Букет из кленовых листьев

«Вот бы сейчас взять пистолет и пристрелиться», — думается Скарамучче, пока он судорожно обыскивает шкафы в поисках таблеток. Голова болит адски, раны на руках, плотно перевязанных чистыми бинтами, довольно сильно саднили, так ещё и температура, пускай и не сильная, но поднялась. Ноющая боль прямо в висках, накатывающая волнами — довольно неприятное ощущение, как считаете? Вот и парень тоже так думает. Отоспавшись до часу дня, ребята проснулись полностью опухшие. Головы болели у обоих, а вот температура, скорее всего, была следствием порезов на руках. Кадзуха честно постарался, так бережно и тщательно промыв раны и не менее бережно перевязав их бинтами. Боль тогда поутихла, но сейчас под белой тканью кожа неприятно зудела и побаливала. Не так, как голова, конечно. Темноволосый не хотел оставаться у друга надолго, ему и так было неловко за то, что он, будучи пьяным, всё-таки поехал к Каэдэхаре, даже если сам красноглазый заверил, что это полные пустяки и просить прощения тем более не стоит. Парень подрасслабился, попив с одноклассником чай и приняв от него обезболивающее, но стоило вчерашним событиям кинофильмом прокрутиться в сознании синеглазого, как тот снова напрягся. Сначала Тарталья ловит его и ведёт в одну из комнат, не давая вырваться. С лёгким румянцем на коже и взволнованно бегающими туда-сюда голубыми глазами, рыжеволосый рассказывает в подробностях свой план, хотя до вечеринки несколько раз уже писал его Скаре. И друг терпит, выслушивает заплетающуюся болтовню, думает, как непривычно было бы для остальных видеть Аякса таким: смущённым, далеко не уверенным на все сто в своём успехе и спрашивающим совета. Забавно иногда являться близким человеком для такой персоны, так как очень часто видишь те эмоции, которые обычным людям не так-то просто лицезреть. В принципе, в этом и состоял смысл их дружбы: позволять себе при другом действовать чуть более открыто, не стесняться проявлять истинные чувства, делиться всем, чем хочется, и даже если над этим потом посмеётся Тарталья, то всё равно будет хоть немного полегче. Держать всё в себе было невыносимо, хоть у темноволосого и отлично получалось, но иногда высказать своё мнение было просто необходимо хотя бы для душевного спокойствия. Парень вяло отвечал на причитания голубоглазого по типу «слушай, а что если она засмеёт меня на глазах у всех?» и «а что, если она скажет, что я полный еблан и уйдёт с вечеринки?», потому что на все эти вопросы он уже отвечал и не раз. Начинало надоедать, тем более, что рыжеволосый потихоньку переходил на нытьё, и это жутко раздражало. Тарталья же будто и вовсе не замечал незаинтересованности друга, продолжая свой монолог, как вдруг комната резко погрузилась во мрак, и Скарамучча, вздрогнув, завертел головой в поисках источника света. Из гостиной послышались крики, и парни, забыв обо всех разговорах до этого, побежали разбираться в ситуации. Свет чинили долго и муторно, Аякс весь извёлся и явно был готов сорваться, мишенью с вероятностью в 99% стал бы темноволосый, если бы не Кадзуха, так внезапно врезавшийся в парня. Оказалось, что он уже давно пришёл и всё искал друга, да вот только кое-кто с рыжими волосами не позволял выйти из комнаты до конца обсуждения. Каэдэхара сказал, что зла не держит, и увёл Скарамуччу подальше от недовольного Тартальи, за что парень был искренне благодарен. Он бы и сам ушёл, да вот только общаться ни с кем из присутствующих не хотелось, а одному сидеть тоже далеко не в кайф, вот и оставалось лишь плестись за голубоглазым по пятам. Свет включился так же внезапно, как и выключился, вызвав жуткую резь в глазах и минут пять нещадного трения ладоней о веки. Никакого преступления, казалось бы, не произошло, все ходили живы-здоровы, только разве что рыжеволосый метался по разным комнатам и спрашивал у людей самочувствие. Тогда парень реально считал друга придурком и предпочёл выпить в компании красноглазого, о чём ни разу не пожалел в ближайшем будущем. Каэдэхара был интересным человеком, говорил правильные вещи и неплохо шутил, мило (да, синеглазый всё-таки решил, что в том, чтобы считать Кадзуху милым, нет ничего странного) тушевался на предложение долить алкоголя, и парень, хитро улыбаясь, пихал его в бок локтём со словами «да не ссы, я пригляжу за тобой, если начнёшь какую-то дичь творить». Каэдэхара воспринимал всё именно так, как и старался передать темноволосый: понимал, где шутка, а где реальная угроза или предупреждение, где парень вкладывает в свои слова искреннюю заботу, а где отвечает больше для виду, на самом деле чувствуя абсолютное безразличие. Такое… понимание приятно удивляет Скарамуччу, и он допускает мысль, что, возможно, им и вправду предстоит стать хорошими друзьями, а может и… Тарталья вскоре пришёл, извинился за своё поведение и сел болтать с ними. Не сказать, чтобы синеглазый и впрямь его простил, но для вида ничего язвительного говорить не стал. Парень намеревался провести оставшийся вечер без перепалок с этим Аяксом, уже порядком надоело тратить на него силы, а поэтому темноволосый и не тратил. Просто игнорировал, а лучше поворачивался к Кадзухе и слушал его мягкий голос, от которого сознание невольно успокаивалось, а негативные эмоции, пускай и на время, но отступали. Парни много выпили, поэтому через несколько часов Скарамучча уже перестал рационально мыслить, граница между культурным поведением и не очень была сильно размыта, а своим действиям он совсем не давал отчёт. Именно поэтому парень уже не испытывал той неловкости, когда матерился при Каэдэхаре трезвым, не одёргивал себя, когда хотелось высказать в лицо кому-то свои претензии, не пытался воздержаться от едкой ухмылки и такого же характера насмешки. Кадзуха тоже стал более раскрепощённым, и жгучий интерес охватывал синеглазого, ведь не каждый день увидишь так много болтающего Каэдэхару, который, по-видимому, тоже не особо следил за действиями и речью. Краска мгновенно растекалась по щекам, когда темноволосый вспоминал один смущающий момент, произошедший вчерашним вечером: Кадзуха ни с того ни с сего просто взял и сказал, что у Скарамуччи красивые глаза. Сказал это в своей манере, а-ля поэт, но от этого прозвучало даже искренней. Синеглазый даже не знал, как ему реагировать, буквально растерявшись на месте и чувствуя, как предательски краснеют уши и шея, а Каэдэхара в следующий же момент звонко рассмеялся. Добродушно, без оттенка глумливости, просто рассмеялся от забавности ситуации, и темноволосый предпочёл рассмеяться в ответ и принять это за шутку. Кадзуха же просто пошутил, чтобы увидеть яркий румянец на щеках собеседника, верно? Этому парню явно приносило удовольствие отпускать подобные шуточки, и Скарамучче следовало бы, как другу столь любившего прикалываться Тартальи, сразу понять, что это была шутка, но почему тогда в животе что-то одновременно приятно и пугающе защекотало? Нужно было уже забыть этот момент, да и пьяный мозг не позволял долго удерживать одно настроение и информацию во внимании, поэтому вскоре парни общались так, будто никаких неловких ситуаций и не происходило. Алкоголя в крови с каждым пройденным часом становилось всё больше, все обиды забывались, а смех и разговоры звучали как никогда громко. Атмосфера царила именно такая, какая и должна быть на вечеринке с выпивкой, и всё было просто прекрасно до того момента, пока один из якобы друзей Тартальи не позвал синеглазого. Парень, ворча и оставив за дверьми Каэдэхару, прошёл в комнату. Он абсолютно искренне думал (насколько в его нетрезвом состоянии вообще можно было думать), что друг хочет повторно обсудить момент признания Синьоре, либо же поделиться впечатлениями, и никак не ожидал ни новости о том, что девушка серьёзно отравилась, ни обвинений в свою сторону. Розалину ведь и вправду мог отравить кто угодно, так как Аякс пригласил многих своих знакомых, деловых партнёров родителей (тех, кто был помоложе, конечно), а также друзей своих друзей. И, естественно, с некоторой частью этих людей Тарталья был очень плохо знаком, поэтому темноволосый даже не был удивлён, что так произошло. Виноват в этой ситуации мог быть любой человек, но никак не Скарамучча. Парень нисколько не заинтересован в Синьоре, ни в романтическом плане, ни в плане общения, у него абсолютно нет причин пытаться ей навредить, и рыжеволосый прекрасно об этом осведомлён, однако почему-то продолжает обвинять в преступлении друга. Чего ещё больше не ожидал синеглазый, так это того, что Тарталья прямо-таки взбесится и набросится. Опыта драк у парня было не так много, как у Аякса, но темноволосый отбивался, как мог, пока в порыве ярости Тарталья не швырнул в него стеклянный бокал. Момент, треск посуды и острая, режущая боль в области запястий, парень, не выдержав, вскрикивает, а голубоглазый в секундной панике отпрыгивает, затем без единой капли жалости осматривая раненого Скарамуччу. Несколько рваных линий тянулись вдоль и поперёк тёмно-синих очертаний вен, и в какой-то момент парню кажется, что повредилась одна из них и он вот-вот умрёт. Кровь текла обильно, пачкая чистую кожу и тёмную ткань брюк, которые синеглазый специально для тусовки так старательно выглаживал. Раны сильно жгли, горячая багровая жидкость, вытекающая наружу, не утешала, и парень даже не сразу заметил подбежавшего к нему Кадзуху. Одноклассник крепко, но осторожно схватил его руки и принялся осматривать ранения, окидывая их такого же оттенка, как и кровь, взором. Темноволосый поразился его слаженности действий и чистому взгляду, ведь они всё ещё были пьяны, хоть боль и немного отрезвляла. Вырывать руки из хватки совсем не хотелось, хотелось просто упасть на плечо Каэдэхары и спокойно умереть, но у спасателя, видимо, были другие планы. Он тихо и облегчённо выдохнул, закончив «осмотр», чем дал понять Скарамучче, что смерть ему точно не грозит. Однако взгляд Кадзухи оставался взволнованным, и парень в ходе разговора предложил синеглазому поехать с ним домой. Домой к Каэдэхаре. Не сказать, чтобы темноволосый был против или что-то в этом духе. Скорее, его горделивая и самодовольная натура в этот момент скривилась и сразу же сказала «нет», но тоненький голосок здравого смысла неуверенно ляпнул: «Но ты же сам не сможешь будучи пьяным добраться домой и справиться с порезами хотя бы потому, что не знаешь, как это делается! И разве не заманчиво звучит предложение остаться с Кадзухой один на один, в его доме, да ещё и на ночь?», — и колкая сторона характера сразу же теряется. Верно, даже несмотря на то, что Скарамучча привык делать всё самостоятельно и ни в коем случае не принимать чужую помощь, считая это проявлением слабости, но в данной ситуации он и правда бессилен. И… да, тоже верно, предложение переночевать у Каэдэхары слишком соблазнительно, просто на подсознательном уровне не позволяет отказаться. Юрким ужом в голове проскальзывает мысль о том, что именно ребята смогут сделать ночью, и парень в страхе отгоняет смущающие картинки, которые рисует его воспалённый мозг. Дыхание учащается, проступивший на коже румянец жаром опаляет щёки и уши, и синеглазый спешит согласиться, пока одноклассник не заметил такую смену настроений. Почему он вообще допускает такие мысли? Неужели и вправду, каким-то боком мозга и его составляющих, крупицами самого потаённого кусочка сознания, деятельность которой порой пугает парня и заставляет смущаться своих же выдумок, неужели он и вправду тайно хочет