Гостиная старост
Вечер обещал быть интересным. Ее смех разлетался от стен гостиной и попадал в уши, а улыбка озаряла гостиную вместе со мной. Мне давно не было так хорошо… Допив огневиски, я откинул голову на кресло, а как бы мне хотелось откинуть ее к ее груди. Дьявол! После поцелуя я вернулся обратно в кресло, решив не смущать ее окончательно. Мой птенчик слишком сильно засмущался, но спустя пару минут и предложенным мной стаканом огневиски она расслабилась. Чертовски сильно расслабилась. В комнате больше не витала чертовская скованность, наш разговор перетек в очень теплое русло. Она стала смеяться, шутить без всякой скованности, без сомнений и страха. Страх определенно был у нее в голове, она ощущала его всем телом. Мой птенчик. Как бы я не старался, она все равно боится меня, не так сильно как раньше, но боится. Мне знакомо чувство страха, слишком знакомо… Мой отец. До сих пор при воспоминание о нем меня слегка передергивает. Я просто устал его прощать, в итоге простился окончательно. Я хочу стереть его из памяти и уничтожить себя за то, что хотел быть похожим на него, хотел угодить ему. Каждый удар и испытание «Круцио», то, как он издевался над матерью… Дьявол! Ненавижу! Но сейчас я не хотел об этом думать, не хотел, потому что сейчас со мной мой птенчик, сейчас она спасает меня. Наш разговор приобрел слишком откровенное русло. Теперь он точно просто так не кончится. Наша игра перешла из правда или действие в просто ответы на вопросы, но мы оба старались говорить только правду. — Почему именно Забини? — она слегка поправила волосы и отставила стакан с огневиски на стол. — Почему именно он твой друг? Выдохнув и налив огневиски, я спокойно ответил: — Потому что только он знает меня настоящего. Она кивнула, приняла ответ вопрос. Опережая ее следующий вопрос, молниеносно отвечаю: — И про тебя тоже. Тут она сглотнула, видимо, собирая пазл в единую картинку. — Когда ты ему рассказал? Хах! Я лишь скрестил руки на груди и ответил. Все темы, которые касались моего птенчика, я воспринимал угрожающе всерьез. Долго время я пытался искоренить это, блядь! Я считал ее своей слабостью, ненавидел, пока не понял, что она и есть мое спасение. — Я ему не рассказывал. Она лишь в непонимание нахмурила брови. — Он не такой тупой, Гермиона, он сразу все понял. Но, опережая твой очередной вопрос, просто отвечу правду, я долго не воспринимал тебя, считал слабостью, я слишком силен и самолюбив, поэтому не мог позволить какой-то девчонке влезть в мою голову. На этих словах она сильней нахмурила брови и надула губы. — Я ненавидел тебя. Ненавидел за то, что ты влезла в мою голову, проскользнула под поджилки и тихонько затаилась там, пока… — выдохнул. — Пока не понял, что ты не являешься моей слабостью, ты мое спасение! На этих словах ее ротик слегка приоткрылся, она прибывала в полном шоке. — Моя очередь! Ты кому-нибудь рассказывала о поцелуях? — осмотрел комнату и жестом указал на нее в воздухе. — О том, что вообще здесь творилось? Она прикрыла свой ротик, который открылся от изумления, и покачала головой. Я лишь уставился на нее, сверля глазами. Наш разговор из приятной и уютной темы перешел на слишком личное, слишком запретное, на то, что мы бы не осмелились сказать при других обстоятельствах. — Нет, не говорила, разве что… — выдохнула и взяла со стола огневиски. — Полумна, скорей всего, поняла, — она сделала глоток и продолжила: — После моего будоражащего появления в их гостиной. Мы оба рассмеялись. Да, сейчас я отношусь к этому уже спокойней, я представляю лицо Забини и Полумны, которые увидели Гермиону, это действительно забавно. Когда смех утих, мы остановили свой взгляд на камине. Огонь — согревающий и опасно пылающий, именно такими я представлял наши с ней отношения. Они как огонь