***
Серафим себя всего изводит до последнего урока. У всех в классе спрашивает кто че видел, кто че слышал. Никто не в курсе. Даже историю выкладывает, где спрашивает у подписчиков кто че видел и обещает дать пизды виновному. Ставит несколько ехидных фиолетовых смайликов чертика, пару смайликов с кулаками и еще в конце штуки три злых красных эмоджи. Но в инсте ему тоже никто не отвечает. Только огонечки быстрых реакций. А Серафим пообещал. А если Алена его уже авансом в щечку поцеловала за это, то за поимку преступника... Серафим елозит на стуле, барабанит по столу. В голове крутятся законы Ньютона, которые Татьяна Павловна талдычит им уже второй урок, но они будто мимо пролетают все равно. И когда физичка, наверное, заметив его витания в облаках, вызывает к доске, Серафим окончательно разочаровывается в сегодняшнем дне. Кусок мела скрипит. Серафим неуверенно царапает какую-то формулу. В классе царит звенящая тишина, и будто даже слышно, как Татьяна Павловна дышит, словно цербер на привязи, ему в спину. Точно хуйню написал, а еще физику сдавать собирался. И вот уже когда надежды не остается, и красная ручка зависает над журналом возле фамилии Серафима, когда он фантомно чувствует батин ремень по жопе, происходит настоящее чудо. Дверь класса открывается. Заходит завуч. А если завуч зашел, значит все двойки в журнале откладываются. Весь класс встает уже рефлекторно. А когда Серафим доходит до своей парты, все уже снова опускаются на места. — Дети, — даже не поздоровавшись начала завуч Елена Ивановна, — после урока никуда не расходимся. В школу с беседой приезжает наш участковый. Лекция пройдет в актовом зале. И не дай бог кого-то из вас не будет! По классу прошелся недовольный гомон. Никто не хотел оставаться еще на час после шестого урока. Но завучу противостоять было опасно. Она ведет химию у их класса и может вставить пизды. Идти, короче, придется. Но Серафим даже не расстраивается. Эта невероятная лекция от представителя МВД избавит его от двойки в самом начале четверти. Прозвенел звонок и все сразу толпой побрели в актовый. Как оказалось, идти туда припахали всю школу, поэтому Серафима унесло вниз по лестнице вихрем из семиклассников. Даже не успел сбегать покурить. Пришлось ждать своих пацанов внизу, чтобы потом вместе сесть куда-нибудь на последний ряд. Зал постепенно заполняется учениками. Все шумят. Кто-то посередине зала дерется за место, кто-то играет в телефоне на полной громкости прямо за спиной Серафима. Хочется прикрикнуть, чтобы пацан вырубил наконец свои три в ряд, но через пару мест сидит их классуха. Поэтому Серафим предпочитает молча водить по бархатной синей обивке кресла, напротив. Мягкая ткань как-то успокаивает. Когда полицейский выходит на сцену, все наконец замолкают. Его микрофон противно фонит на первой фразе, но их школьный звукач Андрей Владимирович быстро решает проблему. Полицейский начинает скучную лекцию о правах подростков, на что дружбан Серафима Юра Церковный закатывает глаза и утыкает лбом в спинку кресла, прищемив какой-то девке волосы. И дальше полчаса проходят в такой атмосфере. Серафим хоть и смотрит прямо на сцену, все равно ощущает себя спящими. Из транса только короткие реплики Юры выводят. А потом полицейский просит задавать вопросы. С первых рядом на него обрушивается десяток детских голосов. Какая-то учительница быстро усмиряет началку, приказывает спрашивать по очереди. — А как вы преступников ловите? — какая-то девочка с двумя длинными хвостиками выпаливает вопрос. От интереса даже чуть с кресла привстает. Серафим слышит это, и его сразу сон покидает. Он бы тоже сейчас, как эта девочка подпрыгнул, но вокруг его пацаны и Юра, который точно закатит глаза и вечность будет припоминать. Поэтому приходятся просто внимательно слушать. — У каждого преступления есть свидетели, — начинает полицейский, и Серафим судорожно запоминает каждое слово. После приходится притворно пофукать на ментов вместе с Юрой за гаражами. Зеленая надпись угрожающе так и смотрит. Хотя зеленый цвет должен успокаивать. Но эта надпись только раздраконивает. Серафим от ее вида предвкушает, как будет бить ебало виновнику и как его отблагодарит Алена. Юра что-то бубнит про воров и мусоров, а Серафим смотрит на надпись и думает, что это же ведь первая улика...***
