Куромаку, изредка поправляя свои постоянно съезжающие на кончик носа очки, читал новую книгу по психологии, сидя в кресле. Рядом дымилась чашка недавно сваренного горячего кофе, и пар, исходящий от него, вырисовывал в воздухе причудливые узоры, за которыми любил наблюдать Габриэль, иногда даже забывая задавать свои излюбленные вопросы. Вдруг, деревянная коричневая дверь скрипнула, напоминая о некачественно смазанных петлях, и в помещение тихой походкой вошёл Зонтик, немного боязливо оглядываясь по сторонам, а после сел на прогнувшуюся под весом человека кровать, аккуратно пристроившись с краю. Второй же клон, только сейчас поднял взгляд на своего валета, и, отхлебнув пару глотков из кружки, вопросительно уставился на младшего. Тот лишь слегка вздрогнул и рвано вздохнул, опуская взгляд в пол. Король слегка прикрыл глаза и тихо, чтобы не спугнуть собеседника, задал вопрос:
-Зонтик, ты что-то хотел спросить?
Названный заправил прядь за ухо и наконец оторвал взгляд со скрипящих половиц, коими был выложен пол.
-Да. Куро, я хотел спросить, разве Пик не слишком жестоко поступает с Вару? -неловко спросил он, наклонив голову на бок. В комнате стояла неприятная прохлада, что подтвердил валет, сильнее укутываясь в голубую плисовую кофту, в которой ему было почти так же уютно, как и в любимом свитере, сейчас покоившимся в корзине для грязного белья. Куромаку снял очки, положил их на столик, находившийся рядом, и, потирая уставшие от долгого чтения глаза, медленно выдохнул, подбирая правильные слова для ответа.
-Зонтик, я и сам не одобряю такой вид воспитания. Но с Вару же по другому нельзя. С ним не справляется даже собственный король, -понизил тон на последнем предложении старший, чтобы, вдруг, случайно проходящий мимо Пик не услышал подобное высказывание, и не разозлился. Гнева Пикового короля боится даже сам их создатель, неудивительно, что клоны тоже его опасаются, за исключением младшего пикового.
-Но, можно ведь как-то по другому? -Зонтик отчаянно залепетал, надеясь, что возможен более благополучный исход, хоть этот разговор и повторяется из раза в раз.
-К сожалению, на девяносто восемь целых, девять десятых процента это невозможно. Вару — ужасный клон, не имеющий ни совести, ни жалости. Его не берёт даже это наказание. Тем более, клоны не могут простудиться, так что подобное воспитание, если это можно так назвать, никак не отразится на его здоровье, -продолжил успокаивать король своего брата, который заметно поник.
-Зонтик, ты очень добрый. Я бы сказал, слишком добрый. Пятый издевается над тобой изо дня в день, но при этом ты всё равно его защищаешь. Нужно быть твёрже. Не все могут оценить твою доброту по достоинству, -король встал со своего места, и подсел рядом с Зонтиком, мягко улыбаясь, и обнял его, гладя по шелковистым волосам.
-Всё равно, это как-то неправильно. Вот мы с тобой, сейчас сидим, в тёплой комнате, а он там совсем один, на улице, там холодно…-продолжал тихо лепетать младший. Представив себя на месте шутника, он поёжился от фантомных лап ледяного ветра, ещё больше убеждаясь в жестокости такого способа борьбы с пиковым. Куромаку на это высказывание лишь вздохнул, уже не пытаясь переубедить младшего, понимая, что это бесполезно. Раздался стук в дверь, после чего она с таким же скрипом приоткрылась, и в проёме появился Феликс, который, видимо, пришёл проведать Зонта, пострадавшего от очередной издёвки Вару. Тот посмотрел на Куромаку, потом на голубоволосого, и ободряюще улыбнулся последнему, проводя ладонью по шершавой поверхности стены.
-Я застирал твой свитер, так что зелёнка должна отмыться. Будет как новый! -обрадовал добряк трефового валета, который, услышав это, заметно приободрился, и растянул губы в ответной улыбке. Куромаку, видя младшего в хорошем расположении духа, удовлетворённо хмыкнул и отстранился от брата.