готовы зажечь все вокруг и погубить в своем пламени. По ее позе и взгляду я поняла, что она о чем-то размышляет. Хах! По-моему, нет дней, когда Гермиона Грейнджер не размышляет ни о чем. Мой птенчик, о чем же ты думаешь? Я наблюдаю, как она закусывает нижнюю губу, ноги закинуты на кресло, плед, которым я ее укрыл, легко обволакивал ее плечи, сама она всматривалась в огонь. По-моему, она совсем не видела его, она витала далеко в своих мыслях, в принципе, как и я. Я не хотел упускать эту нить разговора, слишком много недопонимания и недосказанности между нами. Поэтому идея, которая возникла в моей голове, стала выходом из этой ситуации. — Гермиона? Она не услышала, слишком глубоко ушла в себя, слишком. — Гермиона? — повторил второй раз я. В этот раз она меня услышала, повернула свою голову и в вопросительном жесте кивнула. — Я хочу предложить тебе поговорить, поговорить начистоту, не скрывая ничего. Она лишь хмурила брови. — Слишком много недосказанности и тайн витает между нами… Она смотрела, пораженная, мне в лицо и не до конца понимала, к чему я виду. — Драко Люциус Малфой! Я понял, каждый раз, когда она начинала раздражаться от легкого недопонимания, она произносила полностью мое имя, фамилия и отчество. — Как я узнаю, что ты мне не солгал? Я ухмыльнулся, я действительно ожидал такого вопроса от своего птенчика. И на этот блядский вопрос у меня есть блядское решение. Молча встав и взяв палочку, я открыл дверь в свою комнату и призвал маленькую склянку со светлой жижей внутри. Вернулся на место и поставил ее на середину стола. Увидел ее слегка расширенный глаза и ухмылку. Она спросила: — Сыворотка? Я лишь в ответ кивнул. Она поняла, поняла сразу. Её ум, он восхищал меня, приводил в изумление, она может быть не только хорошей женой, но и шикарным партнером! Молча уставившись на нее, я ждал, какой ответ она даст на эту чертову затею. Мой птенчик, мы играем по-взрослому! — Что ж, — будто бы услышав мои мысли, она произнесла: — Играем по-взрослому? Дьявол! Я поражен, она ни только не отказалась, но и решила не уступать мне. Я увидел искорку азарта в ее глазах. Хах! Разлив огневиски по стаканам, кстати, это уже была вторая по счету бутылка, первую почти допил я сам, она лишь немного помогла, но сейчас она явно не будет мне уступать. Протянув ей бокал, я накапал туда пару капель правды. В один миг мы залпом выпили все содержимое в стакане. Немного засмотревшись на огонь и подождав, пока сыворотка подействует, мы приступили к игре. — Ну что ж. Не дала мне договорить и тут же перебила меня: — Откуда у тебя сыворотка? Даже не прождав секунды после вопроса, я ответил ей: — Я стащил ее у Снейпа. Тут мы оба замерли, оба поняли, что сыворотка сработала. Хах! — Теперь моя очередь. Она кивнула. — Почему ты защищала меня на шестом курсе? Она удивленно распахнула глаза, оторвав их от стакана. — Я не верила, — сглотнула. — Не верила, что ты мог стать одним из них. Тишина. Она слегка прикрыла рот ладошкой, видимо, понимая, что это все же остается больной темой для меня. Я, в свою очередь, пришел в изумление. Она не верила. Хах! Видимо мой птенчик всегда видит нечто хорошее в людях. — Откуда ты это узнал?! — ее вопрос не заставил себя долго ждать, она, наконец-то, должна была узнать правду. — Мне сказал Гарри. Тут шок полностью застал ее врасплох, она лишь на минуту потупила взгляд в плед, в который завернулась всем телом, и сложила пазл. — Гарри? — удивленно спросила она. — Это ведь произошло перед судом? Да, это произошло именно перед чертовым судом, когда мы с Поттером перешли в нормальные отношения, когда он пообещал защитить мою мать, когда он узнал правду. Мне нечего было уже скрывать, мне грозил Азкабан, как и моему отцу, либо дементор. Именно тогда, в тот день, отвечая на его вопрос, я