этого? Вопрос застаёт врасплох, сваливается на лёгкую от выпитых напитков голову, и темноволосый обещает себе никогда и ни за что не пытаться ответить на этот вопрос. Тут даже и задумываться нечего — ответ, конечно же, отрицательный. …но когда Кадзуха, не объяснив причину и попросив подождать тут, уходит, Скарамучча нарушает данное только что обещание и всё же задумывается. По приезде в квартиру Каэдэхары пьяная лёгкость обращается в нарастающую тяжесть, которая грузом оседает на веках синеглазого и требует немедленно провалиться в сон. Кадзуха выглядит не лучше: прищуренные глаза, из щёлки век которых сияют два рубина, взгляд мутный, движения одноклассника становятся менее чёткими, но не теряют своей ловкости, да и по парню видно все подавленные в горле зевки. Каэдэхара чутко и бережно обрабатывает порезы дезинфецирующими средствами, заставляя Скарамуччу поморщиться от того, как щиплет повреждённая поверхность кожи, а затем не менее бережно и крепко заматывает бинтами. Через его действия сквозит что-то странное, что-то, из-за чего синеглазому кажется, что Кадзуха совершает иногда лишние и необязательные касания к коже, но, не имея сил и возможности здраво мыслить, чтобы взвесить ситуацию, темноволосый решает, что он и не против. В сон клонило ужасно, и у парня еле хватало сил на то, чтобы переодеться в выданные Каэдэхарой вещи, и в это же время в голову пришли разного рода доводы. Во-первых, ему жутко хочется поблагодарить одноклассника — он столько всего сделал для Скарамуччи, а ведь буквально неделю назад они даже толком не общались. Во-вторых, парень понял, что хочет по-настоящему дружить и быть близким для Кадзухи человеком. Со светловолосым спокойно и крайне комфортно, ощущается некое доверие, хочется смеяться рядом с ним и не бояться показывать свои настоящие эмоции и чувства, хочется узнать этого загадочного парнишку поближе, узнать, что скрывается под спокойной улыбкой кончиками губ и блеском грейпфрутовых глаз. Рассказать ему всё: от проблем в семье и детства до отношений с Тартальей и своими сомнениями по поводу собственной ориентации. Подгоняемый этими мыслями, синеглазый, игнорируя вату в голове и слипающиеся веки, тепло благодарит Каэдэхару и, уже немного подрастеряв былую уверенность, произносит тихое «я думаю, мы можем считаться друзьями?», на что Кадзуха улыбается той самой тёплой улыбкой, кладёт свою руку на плечо темноволосому и отвечает, что конечно могут. От этого ответа появляется какое-то облегчение на душе, будто он разъяснил с уже другом некий нюанс или извинился за неловкую ситуацию. Радость и искреннее счастье расцветают в душе и тогда, когда они вот так стоят и смотрят друг на друга, тёплая ладонь Каэдэхары греет плечо сквозь мягкую ткань футболки, и Скарамучча думает, что уснёт прямо тут. Но потом Кадзуха отстраняется, место, где лежала его рука, немного неприятно охлаждается, и парень понимает, что если пройдёт ещё хоть секунда, то он ляжет на пол и провалится в сон прямо там, поэтому залезает под одеяло и, пожелав другу спокойной ночи, закрывает глаза. Фантомное ощущение ладони на плече не покидает синеглазого, и единственное, что успевает скользнуть в стремительно теряющем связь с внешним миром мозгу, так это мысль о том, что было бы в миллиард раз лучше, если бы Каэдэхара крепко обнял темноволосого, но парень даже не успевает среагировать, как засыпает. Просыпается он уже с болезненным шипением от раскалывающейся головы, минутным непониманием своего местоположения и диким сушняком. Воспоминания о вечеринке били по и так страдающей макушке, Скарамучча, не найдя взглядом в комнате хозяина квартиры, негромко зовёт его. Кадзуха, как и предполагалось, был в более хорошем состоянии и сразу же бросился помогать другу. Принёс воды, таблетки, а затем и вовсе пришёл перевязывать бинты. Раны горели огнём и беспрестанно чесались, какофония болей с разных частей тела сливалась в одно ноющее чувство, хотелось просто реально прыгнуть из окна, чтобы прекратить эти страдания. Несомненно, синеглазый напивался и гораздо хуже, потом ещё сильнее мучаясь наутро, но в данный момент боль в руках была яркой и зудящей, лишь усиливала головную боль, делая нынешнее состояние темноволосого просто невыносимым. Парень дал обработать свои запястья, морщась тогда, когда Каэдэхара проводил смоченным в средстве ватным спонжиком по засохшим кровяным корочкам. Затем друг перевязал руки Скарамуччи, выкинув окровавленный бинт и заменяя его на новый и чистый. Марля приятно пахла медикаментами, но была шероховатая на ощупь, плотным слоем обматывала часть руки синеглазого, не позволяя ранам открыться. Парни немного поболтали о вчерашнем, пока таблетки не начали действовать, затем попили чай, и темноволосый сказал, что ему уже пора бы ехать домой. Кадзуха вручил ему пакет с грязными вещами, сказал, что футболку с шортами пусть пока забирает, потом вернёт, а также строго наказал сходить в поликлинику. Обработать раны это, конечно, хорошо, но полноценное лечение без осложнений может предоставить лишь врач, и Скарамучча это понимал. Он не очень хотел контактировать с людьми, а тем более объяснять медсотрудникам природу этих порезов, но перед таким якобы приказным тоном, за которым было слышно долю неподдельного волнения и беспокойства, синеглазый просто не смог сказать ничего, кроме «ладно-ладно, я тебя понял, хорошо». Сейчас, когда он уже вернулся к себе домой, переоделся и положил грязные вещи в стирку, голова опять разболелась, поэтому пришлось перерыть все полки в поисках таблеток. Темноволосый точно помнил, что они были где-то тут… Ага, нашёл! Светло-голубая картонная упаковка тут же была вытащена из какой-то корзинки, и Скарамучча принялся читать название. Да, это именно то, что он хотел найти, поэтому парень быстро набирает воду в стакан, в спешке случайно расплескав её по столешнице, и выпивает сразу две таблетки. Скоро должно подействовать, а пока можно и посидеть, чтобы не свалиться на пол от головокружения. Синеглазый садится на кухонный стол и думает. Ему надо спланировать сегодняшний день, потому что дел и проблем у парня по горло, и всё это нужно решать. Темноволосый косится на свои руки и ставит первую задачу: сходить в больницу. Пусть ему выпишут какие-то мази или таблетки, да бинты потуже завяжут, а ещё скажут, что делать с температурой. Дальше стоило позвонить или написать Тарталье, как бы ни было противно связываться с ним после всего, что рыжеволосый натворил, и спросить, как дела у Синьоры. Да, с Аяксом не хотелось больше иметь ничего общего и вообще никогда впредь не общаться, но была ещё одна вещь, которая совсем недавно ударила осознанием по голове Скарамуччи, и с ней хотелось как можно быстрее разобраться. Когда он шёл на кухню в поисках обезболивающего, то зацепил взглядом свой рюкзак и вспомнил о тех письмах. Парень успел за эти пару дней порядком о них позабыть и удивился тому, что больше ничего странного не происходило. Поразмыслив ещё немного, он остановился на теории, что письма были лишь чей-то несмешной шуткой, иначе бы этот кто-то продолжил подкладывать записки с признаниями или делать что похуже, но ничего такого не было. Если в него якобы и вправду влюбились, то синеглазый просто не мог поверить в то, что человек так резко растерял весь свой интерес. И ведь так страстно и подробно расписывал свои чувства, неужели всё исчезло за два дня? Но потом темноволосый, начав мысленно негодовать и злиться на Тарталью за своего рода предательство, вспомнил и то, как присылал фотки писем другу и они вместе думали над тем, кем бы мог оказаться автор. А потом парень похолодел, вспомнив фразу Тартальи «тебя сталкерят» и «яндэрэ какая-то». А потом похолодел в два раза больше, понимая, что отравление Синьоры могло быть как-то связано с письмами, а точнее с их автором. На вечеринке Скарамучча планировал обсудить эту всю ситуацию с Аяксом, но тот быстро заболтал друга разговорами о Розалине и своём волнении, а после выключения света синеглазый и вовсе забыл об этой проблеме. Его нетрезвому мозгу было глубоко пофиг на какие-то письма и угрозу слежки, единственное, что волновало в тот момент — бокал с вином в руках и смех сидящего рядом Кадзухи. По итогу, темноволосый пришёл к выводу, что сталкер мог проникнуть на тусовку под видом одного из друзей друзей Тартальи и подмешать что-либо в алкоголь Синьоры. Либо же это никак не связано, всё-таки, у Розалины много завистников и врагов, которые были бы рады отправить её в больницу, да и парень не видел смысла своему поклоннику как-либо вредить Синьоре. Зачем? Скарамучче что до недомогания девушки, что после, абсолютно безразлично её состояние, и оно никак не влияет на его поведение или мысли, но из-за этого происшествия с Розалиной он нехило так пострадал. Возможно, синеглазый чего-то не понимает, но разве должен человек вредить своему возлюбленному? От этого нет пользы, поэтому вряд ли отравление связано с загадочным воздыхателем. И всё же, кто мог точить зуб на такую популярную особь?.. Парень обещает подумать об этом позже, так как боль в голове притупилась, оставляя после себя лишь небольшое напряжение в висках, и теперь темноволосый чувствует себя более-менее терпимо. Он не хочет медлить с походом в поликлинику, поэтому решает идти прямо сейчас, пока состояние позволяет, и направляется в комнату, чтобы переодеться и взять нужные вещи. Медицинский полис и вся эта бумажная волокита находится где-то в полках, искать её абсолютно нет желания, но приходится — без документов не примут. Спустя минут пять парень всё же добывает заветную папку и суёт её в рюкзак, предварительно вытащив оттуда школьные принадлежности. До больницы ехать недалеко, но тащить всё в руках совсем не хочется, так что учебники с тетрадками оказываются небрежно разбросанными по столу, пока Скарамучча натягивает толстовку в другом конце комнаты рядом со шкафом. Чем быстрее он сходит в поликлинику, тем быстрее он вернётся, сможет спокойно позвонить Тарталье (хотя вряд ли звонок рыжеволосому будет спокойным) и подумать над ситуацией в целом. Ах да, как же хорошо, что он сейчас это вспомнил — нужно ещё обязательно отписаться Кадзухе о том, что парень был у врача и ничего серьёзного с ранами не происходит. Светловолосый несколько раз попросил не оставлять его в неведении, потому что «ранения слишком серьёзны, чтобы преспокойно перевязать их бинтами и благополучно забыть, в обязательном порядке явись в больницу и покажись докторам, меня сильно беспокоит твоё состояние!». Синеглазый на эти слова хмурился и недовольно бурчал «да хорошо, хорошо», но, на самом деле, понимание того, что кто-то искренне заботится и волнуется из-за твоего самочувствия, грело сердце. С какой-то обидой и презрением возникала мысль, мол, «а вот Тарталья обо мне так не пёкся!». И ведь правда, максимум, что делал Аякс, это широко распахивал глаза, чесал затылок и говорил что-то наподобие «жесть, пипец, треш, сочувствую», и на этом его поддержка заканчивалась. Ладно, он мог по-настоящему побеспокоиться, поспрашивать о проблеме, предложить помощь или варианты решений, но от Каэдэхары это беспокойство воспринималось совершенно иначе. Ну и, раз уж они объявили себя друзьями, то было бы слишком эгоистично проигнорировать это волнение Кадзухи и ничего ему не сказать, поэтому сразу по возвращении домой первым делом темноволосый отцепляет от зарядки телефон, который стоял там всё утро, и заходит в чат с Каэдэхарой.

