Истории Железного архипелага

      Снаружи снова моросил дождь. Просыпаться не хотелось. Ах, если бы ещё немного полежать под одеялом, если бы… Но совсем скоро откроется лавка и надо будет помогать аптекарю.       Ицтли вздохнул и закашлялся. В груди заворочался ёж, тыча изнутри иголками. Открыв слипающиеся глаза, парень через силу огляделся и просипел:       — Где я?       Под потолком висела оранжевая лампа, заливающая узкую каморку тёплым светом. Она качалась из стороны в сторону, словно Ицтли плыл на корабле или… Или находился в повозке.       Да, судя по тому, что юноша видел, это была санитарная повозка.       — Есть кто? — и опять его хватило только на шёпот.       Ицтли обессиленно уронил голову на подушку. А, может, ну его, аптекаря? Помогать ему ещё… Когда пришлось идти через перевал, мокнуть под дождём и плыть в ледяной воде.       Так мало сил и мысли путаются. Хорошо, что снаружи капает. Под шум дождя так легко и приятно спится…       На следующий раз Ицтли открыл глаза в просторной комнате, которая походила на городскую. За окном синело чистое небо и шелестела от ветра древесная крона. Парень был весь в бинтах, особенно плотно ему замотали руки и грудь. Он даже не мог сжать до конца ладони. Так или иначе, в этот раз у него сил было гораздо больше — удалось не только сесть, но даже встать на ноги.       Осторожно ступая рядом со стеной, он доковылял до двери и вздрогнул, когда та открылась. Женщина в чепчике и накрахмаленном переднике ахнула и чуть не выронила тазик из рук.       — Где здесь уборная? — всё ещё сипло, но уже более здоровым голосом спросил юноша.       — Т-там… Подождите, я вам помогу!       — Спасибо, — буркнул парень, ощущая себя старой развалиной. Ещё и мысли неприятные из головы не уходили, однако на душе царило странное облегчение.       «Надеюсь, в старости мне сиделка не понадобится, — едко думал Ицтли. Впрочем, стоило ему поглядеть на себя в зеркале, как сразу же промелькнуло ехидное: — Ага, если доживу…»       — Вам нужно вернуться в комнату, — обеспокоенно говорила женщина. — Господин хорист просил поберечь ваше здоровье.       — Господин хорист? А как его зовут?       — Я… К своему стыду, я не запомнила. Но он был в маске.       — В какой именно?       — Ох… чёрная такая. И на ней были линии, синие и светящиеся.       Ицтли помрачнел. Пусть сиделка и не знала, но вот о Баюне он слышал от своего наставника и сам не раз видел того в библиотеке. Альфреду он раньше приходился учителем… И зачем только юноша мог ему понадобиться?       — Тогда ещё вопрос и обещаю, вернусь в постель. Где я нахожусь? Это ведь не Бартанура?       — О, нет, конечно же нет! Вы в Снежненской, юный господин. Господа хористы остановились в нашей деревне после того, как закончили усмирять буйство стихий на побережье. И… вас они сильно задели, как мне сказали, поэтому вам нельзя волноваться или применять ваши силы. Вот, вроде верно сказала.       Юноша присвистнул.       — Большое вам спасибо, мадам, — Ицтли слегка поклонился и шикнул от боли в спине. — Вот видите, я возвращаюсь в комнату…       — Ой, да не за что, — женщина рассмеялась. — А я тогда принесу вам бульон!       Суп из курицы, мягкий и нежный, самое оно, если нужно набраться сил. Сколько лет назад он в последний раз его ел? Казалось, что как коммуна осталась в прошлом, так и не было ни разу, чтобы о нём кто-то заботился так по семейному.       Вдыхая запах бульона, юноша вспоминал тётушку Марту, старшего брата Артемия и, совсем смутно, всех остальных. Но среди этих воспоминаний особенно ярко выделялся день, когда он познакомился с Велимиром. Именно после встречи с бывшим кантором, главой хора Бартануры в прошлом, Ицтли соприкоснулся с тайной. Или не так, это тайна соприкоснулась с ним, вытащив за шиворот из метели мифическим зверем, который был спутником самого архонта Элигоса. А до этого мальчику пришлось потерять самого дорогого, кто у него было.       «Если бы меня не спасли тогда, как бы всё поменялось? — лениво размышлял юноша, прихлёбывая суп. — Кто бы вместо меня отправился бы в Глашт? Смог бы он, другой, запомнить, что произошло на побережье?»       