сказал правду. Всю правду. После того, как он все увидел и узнал. — Да, — тихо, мне показалось, почти бесшумно ответил ей я. — Но что там произошло? Что ты ему сказал? — Она нахмурила брови, отставила стакан и продолжила прожигать меня взглядом. — Я помню, после того разговора с тобой, после суда, он изменил к тебе отношение в лучшую сторону. Стал защищать тебя от нападок и вставал даже на твою сторону. Поначалу я не обратила на это внимание, я думала, это долг твоей матери, который он выплачивает за свое спасение, но как оказалось… — она замолчала. — Я сказал ему всю правду, — сработала словно по автомату сыворотка правды. — И вообще-то была моя очередь! — слегка угрожающе посмотрел на нее я. Хах! Мой птенчик, тебе можно абсолютно все. — Прости, но я не оставлю это так! Тут я впервые увидел ее хищный взгляд, она встала со стула, укутавшись в плед, пересела на диван, облокотившись о ручку дивана, и уставилась на меня. Мы были очень близко, ее аромат ударил мне в нос. Дьявол! Я готов пропасть. То ли действие алкоголя, то ли необузданный порыв, но я, облокотившись о ручку кресла придвинулся в ее сторону, так и сидим, уставившись друг на друга. Я завел руку за ее голову и поправил за ушком прядь волос. Мой птенчик мгновенно покрылся краской, но продолжил задавать свои вопросы. А я, что я? Я даже не пытаюсь сопротивляться, пусть узнает правду. — Что ты ему сказал? — вновь спросила она, а я с ухмылкой ответил: — Правду. Она скорчила недовольную гримасу и задала другой вопрос: — Какую правду ты рассказал Гарри, что он после изменил свое отношение к тебе?! Хах! Хитрый ход. — Ну готовься слушать…Камера для заключенных в Министерстве
Это был день перед судом, я сидел в холодной камере в Министерстве, выжидая приговора для себя и своей семьи, мои мысли были заняты не самим собой, а мамой. Я хотел спасти ее, уберечь. В этот момент я увидел, как створка камеры открывается, и из полного мрака ко мне заходит шрамоголовый. Посмотрев в его глаза, я лишь усмехнулся. Самый богатый наследник чистой крови сидит, облокотившись о грязную стенку камеры, волосы в беспорядке, рубашка расстегнута на три пуговицы и от белого цвета на ней ни осталось и следа. В углу сено для, так сказать, удобства во время сна. Адский холод, аж кровь стынет. Перед дверью стоит табуретка и плошка с водой — всё достоинство. Мои брюки и ботинки видали и лучшие времена, не говоря уже и о рубашке. Мальчик, который выжил, лишь улыбнулся мне, сел на табуретку и спросил, задал самый важный вопрос в моей жизни: — Почему ты не сказал им? — сглотнул, поправил очки. — Почему? Я лишь усмехнулся, сплюнул скопившуюся мокроту в горле и задал ему вопрос, который волновал меня больше, чем обычный треп с мальчиком, который выжил: — Что с моей матерью?! — угрожающе выплюнул я. — С ней все будет в порядке, — еще раз поправил очки и повторил: — Я обещаю! Хах! Его обещания не стоили для меня ровным счетом ничего. — Хах! Ну хорошо. Если спиздел, Поттер, я найду тебя даже через Азкабан… — не в моей привилегии было выебываться на него, но он смотрел на меня. Смотрел так, как будто бы что-то знает, и хочет услышать от меня это. Просидев так, уставившись друг на друга, около пяти минут, я не выдержал и спросил: — Что-то еще? — в этот раз уже более спокойным голосом. — Я жду ответа на свой вопрос, — он размял шею. — Ведь я дал ответ на твой. Почему ты не сказал им? Я сплюнул еще раз, мне бы не помешало зелье от простуды, а то мокрота и начинающее болеть горло дали о себе знать. — Я спасал не вас, я спас ее. И тут я увидел, нет, не шок, а подтверждение чему-то, увидел это в его глазах и оскалился. — Поттер, что ты знаешь?! Он опять поправил очки и слегка улыбнулся. — Знаешь, Драко, я думал об этом, эта мысль витала у меня в голове довольно