аэаэа привет, я короче сходил в больничку

Парень только-только отправил сообщение, даже не успев начать писать второе, как первое сразу же пометилось прочитанным. И как вообще Кадзуха успевает так быстро реагировать? Неужели он сидит в телефоне всё время и поэтому видит всплывающие уведомления? Скарамучча не помнил, чтобы на тусовке или ночёвке друг вообще трогал телефон, да и не было похоже, будто Каэдэхара сидит в нём днями и ночами.

ну и мне сказали что блаблаблаб порезы глубокие хорошо что обработали перевязали меня похвалили но начали спрашивать а что а как а откуда

я если честно так не хотел чтобы до меня этим докапывались, но вот нашли же к чему придраться собаки такие

короче я сказал что даун и уронил разбил бокал а потом навернулся на него

не было видно, чтобы врачи поверили, но промолчали

я в их глазах походу лютый селфхармер о дааа ее ураааа

ну так вот руки осмотрели чем-то напшикали чем-то намазали перевязали и целый список лекарств написали жестб

а они дорогие сука

ладно я хотел деньги взять из дома и пойти сейчас в аптеку как раз

ты тут?..

Синеглазый слегка нахмурился и полистал переписку. Значок «в сети» рядом с именем контакта стоял, все сообщения читались, так чего Кадзуха не отвечает? Да-да, извини, не хотел тебя перебивать. Можешь скинуть фото списка? Возможно, у меня есть какие-то лекарства, я могу их тебе передать, и тогда лишних денег тратить не придётся :D

о, правда?

щащащщащащащ

1 вложение

Да, у меня и вправду есть кое-что из этих таблеток и мазей. Можешь приехать вечером, если планов нет, поболтаем за чашкой чая, и лекарства передам :3 Кстати, ты, случаем, не общался с Тартальей? И вообще, что там с Синьорой?

аа, приехать наверное могу, спасибо

я как раз собирался ему звонить, так противно если честно

мне грустно что я к нему относился лучше чем к кому либо из своего окружения а он на меня наорал и избил как последнего подонка

ну и пошёл нахуй этот выблядок

Ох, мне тоже очень обидно за тебя, получить такое от близкого друга крайне неприятно :с Но, как ты выразился, ваши пути с ним расходятся, да и не общаться с таким человеком — меньше нервов тратить, так что советую забыть о нём

дадад ты прав

ты адекватный, с тобой лучше общаться буду

Мне очень приятно! <3 С тобой тоже очень интересно общаться и проводить время, Тарталья мне всегда казался слишком самоуверенным и эмоциональным

да вот именно, самая белая овечка святошенька вообще ангелок

ладно, я пойду тогда позвоню в последний раз этому даже не знаю как его цензурно обозвать

придурку

короче я потом напишу тебе чё да как с Синьорой и когда заеду

Хорошо, договорились ^^ Диалог с Кадзухой, как всегда, немного успокоил темноволосого, и он уже без былого жуткого раздражения тыкает на иконку контакта Аякса и дальше на кнопку «вызов», в следующую секунду поднося телефон к уху и вслушиваясь в гудки. Протяжный и низкий «пи-и-и-ип» повторялся раз за разом, после чего неприятный женский голос автоответчика услужливо оповестил о том, что абонент, якобы, не отвечает, и посоветовал перезвонить позднее (и как бы Скарамучча вообще жил без этого совета?). Парень недовольно щурится и грозно бурчит: «Ответь блять уёбок ты такой», — но после такого же количества гудков автоответчица снова предложила перезвонить позднее, на что синеглазый и вовсе раздражённо выдохнул и нажал на вызов опять, давая голубоглазому последний шанс ответить и мысленно матеря Тарталью всеми возможными ругательствами. Но и, поразительно, на этот раз трубку тоже не взяли, о чём вежливо сообщил женский голос автоответчика, а темноволосый быстро сбросил звонок и сердито отбросил от себя телефон на кровать. Мог ли рыжеволосый просто-напросто заблокировать номер Скарамуччи? Да вполне. Скорее всего, решил парень, так и произошло, поэтому больше стараться дозвониться просто не было смысла. Ну и ладно, ну и пошёл этот Тарталья, очень хотел синеглазый с ним общаться. Его и состояние Синьоры не волновало ни капельки, и вообще он звонил только ради приличия, коего у Аякса даже нет. У бывшего друга даже совести нет ни грамма — ни позвонил, ни написал, а ведь наверняка уже протрезвел и, возможно, даже мог бы посожалеть о содеянном и попытаться извиниться, но нет, во всём как всегда виноват темноволосый. И всё же, узнать, что именно случилось с Синьорой, хочется. Парень задумался — а у кого, кроме Тартальи, можно спросить об её отравлении? К сожалению, Скарамучча приходит к выводу, что ни у кого. Да, у него были где-то записаны пару знакомых людей с вечеринки, по большей части тех, кто учился с синеглазым в одном классе, но он не был уверен, что кто-либо вообще в курсе этого происшествия. Скорее всего, дело было так: подружаньки, испугавшись за Розалину, быстренько сообщили организатору тусовки, то бишь Аяксу, он в агрессивной манере рассказал темноволосому, а тот уже пересказал Кадзухе. Номеров подруг Синьоры у парня не было, а найти их он, опять же, мог только разве что у Тартальи. Всё сводилось к одному человеку, который в данный момент не отвечает на звонки и, скорее всего, не хочет даже слышать о Скарамучче. Неужели он никак не сможет… Поток мыслей прерывается вибрированием гаджета, и синеглазый дёргается от неожиданности. Мозг пропускает догадку, что это уведомление от Аякса, но она с треском рушится, когда парень заходит в мессенджер и видит сообщение от Каэдэхары. Но не успевает он разочарованно выдохнуть, как читает содержание этого сообщения: Скара, я тут серьёзно поразмышлял над ситуацией с Синьорой и Тартальей, и у меня есть кое-какая теория, вполне претендующая на то, чтобы оказаться правдой. Я не могу этого, конечно, утверждать, а поэтому хочу, чтобы ты меня выслушал вечером и высказал своё мнение по этому поводу Кадзуха что-то придумал? Темноволосый сразу загорается интересом, потому что знает точно: Каэдэхара — очень сообразительный парень, гораздо сообразительнее, чем Скарамучча. Кадзуха сто процентов придумал что-нибудь гениальное, ну, по крайней мере, что-то более умное, чем нелепые выводы синеглазого.

ты не шутишь?

я сидел ломал голову как узнать что с синьорой потому что тарталья меня походу в блок кинул, на звонки не отвечает

рассказывай тогда!

Мне кажется, лучше будет обсудить это при встрече, как считаешь? Темноволосый удивлённо приподнял брови и написал с небольшим возмущением:

а чё тянуть

напиши сейчас, в чём проблема я не пойму

Ну-ну, ты такой нетерпеливый =) Такие вещи стоит обсуждать с глазу на глаз, Скарамучча Тем более, это просто глупая догадка, тебе не нужно так стараться поскорее её услышать Вот одна вещь бесила в Каэдэхаре — когда он строит из себя великого философа всех времён и народов, который прожил миллиарды лет и познал суть Вселенной, и позволяет себе вот так умничать. Ну и да, Скарамучча очень даже нетерпеливый, он просто не любит тянуть с чем-либо, будь то важный разговор или какое-то дело.

мх, ладно, но смотри мне, приеду и вытрясу из тебя эту догадку

Вот и славненько! <3 …что ж, теперь синеглазому действительно не терпелось поскорее добраться до Кадзухи и узнать, что же он там такого напридумывал. Подумать только, как легко Каэдэхара смог заставить парня так заинтересоваться всего лишь, по сути, парой фраз. Темноволосый чувствовал тревогу где-то в лёгких. Узнать, что случилось с Синьорой ему нужно было для собственного расследования, мало ли предположения по поводу преследователя окажутся верны. Тарталья изначально обещал помочь разобраться со сталкером, но теперь, раз Скарамучча больше не собирается иметь с рыжеволосым связей, парень решает, что вполне в состоянии разобраться самому. Как — не знает, правда, но обязательно придумает. А может и расскажет Кадзухе через какое-то время, всё-таки, слишком наивно и доверчиво действовать синеглазый не хотел, но Каэдэхара обязательно придумает, что с этим делать и как вычислить этого человека. Ну, либо же, покрутит пальцем у виска и посмеётся: «Это же очевидная шутка, ты чего?», — и любой из вариантов вполне устраивал. Кадзуха умный, расчётливый и смекалистый, его словам очень хочется верить, и поэтому темноволосый думает, что, что бы ни сказал друг, парень примет это за правду. Если Каэдэхара укажет на конкретного человека, то Скарамучча без сомнений пойдёт писать заявление в полицию, если же скажет, что все письма — просто шутка, то синеглазый улыбнётся, кивнёт и сразу забудет про них. Как бы парень ни пытался твердить себе, мол, «мужик, ты чего, ну-ка соберись, совсем нюни распустил с этим Кадзухой», но противиться сердцу очень и очень сложно. И вообще, что плохого в том, что синеглазый хочет доверять этому Кадзухе? Хочет иметь хоть одного в жизни человека, с которым можно не секретничать, не бояться показывать искренние эмоции, не бояться получить в ответ насмешку или осуждение, разве это всё плохо? С Тартальей всё обстояло немного иначе. Да, они со спокойной душой выкладывали друг другу все свои тревоги и проблемы, но чувства, что тебя искренне поддержат, взволнуются, успокоят, не возникало. Зато оно возникает с Каэдэхарой. О Боги, как же это всё сложно… Темноволосый ложится на кровать, спиной ощущая мягкое одеяло и слегка пружинистый матрас, раскидывает руки и ноги в своеобразную форму звезды и прикрывает глаза. Как же бесят эти случайные мысли и непонятные чувства! Всё было бы гораздо проще, если бы они с Кадзухой просто дружили, но нет: Скарамучча ощущал что-то неладное. Что он чувствовал по отношению к Каэдэхаре? Парень слегка нахмурился. Доверие, да, определённо. При виде его улыбки тоже хотелось улыбнуться, в принципе ничего нелегального. Ещё… Спокойствие при нахождении рядом, все же друзья ощущают себя комфортно друг рядом с другом, верно? Конечно верно, поэтому и тут всё в порядке. Хм, а чувствуют ли друзья желание вызвать на чужом лице лёгкий румянец и смущённый, отведённый в сторону взгляд? Чувствуют ли желание прикоснуться к рукам, волосам, скулам? Ничего же страшного, что друзья хотят обниматься, зарываясь носом в шелковистые молочные волосы и мягкие складки толстовки на плече? Синеглазый мысленно матерится и прячет слегка покрасневшее лицо в тёплых ладонях. Браво, докатился. Он и вправду стал таким, каким всегда боялся стать? Подозрения на… нестандартную ориентацию присутствовали у парня ещё где-то со средней школы, и неужели сейчас он без шуток и приколов влюбился в мальчика? Не сказать, что он много влюблялся в кого-то за свою жизнь, чтобы иметь возможность сравнить чувства, но его «симптомы» вполне подходят под описание из всяких слезливых романов и сопливых фильмов. Да ну и ощущение бабочек в животе, и учащённое сердцебиение при виде того, как Кадзуха смеётся и смотрит темноволосому в глаза, загоняет парня в угол и буквально шепчет в самое подсознание: «Ты влюбился, ты влюблён, ты любишь его!». Очень хотелось бы заткнуть этот противный голос и просто ощущать всё то же самое, только без ярлыков. Осознание своей гомосексуальности слишком пугает своей… неправильностью и заставляет невольно отнекиваться, твердя лживое: «Фу, что? Какой я гей?», — но затем головой-то Скарамучча понимает, что девочки ему вообще не нравятся. Слишком они отстранённые, не пытаются понять его далеко не сахарный характер, и просто с ними не о чём разговаривать. Другое же дело Каэдэхара, который всегда одаривает его искрящимся взглядом кленовых глаз и тёплой, уже такой родной улыбкой, беспокоится о самочувствии синеглазого, спрашивает, как у него дела и со спокойным прищуром терпит его выходки и в эмоциях сказанные слова. Если коротко, то Кадзуха обращает на парня внимание и искренне заботится, что ещё нужно для счастья? Всё действительно указывало на довольно глубокие чувства к светловолосому однокласснику, но Скарамучча мотнул головой и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Он не должен делать поспешных выводов, тем более таких… важных, получается. Осознание своей ориентации, всё-таки, дело серьёзное, и просто так лёжа на кровати решения принимать не стоит. Стоит хотя бы съездить сегодня к Каэдэхаре, точно! Парень садится на кровати и воодушевлённо протирает глаза. У него же как раз запланирована поездка к причине его сомнений в своей гетеросексуальности, вот синеглазый и разберётся по приезде. Вчера ночью и сегодня утром парень ощущал себя словно с туманом в голове, мысли были разбросаны по сознанию и собрать их в кучку да разложить по полочкам не удавалось, а ещё боль в разных частях тела сильно отвлекала от мыслей о насущном, а уж тем более темноволосому было не до чувств к Кадзухе, однако сегодня он постарается сам для себя разобраться, поэтому с новыми силами встаёт с кровати и идёт собираться в гости.