Побережье… Что было с ним после того, как Ицтли с таким трудом спустился по почти отвесной скале каменистый берег, парень видел только отдельными картинками. Вот какой-то водяной купол, вот грибовидное облако, вот туман, побережье залива, где темнели похожие на скелеты доисторических вишапов скальные обломки… И ослепительные, белоснежные перья.       По отдельности всё это приходило на ум без особого труда, но если парень пытался вспомнить подробнее, то виски начинало сжимать невидимым обручем. В какой-то момент в носу остро кольнуло и на простыни закапала кровь.       — Бездна!       — Всё в порядке? — почти сразу же прибежала сиделка.       — Я просто дурак, ха-ха. Можно мне платок?       — Ох, юный господин!..       Убрав следы этой досадной неприятности, она принесла несколько обрывков ткани и забрала пустую посуду.       Заняться было решительно нечем, поэтому Ицтли закрыл глаза и постарался заснуть.       «Вот так, молодец…»       …       «Ни о чём не думай, забудь о том, что делает тебе больно…»       …       «Плесни себе ещё немного этого покоя без мыслей, без боли и без всех этих павших богов. Ты это заслужил».       Гул, окрасивший багровым всё вокруг.       Безликий силуэт с длинными волосами.       — Кто здесь?       — …сь? — услышал Ицтли и хрипло откашлялся.       Он привстал, оглядел комнату, освещаемую настольной лампой, и заметил сидящего в кресле мужчину, который держал в руке книгу.       Похоже, вопрос отвлёк его от чтения, и он, повернул голову, смотрел теперь на парня. И хотя лицо было скрыто за маской, юноша ощутил на себе взгляд скрытых за светящимися прорезями глаз.       — Ученик Альфреда, Ицтли из Натлана, — красиво звучащий низкий баритон в иной ситуации мог бы вести за собой партию в хоре, но сейчас он ощущался совершенно лишним в этой… простецкой комнате постоялого двора. — Меня зовут Баюн. Я старший библиотекарь железной башни.       — Примите моё… — снова напал кашель, но парень быстро восстановил дыхание. — Моё почтение, мастер Баюн. Чем я, кх, обязан?       Мужчина положил книгу раскрытыми страницами вниз на подлокотник и соединил пальцы лодочкой. Этот жест напомнил об Альфреде — тот также складывал руки, когда задумывался.       — Я пришёл тебя проведать и узнать о том, что произошло на самом деле. Мы, получив молнию от смотрительницы печатей, прибыли как только смогли, однако всё к тому моменту уже закончилось. Очевидцев было мало… К счастью, иначе бы многие пострадали как и ты, и те дети из деревни.       Ицтли вздрогнул и сразу же встретился взглядом с прорезями в маске. От пронзительного взгляда пробегали мурашки: «Да он меня насквозь видит!»       — Поскольку я старший библиотекарь и хронист, то я обязан тебя расспросить. Как прошло твоё задание, что ты делал… С кем сражался?       Ладони закололо — юноша слишком сильно их сжал. В комнате стало тихо. Даже слишком тихо. Молчание затянулось настолько, что парню стало не по себе.       Баюн задумчиво провёл пальцами снизу маски и, судя по тону, улыбнулся:       — Ицтли, тебе незачем меня бояться. Ты не совершил ничего плохо, чтобы у тебя были причины что-либо скрывать. Кхм, я здесь только для того, чтобы записать с твоих слов истинные события у залива Печали.       — Откуда вы всё это знаете?       — По тому, сколько Металла ты потратил и сколько его проросло на берегу. Тебя нашли в… пожалуй, тебе пока рано знать, — хорист снова сцепил пальцы в замок. — Скажи, как хорошо ты помнишь случившееся?       Парень сглотнул. Отчего-то, несмотря на добрую интонацию, в голосе Баюна сквозило нечто пугающее.       — Только обрывками… Правда, я не знаю, я не помню всё целиком!       — Тише, тише. Всё хорошо. Я тебя не обвиняю. Никто не обвиняет, поверь. Что бы ты ни сделал, раз ты жив — это значит, что ты всё с честью выдержал, — Баюн побарабанил пальцами по обложке книги. — Моя работа заключается в том, чтобы помочь тебе вспомнить или… помочь понять, что ты забыл. Для начала… Я не могу отложить этот разговор до приезда в Бартануру. Куй железо, пока горячо, хе-хе. А теперь, юноша, сосредоточься. Начни с того момента, как ты покинул город.       — Так рано?       — Именно так. У тебя могли пропасть воспоминания из самых разных времён твоей жизни. Поэтому многие… Скажу иначе, Альфред должен был научить тебя вести дневник.       — Я… Он говорил, что мне понадобится только когда я начну чаще использовать стихию Металла.       — Серьёзно?! Альфред, ты опять в своём духе. Он хотя бы научил тебя основам разделения между святым и будничным?       — Э… Он говорил, что научит меня этому, когда я стану настоящим хористом… Что-то не так?       Баюн махнул рукой:       — И он отправил тебя, настолько неподготовленного, на это задание?.. А с другой стороны, ты его ожидания определённо оправдал, раз справился. Жаль, узнает это он только по возвращению из Снежной.       — Мой учитель в Снежной? Зачем?       Хорист покачал головой:       — Это не важно. Сейчас тебе незачем это знать. Лучше сосредоточься на том, чтобы… — Баюн замолчал, посмотрел на парня, и вздохнул: — Хорошо, скажу. Он возглавляет делегацию для аудиенции с Царицей. Больше не спрашивай, соберись с мыслями, себя и Архонта ради.       Ицтли открыл рот… и промолчал. Как бы то ни было, Баюн просил поведать о ходе выполнения задания, поэтому парень начал сжато, но со всеми важными деталями пересказывать всё с ним случившееся. Хронист башни слушал внимательно, разве что изредка постукивал пальцами по обложке книги.       Описание того, как караван преодолел перевал, вызвал у Баюна заметный интерес. Он даже попросил прерваться и задал несколько уточняющих вопросов. На что мог, Ицтли ответил, хотя и не понимал, зачем хористу знать, через какое время произошёл обвал, когда раненный зверь скрылся в тумане, или на какой высоте был след от когтей.       Посещение деревень было определённо не самой увлекательной частью путешествия, поэтому парень собирался отделаться несколькими фразами, но вспомнил, с какими чувствами проснулся после ночи в лесном шалаше и как остался на праздник Длани Архонта, поэтому пересказал эти события подробнее. И судя по тому, как внимательно его слушал мастер, это было важным.       Рассказывая о Глаште, юноша запнулся на имени того старика, у которого остановился на постой. На языке упорно вертелось «ф-ф», но Баюн взмахом ладони показал, чтобы Ицтли продолжал. Только когда речь зашла о госпоже Рите, смотрительнице печатей, а старший хорист взял время на поразмышлять, парень вспомнил наконец, как того звали: Фёдор. Рыбака, который его приютил, звали Фёдор.       — Почему ты решил пойти к Печатям в одиночку? — вдруг спросил Баюн. — Господин Ханзо и госпожа Рита предлагали разумную вещь. Ты уже на тот момент, знал, что в окрестностях деревни происходят манифестации. Самым правильным вариантом для тебя было согласиться с госпожой Ритой и позвать хористов из Башни.       — Я посчитал, что мне нужно сначала определить, чья именно Печать ослабла, чтобы мои товарищи могли бы эффективнее противостоять Скверне.       — Ицтли, ты всего лишь ученик. Почему ты был так уверен в своих силах и собирался справиться в одиночку?       — У меня ведь была фляга с зачарованным железом. Я… Я Полагал, что мне не придётся ни с кем сражаться. С Тенями я бы справился своими силами, а если бы что-нибудь пошло не так, то я бы использовал металл из фляжки. Я практиковался с наставником Альфредом и у меня хорошо получалось петь.       Баюн погладил подбородок и кивнул:       — Продолжай.       — Я направился к тому месту, где госпожа Рита поставила обереги против зла, и по дороге меня вдруг нашёл Хитер. Тот самый второй ребёнок, который играл вдалеке от деревни и видел Тени. Он напросился пойти вместе со мной… я пошёл дальше до самого мыса вместе с ним.       — Что было потом?       — Мы вдвоём взобрались на утёс. И… точно, Хитер позвал меня к самому краю показать огни, которые видел, когда убегал от Теней. Когда же я подошёл к нему, то скала под ногами осыпалась и я сорвался.       Баюн перебрал пальцами и сложил их в замок:       — Ицтли, всё в самом деле было так?       — Кажется, да… Помню, как я смог зацепиться стальным лассо за… алебарду, вроде бы. Это я так металл из фляжки использовал. Осторожно спустился вниз, раздумывал, что делать дальше, но потом следующее, что я чётко помню — это как очнулся в повозке.       — В какой?       — Я уверен, что это была санитарная повозка. Под её потолком висел фонарь: тёплый такой, оранжевый. Заснул и проснулся уже здесь. Простите, мастер, это всё. Остальное… Остальное как во сне, — Ицтли услышал смешок и запнулся. — Что такое?       — Мы ещё к этому вернёмся, не переживай. Теперь же сделаем так. Я расскажу тебе о том, что известно нам, хористам, — Баюн стукнул костяшкой по до сих пор лежащему на подлокотнике фолианту, — а после, надеюсь, ты сможешь дополнить написанное здесь своими словами. Однако договоримся сразу, если ты вдруг почувствуешь себя плохо — незамедлительно меня прерываешь. Понял? Хорошо. Теперь садись поудобнее. Итак… Восьмого числа была получена молния из Глашта, адресант — госпожа Рита. Послание гласило: «Деревню посетил ученик из Башни, он отправился проверить состояние Печатей и не вернулся спустя день. Мы опасаемся худшего и просим вашей помощи, хористы из Бартануры…» Что такое?       — Это как так, спустя день?       Ицтли буравил маску взглядом, но увидеть выражение лица за ней ему никак не удавалось. Зато вопрос словно окатил ледяной водой:       — Ты был уверен, что прошло меньше времени?       — Я… не знаю, но… Не знаю, что и сказать. Да?       — Отлично. Отслеживай такие вопросы. Так мы находим подавленные воспоминания… К слову, с момента твоего исчезновения и до того, как туманы на побережье разошлись, прошло пять дней.       Пауза затянулась. В звенящей тишине Ицтли слышал, как стучит его сердце. Не осталось ни одной мысли и единственное, что ему удалось выдавить из себя — вопрос:       — Как так вообще получается?       Баюн наклонил голову:       — Не торопись. Я уже говорил про туманы. Вполне могло оказаться, что время в них исказилось. Так или иначе, до Глашта мы добрались только десятого числа, опросили свидетелей, нашли вылеченного тобой ребёнка. Он, кстати, пошёл на поправку. Молодец, ты с ним всё правильно сделал.       — Простите, пожалуйста, Мастер, но это не совсем так. Его лечила госпожа Рита.       — Ты грамотно провёл ритуал «раскол камня». Хвалю от лица мастера Альфреда. Был бы моим учеником, тоже бы похвалил, — хорист помолчал и усмехнулся своим мыслям. — Так вот, нашёлся твой элементальный след, его удалось отследить вплоть до края утёса. Он вёл вниз, на побережье, но весь залив закрывал густой туман, так что на кворуме мы решили разделиться: на следующий день одна группа должна была дойти до берега, а другая — направиться в сторону кратера и изучить элементальные следы рядом с ним.       — Кратер?       — Жители деревни сказали, что вечером девятого числа рядом с окраинными скалами что-то взорвалось. Мы тоже слышали, пока были в дороге, но посчитали, что это обычный гром. Однако после возвращения с мыса я решил, что стоит проверить эпицентр. На следующий день наши певцы с гидро и анемо стихиями пытались пройти до залива через туман. Тем временем с другой группой мы обследовали место взрыва. Сейчас внимание… Стихийные потоки в той области были серьёзно искажены. Алхимическая дистилляция показала, что это из-за непрореагировавшего до конца зачарованного железа. Взрыв же произошёл по причине элементального соединения Пиро и Гидро на значительной глубине, которое катализировалось Металлом. Следишь за мыслью?       — Д-да… — Все наши выводы сводятся к единому мнению — это ты спровоцировал этот локальный катаклизм, поскольку в образцах нашёлся не только Металл, но и след от Крио. А это родственная тебе стихия, Ицтли. Как бы то ни было, холм сметён начисто, придётся перерисовывать карту архипелага. Теперь там безымянное горное озеро, — Баюн вздохнул и подождал, пока его собеседник придёт в себя. — Ладно, в конечном итоге обе группы соединились, так как ты от кратера направился к заливу Печали. По пути нам встретилось несколько разрушенных гео-конструкций… Как бы я не одобрял подход твоего наставника, обучил практической стороне он тебя хорошо… И вот по итогу на четвёртый день оказалось, что ты находишься на берегу за туманом, но добраться до тебя никак не получается.       — Почему?       Баюн глубоко вздохнул и, словно забывшись, прикоснулся к маске там, где синие линии повторяли очертания носа.       — Проще всего сказать, что у него была стихийная природа. Как бы глубоко мы не заходили в него, нас выталкивало обратно. Пробовали все, но ни один хорист не смог углубиться настолько же далеко, как и ты. Поэтому мы вернулись в Глашт и начали подготавливать коллективное воззвание к Архонту. Кто бы ни установил этот барьер, перед Волей господина архипелага он бы не выстоял. Также стоило спасать и тебя: ты пятый день находился без еды и воды. Без лишних подробностей, после рассвета мы снова были на границе туманов и после короткого кворума начали пение. Лёгкой прогулки никто не ожидал, но когда всё осевшее на землю облако рассеялось сразу же, тут любой бы заподозрил подвох, — мужчина усмехнулся. — К счастью, все опасения не оправдались. Мы спокойно дошли до прибрежной скальной россыпи и нашли тебя. Ты был истощён, изранен, но, как видишь, на самом деле ничего серьёзного. Вкратце, всё это время твою жизнь поддерживал Металл. Когда мы забрали из железной травы, она рассыпалась ржой. Остальное ты уже либо догадываешься, либо знаешь, Ицтли.       Хорист снова замолчал и с явным вопросом перевёл взгляд из-под маски на парня.       — Меня не было пять дней… Не может быть, этого просто не может быть… И я всё равно ничего не помню. Железная трава? Что за железная трава?       — Ицтли, знаешь, что мы ещё нашли?       Парень несчастно помотал головой и услышал:       — Отчётливые отпечатки лап ферркайта рядом с тобой. А раз это мифический зверь, то ты, скорее всего, смог призвать Волю архонта в одиночку, — мужчина встал с кресла и подошёл к окну. — Нам не удалось найти того, с кем ты сражался. Ни останков, ни манифестаций, ничего. Алебарда тоже бесследно исчезла. Думаю, она не выдержала сражения. И ещё, на твоей одежде остались следы стихий Металла, Гидро, Крио, Гео… Гео больше всего. Показать её не могу, она уже у мастеров Башни, но из этих косвенных данных можно сделать вывод, что тебе противостоял отнюдь не бесформенный осколок павшего бога вроде тех, кто запечатан на дне залива, а кто-то другой или что-то другое. Но как бы то ни было, Воля архонта помогла тебе защитить наш дом. Это всё, что нам известно.       Ицтли сжал голову руками. Казалось, она вот-вот взорвётся от того, сколько в ней бурлило мыслей. Всё, что рассказал Баюн, произошло с кем угодно, но только не с ним! Он не мог взорвать холм, не мог разрушить гео-конструкции, чем бы они ни были, не мог сразиться с павшим богом и побе…       Баюн резко оказался рядом. Ещё секунду назад он сидел в кресле, а уже сейчас прижимал к носу платок, оставленный заботливой горничной.       — Ты что-то вспомнил, — не то спросил, не то заключил старший хорист.       — Не… Может быть. Мне показалось что-то… Что-то важное, да. Я не мог же на самом деле ничего этого сделать?       Мужчина оставил Ицтли сидеть с прижатым платком и пошёл к двери:       — Возможно, — вполголоса сказал он. — Я позову хозяйку таверны. Тебе надо сменить простыни.       — Второй раз уже...       — Подавленные воспоминания. Ах да, точно, — Баюн вернулся к креслу и передал парню книгу, — можешь писать в ней. Теперь это твой дневник.       — А… Мастер, вы не будете меня больше спрашивать?       — Не вижу необходимости. Если ты не вспомнил сразу, то теперь память либо вернётся спустя время, либо… Либо нет. Поэтому практикующие хористы ведут дневники. Тебе его должен был дать Альфред. Отдыхай, Ицтли из Натлана. После возвращения в Башню твоё обучение продолжится. Раз твой наставник не научил тебя тому, что ты обязан был знать, как певец Металла, я восполню твои пробелы в знаниях.       — Простите, мастер Баюн, но ведь мой учитель…       — Альфред против не будет, — хорист положил необычно тёплую ладонь на плечо и те самые сказал заветные слова: — Тебя уже можно вводить в Хор. Осталось только поднатаскать. Но введу тебя не я, а твой наставник когда вернётся. Пока же спи и ни о чём не думай.       