С утра следующего дня Серафим начинает действовать строго по инструкции. Улик кроме самой надписи у него не имеется, поэтому он направляется допрашивать свидетелей. Память рисует из присутствующих вчера за гаражами Глеба Малого из параллели и скейтера Андрея с его другом или кто он ему там. Разговаривать с предателем не хочется, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. И так весь день вчера потратил на расспросы рандомых одноклассников. Конечно, можно было бы еще раз попытать удачу и вытрясти инфу из Малого. Он точно что-то знает. Но без существенных оснований суваться в параллель нельзя. Остается только Андрей. Найти его труда не составляет. Достаточно подняться на третий этаж и посмотреть расписание десятых классов. Андрей как обычно ошивается в коридоре возле кабинета биологии. Сидит прямо на полу и листает потрепанный учебник. Слава богу один. Хотя с кем бы ему быть. Кроме Серафима с Юрой с ним и не дружил никто. — Привет, — приходится поздороваться Серафиму, чтобы привлечь к себе внимание. Андрей ему коротко кивает, а головы из книжки не поднимает. Серафим выжидает пару секунд. Андрей с места не двигается, значит слушать готов. — Ты вчера за гаражами был с утра? — начинает Серафим, опускается рядом на пыльный паркет. Андрей кивает. — Ты когда пришел, там кто-то был? — конечно, можно было бы предположить, что Андрей сам написал. А что, краска на двери была явно свежая. Но Серафим это предположение отметает на корню. Ему легче представить, что несчастная Алена Мирная сама пришла в шесть утра за гаражи писать про себя похабщину. Еще и табуретку захватила, чтобы писанина выше головы Серафима была. А Андрей вообще, вроде бы Алену и по имени то не знал. Не вариант. Андрей закрывает учебник. Серафим успевает разглядеть на обложке у обезьяны пририсованный хуй. У Андрея учебник Серафима, какое совпадение. — А тебе зачем? — интересуется, склонив голову. Вечно ему хочется куда не нужно залезть. Можно же просто сказать по-человечески. Серафим то к нему нормально подошел. — Неважно. Был или нет? — главное не беситься. Андрей поломается, но расскажет. Серафим замечает, как он мнется, не знает говорить или нет. Сжимает кулаки, и не от злости. Будто бы Серафим не заметил его накрашенных ногтей еще раньше. Можно было бы ему за это предъявить, но это потом. Следствие важнее. — Был, — сознается Андрей, — из одиннадцатого. Из твоей параллели. Один кудрявый... — Остальных можешь не описывать, — прерывает Серафим и довольно улыбается. Он ликует внутри и уходит, не поблагодарив за содействие следствию. Пускай считает, что благодарность – это отсутствие пиздюлей за черные ногти с крестами и сердечками. Сейчас есть дела поважнее. Например, исполнение обвинительного приговора. Ну вот и все. Пизда тебе, Глеб. А то уж больно дерзкий ты какой-то. По правилам, конечно, подозреваемого стоило бы сначала задержать. Потом допросить. Потом обыскать. Но Серафим бы себе фамилию Забивной в контакте не поставил, если бы формальностей до конца придерживался. Да и самосуд никто не отменял. Нет, отменяли, конечно, но, Серафим Забивной диктует себе свои правила сам. Жаль, что уже звенит звонок и казнь придется перенести. Не жаль, что сейчас у них совмещенные труды с параллелью. Можно будет вести наблюдение, подслушивать разговоры. Глеб выдаст себя, не подозревая ни о чем. Серафим лениво работает рубанком, едва прислоняя инструмент к кривоватой будущей ножке табуретки. На пол летит тонкая стружка. Серафим даже не смотрит, что делает. Все внимание приковано к правой половине класса. Там Глеб с братками пытаются распилить нечастную доску. Правда, они больше угорают. По очереди подходят, каждый раз начинают с нового места, только коцают дерево. Временами о чем-то переговариваются. И только Серафим улавливает суть разговора, как какой-нибудь Юра врубает за спиной дрель. А потом еще молотком хуярит. Не лучшее место, конечно, для разведывательной операции. — Прихожу я, значит, вчера за гаражи... Так. Ну и..? В миллиметре от головы пролетают ржавенькие пассатижи. Серафим на миг замирает. Не хотел он поседеть в семнадцать, но, кажется, трудовик решил за него. — Едрен-батон! Ну ты видишь, что ты, едрен-батон, стругаешь то? — доносится хриплый голос со стороны учительского стола. Что-что, а отвлекать учеников от размышлений Леонид Афанасьевич умел лучше любой физички. И лучше завуча. Да так эффективно, что