***

Кадзуха живёт в приличной такой многоэтажке на четырнадцатом этаже, его дом возвышается небоскрёбом над стоящими рядом девятиэтажками. Скарамучча хорошо запомнил маршрут от своего дома до его: перейти дорогу, сесть на 30-й автобус, проехать в районе четырёх остановок и выйти, а дальше просто пройти по улице и завернуть во двор. Парни, оказывается, жили не так-то уж и далеко друг от друга, что не могло не радовать. У синеглазого возникает чувство, будто он здесь побывает ещё не раз. У подъезда стоит Каэдэхара. Одетый в бежевое длинное пальто, так подходящее ему в принципе, и в красивые бордовые брюки, друг завёл руки за спину и будто что-то в них держит. Сердце темноволосого пропускает удар, когда их взгляды встречаются — воистину отдающий каким-то волшебством момент. Кадзуха улыбается уголками губ и нетерпеливо окликивает его. — Скара! Названный поднимает ладонь в приветственном жесте и быстрым шагом оказывается рядом с одноклассником. Он точно держит что-то за спиной, и Скарамучча не может понять, что именно, поэтому немного щурится. — Привет, Кадзуха, а ты… В следующую секунду Каэдэхара улыбается шире и быстро выводит из-за спины руку с… Кленовыми листьями? — Взгляни, какой букет я собрал! — и суёт их в руки растерянного синеглазого. Парень пялится на остроконечные листья так, будто это что-то сверхъестественное и находится за гранью его понимания. Пучок кленовых листьев, самых обычных, такие в огромном количестве валяются у темноволосого возле подъезда, но конкретно листочки в его руках выглядят по-особенному. Широкая шероховатая поверхность приятно на слух шуршит друг о друга, тёмно-бордовые, почти что кровавые, ярко-ярко оранжевые, золотые и благородно коричневые цвета так сочетались вместе, что, кажется, только этой палитрой и можно раскрасить всю осень. От основания и до звёздчатой формы краёв листа тянулась светлая сеточка жилок, напоминающая вены и из-за этого создающая впечатление, что в руках Скарамуччи смиренно лежит и ожидает своей участи настоящее, живое существо. Кадзуха издаёт довольный смешок. — Знаешь, тебе они очень идут, особенно, когда ты так внимательно и бережно рассматриваешь, казалось бы, обыкновенные листья, — опять вот этим глубоким и ощутимо тёплым голосом произносит Каэдэхара и подходит слишком близко, — И особенно с такими румяными щеками. Синеглазого, кажется, даже пошатнуло. Это был что, комплимент? Сарказм? Что вообще пытался донести этими словами Кадзуха? Он флиртовал? Или же смеялся над парнем? Все мысли, кроме этих, вылетают из головы буквально за секунду, и темноволосый чувствует, как заливается яркой краской ещё сильнее. Ему совсем, совсем не нравится вот так стоять с приоткрытым ртом и судорожно моргать в попытках придумать ответ, но тот, как назло, никак не приходит. «Унизительно!». — Я… Эм… — парень хмурится и бегает взглядом туда-сюда по очертаниям дома, возле которого они стоят, — Н-неправда, тебе идёт гораздо лучше, забери эту хрень у меня! — наигранно-брезгливо пихает букет в бледные руки Каэдэхары и отскакивает на добрые полтора метра, затем поднимая глаза на друга и забывая, как связывать слоги в слова — Кадзухе, действительно, очень подходили по цветовой гамме и самой эстетике эти кленовые листья. Одноклассник хмурится и крутит в руках листы, будто ищет в них то несовершенство, которое так не понравилось другу. — Эту, прошу меня простить, хрень?.. — и, чёрт его подери, смотрит так разочарованно, будто дело всей его жизни, какой-нибудь грандиозный проект, в который он вкладывался телом и душой на протяжении многих лет, в мгновение ока потерпел неудачу и гибель. А Скарамучча мигом чувствует себя самым отвратительным и виноватым человеком в мире за то, что умудрился спровоцировать такой взгляд у всегда спокойного и обычно позитивного Каэдэхары, и принимается прочищать горло, откашливаясь. — А, кхм, нет, я имею в виду… Этот букет напоминает мне твои глаза, во, — довольный возникшей в мозгу фразой, выдаёт парень, — И я бы хотел, чтобы он красовался именно у тебя в руках, о как! Кадзуха ещё пару секунд сверлит глазами дыру на лице синеглазого, а затем жмурится и смеётся на выдохе. — Так уж и быть, ты меня растрогал, извинения принимаются. Пойдём? Скоро дождь пойдёт, если верить прогнозам, — указывая взглядом на далёкую тёмную тучу, предлагает друг, а в глазах у него, как раньше, спокойный кленовый лес, не тревожащийся даже ветром. — Ага, пошли! — радуется темноволосый, с облегчением замечая приподнятые уголки губ собеседника в искренне-радостном жесте, и с готовностью направляется к подъезду, нагоняя Каэдэхару за пару шагов.