-Феликс, как не удивительно, но ты на сто процентов во время, -посмотрел он на, буквально, светившегося блондина король, одобрительно кивнув. Тут в поле зрения старшего попал циферблат бежевых часов, выбранных и подаренных бубновыми Куромаку на день рождения. Стрелки показывали первый час ночи. Король потрепал Зонтика по волосам, и велел ему немедленно ложится спать, аргументируя это тем, что переутомление никогда ни к чему хорошему не приводит. Длинноволосый не сопротивлялся и минуты, быстро переодевшись в менее тёплую кофту, и такого же, кофейного цвета штаны, и юркнул под одеяло, отворачиваясь к стене. Феликс тоже пошёл готовится ко сну, так как вставал одним из первых, а Куромаку, дочитав начатый раздел книги, через пол часа, так же, как и все, погрузился в мир сновидений, даже не задумываясь о том, как же ему повезло находится в мягкой кровати под тёплым одеялом.
* * *
Старые качели скрипели так, что, казалось, вот вот развалятся, но человек, катавшийся на них не слышал практически ничего кроме металла, играющего у него в наушниках. На его зелёную макушку потихоньку стали опадать белые и пушистые хлопья снега, медленно тая между прядей кудрявых волос. Парень раскачивался на качелях, наблюдая за единичными окнами, в которых до сих пор не был потушен свет, и иногда вглядываясь в беспросветную тьму пустынной улицы. Кончики пальцев окрасились в синевато-фиолетовый оттенок, являющийся явным признаком обморожения. Губы у него так же были чуть-ли не синими, и до жути сухими и искусанными. Вару затормозил ногами, проехавшись кедами по промёрзлой земле, и посмотрел на экран телефона, который, сразу же, на несколько секунд ослепил ярким светом юношу. На электронных часах тот увидел без пятнадцати четыре утра, что означало, что он сможет придти домой чуть больше, чем через три часа. Зарядка телефона падала чуть-ли не каждую минуту, стремительно приближаясь к нулю. Вскоре, аккумулятор окончательно сел, экран вырубился, и шутник уже не имел возможности его включить. Разочарованно вздохнув, тот, с большим трудом, из-за заледеневших и затёкших конечностей, встал с качель, бросил наушники, небрежно спутав их, на дно рюкзака, буквально секунду назад поднятого с земли, и закинул в рот ириску, обманывая до боли скручивающийся от голода желудок. От резких движений у подростка слегка закружилась голова, от чего тот неосознанно вцепился костлявой рукой в спинку разваленной облезлой скамейки, стоявшей рядом, и медленно досчитал до двадцати, зажмурив глаза, стараясь унять появившуюся лёгкую тошноту. Рядом мигнул тусклый фонарь, грозясь навсегда отключиться и погрузить и так тёмную улицу во мрак. Из переулка, проходящего между соседними пятиэтажками, послышались пьяные мужские голоса и громкий гогот. От нежелания быть избитым, или же просто убеждения избежать невменяемых людей, Вару, быстрым шагом, поспешил убраться из этого двора, направившись ближе к дому.
Он петлял между таких же старых панельных построек, которые были до уныния похожими. Ночное небо начинало постепенно светлеть, опуская на город сизый туман. Проходя в очередном переулке, Вару, хотевший стряхнуть со своих кудрей хлопья снега, неудачно поднял руку, сильно стесав костяшки о бетонную шершавую стену, проехавшись по ней, сразу после чего одёрнул её, болезненно шипя и морщась. Посмотрев на кровоточащую тыльную сторону ладони, он грустно усмехнулся, и продолжил свой путь. Постепенно стали открываться продуктовые магазины, попадающиеся подростку на пути, редеть колонны машин, стоявших на стоянках. Город медленно, болезненно просыпался от ночного, глубокого сна, начиная шевелиться и скидывать с себя остатки дрёмы. Ветер, бушевавший последние несколько часов, стих, превращаясь в приятную до дрожжи прохладу, и теребил пушистые волосы шутника, который подставлял своё румяное от мороза лицо под холодные струи воздуха.