полет слесарно-монтажного инструмента от одного конца класса до другого не вызывал ни у кого ни малейшей реакции. Кроме Серафима, конечно. Считай, на грани жизни и смерти побывал. Еще и Глеба прослушал. Пришлось активнее начать выстругивать долбанную ножку. На выходе из класса Серафим прямо-таки ловит удачу за хвост. Глеба, кажется, не научили застёгивать портфель. Теперь не отвертится... Серафим вылавливает Алену у выхода, в коридоре находит Глеба Малого с его братвой. Для очной ставки, так сказать. Из друзей Малого узнает только одного – Федю Лютого, который на второй год судя по его внешности оставался раза четыре. Выше всех на две головы и борода растет, будто в колодец с тестостероном прыгнул. Опасный тип. Но Серафим Забивной никого не боится. — Вот он! — с ходу утверждает Серафим и некультурно показывает пальцем на Глеба Малого. Тот мгновенно реагирует, бьет по руке, чтобы не показывал. Встает и взглядом будто материт с головы до ног. За ним встает и Лютый. Видимо, почувствовал предвестие махыча. Алена бегает глазами то по одному, то по второму, то по третьему. А Серафим прожигает глазами Глеба. Не хватало еще первому взгляд отвести. — Это он про тебя за гаражами написал! Алена ахает. Федя Лютый издает какой-то сдавленный смешок. Глеб не двигается. — Отвечаешь? — вдруг уточняет Федя и принимает боевую позицию. — На пидора отвечаю! — тут же выдает Серафим. Он толком значение фразы не понимает, но, вроде как, это убедительный аргумент. Для верности все же добавляет, — Пускай портфель покажет! — Чего? — возмущается Глеб. — Показывай! — вмешивается Алена. Глеб зло выдыхает. Резкими движениями расстегивает молнию на полупустом черном рюкзаке. Демонстративно открывает и показывает так, что все увидели содержимое. На дне рюкзака три тетрадки, дешевенький под и баллончик краски. — Все видели? Теперь не отвертишься! — торжествует Серафим. — Извиняйся! Глеба слегка подталкивают в плечо, но что он никак не реагирует. Его выражение лицо не описывает ничего. Даже его любимая дерзость с уголков губ пропадет. И никаких эмоций больше нет. Пустота. Он бросает формальное извинение, обещает больше так не делать. Алена отворачивает голову, сначала молчит. Потом отмахивается и просит только замазать надпись. Глеб кивает. Серафим торжествует. — Вот видишь, все ровно разрешили, — заключает Федя и закидывает руку девчонке на плечо, — да, Аленка? — Аленка? — Серафиму кажется, что он завис. А потом перезагрузился. И перед глазами, как заставка виндовс, надпись с железной двери проявилась. Погодите-ка, блять... — Забивной, пойдем побазарим, — и Глеб тянет его за рукав любимого свитшота supreme с рынка. А Серафим все-таки не отвис до конца, раз даже не попытался сопротивляться. Так и плелся за Глебом в конец коридора с охуевшим видом. Мирная и Лютый остаются где-то там, очевидно теряя интерес к дальнейшей полемике. Да и Серафим забывает о том, что вообще-то заслужил награду от Алены. Даже не успевает возмутиться, что Федя ее лапает. Серафим вот даже за ручку не взял ни разу. А этот себе вон что позволяет... — Это не ты написал! — не веря самому себе, выдает Серафим. — Правда? А я уже почти поверил! — тон отдает ядовитым сарказмом. Другого от Глеба Малого ожидать и не стоило. Но он вдруг более серьезным тоном добавляет, кося взглядом в сторону места, где они стояли. — Это Федор. Ну конечно! Если надпись у Серафима была на уровне головы, то Малой во всех смыслах этого слова Глеб никогда бы не написал ее на такой высоте. Хуевый ты детектив, Серафим. И Глеб будто специально из портфеля достает тот самый баллончик. Внутри него слегка гремит шарик. А на упаковке огромная, сука, надпись "еллоу чето-то там". Серафим в английском, конечно, не спец. Но поклясться готов, еллоу – это стопудово не зеленый. — А нахуя ты тогда там сказал..? — Потому что, я не мудак, — лаконично поясняет Глеб, — я ж вижу, что ты перед Мирной выебываешься. На долю секунды Серафим замечает промелькнувшее разочарование на лице Глеба. А потом оно снова приобретает привычный недовольный вид. Серафим выпадает окончательно. Хуясе благородство. И с какого хрена, интересно. Даже неудобно как-то. Еще и извиняться заставил. И все из-за своей же тупости. Серафим пытается выяснить у Глеба причину его внезапного поступка, но тот вразумительного ответа не даёт. Интеллигентно просит