***

Скарамучча по-новому осматривает квартиру друга. Обои в светлых тонах, сероватая плитка на кухне и ванной комнате, по большей части белая мебель — обстановка создавала литературно-задумчивую атмосферу, что как нельзя лучше подходила Кадзухе. Парни снимают верхнюю одежду, разуваются и проходят мыть руки. Воспоминания мгновенно всплывают в памяти: на этом полу вчера вечером Каэдэхара обрабатывал и перевязывал ранения синеглазого, пока того медленно, но верно клонило в сон. Смотреть на собственные руки было пугающе, порезы казались чем-то неправильным, красными полосами ложились поверх молочной кожи. Кадзуха слегка нахмуривался, вглядываясь в них, и у темноволосого возникало неосознанное чувство вины, вот только сколько он ни пытался понять, чем оно вызвано, сделать это никак не получалось. Может, всё дело в банальной неловкости от происходящего (как-никак, это Скарамучча тогда пьяный, сонный, абсолютно не соображающий и раненый приехал домой к другу и взвалил заботу о себе на его плечи), а может, парень просто не хотел показываться Каэдэхаре в таком виде. В неидеальном. В беспомощном. И, конечно, до жути слабым. Скарамучча вертит незаметно головой, прогоняя эти мысли. Опять причиной его беспокойства становится Кадзуха, на этот раз парень боится выставить себя в нехорошем свете, и это порядком начинает раздражать. Синеглазый умывается, специально покрутив кран вправо и сделав воду похолоднее, слегка вздрагивает от обжигающего холода, в который окунулось его лицо. Действие, как и ожидалось, взбодрило и отогнало отвлекающие мысли хотя бы на некоторое время. — Ты будешь чай или кофе? — доносится из кухни звонкий голос Каэдэхары, и темноволосый скорее отправляется на кухню, чтобы не орать ответ через коридор. — Кофемашина может сварить, позволь взглянуть… — не давая другу даже раскрыть рот, Кадзуха перебивает его и подходит к прибору, щурясь и пытаясь прочесть мелкие надписи под кнопками, — Латте-макиато, капучино, латте, эспрессо. Если быть честным, я не особый любитель кофе и больше предпочитаю чай, — усмехается одноклассник, поворачиваясь лицом к сидящему за столом Скарамучче, и опирается поясницей о столешницу, — поэтому ничего посоветовать не могу. Синеглазый удивлённо вскидывает брови. У него в квартире нет кофемашины, парень довольствуется растворимым напитком, а тут такая роскошь, и Кадзуха говорит, что не пьёт кофе! Спрашивается, а зачем ему тогда вообще этот аппарат? Ладно, скорее всего это просто недешёвая съёмная квартира с также очень недешёвой обстановкой, вот и не успевает друг даже пользоваться всеми удобствами. Хм, это же где надо столько зарабатывать, чтобы в месяц выплачивать нужную сумму? Позже стоит обязательно спросить. — Я буду капучино, спасибо, — насколько темноволосый помнил, нормальный кофе, то есть не растворимый, он пил довольно давно, так что от своего любимого напитка никак бы не смог отказаться. Каэдэхара удовлетворённо угукает и тыкает на кнопочки на кофемашине, прибор издаёт короткое пищание и начинает громко жужжать. Хозяин квартиры ставит вниз чашку, через какое-то время машинка пикает, и в стакан льётся светло-коричневая жидкость с воздушной на вид пенкой, а кружащий голову аромат кофе мгновенно разносится по всей кухне. Через половину минуты тонкие пальцы Кадзухи с тихим стуком ставят стеклянную чашку на стол перед Скарамуччей, который тут же принимается с недоверием осматривать принесённый кофе. Пахнет вполне себе приятно, выглядит очень даже красиво: из-за прозрачных стенок стакана было видно, как напиток поделился на три слоя, палитрой цветов напоминая шоколадный торт типа «Праги», сливочная, воздушная пенка покрывалась малюсенькими вкраплениями коричневого чего-то, и парень наклоняется вперёд, чтобы полной грудью вдохнуть и моментально узнать запах. — Корица создаёт довольно гармоничное сочетание вкусов, так что, я думаю, ты не против того, что я её добавил без твоего ведома, — поясняет друг, садясь на стул напротив и видя сведённые к переносице брови синеглазого. Парень уже пробовал кофе с корицей, и, если рассказывать откровенно, выплюнул жидкость обратно в стаканчик, стоило ей оказаться в полости рта и лечь на язык. Приторно-сладкий вкус со слишком сильным запахом оказался чересчур противным для темноволосого, заставляя картонную посудину вместе с оставшимся напитком полететь в мусорку, а себе дать клятву больше никогда не пробовать «новый вид» кофе. С тех пор мыслей повторить опыт с дегустацией не возникало. Но сейчас, когда за одним с ним столом сидел расслабленный Каэдэхара и ждал реакции, а от стакана шёл очень даже приятный аромат, лишь немного отдающий той душистостью корицы, Скарамучча не может отказаться от угощения и молча тянет кружку на себя, делает небольшой глоток и чувствует, как на губах отстаётся нежная пена. — Ну, пить можно, — одобрительно тянет парень, продолжая потихоньку осушать стакан. Кадзуха довольно хмыкает и начинает расспрашивать наслаждающегося кофе одноклассника о самочувствии и ранах. Синеглазый старается отвечать максимально небрежно, потому что не хочет, чтобы друг волновался, но Каэдэхара твёрдо произносит: «Скара», — и смотрит таким взглядом, от которого говорить нечестно уже не получается. — …угу-м, — мычит сидящий напротив, задумчиво опустив алые глаза, — Очень хорошо, на самом деле, я чрезвычайно рад, что ты последовал моему совету и явился ко врачу. Вот увидишь, скоро всё заживёт, и никакого дискомфорта не останется, — ободряюще хлопает по плечу Кадзуха, пока темноволосый допивает последние капли напитка. Кофе, действительно, очень вкусный, гораздо вкуснее, чем растворимый, и гораздо вкуснее, чем тот, что он пил в какой-то кафешке. Корица здесь сочеталась просто восхитительно, её было не слишком много, и она не перебивала вкус и аромат капучино. Отныне Скарамучча будет ездить к Каэдэхаре исключительно ради того, чтобы попить добротного кофе. — А, кстати, так чё там с твоим планом по поводу Синьоры и всего этого? — вспомнил причину своего скорого приезда синеглазый. Кадзуха издал тихое «оу», а затем встал из-за стола. — Пойдём в комнату, хорошо? На кухне, согласись, не очень удобно сидеть, а кофе ты уже допил, — друг легко подхватил стакан и опустил в раковину, затем подошёл к проходу в коридор и вопросительно повернулся к темноволосому. Парню не очень нравилось то, как Каэдэхара будто специально уходил от темы и оттягивал разговор. Неужели он ничего не придумал, на самом деле? Но зачем тогда было звать к себе? А вдруг он заманивает Скарамуччу, чтобы сказать или сделать что-то… Мысль промелькает в голове стремительно и оставляет после себя смущающую, но в каком-то роде даже приятную картинку: ребята приходят в комнату, а на вопрос синеглазого, мол, ну что за догадка, Кадзуха просто наклоняется близко-близко к его лицу, почти касаясь носами, ощущая сквозь грудь сердцебиение друг друга, и шепчет тихое: «Я… Думаю, что влюблён в тебя», — и тут уже наяву сердце парня начинает биться чаще. А дальше уже-не-друг подаётся чуть ближе и прижимается к губам темноволосого своими. У обоих шок, щёки пылают как ошпаренные кипятком, но никто не пытается отстраниться, и лишь Каэдэхара робко кладёт ладони на чужие плечи, сокращая расстояние меж телами просто в ноль. — Скара? О чём в облаках витаешь? — Кадзуха теребит пальцами ткань футболки на плече Скарамуччи, привлекая к себе внимание. — А, ой, да-да-да, пойдём, — парень, неловко тряхнув головой, чтобы отогнать остатки столь отвлекающей от реальности фантазии, поспешно вскакивает со стула и вместе с Каэдэхарой проходит в спальню. Ох, ну и шалит его воспалённый мозг… В принципе, он тут уже был, и ничего не поменялось с… сегодняшнего утра. Небольшой и, оказывается, раскладной диван, довольно широкая (и мягкая!) кровать сбоку комнаты, высоченный раздвижной шкаф у противоположной стены, тумбочка с лежащими на ней какими-то таблетками и кремом, рабочий стол с компьютером — обстановка была не сказать, чтобы супер-комфортной для синеглазого, но Кадзуха сюда вписывался просто идеально. Палитра цветов мебели, интерьер, некая аура — всё кричало о том, что здесь живёт не кто иной, как Каэдэхара. Порядок такой, что темноволосому только завидовать и остаётся, у самого-то дома бардак. На столе ничего лишнего, вещи не разбросаны, а постель заботливо заправлена. Взгляд парня скользит по комнате и случайно утыкается в странную кучу белого одеяла на кровати. Немного другого оттенка, и она будто… немного двигается? Что? — Это кошка? — озарение приходит довольно быстро, и Скарамучча подходит к кровати, и вправду видя тихо спящего в клубочке белоснежного котика, — Я в тот раз её не видел, — садится на пол коленями и аккуратно касается пальцами мягкого ушка, начиная невесомо его поглаживать, — Как зовут-то хоть? Кадзуха? — друг не ответил ни на один вопрос, чем заставил синеглазого немного напрячься и обернуться. Каэдэхара так и остался стоять в начале комнаты, только будто опешил, и в его взгляде, обращённом на темноволосого, была… Растерянность? Скарамучча не помнил, чтобы когда-либо видел одноклассника растерянным. Неужели парень сказал что-то не то? Но ведь он просто спросил, как зовут кошку, которая даже начала тихо мурлыкать во сне от приятных касаний, что такого? Синеглазый внезапно ощущает, как тяжело висит между ними это неловкое молчание. Да что, чёрт возьми, происходит? — А… М-м… Всё в порядке? Я ляпнул что-то не то? Кадзуха будто возвращается из транса и переводит взор с парня на питомца. — Оу, извини меня, пожалуйста, всё нормально, — друг подходит на пару шагов ближе и явно хочет что-то сказать, но внутренняя борьба ему мешает, поэтому перед ответом проходит пару секунд колебаний, — Это кот, и… Это кот моего погибшего брата, ты прости, мне немного трудно говорить на эту тему, — с лёгкой хрипотцой и уже гораздо тише произносит Каэдэхара, а в темноволосом рождается сразу два чувства: жалость и интерес. Он уже слышал о том, что Кадзуха потерял старшего брата, но не более, и услышать эту историю из уст самого парня очень хотелось. Однако, одноклассник говорил с такой озадаченностью и тоской, что не расстроиться было просто невозможно. Но, всё же, любопытство было чуть сильнее. — И ты живёшь совсем один? Друг кивает, опуская взгляд в пол и садясь на край кровати. — Раньше мы жили вместе, а сейчас только я. И его кот, — добавляет Каэдэхара, косясь на мурлыкающее животное. Скарамучча неловко кивает в ответ. Возможно, не стоило задевать эту тему, раз она была чем-то вроде травмы для Кадзухи. — Соболезную… Ещё пару минут тяжёлого молчания, тишину которого нарушает лишь мурлыканье довольного редкой лаской котика, а потом Каэдэхара с кровати садится тоже на пол и поворачивается к синеглазому, сгибая ноги в коленях и обхватывая их руками. — Предлагаю забыть о грустных вещах, хорошо? Так вот, что я хотел-то рассказать, — темноволосый сразу отвлекается от кота и теперь сидит также на полу возле края кровати, полностью акцентируя своё внимание на словах друга, — У тебя не возникало мыслей, что отравить Синьору мог сам Тарталья? Парень нахмурился. Зачем Аяксу отравлять возлюбленную? В этом совсем нет смысла, ведь он ради неё организовал такую вечеринку и влил туда немало денег, разве есть причина для покушения на жизнь Розалины? — Не возникало, — уверенно отвечает Скарамучча, — Если ты забыл, то именно Тарталья организовал тусу и хотел предложить Синьоре встречаться. Нахрена ему так поступать? — А что, если цель вечеринки была вовсе не в признании Синьоре, а, предположим, навредить тебе и выставить виноватым? Синеглазый издаёт громкое «пф-ф». — Бредятина. Во-первых, у Тартальи нет причин пытаться мне навредить, а во-вторых, он всё время был со мной и почти никуда не уходил, тем более при выключении света, так что нет. Кадзуха приподнимает уголки губ в самоуверенном жесте и мотает головой. — Нет-нет, погоди, всё далеко не так просто, как кажется. Причины есть всегда, начиная с давних обид и заканчивая проблемами с головой. Мы не знаем истинных мотивов Тартальи, поэтому точно сказать не