Ицтли вздрогнул. Почему-то во всём голосе и во всей позе Баюна сквозило сочувствие. И глядя ему в спину, пока тот шёл к двери, юноша наконец озвучил самый важный для него сейчас вопрос:       — Почему я всё забыл?       На долгие несколько секунд повисла тишина, которую ничего не нарушало. И снова необъяснимо как, но маска казалась выразительнее, чем живое лицо.       — Если ты хочешь это знать, задай вопрос снова, когда мы будем в Бартануре. Сейчас не время.       И после этих слов Ицтли остался один в комнате. Через несколько минут, правда, пришла горничная, но хорист Баюн больше не вернулся. Отчего-то парню казалось, что он чем-то его разочаровал… Глупо, наверное.       Через дней шесть Ицтли в экипаже одного из эмиссаров Башни перебрался через перевал, оставляя за горами долину и залив, где свершился один из важнейших эпизодов его жизни. Память к нему так целиком и не вернулась, дразня разрозненными обрывками, которых не мог сшить вместе даже подаренный мастером Баюном дневник. Но, быть может, это и к лучшему.       Несколько месяцев спустя…       Шумная компания ввалилась в лапшичную, нагнав с собой клубы морозного воздуха. Владелец закусочной, не отрываясь от кухни, кивнул знакомым гостям. Те частенько стали посещать его заведение осенью, и к зиме их визиты стали доброй традицией.       Он не особенно прислушивался к их разговорам, но мало помалу узнавал их всё лучше и лучше. Например, самого крайнего и высокого из них звали Михаилом. Другой, покоренастее и с широкими плечами, работал в библиотеке. Третьего постоянно окликали Рыжим, а четвёртый… Самый шумный из всех. Так и сейчас этот парень во весь голос рассказывал очередную шутку, сам при этом смеясь.       Все они были примерно одного возраста. Хозяин закусочной порой думал, что так и меняются незаметно поколения: старики уходят, а их место занимает ещё вчерашняя молодёжь. Интересно было бы посмотреть, какими они встанут, когда остепенятся, избавятся от юношеской порывистости и заведут семьи. Останется ли тот весельчак таким же жизнерадостным? Станет ли кто-нибудь из них настолько влиятельным, чтобы управлять городским кварталом или, чем архонт не шутит, войти в городской совет? Или, может быть, все они решат жить простой непримечательной жизнью, как это однажды выбрал для себя владелец лапшичной?       Ицтли было так странно узнавать, о чём думают другие люди. Принц Антуан, тот самый весельчак, с лёгкостью читал тайные мысли. У Михаила и Герберта тоже были свои прозвища: Косолапый и Сказочник. Они втроём были уже сложившейся и спаянной группой будущих хористов. Однако Баюн поставил юношу перед фактом: продолжать своё обучение он будет вместе с ними и точка. Не то, чтобы парень возражал, однако по первому времени ему было дико неудобно от чувства, что он четвёртый лишний.       Если бы ученика Альфреда спросили, что он может сказать про своих товарищей, то, пожав плечами, Ицтли бы выразился так: «Антуан хорошо понимает людей, Михаил прекрасно считает, у сенсея Муцуки он бы ходил в отличниках. Герберт… Это я раньше считал себя слишком сдержанным, но вот это он всегда спокоен, как айсберг».       С возвращения из Глашта прошло больше полугода. Многое что поменялось за этот срок. Наставник Альфред задерживался вместе с остальной делегацией, однако основное, ради чего он поехал — продление действующих договоров между Снежной и Бартанурой — подписалось без каких-либо изменений. Мастер Баюн передал с посыльным письмо об успехах юноши, но ответ до сих пор не пришёл.       По правде говоря, Ицтли в тайне завидовал тем, кто спокойно мог покинуть архипелаг и посетить другие страны. Его детская мечта побывать в других королевствах Тейвата никуда не подевалась, пусть теперь ради неё он не собирался становиться моряком. Но в будущем, лет через пять, наверное, почему бы и не отправиться в путешествие… В конце концов, есть же хористы, которые находятся за пределами архипелага по своим делам, как тот же Велимир, бывший кантор Башни?       — Друзья, я вам такое сейчас скажу… — Антуан заговорщически понизил голос. — Я же с Флер встречаться начал… И как думаете? Она согласна!       — Ты опять за своё, — Михаил держал руки на столе, сцепив пальцы и поглядывая в сторону суетящегося повара. С кухни доносились запахи инадзумского яичного супа. — Нам что сказали? Никаких свадеб до конца учёбы.       Ицтли хмыкнул. Принц всегда либо влипал в неприятности, либо создавал их, а потом от души веселился.       — А я про свадьбу ничего и не говорил. Но вот уверен, она тоже думает, что между нами всё серьёзно. Пфф, а я такой постоянно говорю «ты лучшая подруга», «всем бы таких подруг, как ты».       — Сердцеед.       — Какой же я принц, если не учтив с девушками? Вот ты, Рыжий. У тебя была кто-нибудь?       — А? — Ицтли поперхнулся. — Нет!       — А чего так? Девушек боишься?       — Не хочу об этом говорить.       — Не боится, — вмешался Михаил. — Тони, ты, конечно, классный и тебя с руками и ногами бы оторвали, будь ты… хм… Сам понимаешь.       — Угу. Вот именно поэтому я и играю во влюблённых. И заметь, играю только с теми, кто этого хочет!       Михаила всего передёрнуло, а Генхир приглушённо крякнул.       — Это что-то из только вам понятных шуток?       — Да-да-да, рыжий. Я с принцем поспорил на то, что он мастак только девиц охмурять. Проспорил. Он месяц окучивал одного молодого человека и в конце концов влюбил в себя.       — Страшный ты человек, Антуан.       — Ой, да не страшнее тебя, Ици. С людьми у меня хорошо получается, но как представлю, что выйду из города, а там кто-то вроде Тени — архонт помилуй, брр.       — Надеюсь, ты это несерьёзно сейчас.       Последние слова потонули в шуме тарелок: хозяин наконец принёс приготовленный рамен.       — Приятного нам всем аппетита. Помолимся же, чтобы наш архонт и дальше продолжал нас хранить в своих снах, — торжественно произнёс Тони, водя бамбуковыми палочками так, словно дирижировал оркестру.       Назвать остальных сидящих за столом оркестром можно было с большой натяжкой. Из всех них только принц ел рамен так, как принято в Инадзуме. Остальным принесли обычные столовые приборы. Вкус у лапши был хорош, но бывший воспитанник коммуны больше бы хотел снова поесть пирожков, которыми торговал тот дядька… Как же его звали? Вот ведь досадно как, не вспомнить. После того, как Ицтли ушёл из приюта тётушки Марты и стал жить сам, он редко навещал младших, которые остались в «Северной звезде». Наверное, среди них снова есть кто-то самый ответственный, который помогает тётушке с детьми…       — О чём задумался? — услышал он.       — А?       — Тебя даже Герберт звал, — хмыкнул Михаил и кашлянул, поймав взгляд приятеля. — Шучу, не звал. Но да, ты опять даже на своё имя не отозвался.       — О чём думал-то, дружище? — принц даже есть перестал, глядя с лёгкой полуулыбкой, которая так и намекала, что он всё уже знает. Ицтли с трудом удержался от того, чтобы не запустить в него солонкой.       — О своём, о разном. Вот, например, ты только что сказал, что боишься из города выйти.       — Так, мне не нравится, к чему ты клонишь…       — Вот мы учимся все, каждый по-своему, но что ты, что я, что вы оба, простите, что сразу не сказал — но как эта наша учёба на нас отражается? Как она влияет на то, кем мы станем?       — Как-как, самым прямым образом, — Михаил любовно хлопнул себя по плечу. — Погляди, а?       — Ладно, ты прав. Нам бы поговорить об этом в другом месте и в другое время…       — Да не, можно и сейчас. Вот ты, рыжий, что хочешь сказать?       — Я? Я эти несколько лет, пока учился медицине и помогал аптекарю, стал просто чудесно понимать, что и в каких пропорциях нужно смешивать, чтобы получилось лекарство, а что — яд. Я могу резать по живому, могу сшивать, могу лечить, могу… убивать. Но ради чего?       — Ицтли, ты вообще-то так жизни спасаешь.       — Спасаю… Я тоже так думал. А потом случился Глашт, где я непонятно что сделал. Вроде бы даже кого-то вылечил, но так и не понимаю до сих пор, почему всё забыл. И ради чего? Какой смысл в том, что я умею делать, если это всё никак на мне не отражается? Чтобы, не знаю, наш архонт похлопал меня по голове со словами «хороший мальчик»?       