Серафима отъебаться. Убирает баллончик обратно, пока учителя не спалили, и сваливает на урок. А Серафим, преисполненный в своем познании, шагает искать покоя и умиротворения в кабинет обжшика. У него всегда можно перекантоваться, если нет желания идти на контрольную. Тот бывший контуженный авганец. Даже если сильно захочет, не вспомнит какой Забивной или Лютый сегодня у него чиллил. А после уроков Серафим хочет наконец исправить несправедливость на двери. Для этого правда нужно одолжить тот самый баллончик Глеба. Своего у Серафима нету, он такой хуйней ещё в девятом классе перестал заниматься. А его корявые тэги до сих пор в подъезде глаза мозолят. Глеб, правда, баллончик просто так не дает. И вообще идет вместе с Серафимом. Хотя тот и настаивал на том, что сам со всем справится. Глеб все равно пошел помогать. Рыцарь хуев. Или джентльмен. Нет, лучше рыцарь. Позвать его что-ли на вписку к Церковному на хату. Да Серафим его и на день рождения даже бы позвал, только оно прошло уже. Глеб подпрыгивает, чтобы распылить краску. Серафим с этого угорает, игнорирует коронный недовольный взгляд и забирает баллончик. Лучше, чем приписать желтым между зеленых букв слово "не", ничего не придумывают. Да и тратить краску за шестьсот рублей на тупое мулевание Глеб напрочь отказывается. Серафим в этом вопросе с ним солидарен, хоть и баллончик не его. Теперь одну из дверей пришкольных гаражей украшает величественная надпись: "Аленка Мирна НЕ шлюха". А довольный Серафим с недовольным Глебом пиздуют на площадку. Уже успевают договориться поиграть в доту, добавить друг друга в друзья в контакте, а Серафим по пути пролайкивает ему инсту и пишет комменты с кучей фиолетовых чертиков. Корешаются, короче. Дует теплый сентябрьский ветерок. С деревьев падают желтые листья, прямо как пятна краски на заляпанном свитшоте Серафима. Листопад как резко появляется, так резко и сходит на нет. По инерции от ветра взад-вперед раскачиваются облезлые качели. На едва крутящейся карусели самозабвенно сосутся Алёна Мирная и Федя Лютый. — Шлюха! — со смесью удивления и негодования заключает Серафим и замирает перед каруселью. Алена, спотыкаясь, поспешно спрыгивает с крутящегося сооружения. Стыдливо отворачивается и бормочет что-то про то, что Серафим все не так понял. Федя даже не пытается ничего предпринять. Ногой останавливает карусель прямо напротив Серафима. Преспокойно стирает Аленину красную помаду с губ. Ухмыляется. Серафим брезгливо морщится. — Это он про тебя написал, а ты с ним сосешься! — отчаянно выплевывает Серафим. Где-то за его плечом Глеб беззвучно проговаривает слово "блять". — Он? — Алена снова ойкает и прижимает ладонь ко рту. — Да? — Федя Лютый не мигает. Отталкивается от песка, проезжает один круг на карусели и снова останавливается напротив Серафима. Вновь ухмыляется. — Ты же на пидора отвечал, что это Малой. На Серафима будто ведро холодной воды выливают. Да уж, припомнили ему его неумение думать прежде чем говорить. Его прожигает острая обида и растет желание топнуть ногой, будто ребенок, которого без конфетки отставили. Но он все-таки сдерживается. Просто сжимает кулаки и шумно выдыхает носом. Теперь хочется срочно отомстить этой Аленке НЕ шлюхе. — Я пидор, — выдает Серафим и тянется к Глебу сосаться. Тот легко поддается, как кукла. Серафим вроде соблюдает приличия. Не лезет с языком. Хотя мог в теории и попробовать. Но поцелуй скорее смахивает на простое касание губами вперемешку с грубыми укусами. Серафим отсчитывает тридцать секунд по инерции. Когда в лагере в бутылочку играл, там всегда все по тридцать секунд сосались. Глеб стоит смирно, дожидается. Когда Серафим отпускает, в ебало сразу прилетает Глебов кулак. Мажет по скуле. На самом деле, вообще не больно, но со стороны наверняка выглядело эффектно. Глеб закусывает свою нижнюю губу, которую до этого кусал Серафим и незаметно подмигивает. — Запомните, твари! А то забудете! — Серафим пинает гранитный камушек, — Серафим Забивной за базар отвечает! Федя с Аленой застывают. Они с Глебом уходят с площадки, им в след смотрят две пары круглых глаз. На середине пути Серафим заливается истерическим смехом. Глеб, наконец, показывает новую эмоцию на своем лице и хохочет на всю улицу. А потом резко замолкает, за шею притягивает Серафима к себе и сосется с языком. Запомните, твари! А то забудете!