можем, но я даже могу объяснить, как он мог всё это провернуть. Темноволосый хмыкает. — Валяй, — выслушать-то парень выслушает, но вряд ли поверит, тем более в такую откровенную чепуху, идущую вразрез со всеми планами и действиями рыжеволосого. И Каэдэхара, немного жестикулируя руками и наклонившись чуть ближе, начинает объяснять. — Опустим момент с причиной, потому что я не могу пока утверждать что-то конкретное, но знаешь, почему я считаю, что преступление мог совершить он? — Скарамучча пожимает плечами, мол, ну и почему же, — Винить именно тебя — слишком глупо, даже для Тартальи. Мог бы быть кто угодно на месте виновника, но он выбрал тебя, несмотря на твоё безразличие к Синьоре и вашу крепкую дружбу. Этот факт уже начинает настораживать, но на нём пока остановимся. Тарталья бросает в твои руки хрупкий бокал, который мгновенно разбивается и ранит твои предплечья в опасной близости от вен. Когда я осматривал раны, то с настоящим облегчением заметил, что никаких серьёзных артерий не повреждено, но мог ли тот удар не быть простым совпадением? Не мог ли Тарталья специально целиться так, чтобы повредить тебе вены и отправить в больницу, либо же добиться летального исхода? — Кадзуха пытливо вглядывается во всё ещё ошарашенное лицо синеглазого. Нет, не сказать, чтобы эти предположения полностью переубедили парня, но… звучали они очень даже правдоподобно. — Да даже если так, то каким образом Тарт всё это провернул? Большую часть алкоголя закупал я, а практически всё время вечеринки я тоже ходил с ним, — возражает темноволосый, почему-то внутренне радуясь тому, что у Аякса было алиби. Неужели парень действительно неосознанно выгораживает бывшего друга? Вполне возможно, хотя в это верить не очень хочется после всего того, что учинил рыжеволосый Скарамучче. — Хах, Скара, ты такой забавный, — по-доброму насмехается собеседник, но названный успевает поморщиться и сделать вид, что ему крайне неприятно слышать такие оскорбительные слова. На деле, конечно, всё в точности наоборот, и Каэдэхара наверняка тоже это понимает, — Тарталья — организатор вечеринки. Ему абсолютно ничего не стоит приехать чуть пораньше всех и подготовить яд или что-то другое. Да и, мне кажется, преступление произошло не во время выключения света, — добавил Кадзуха, глядя на пытающегося соображать синеглазого, — Тарталья мог всё подготовить до или же после обесточивания, а этот трюк провернул, чтобы отвлечь от себя подозрения. Ну и раз уж, как ты сказал, вы ходили по большей части вместе, то скорее всего, он именно в твоих глазах пытался выглядеть невинным. — Да у этого ушлёпка мозгов бы просто не хватило на такой продуманный план! — восклицает темноволосый, даже немного пугаясь догадливости Каэдэхары. Сам бы парень никогда и ни за что не додумался до такого хода событий. — Многие люди притворяются глупыми специально, чтобы, в случае чего, отвести от себя подозрения, — спокойно отвечает друг, — Тарталья, по моим наблюдениям, гораздо сообразительнее, чем тебе кажется. Скарамучча, нахмурившись и неосознанно начав теребить пальцами ткань своей футболки, думает. Неужели его и вправду могли всё это время, все эти учебные годы просто таскать за нос? Единственный человек, в искренности и верности которого парень почти не сомневался (почти!), всего лишь пользовался синеглазым? Пару секунд напряжённой работы мозга, и всплывает ответ: нет. Не-воз-мож-но. Тарталья по своей натуре просто не мог себя вести так с друзьями. А темноволосый являлся Аяксу не кем иным, как другом, потому что сам рыжеволосый доверял парню довольно много личной информации, рассказывал о своих проблемах, делился впечатлениями, и подделать столько чувств и эмоций реально невозможно. И мог ли Тарталья прикидываться глупцом ради того, чтобы в один день попытаться убить темноволосого? Очень и очень вряд ли. — Ладно, ладно, допустим, но вопрос всё ещё остаётся — зачем? Кадзуха хмыкает и пожимает плечами. — На самом деле, у меня два варианта. Первый: он реально хочет тебя подставить, и всё, что происходило вчера, было просто театром. Отравление Синьоры, выключение света — всё это Тарталья захотел по неведомым причинам скинуть на тебя. Ну и к Розалине он, скорее всего, никаких чувств не испытывал, в таком случае. Скарамучча раздражённо дёргает плечом. Да нет же, мягкотелый рыжик, у которого дружба — это чудо, никогда не смог бы так поступить. Каэдэхара попросту не общался с Аяксом так часто, чтобы узнать его хорошо и делать правильные выводы, поэтому, так уж и быть, ему простительно. — Ну, а второй? — Второй более правдоподобный, на самом деле: Тарталья просто-напросто хотел от тебя избавиться, по какой причине точно — не знаю. Может, ты чем-то ему не угодил, а может, он посчитал тебя потенциальным конкурентом в битве за сердце Синьоры. Синеглазый громко цокает. Сколько раз нужно повторить Кадзухе, что Розалина ничуть, ни капельки его не волнует? Вот вообще? — Ну и как ты себе это представляешь? Тарталья отравил Синьору, просто чтобы насолить мне? Или, ещё гениальнее нах-хрен, он отравил Розалину, чтобы я не занял место её парня? Не смеши, — свои разумные доводы, а особенно сказанные вслух, немного успокаивают и придают уверенности. Каэдэхара явно замечтался, а темноволосый сейчас расставит всё как надо и по полочкам. Но Кадзуха лишь хитро улыбается. — Ты так уверен, верно? — получив в ответ настороженный кивок, друг улыбается шире и прищуривает глаза, давая понять: у него есть аргумент на этот случай, и, видимо, очень веский, — Что ж, тогда скажи, пожалуйста, с чего ты вообще взял, что Синьора была отравлена. Скарамучча моргнул. — В смысле? — В самом что ни на есть прямом. Парень опять хмурится и пробегается взглядом то по Каэдэхаре, то по полу. — Ну, Тарталья мне сказал… Очень искренне и взволнованно, он не мог соврать! — предупреждая уже раскрывшего рот Кадзуху, строгим голосом говорит синеглазый, — А ещё Синьора сто процентов была в ванной комнате, и её прихвостни, кстати, рыдали рядом так, будто на планету летит метеорит. Тоже ведь не на пустом месте! — довольный собой и своим ответом, подмечает в конце темноволосый и ожидает, пока Кадзуха скажет: «Хорошо, твои доводы вполне логичны и я признаю себя проигравшим в этом споре». Но Кадзуха, конечно, такого не скажет. — Ах, Скара, ты опять за своё. Веришь каждому слову, которое услышал, даже от Тартальи, хоть и недавно жаловался мне на то, насколько он аморальный и нечестный человек. А теперь подумай сам — ты видел своими глазами, чтобы Синьора истекала кровью в ванной? Чтобы ей поплохело на твоих глазах? Ты видел хоть что-нибудь из этого? Скарамучча молчит. Потому что судорожно обдумывает сказанные другом слова. Потому что всё больше сомневается в себе и всё больше хочет верить Каэдэхаре. — Договориться с Синьорой у Тартальи не составило бы труда — они уже, считай, встречались, просто без огласки и оговорённых чувств. Попросить покривляться подруг Розалины — раз плюнуть. Думаешь, вот это Тарталья тоже бы не смог провернуть? Синеглазый уже не знает, о чём думать. Почему всё так сложно? Почему даже близкие люди настроены против него? Почему нельзя просто жить, наслаждаться жизнью, без этих предательств, обманов и насмешек? — А почему, как считаешь, Тарталья трубку не берёт? Да потому что он уже заблокировал твой номер, разорвал все связи и выкинул тебя из своего мирка, заменив на Синьору. Звучит больно, но правдиво, так ведь? Темноволосый просто вздыхает и поворачивается, пытаясь найти в алых океанах хоть каплю сочувствия и поддержки, и с радостью находит. Кадзуха смягчает взгляд, улыбается кончиками губ и более тихо продолжает: — Мне очень жаль, что такой прекрасный человек как ты попал в такую отвратительную ситуацию. Я всё-таки придерживаюсь мнения, что Тарталья никого не отравлял и лишь попытался незаметно для тебя же вычеркнуть имя «Скарамучча» из своей жизни, но сейчас, когда мы разложили всё по местам, ты видишь, как дела обстоят на самом деле. Скарамучча грустно и одновременно облегчённо кивает. Правда не всегда сладка, она вяжуще-горькая, и поглотить её всю за один присест крайне тяжело. Но пока рядом Каэдэхара, смотря в его грейпфрутовые глаза и обводя взглядом мягкую улыбку, можно с уверенностью сказать, что воспринимать реальность гораздо легче, чем было бы в одиночку. И синеглазый был бы рад принять эту правду, если бы не один малюсенький кусочек пазла, так случайно всплывший в памяти. — Погоди, Кадзуха! Я-я вспомнил, — и замолкает. Точно ли стоит рассказывать о сталкере? Вполне возможно, что его и не существует, но… Каэдэхара ведь сможет разобраться, так ведь? Сейчас парень напротив — единственный человек, которому темноволосый может доверить что-то и довериться. И он хочет довериться. И он доверяется. — М-м? Скарамучча сглатывает непонятно откуда взявшийся в горле ком и ведёт пальцем по полу замысловатые узоры. Наверное, со стороны выглядит очень странно — буквально за их спинами мягчайшая кровать, а мальчишки сидят на жёстком паркете, но при мыслях переместиться в более удобное место начинает казаться, будто бы при таком раскладе потеряется вся атмосферность. — У меня есть ещё одна мысль, которая опровергает виновность Тартальи и может вывести нас на конкретного человека. В глазах Кадзухи мелькает что-то непонятное, волнение вперемешку с разочарованностью, но сразу меняется на ту вежливую заинтересованность, после которой уже не очень хочется рассказывать столь личные вещи. — Так что же ты раньше молчал! Я весь во внимании. Синеглазый вдыхает поглубже. — В общем, до меня недавно дошёл один слух… Кажется, будто Каэдэхара придвинулся чуть ближе. Парень же внутренне надеется, что ему не кажется. — Слух, какой слух? Кадзуха рассудительный. И умный. И наверняка сможет придумать из этой информации что-то полезное, поэтому темноволосый, собравшись с мыслями, продолжает: — Слух, что за мной ходит одержимый мной яндэрэ. Каэдэхара немного удивлённо вскидывает брови. — Оу… — затем поднимается, говоря быстро «ты продолжай, я сейчас», и направляется к стоящей возле телевизора тумбочке, начиная что-то искать в полках. А Скарамучча успел сто миллиардов раз пожалеть о том, что начал этот разговор. Потому что, во-первых, эти два письма точно были шуткой и с происходящим на вечеринке вообще никаким образом не связаны, а во-вторых, парень внезапно понял, как со стороны глупо и несерьёзно звучит его слегка хриплый и неуверенный голос. Плохая, плохая, очень плохая идея. Лучше было бы просто сойтись с Кадзухой на одном мнении, да и прекратить эту лишнюю болтовню, но синеглазый сам залез в эту яму. Нужно выкарабкиваться. Замять ситуацию и перейти на другую тему — как вариант, поэтому парень, пока Каэдэхара возвращается к нему и, кажется, держит что-то за спиной, как можно более небрежным тоном выдаёт: — Но, знаешь, я считаю, что это полный бред. Слышится не совсем добрый смешок и… холодный голос: — Что ж… Пересчитывай, милый. В следующие пару секунд темноволосый даже не успевает сообразить, что происходит: его руки резко заводят за спину и тянут направо, к ножке кровати, вокруг запястий смыкается что-то твёрдое и холодное, а затем слышится тихий щелчок. Парень лежит на боку и чувствует, как стремительно начинает расти пульс. Что это… было? Дёргает руками на пробу и чувствует железную хватку наручников, чьи кольца довольно ощутимо врезаются в нежную кожу рук. Паника нахлёстывает с новой волной, мозг отказывается соображать, и только сейчас Скарамучча вспоминает о стоящем в паре шагов от него Кадзухе. — К-Кадзуха?! Слышится смешок. Не тот мягкий, от которого привык плавиться парень, нет, другой — тот, который мельком коснулся слуха синеглазого ранее. Холодный. — Что же ты, любовь моя? Присаживайся поудобнее, давай поговорим начистоту и без всяких выдумок, — слышно громкий, приторно-ласковый голос, который пропитан странным наслаждением, и у темноволосого жутко бегут по коже мурашки наравне с растекающимся румянцем. Как… Как Каэдэхара его только что назвал?.. Кое-как сев возле угла кровати, так, что руки оказались сведены