Рука сама собой потянулась в карман чёрной куртки, доставая от туда новую пачку сигарет, отколупывая тонкую упаковочную плёнку погрызенными ногтями. Тёмные тучи, впервые за прошедшие две недели немного расступились, давая пройти розовым, предрассветным солнечным лучам. Снег шёл всё меньше и меньше, а вскоре и совсем перестал, осев на асфальт, перила, крыши домов. Парень зажал сигарету губами, прикуривая её, и прикрыл глаза от приятного ощущения обожжённого горла, промёршего от ледяного воздуха, и выдохнул никотин перед собой.
-Да, эти бесспорно лучше прошлых, — пробормотал он себе под нос, уходя в свои мысли, и вернулся в реальность только тогда, когда осознал, что наступил на покрывшуюся тонкой ледяной коркой лужу, промочив свои и так онемевшие ноги в холодной воде. Тряпочные кеды легко вобрали влагу, и теперь в них было настолько же отвратительно ходить, как и в болоте. Выбора у тролля не было, поэтому он, даже не потрудившись отжать обувь, направился по прежнему маршруту, иногда морщась от неприятных ощущений, и чувствуя, как постепенно перестаёт чувствовать стопы.
На единственной во всём районе, более менее отремонтированной остановке, часы показывали шесть часов утра, пестря красными цифрами. Парень ускорился, периодически выдыхая едкий дым, спрятав переставшие кровоточить руки в карманах. Очки порядком запотели, что мешало ходьбе, но казалось, что подростка это совсем не колышет. Вскоре, вдалеке показалась знакомая многоэтажка, серым надгробием выделяясь на фоне розового неба, тронутого дымкой. Перед вторым подъездом, на синей скамейке, сидела пожилая женщина, в тёплой накидке, замотанная в шерстяной цветастый платок. Вокруг неё собрались голуби, подпрыгивая и сражаясь за кусочки белого хлеба, который старушка крошила на асфальт. Услышав тихие шаги, она повернула голову на парня, который встал рядом, наблюдая за беснующимися птицами, и слегка улыбался.
-Здравствуйте, тёть Люба, — проговорил он, слегка кивнув головой. Морщины женщины разгладились в тёплой ласковой улыбке. Она приветливо махнула морщинистой, скукожившейся рукой.
-Здравствуй-здравствуй, Варенька. Как ты? Как братья поживают? -проскрипела она, интересуясь у своего соседа снизу. Вару, которого знакомая уже не первый раз называла другим именем, лишь снисходительно усмехнулся, совершенно не сердясь.
-Я неплохо, вот, погулять вышел. Братья тоже хорошо, спят ещё наверное, -сказал он, смотря на закрытое окно пятого этажа, за которым находилась квартира клонов. Бабушка, оторвавшись от просмотра увлекательной битвы дворовых птиц, осмотрела подростка, и беспокойно нахмурилась, качая головой.
-Рановато ты, Варя, рановато. Чего же ты так легко одет, ноябрь месяц на дворе! И худой, как смерть, совсем не ешь чтоли? -произнесла она, в ответ на что получила лишь смущённый выдох. На счёт веса Вару она ничуть не преувеличила. Он действительно был жутко худой, с выпирающими из-под тонкой, практически белой, прозрачной кожи костями, постоянно мертвецки-холодными руками. Старушка неодобрительно что-то буркнула себе под нос, но тут же её лицо сменилось на озадаченное, а руки погрузились в глубокие карманы накидки, пытаясь найти что-то. И вот, спустя какие-то пять секунд, она вновь лаского улыбнулась, доставая пару шоколадных конфет, в блестящей упаковке с нарисованными ромашками. Шутник неуверенно протянул руку, принимая подарок.
