Я хочу добавить, то, что эта мера вынужденная, и нравиться вам или нет, но мы должны сделать так, дабы избежать жертв и несчастных случаев на не восстановленной территории, плюс не все пожиратели смерти и сторонники Темного Лорда пойманы, это может быть опасно. В этот момент все перешептывания в зале заткнулись и стали слушать гораздо внимательней. Минерва улыбнулась и продолжила: — Так же, раз факультеты будут жить на одном этаже, вам придется работать и взаимодействовать вместе, поэтому у нас будет небольшое состязание, в ходе которого выясниться, чьи факультеты лучше взаимодействуют и получат величайший приз в истории Хогвартса. Но а какой это будет приз, вы узнаете позже. После ее слов зал зашептался, у многих загорелись глаза, даже у Забини с Ноттом, хоть они и не переваривали саму мысль об жилье с гриффиндорцами, но желания стать самым великим факультетом в истории Хогвартса и вписать свои имена в историю дало о себе знать. — И хочу напомнить, что сегодня мы выберем старост факультетов, эту традицию не затронут нововведения. На этом директор закончила свою речь, весь зал шептался. И я поймал на себе взгляд, взгляд моей птички, она смотрела на меня с интересом, возможно, ей стало интересно, каково это жить с такими ублюдками, как мы, но это уже не важно. Сама мысль о том, что я смогу видеть ее чаще, чем на приеме пищи и совместных урока, заставила меня пылать от эйфории эмоций. Поскорей бы увидеть ее в пижаме. Господи, чтобы я с ней сделал, если бы столкнулся с ней в коридоре, клянусь, я бы не сдержался. Член предательски набух в штанах, но от этой мысли меня отвлек Забини, пихая локтем мне в бок. — Господи, ты когда-нибудь перестанешь это делать? Забини, ухмыльнувшись, посмотрев на меня, ответил: — Пошли, недотрога, знакомиться с новыми соседями, — выплюнув последние слова с явным пренебрежением. — Пошел ты, идиот… — Выбесил меня, да нервы за последний год вообще ни к черту, хотелось убить каждого, кто нарушит мое личное пространство. Мы, встав из-за стола, и вместе с Гриффиндором отправились теперь уже на наш этаж. Зайдя в гостиную, мы увидели ее в красно-зеленых цветах. — Довольно гармонично смотрится, — отметил шрамоголовый, но в эту-же секунду его перебил директор. — Теперь приступим к самому важному, справа Гриффиндор, спальня девочек и мальчиков, слева Слизерин. Если честно, все, что текло из ее рта, не нуждалось в представлении, ведь, наверное, только тупорылый Уизли не мог понять разделение гостиной, ведь она даже конкретно разделялась по цветам и лишь в середине цвета дополняли друг друга, словно лианы переплетались между собой. На двух сторонах были расположены диваны, два камина, четыре стола и много кресел, книжный шкаф и мелочи для интерьера. — И, кстати, комнаты старост находятся этажом выше, после того, как вы распределитесь на пары в комнаты, я проведу старость к ним в комнату. А ведь, действительно, я совсем забыл о комнатах старост, интересно, кто будет в этом году? В этот момент я окинул глазами всех присутствующих, все были в форме, как всегда, но уже не в таком составе и количестве, как раньше, многие погибли, многие просто решили не заканчивать школу, поэтому нас осталась только горстка. Горстка отбросов, я бы так назвал, у каждого из которых изранена душа. Именно поэтому, наверное, комнаты были парными, по два человека в комнате, но для меня это уже не имело смысла, ведь после услышанного я впал в шок и ступор, счастливый шок и ступор. Минерва сказала это с улыбкой на лице, смотря на Грейнджер. — А теперь, мои дорогие… «Явно это обращение к гриффиндорцам», — подумал я. — Пришло время познакомиться со старостами ваших факультетов. Гермиона и Драко, теперь вы старосты факультетов, это решение было принято всем преподавательским составом на основание ряда причин, и обсуждению не допускается, а теперь прошу пройти за мной, покажу вам вашу комнату. Шок, ступор, счастье, первые два пункта у всех присутствующих, а последний вперемешку с двумя только у меня. Мы вышли из гостиной в немой тишине, все остальные проводили нас взглядом, полным шока, зависти, гнева. Когда мы выходили, я мельком увидел взгляд патлатого, я думал, он лопнет от гнева, и это будет кстати, потому