Вот уж от кого Ицтли не ждал ничего, так это от Герберта. Вечно молчащий сказочник присвистнул, чем привлёк к себе всё внимание, и показал взглядом на хозяина лапшичной:       — Давайте не здесь.       — Герберт прав, — Михаил кивнул. — Мы даже не доели. Может, когда по домам пойдём? Или завтра.       — Или завтра…       Вскоре они отужинали и, попрощавшись с хозяином, вышли под фонари. Снег скрипел, выдыхаемый воздух превращался в пар, в животе разливалось приятное тепло — и вся зимняя Бартанура казалась снова дружелюбной и добродушной ко всем, кто в ней живёт.       Так и хотелось сходить к набережной, на каток, посмотреть на дрейфующие в бухте льдины или даже вернуться в коммуну, передать гостинцы, побеседовать с тётушкой… Вместо этого Ицли сходил с друзьями до перекрёстка, где они разминулись и пошли в разные стороны. Но не успел парень отойти далеко, как услышал, что его кто-то догоняет.       Как выяснилось, Герберт решил не откладывать на завтра то, что можно было сделать сегодня.       Ицтли шёл по обочине улицы и слушал его немного сбивчивый, волнущийся голос:       — Ты учился не так, как мы. Твой наставник уделил много внимания практике, но не этике. А она даёт понимание, в чём смысл псалмов, ритуалов и другого. Понимаешь? Ты обижен на архонта, что он не позволил тебе запомнить, что ты сделал, когда соединил свою волю с его, но в «Путеводителе Колеблющихся» написано, что архонт Элигос…       — Он так ограждает нас от болезненных воспоминаний, ведь мы не оружие его, но товарищи в стихии. Я читал. Мастер Баюн дал мне целый список того, что мне нужно изучить.       — И не только! Сомневаешься — обсуждай. Не понимаешь — спроси! Каждый из нас учится и сам, и вместе со всеми. Хористы поют и по одиночке, но Хор — это все мы.       — Там на побережье я был один.       — Нет, ты был с Волей архонта.       Парень встал, посмотрел на звёздное небо и выдохнул. Горечь в душе никак не пропадала. Он ощущал, словно у него украли что-то важное, что-то, без чего он неполноценен.       — Вот я и не понимаю, почему мне так обидно, Герберт. Я не помню, что было со мной на побережье? Казалось бы, что я потерял, да. Но я знаю, что эти воспоминания для меня важны. С ними я был бы другим человеком, а сейчас… Я не оружие, я товарищ? А чувствую себя, как клинок, который погнули в бою и потом починили. Отвратительные ощущения, скажу тебе... Так и будешь молчать?       Герберт пожал плечами и неловко протянул руку:       — Завтра ждать?       — Жди, жди… Я приду с восходом солнца.       — Поздно так?       — Мне же ещё надо дочитывать «Путеводитель». Когда я ещё освобожусь… Доброй ночи, сказочник.       Ицтли вздохнул, глядя, как его знакомый уходит. Было то, что он не смог сказать даже Герберту, кто умел хранить чужие тайны. Если бы только воспоминания на побережье потерялись, но вспоминая свою жизнь с ранних пор, он находил лакуны в памяти и не мог понять, когда те появились. Это пугало. Это заставляло сомневаться в самом себе. И что самое страшное…       Вдруг на самом деле то, что Ицтли помнил, на самом деле не было его воспоминаниями?       «Металл — страшная стихия. Теперь я это понимаю…»       Так проходили дни за днями, недели за неделями. К концу зимы наставник Альфред наконец вернулся и ввёл ученика в Хор.       Своё девятнадцатилетние возмужавший Ицтли встретил в кругу друзей, с которыми его познакомил мастер Баюн, а потом пришёл в свой бывший приют. Рассказывая детям сказки и удивительные истории из своей жизни, он чувствовал душевный покой и радость от того, что во всём городе есть место, где ему рады.       Учёба закончилась, и теперь он вместе с другими молодыми хористами выполнял задания на благо города и архипелага. Мечта уплыть с острова и узнать о других королевствах Тейвата всё отдалялась и отдалялась, но Ицтли лелеял её в душе, улучшая свои умения управлять стихиями Металлом и Крио и надеясь, что вскоре он сможет сам решать свою судьбу.       В первый раз такая возможность выдалась, когда от имени Царицы в Бартануру прибыл Предвестник с целью пересмотреть чертежи, по которым строился новый флагман Её флота, но это уже, как говорится, совсем другая история.