-Держи держи. У меня ещё дома есть, а вот тебе явно пополезнее будут. Поправишься хоть чуток. Приходи как-нибудь, чаю вместе попьём, и береги себя, не мёрзни, -дала наставления женщина, пригрозив указательным пальцем, словно маленькому ребёнку. Парень тихо рассмеялся, высказывая слова благодарности, попрощался с добрейшей старушкой, и зашёл в подъезд. Поднимаясь по лестнице, подросток чувствовал, как веки наливаются свинцом, становясь всё тяжелее и тяжелее, а глаза слипаются от усталости, находясь не в восторге от бессонной ночи, проведённой на холодной улице. Тролль постучал в дверь целой рукой, надеясь, что уже кто-то проснулся, ведь ключей у него не было, и шутник чувствовал, что если присядет где-нибудь, то точно уснёт. Ноги он перестал чувствовать окончательно ещё минут двадцать назад, но сейчас его это совсем не волновало. Вдруг, послышался звук проворачивающегося в замочной скважине ключа, и дверь с ободранной обивкой приоткрылась. В проёме показалась блондинистая макушка, и Феликс удивлённо посмотрел на брата, освобождая проход. Вару, поблагодарив всех за ранний подъём весельчака, прошёл в квартиру, заваливаясь на табуретку возле входа, коряво развязывая шнурки онемевшими руками, и слыша металическое звякание замка. Когда с кедами было покончено, парень поднял голову, и наткнулся на выжидающий взгляд наблюдающего за ним добряка.
-Чего тебе? -прохрипел он, видя, как Феликс дёрнулся от непривычности голоса собеседника.
-Ты всю ночь был на улице? Ты так легко одет.-задумчиво проговорил он, хмурясь. Зеленоволосый лишь кивнул, резко поднимаясь и морщась от вернувшегося головокружения. В глазах потемнело, но ненадолго. Буквально через десять секунд к нему вернулась ясность ума, и он прошёл на кухню, для того, чтобы заварить себе горячий кофе, настолько горячий, чтобы можно было прожечь себе все внутренности, лишь бы избавиться от этого удушающего холода, бушующего меж костей. Ноги постепенно возвращали чувствительность, зудя и покалывая, как и руки, которыми парень еле-еле открыл крышку банки растворимого кофе, и дрожащими пальцами насыпал в кружку две чайные ложки, заливая кипятком, так кстати подвернувшемуся под руку. Феликс же вновь набрал воду в чайник и поставил его кипятить воду, так как до прихода брата хотел сделать себе чай. Шутник поднёс дымящуюся кружку ко рту, делая сразу два больших глотка обжигающего напитка, грея руки о посуду, и облокотившись на кухонную столешницу. Очки вновь запотели, и их хозяин аккуратно протёр их рукавом, не снимая. Вдруг, что-то вспомнив, он оставил кружку в сторону, направляясь в коридор под удивлённый взгляд блондина, и вернулся назад уже со своих старым, потрёпанным рюкзаком, доставая от туда пакет с ирисками и кладя его на стол. Сумка вновь оказалась в прихожей, а зеленоволосый у столешницы с кофе в руках. Феликс заинтересованно посмотрел на целлофан, и его глаза загорелись, как только наткнулись на сладкие тягучие конфеты. Тот уже хотел их взять, но в последний момент вспомнил о том, кто их принёс, вопросительно на него посмотрев. Шутник кивнул, как бы давая своё разрешение, на что добряк радостно подпрыгнул и взял сразу две штуки, не спеша разжёвывая их. Когда с этим было покончено, он задумался, смотря на старшего.
-Вару, не знал, что ты любишь сладкое, -сказал он, а зеленоволосый лишь усмехнулся про себя, мол: «будто вы вообще что-то обо мне знаете».
-Я люблю только ириски. С орешками. Но, какие есть, такие есть. Можешь себе забрать. А я пойду посплю, меня слишком рубит, -махнул рукой подросток, ставя кружку в раковину, и направляясь в гостиную, чтобы полежать на старом, советском, скрипучем диване. Феликс удивлённо похлопал глазами, осознавая произошедшее, и радостно произнёс:
-Спасибо, Вару! , -на что тот лишь тепло улыбнулся, но так как он стоял спиной к брату, этого никто не заметил.
«Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница — бревенчатая птица
С крылом единственным — стоит, глаза смежив.
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
И там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной
пыли.»*