за спину и прикованы к ножке, парень сгибает колени, притягивая ноги к себе в защитном жесте и поднимает глаза. Поднимает — и с головой окунается в ледяное хладнокровие, плещущееся в не скрывающем восторга взгляде. — Ты… Что происходит? Я… Эм… Отпусти! — Скарамучча дёргает руками ещё пару раз, осознавая свою слабость сейчас и невозможность сделать что-либо. Он буквально прикован, прикован к огромной и тяжёлой кровати, сдвинуть которую с места просто невозможно. Он прикован к одному месту не столько наручниками, сколько алым взглядом, сейчас больше напоминающим горячую кровь. — Тише-тише, звезда моя, не стоит так вырываться, — с нехорошей улыбкой и пробирающим до дрожи смешком якобы успокаивает Кадзуха, — Я уже было думал, что можно будет обойтись и без этого, но, видимо, Тарталья всё никак не хочет отпускать твои мысли. Что ж… Синеглазому было страшно. Под таким взглядом и в такой ситуации конечно будет страшно! Буквально минут двадцать-тридцать назад они мило болтали на кухоньке, попивая кофе, потом погладили котика, потом разболтались на довольно важную тему, и… В какой, блять, момент всё пошло настолько не так? Парня начинало потряхивать. Ощущение… некоего заблуждения, глубокого, очень глубокого заблуждения возникало, когда теперь он неотрывно осматривал слегка дрожащего от переизбытка чувств Каэдэхару. Как из интеллигентного, начитанного и доброго парнишки он превратился… в безумное это? Одноклассник подходит ближе и садится напротив страдальца в позу лотоса. На его лице пугающе-счастливая улыбка чуть ли не до ушей, а глаза прищурены, как будто хищник поймал взглядом добычу и готовится прыгать. Взглядом он беззастенчиво скользит по изгибам лица темноволосого, двигаясь вдоль всего тела и будто изучая. Скарамучче максимально некомфортно под этим взглядом. Некомфортно со связанными руками, некомфортно быть беспомощным, некомфортно совсем не понимать, что вдруг случилось и что сейчас будет происходить. А Кадзуха, будто подслушивая мысли парня, принимается тягучим, словно душистый мёд, голосом объясняться. — Ах, Скарамучча, какое же облегчение я испытываю от того, что не придётся больше сдерживаться или притворяться прилежным. Ты сейчас, вероятно, находишься в таком огромном шоке, что с моей стороны будет зверством не поведать тебе такую замечательную историю моей сильнейшей любви к тебе! Уши вспыхнули с новой силой, и синеглазый, не выдержав, отвёл взгляд в сторону. Почему Каэдэхара так легко говорит о любви? Он что, правда любит… Скарамуччу? — Я так долго ждал этого дня, ты мне не поверишь. С нашей почти первой встречи я хранил в своём сердце великую любовь к тебе, и вот сегодня… Извини, что болтаю о не таких важных вещах, я просто не могу справиться с волнением. Так вот, — молочного цвета рука тянется к скуле, очерчивая пальцем ровный изгиб лица, а в глазах загорается такое восхищение, что кажется, будто Кадзуха без шуток сейчас набросится на темноволосого и вонзит зубы в глотку, — Надеюсь, что мои проказнические письма пришлись тебе по душе, ведь я так старался их писать. Ах, дорогой Скара, я знаю о тебе всё. Абсолютно всё, ты не представляешь! Знаю, какие твои любимые игры, какая любимая еда, твои любимые носки, я знаю, как зовут кошку твоей младшей сестры! Абсолютно всё: во сколько ты ложишься спать, по каким дням ходишь на работу, где твоя квартира я тоже знаю, разумеется, — и у Скарамуччи бешенно ухает сердце в груди. Он просто не может осознать того, что Каэдэхара одержим им. Всё это время за ним и вправду следили? Тот, кого парень называл другом, мог без шуток сидеть у него в шкафу или под кроватью? Синеглазого пробивает дрожь, и он слегка морщится — какие извращённые вещи мог делать с ним Кадзуха, пока парень спал? И неужели это всё не розыгрыш… Но если сталкер — не шутка, и письма тоже не шутка, то, получается… — Постой, так это всё-таки ты отравил Синьору? — прерывает поток красивых слов из уст Каэдэхары парень, и первый меняется в лице. Глаза светятся холодным блеском, улыбка спадает, и темноволосый уже жалеет о том, что спросил. Да он уже обо всём жалеет: что приехал к «другу», что пригласил его на вечеринку, что вообще начал с ним общаться. Ком в горле приходится сглотнуть, иначе Скарамучча бы вовсе задохнулся. — Почему ты так сильно беспокоишься за Синьору? Всё из-за Тартальи, так ведь? Почему же ты просто не можешь перестать думать о нём даже после того, как он посмел прикоснуться к тебе и нанести увечья? — Кадзуха прожигает в тёмно-синих глазах дырку своим ледяным взглядом, и парень очень хочет проснуться от этого кошмара. Каэдэхара, с которым он дружил, которого он любил, оказался таким страшным человеком? Даже сейчас, когда тот маньяческим взглядом скользит по лицу темноволосого, принимать такую острую правду не хочется. И уже некому поддержать его. — Он был моим настоящим другом на протяжении нескольких лет, я не могу так просто принять ни то, что он решил таким ужасным способом оборвать со мной все связи, ни то, что за всем стоишь ты, а он невиновен, — подрагивающим голосом отвечает Скарамучча, стараясь вложить в это предложение как можно больше уверенности, чтобы хоть как-то сейчас не являться слабым. Кадзуха вздыхает. — «Мой друг, мой друг», я слишком много слышу об этом Тарталье. Слишком. И ведь хотелось же поступить по-другому, но, видимо, не получится, — с этими словами Каэдэхара встаёт и направляется к своему шкафу, — Так что будь добр и смотри, Скарамучча. Дверь шкафа отъезжает в сторону, и синеглазый чувствует подступающую истерику, когда внутри показываются знакомые рыжие волосы, а связанное верёвками тело, более не облокачивающееся на дверцу, с глухим стуком падает на пол. — Ты… Сука, что ты творишь? — как вне себя кричит темноволосый, отчаянно пытаясь выдернуть руки из буквально стальной хватки наручников, — Как… — слов просто не хватает, чтобы логически закончить предложение, поэтому парень просто сверлит Кадзуху полным ненависти взглядом, — Ты его убил?! Каэдэхара смеётся так, будто увидел видео, где котик испугался огурца за спиной, будто это не он сейчас стоит рядом со связанным телом Тартальи и прикованным к ножке кровати Скарамуччей. — Нет, что ты, я его не убивал. Всего лишь хорошее снотворное, — Кадзуха садится на корточки и переворачивает рыжеволосого на спину, осматривая его заклеенный изолентой рот и сломанный от падения нос, — Заманить этого глупого парнишку к себе не составило труда, он охотно поверил моему «здравствуй, Тарталья, не поверишь, я разгадал личность того, кто отравил Синьору!», даже если сначала и недоверчиво щурился на меня. Знаешь, видимо, у меня и вправду получилось отправить её с серьёзной травмой в больницу, раз он, — с улыбкой указывает на Аякса, — был так наивен. Синеглазый должен что-то сделать. Было ясно — Каэдэхара обезумел, он вполне может схватить нож и перерезать обоих, поэтому бежать надо было срочно. Но парень никак не сможет дотянуться до Тартальи, так как кровать стоит от шкафа слишком далеко, и даже если темноволосый ляжет и вытянет ноги, то это ничегошеньки не даст. Остаётся только… — Ладно, ладно, стой! — унимая бегущую по спине дрожь, привлекает внимание голосом Скарамучча, — Не смей трогать его или меня, и мы будем встречаться, хочешь? Я любил того Кадзуху, который общался со мной вечерами, решал задачи по алгебре, ел чизкейки, который так заботливо обрабатывал мне раны, — парень замолкает, давя всхлип. И когда он успел стать таким эмоциональной неженкой? — Зачем ты всё это делаешь? Мы бы могли… и без этого встречаться, так зачем ты всё портишь? Ты ведь понимаешь, что если ты с ним что-то сделаешь, то я тебя никогда не прощу и уж тем более не полюблю? — на секунду кажется, будто в глазах Каэдэхары мелькает сочувствие, но, возможно, синеглазому просто кажется, ведь в следующий миг Кадзуха мило улыбается. — Ты так и не понял? Я уже получил тебя. Ты никуда не сбежишь. И мне плевать, будешь ли ты меня ненавидеть или нет, ведь главное — я тебя люблю, а ты в моей власти. Только я достоин любить тебя. А этот, — пихает ногой Тарталью, — занимает слишком много твоих мыслей и мешает мне отдавать тебе всю свою любовь. Поэтому, — Каэдэхара встаёт и направляется к той же тумбе, из которой достал наручники, — давай я докажу тебе, насколько сильны мои чувства. Темноволосого сильно трясёт. Очень сильно трясёт. Шутки уже не являются шутками, и от этого накрывает жуткая паника. Кадзуха сошёл с ума. Сейчас он убьёт Скарамуччу. Так ли планировал парень оканчивать свою скучную жизнь? Под ножом обезумевшего от любви друга? Когда он думал, что рутина слишком скучная и хочется чего-нибудь необычного в жизни, он не имел в виду это… Судорожный выдох вырвался изо рта синеглазого. Наверное, судьба сыграла с ним злую, очень злую шутку, когда именно таким образом истолковала его желания. Ну что ж, теперь пора и получить по заслугам, поэтому парень глубоко вдыхает и жмурится, опуская голову. Он слышит приближающиеся шаги Каэдэхары, его коварный смех. Вот и всё. Что-то ледяное касается нижней части подбородка, кажется, это лезвие. Сейчас оно надавит, брызнет кровь, если не уже (в полу-бессознательном состоянии фантазии смешивались с реальностью, поэтому темноволосый ни в чём не мог быть уверен), а потом парень мучительно умрёт. Но Кадзуха окликает его тёплым голосом: — Скара, посмотри сюда, пожалуйста. Названный цепляется за этот голос, словно за спасательный круг, выныривает из озера, вскидывает голову и хватает ртом воздух так, будто реально задыхался. Вскидывает голову, не веря в своё счастье ищет мягкий взгляд Каэдэхары, но все его надежды рушатся о всё тот же хищный взгляд алого цвета. Кажется, что его со спасательной шлюпки швырнули обратно в бездонную пучину. Кадзуха держит Скарамуччу за подбородок ледяными пальцами и ласково-ласково смотрит в глаза, между их лицами нет и десяти сантиметров. — Ну что же ты? Я не трону тебя, не стоит волноваться. Отныне ты — моё самое ценное сокровище, поэтому я не позволю никому тебе навредить, — говорящий с недобрым прищуром переводит взгляд на скованные наручниками запястья, где виднелись белые бинты. У синеглазого замирает сердце. От чего именно он не понимает — может, от страха, а может, от того, с какой нежностью обращается к нему парень напротив. Сейчас он может лишь дрожащим взглядом обводить фигуру Каэдэхары, который, напоследок погладив невесомо большим пальцем линию подбородка, встал и направился к всё ещё не подающему признаков жизни Тарталье, и только сейчас взгляд нефритовых глаз натыкается на сверкнувший в сумраке комнаты нож в руках Кадзухи. Паника накатывает с новой силой, тряся плечи парня и заставляя его зажмуриться повторно и пытаться выровнять дыхание хоть немного. Он не хотел этого, он не хотел всех этих убийств, он совсем не хотел, чтобы люди страдали, а… — Скарамучча. Тон, не терпящий неповиновения. Совсем не тот нежный голос, обычно сопровождающийся добрым взглядом, и темноволосый скорее рефлекторно поднимает голову. Каэдэхара сидит на корточках возле головы Тартальи и не сводит с возлюбленного взгляда. Нож в правой ладони, которая обернута в полиэтиленовую перчатку, выглядел очень и очень пугающе, особенно, когда рука двинулась вверх и подняла его над шеей Аякса. — Что ж, действие снотворного, по моим расчётам, должно уже начинать спадать, что нам определённо на руку. Итак, приступим, — Скарамучча начинает мотать головой из стороны в сторону, боясь того, что сейчас произойдёт. — Н-нет, стой, остановись! — как в бреду, парень пытается вырваться из наручников, так крепко стискивающих его запястье, но всё тщетно. — Это тебе наказание за то, что посмел дышать рядом с моей любовью, — совершенно не обращая внимания на вопли синеглазого, Кадзуха переворачивает нож лезвием вверх и с размаху бьёт куда-то в грудь. На затворках сознания промелькнуло: «Всё хорошо, он ударил всего лишь рукояткой, Аякс цел», — но стоило услышать последующий глухой хруст и увидеть, как нахмурился и вздрогнул Тарталья, стало ясно: ничего не хорошо. Осознание пришло одновременно с животным ужасом — рыжеволосому сломали рёбра. Каэдэхара с лицом, полным искреннего наслаждения от происходящего, довольно кивает и тянется к крепко завязанным у спины рукам. Одноклассник переворачивает Аякса на живот и обхватывает левой рукой его запястья, чуть приподнимая. Кадзуха ловит ошалевший взгляд темноволосого и, не разрывая зрительного контакта, произносит: — А это за то, что ты посмел прикасаться к моей любви, — шепчет Каэдэхара достаточно громко, так, чтобы Скарамучча хорошо всё расслышал, а затем ударяет. Лезвие проходится по одному из запястий, на светлый пол брызгают бордовые капли, а Тарталья дёргается и тихо что-то мычит. Снотворное не даёт нормально проснуться, но боль он, по-видимому, чувствует, и синеглазый даже представить не может, насколько дикая боль может быть от сломаных рёбер и становившихся всё более глубокими ран на запястьях. Кадзуха, давя пальцами на рукоять, резал руки, словно пытаясь отрезать кусок мяса, да, по сути, так и было. Кровь мгновенно пропитывает белую водолазку маньяка, окрашивая её в ярко-красный, что только подчёркивает его горящие азартом глаза. Тарталья кряхтит и мычит всё громче, хмурит брови, дёргается при каждом ударе, и его веки дрожат, будто он вот-вот проснётся. Каждое движение ножом отпечатывается в памяти каменной табличкой, темноволосый, кажется, скоро потеряет сознание от вида крови и сорвёт голос в попытках дозваться до Каэдэхары и остановить чудовищную расправу. Тарталья начинает мелко моргать и, кажется приоткрывает глаза, когда вдруг мычит и извивается всем телом, а Кадзуха усмехается и довольно поднимает левую руку, держа что-то окровавленное в ней. Скарамуччу пробирает дрожью до костей, и он жмурится, пытаясь подавить подкатившую тошноту. — Одна готова, — тихо подмечает Каэдэхара и начинает отрезать вторую ладонь, в то время как сорванное мычание Тартальи возобновляется. Хочется исчезнуть, просто пропасть, да даже умереть, что угодно, лишь бы не слышать чавканья крови и захлёбывающихся хрипов, не слышать усмешек Кадзухи, не слышать грохот собственного напуганного сердца. Парень зажмуривает глаза до белых искр на тёмном фоне и утыкается носом в колени. Просто переждать, просто дождаться, когда Каэдэхара прекратит издеваться и перейдёт уже к синеглазому. Почему-то сейчас начинает клонить в сон, хотя парень понимает, что в таких обстоятельствах просто не позволит себе уснуть. Ни за что. Приглушенные изолентой крики Тартальи становятся чуть тише, и теперь это просто мычание в попытках привлечь внимание. Судя по всему, Аякс уже проснулся, потому что сейчас было слышно, как он шевелится в луже своей крови, даже, может, пытается перекатиться на бок, но хватка Кадзухи такая же крепкая, как и наручники на темноволосом. Сильнее всего на свете парень сейчас хочет очнуться от этого ужасного сна. Но кошмар лишь продолжается. — Скарамучча, открывай глаза, — зовёт Каэдэхара, и Скарамучча чувствует накатывающую истерику. Он совсем не хочет видеть этого кровавого месива, он просто хочет уснуть и проснуться у себя в кровати, получить предложение от Тартальи поиграть в какую-нибудь онлайн игру, сделать домашку, попить растворимого кофе, а не наблюдать за тем, как в паре метров от тебя некогда объект воздыхания убивает твоего лучшего друга. — Ну же, Скара, — слышно, как Кадзуха делает шаг в его сторону, и от захлестнувшего животного страха приходится поднять голову и в испуге распахнуть глаза. Каэдэхара, весь перемазанный в алой жидкости, держащий красный нож, с которого капают густые капли, и с истекающим кровью Тартальей под ногами улыбается так невинно, что при взгляде на него чувствуешь, как начинаешь сходить с ума. На месте, где у Аякса раньше красовались ладони и чуть выше мозолистые длинные пальцы, сейчас были сплошь залитые кровью обрубки, а когда парень увидел белый промельк кости, то содрогнулся и поспешил отвести взгляд, чтобы не блевануть прямо тут. Глаза Тартальи широко распахнуты, взгляд очень и очень мутный, явно видно, что снотворное всё ещё действует, хоть и эффект слабеет. Щёки рыжеволосого блестят от слёз, чёлка прилипла ко лбу, а расширенный зрачок мечется туда-сюда, даже не цепляясь за какие-то конкретные вещи. И над всем этим ужасом восседает счастливый до невозможности Кадзуха, который усмехается и, поймав полный отчаяния взгляд синеглазого, хватает свободной рукой Аякса за воротник серого пиджака и тянет на себя, заставляя перейти в сидячее положение. Тарталья опускается на колени, руки с обрезанными запястьями остаются завязанными за спиной, голова сама собой опускается подбородком на грудь. Все обиды на него забылись, да какие уж там обиды, когда на твоих глазах убивают человека? Темноволосый чувствует во всём произошедшем долю своей вины. Будь бы он чуть более внимателен к людям и не так наивен, всё было бы хорошо, и Аякс был бы жив-здоров, но получилось так, как получилось. Дрожащим взглядом парень провожает левую руку Каэдэхары, которая, вся перепачканная кровью, берёт Тарталью за подбородок и поднимает обессилевшую голову, открывая для себя вид на вспотевшую шею. — Ну и, наконец, это тебе за то, что мешал мне любить мою любовь. Случается необратимое, и Скарамучча слышит хриплый и захлёбывающийся крик, затем с ужасом понимая, что сам издаёт эти звуки. Из глаз брызгают слёзы, когда нож вонзается прямо в шею Тартальи, вызывая у жертвы сдавленный хрип и выпученные остекленевшие глаза. По до этого бежевой, чистой шее скатывается крупная тёмно-алая капля, оставляя за собой влажную дорожку. А затем Кадзуха хихикает, одним резким движением вспарывая горло чуть ли не до груди и выпуская наружу просто море крови вместе с, кажется, даже какими-то внутренностями. Темнеет в глазах. Очень, почему-то, хочется спать, запах крови душит, не даёт вздохнуть полной грудью, и парень содрогается, представляя, какие муки испытывал Аякс, дыша со сломанными рёбрами. Рыдания вырываются наружу неконтролируемо, все страхи и ощущения выплёскиваются в виде истерики, и внезапно в памяти всплывает сон почти недельной давности. Темно, душно, висит тяжёлый запах крови, и раздаётся душераздирающий крик. Оказывается, кричал в тот день Скарамучча. Слышно, как безжизненное отныне тело Тартальи валится на сплошь залитый кровью пол. Каэдэхара встаёт и, судя по звукам, направляется к сжавшемуся в комок синеглазому. Ему до жути страшно. Горячие мокрые пальцы касаются обеих щёк темноволосого, а затем тёплый голос шепчет рядом-рядом: — Скарамучча, открой прекрасные глазки. Скарамучча сильно боится, поэтому открывает и натыкается на такой лучистый взгляд, что произошедшее до кажется каким-то бредом, однако пропитанная кровью водолазка и пятна на лице твердят обратное. — Теперь ты понимаешь, что я готов сделать ради нашей любви? — почти пропевает Кадзуха и гладит испачканными пальцами щёки синеглазого, оставляя за собой красные следы. — Ты… Монстр, — выкрикивает темноволосый, начиная активно извиваться и пытаться вылезти из хватки противных рук «друга». Ему резко становится омерзительно от всего. Противно от крови, противно от такого, оказалось, гнусного человека, как Каэдэхара, противно от самого себя. Было бы даже, наверное, лучше, если бы на месте Тартальи оказался Скарамучча. Сильно клонит в сон, парень не имеет понятия о времени, шторы в комнате задёрнуты, а дверь, ведущая в коридор, закрыта. Скорее всего, уже стемнело, но причина такого сонливого состояния вдруг становится чётко ясна. — Спать хочется, верно? — усмехается Кадзуха, снова ловя пальцами личико синеглазого, — Снотворное, которое я добавил в твой кофе, замедленного действия, но позже ударяет по мозгам довольно-таки сильно. Это значит, что сейчас парень отрубится, и Каэдэхара сделает с ним что-то… наподобие того, что сделал с Тартальей? — Он… Он был ни в чём не виновен… Кадзуха хмурится. — Ещё как был. Ты забыл? Он таскал тебя по школе, прикасался тогда, когда этого можно было не делать, да он посмел нанести тебе увечье, и как же после всего этого он не виноват? Темноволосый старается сконцентрировать в своём взгляде всю ненависть и отвращение, которое он испытывает теперь от Каэдэхары. От того комфортного, спокойного паренька не осталось и следа, его образ был окончательно и безвозвратно запятнан. — Ты что-то сделал с Синьорой, а теперь хладнокровно убил Тарта… Я совсем не удивлюсь, если ещё кто-то пострадал от твоей руки, — дрожащим голосом выдаёт Скарамучча, пытаясь отстраниться от порочных рук одноклассника. — Они не стоят и волоска с твоей головы. Не стоит беспокоиться об их никчёмных жизнях, ведь наша с тобой, длиною в бесконечность, только начинается, — с предвкушением в голосе и озорным блеском в глазах восклицает Кадзуха, и у парня переворачиваются внутренности. Он теперь будет всегда сидеть в плену у этого маньяка?.. — Что ж, я бы хотел уже насладиться тобой, но нужно прибраться, — косится на окровавленный труп Тартальи и переводит будто немного виноватый взгляд на синеглазого. Парень уже хочет что-то ответить, что-то очень злое, что бы показало всё его презрение и осуждение действий Каэдэхары, но замолкает, когда убийца начинает возиться с его наручниками. Щелчок — и запястья темноволосого снова свободны, ничто больше не держит его у этой проклятой ножки кровати. Этим шансом надо пользоваться быстро, что Скарамучча и делает — не давая Кадзухе опомниться, парень вскакивает и со всех ног бежит к двери, моля всех богов, чтобы она была открыта. Но случается непредвиденное — в глазах сильно темнеет, и синеглазый чуть не падает на пол, благо, мгновенно оказавшийся рядом Каэдэхара подхватывает его на руки и несёт к кровати. — Ты такой упрямый, — смеётся он, опуская обожаемого на белоснежные покрывала, — но снотворному совсем капельку наплевать на твой характер и планы. Совсем скоро ты уснёшь и проспишь часов так десять, поэтому у меня вдоволь времени, чтобы убраться и подготовить всё для нашей дальнейшей жизни. Сознание очень мутное, спать, как и сказал Кадзуха, хочется очень сильно, но темноволосый всё равно успевает ужаснуться с фразы «дальнейшая жизнь». Ему совсем была не по душе перспектива становиться рабом для какого-то маньяка, поэтому хотелось бы врезать посильнее и убежать, да только мысли путались в плотный клубок, не давая придумать чёткий план действий и совершить эти сами действия. Хорошо, сейчас Скарамучча, может, и бессилен, но завтра он обязательно придумает, как сбежать и засадить этого поехавшего в тюрьму. Сейчас — у него жутко слипаются глаза и мозг перестаёт думать. — Ты ужасен… — сипло шепчет напоследок и проваливается в беспокойный сон, в последний раз надеясь на то, что проснётся в итоге дома, и всё увиденное окажется не большим, чем чересчур реалистичным кошмаром. Кадзуха умиляется спящему возлюбленному. Гордость за себя и свой блестящий план заставляет зажмуриться и расплыться в довольной улыбке, и, не сдержавшись, Каэдэхара наклоняется и чмокает спящего в губы. Ему предстоит долгая уборка и отмывание полов, а затем устранение улик и самого трупа, но с этим проблем не возникнет — не зря парень всю ночь продумывал даже мельчайшие детали. Медлить не стоит, так как каждая секунда очень важна, и Кадзуха встаёт с кровати, не имея возможности оторвать взгляд от Скарамуччи. И всё же, он прекрасен. После уборки придётся съездить к любимому домой и забрать кое-какие вещи, потом решить вопрос с документами и отказаться от аренды квартиры (ну, а зачем она Скаре, если теперь он живёт с Каэдэхарой?), а уже после всех этих дел можно будет прийти и сделать всё то, о чём парень так долго мечтал: зарыться рукой в тёмно-синие локоны, слегка потянуть, затем обхватить тонкие запястья и осмотреть их со всех сторон, расцеловать и обсосать каждый палец, ну и, конечно, расцеловать каждый миллиметр тела, особенно яростно впиваясь в бледные губы. Впредь это его список ежедневных дел, и от этой мысли становится так легко и спокойно на душе, что Кадзуха не выдерживает и тихо визжит от счастья. Труды Каэдэхары были сполна вознаграждены, и отныне он будет упиваться любовью к Скарамучче вечно. Навсегда.