давно, но после твоих слов и действий я понял, что не ошибся в тебе. Он взмахнул палочкой и камера озарилась светом от одного воспоминания, а я лишь слегка хмурил брови, не понимая, что за блядство творится сейчас. — Перед судом проверяют воспоминания, и чтобы не было фальшивого стечения обстоятельств и подделок на ваш счет, я вызвался проверить ваши с матерю воспоминания. Тут уже улыбнулся я, понимая, что сейчас он продемонстрирует. — Твоя мать поделилась со мной этим воспоминанием, как доказательством, лично мне, что ты не монстр, признаюсь, до этого я все же думал иначе. Тут мы оба усмехнулись, наша вражда вот-вот закончиться, испариться в этой чертовой камере после стольких лет. В воздухе прогремел отрывок из воспоминания. Менор, мама, которая вцепилась мне в руку, и адски пробирающий до костей крик Гермионы. Моя чертова сумасшедшая тетка, которая пытает ее не только круциатусом, но и вырезает на ее руке чертово слово, чертово блядское слово. Тут мы одновременно вздрогнули с Поттером после очередного крика Гермионы. И в этот момент я вижу в воспоминание, как раздается мягкий шепот мне на ухо: — Драко, я молю тебя, перестань!.. — мама всхлипывает. — Драко, если они увидят, они разорвут нас. Но я не обращал внимание ни на егерей, которые стояли позади, ни на Беллатрису, я просто читал, словно мантру, одно и то же контрзаклинание от яда. От чертового яда, которым был пропитан нож, у нее вытекло много крови и слез. От «Круцио» мне ее не спасти, не спасти от этих чертовых мучений, но от яда — да. Я просто шептал это заклятье, держа палочку за складкой брюк, чтобы тетка не увидела, и молился, молился всем, кто мог меня услышать, о том, чтобы мне удалось ее спасти. Моя ебнутая тетка помимо «Круцио» использует блядский пропитанный ядом змеи нож, Гермиона бы умерла на следующий же день от этого чертового яда, который проник в ее кровь. Но я ей не позволю. — Драко, я прошу тебя… — мама вцепилась в мою руку. На секунду мне показалось, что она готова ее сломать, лишь бы я прекратил, но, нет, я спасу ее, спасу хотя бы от этого. — Драко… Шепчу ей, не дав договорить: — Я не позволю, не позволю ей умереть! — тяжело вздыхаю и перевожу взгляд на маму. — Я не отпущу ее! Спасу! Мама тихо всхлипнула и встала боком так, чтобы чертовы егеря не увидели меня и мое лицо, не увидели, как вырывается заклинание из моих губ. На этом воспоминание закончилось, а мы с Поттером уставились друг на друга. — Спасибо… — он тяжело вздохнул и убрал палочку в карман брюк. — Спасибо за нее, спасибо, что спас нас. Спасибо… В ответ ему я лишь кивнул. Он, потупив взгляд, произнес: — Знаешь, на шестом курсе я даже удивлялся, почему Гермиона тебя защищает, даже после стольких унижений и страданий, которых ты доставлял ей. Теперь понял. — Он ухмыльнулся и поднял на меня глаза. — Она всегда чувствовала и знала, что в тебе есть что-то хорошее, что-то, что скрывается за маской хладнокровия и жестокости. Я лишь ухмыльнулся и пнул маленький камешек, который лежал у ботинка. Меня грела мысль о моем птенчике, она всегда верила в меня и защищала, даже после всего, что я сделал. — Мне пора. Я перевел взгляд на Поттера, а он встал, снял с себя кофту, протянул ее мне и сказал: — Здесь слишком холодно, возьми, а то умрешь раньше приговора. Эту блядскую камеру озарила его улыбка и мой короткий смех, теперь я точно поменяю о нем мнение. Уже у двери камеры он остановился и произнес: — Я позабочусь о твоей матери, с ней все будет в порядке. Я кивнул. — И о тебе, я буду выступать на суде за тебя, так что не придется убивать меня через Азкабан. Еще одна улыбка и смех, но смех уже издали мы вдвоем. — Не говори никому, ни одной душе, — выдохнул я. — Даже ей. Гарри слегка ухмыльнулся и произнес: — Знаешь, я думаю, вы бы отлично поладили с Гермионой, даже несмотря на твою заносчивость… — Он улыбнулся и оставил меня в полной тишине обдумывать все, что он сказал. Теперь, действительно, я поменял о нем мнение, теперь он для меня Гарри, не шрамоголовый, не мальчик, который выжил, не герой, а просто Гарри.Гостиная старост