что его я не переваривал от слова совсем. Ведь он хотел отобрать у меня моего птенчика, а это непростительно. Его реакция позабавила меня, мне даже расхотелось рассмеяться. Весь коридор и лестницу до следующего этажа мы шли в тишине, это было кстати, потому что в моей голове крутились мысли, как реагировать, как разговаривать. Неужели это шанс, это мой шанс, мой личный ад, в котором я и мой птенчик сгорим. Дверь в гостиную отворилась после произнесенного пароля «Дракон», как ни странно, это добавило мне смелости, ведь дракон в прямом смысле слова ассоциация со мной и моим детством, с моим именем. Макгонагалл что-то там вещала, Грейнджер слушала ее, впитывала каждый кусочек информации, а я наслаждался ее запахом. Ее чертовский запах. Я чуть не кончил в штаны от ее запаха, это уже становилось похоже на маниакальное преследование. Черт, мне пришлось отойти на два шага назад, ибо я мог не сдержаться. Еще чуть-чуть, и старуху пришлось бы оттаскивать за дверь силой, чтобы никто не смог мне помешать насладиться моим птенчиком, мое жизнью. Я прослушал все и опомнился только тогда, когда она показала нам наши комнаты, ее была справа, моя слева. Все как положено, ее красная с проблеском золотистого оттенка. Моя зеленая с вставками серебристого оттенка. Гостиная была в серо-черных тонах, видимо специально, чтобы не смущать нас. В комнатах были элементарные предметы интерьера, кровать, стол, шкаф. Гостиная была украшена свечами, огромный диван посередине, к нему прилагался небольшой столик, два кресла и камин. Макгонагалл поспешила нас оставить, напоследок сказав: — И да, вам предстоит дежурить больше чем обычно в связи с сложившийся ситуацией, будьте бдительны и осторожны. — И вышла из гостиной. Мы остались наедине, О боги, как я мечтал об этом. Проходит секунда, и из моего рта срывается: — Ну здравствуй, Грейнджер. Улыбка, предательски меня выдавала, но мне было все равно, я хотел чтобы она увидела мои эмоции и то, как я рад. — Ну привет, Малфой. Вздернув подбородок, она села на диван. Её «Малфой» кольнуло мне сердце, ведь утром она назвала меня по имени. — Этот год обещает быть интересным, — взяв свои вещи, я направился в сторону своей комнаты, — и да, Грейнджер, не смей ходить на дежурство без меня и вообще выходить куда-либо поздним вечером, здесь все еще опасно. Ее ступор и приоткрывшийся рот заставили меня ухмыльнуться. Да, мой птенчик, сегодня я тебя оставлю подумать над тем, что произошло, и как теперь тебе себя вести, ведь с таким ублюдком, как я, ты еще никогда не сталкивалась. Закрыв за собой дверь в комнату, я направился в ванную, смыть с себя ее запах, запах-шоколада, орехов, корицы, ибо, если он еще немного продержится у меня в носу, я кончу себе в штаны как жалкий подросток. Зайдя в ванную, сразу же скидываю с себя все элементы одежды, хорошо что здесь есть чистые полотенца, а то впопыхах со вставшим членом я о нем совсем забыл. Не успев настроить воду, сразу, в поры предвкушения, опустил руку на член и начал представлять ее, ее глаза, ее маленький ротик, который обхватывает мой член, то, как она давиться, хлюпает… Как в уголках ее глаз собираются слезы, от того, что каждый раз моя девочка хочет взять все глубже… О да, мой птенчик, я бы прижал тебя к себе за твою непослушную копну волос и вдалбливал твое ебаное «Малфой», которое услышал вместо «Драко», ничего, птенчик, скоро ты станешь моей. Перед глазами все еще стояло ее лицо, ее приоткрывшийся ротик, блядский ротик, как бы я его хотел… Из моего горла непроизвольно вырвался стон и всплеск эмоций, эйфория, нирвана, наслаждение, в сопровождение долгим и протяжным словом, которое вырвалось после стона «Гермиона», именно на ее имени я кончил! Кончил в душе, дрочат себе в руку, ебаный подросток! После, немного подождав, когда оргазм отступит, я принял горячий душ, да я любил горячий душ, он словно выжигал меня, помогал забыться. Укутавшись в полотенце, я собирался выходить из ванной к себе, хорошо что ванна была смежная и не придется бегать полуголым при птенчике, она бы точно сгорела от смущения. И именно в этот момент, на этих мыслях и с ухмылкой на лице я увидел, что дверь в ванную со стороны спальни Гермионы приоткрыта. О, Господи…