Рассказав птенчику историю, я увидел ее шокированные глаза, полные изумления, боли, счастья и печали. Я просто потянулся и взял ее за руку, она дико замерзла… Как я тогда… На что она в ответ потянула меня к себе через стул, теперь слегка шокированным был я. — Сядь рядом, пожалуйста. Не собираюсь отнекиваться и, не скрывая удовольствия от предстоящей близости с ней, я молниеносно перепрыгнул на диван. Она дала мне кусочек пледа, как тогда вечером, и сказала, положив свои ноги на мои колени, а я, в свою очередь, обнял ее за талию, при этом не отпуская ее руки. — Почему, — сглотнула и стала всматриваться в мои глаза. — Почему ты не сказал раньше? — Не хотел докучать тебе. Это был честный ответ на вопрос, слишком честный. — Теперь моя очередь, — перебил я её, увидев в её глазах еще тысячу и один вопрос. — Гермиона Грейнджер, скажи мне, пожалуйста, что ты чувствуешь ко мне? В этот момент по всему телу пробежали мурашки. Дьявол! Слишком волнительно, слишком интимно, слишком… Я выжидающе ждал ответа на вопрос, всматривался в ее шоколадные глаза и ждал. Выжидал правдивого ответа, знал, что она не соврет. Сыворотка и совесть не позволяет этого сделать. — Я думаю, Драко Люциус Малфой, — решила передразнить меня. — Что я влюбляюсь в тебя. Я почувствовал, как она легонько сжала мою руку. Теперь она перебила меня, не дала мне высказать все эмоции после сказанных ею слов: — А ты? — выдох. — Что ты чувствуешь ко мне? — буравит, прожигает взглядом — Я тебя люблю! — выдох. Мы горим, гостиная горит, мне кажется, сгорел весь мир после этих слов. — И уже очень давно. Она в изумление приоткрывает ротик, а меня дико сводит с ума ее взгляд, запах и близость. Член уже давно стоит, и я чувствую, как трусы стали влажными от смазки, не особо приятные ощущения, но после ее слов я уже не думал об этом. Она задаёт следующий вопрос: — Чего ты хочешь сейчас, — сглатывает. — В данный момент... — Тебя... Минута… а мы прожигаем взглядом друг друга. И она впивается в мои губы, сама, уже второй раз в жизни впивается и ждет ответа. Ответ следует незамедлительно, я хватаю ее и усаживаю на коленки. Эта поза определенно мне нравится, как много раз я представлял ее так, сидящей на мне. С ума сойти… Она смелеет и просовывает свой язык мне в рот. Дьявол! Я слышу легкий и порывистый выдох, когда она прижимается ко мне всем телом и чувствует мой член под собой. Запах табака, мяты, корицы, шоколада и алкоголя просто сводит с ума… Она сводит меня с ума. Мы продолжаем целоваться еще несколько минут, пока я, не выдержав, шепчу ей на ухо, при этом сильно сжимая ее ягодицы: — Только моя, моя… Она слегка начинает стонать. Эта ебля через одежду доведет до предела и ее, и меня. — Драко… После моего имени, вырвавшегося с ее рта, я чуть было не сорвался, чуть было не стянул ее пижаму вместе с трусами и не оттрахал на этом блядском столике. — Я хочу тебя, дико хочу тебя, — задираю ее кофту и начинаю целовать, лизать и кусать грудь, она стонет громко, прерывисто. — Хочу только тебя! Она приподнимает мою голову и говорит прямо в губы: — Повтори, — ерзает на моем члене через брюки. — Повтори, пожалуйста… — начинает сходить с ума. — Хочу тебя, только тебя… — впиваюсь в ее губы, заглушая стон. Дьявол! Я не выдержу больше… Опускаю на диван и впиваюсь снова в губы Открываю рот и всматриваюсь в ее глаза. Дьявол! Вот так мы и застыли, всматриваясь друг другу в глаза и сгорая от желания, от мыслей, от того, что сказали друг другу. Продолжение следует…