***
После поражения в битве за Алнус, Империи стало не до городов и деревень к юго-востоку от холма. На этих территориях осталось всего два легиона, укомплектованных и вооружённых по остаточному принципу. Поросшая лесами холмистая местность меж двух хребтов была бедна ресурсами и плодородными землями. И тем не менее, здесь лежали второстепенные торговые маршруты со стороны Италики и Рондела к вассальным королевствам юга. За время путешествия от уничтоженной железными скелетами деревни Тука Луна Марсо и её отец Ходор не раз встречали беженцев, шедших тем же путём. Одинокие крестьяне расталкивали руками высокую траву без пожитков за спиной и без гроша в кармане. Обозы с лошадьми встревали на бездорожье или в слякоти после дождя. Тука с отцом помогали беженцам по мере сил, не ожидая награды в ответ. Но временами с ними делились пищей или предлагали скоротать время в повозке. Спустя неделю им пришлось остановиться. Тука почувствовала недомогание: её часто рвало, как после отравления, кожа побледнела и местами покрылась странными волдырями. Хуже всего для неё, как для девушки, было выпадение волос на голове, очертившее аккуратную блестящую опушку, как у пожилых человеческих мужчин. Её отец, Ходор, как мог выхаживал дочь. Он готовил травяные снадобья, взывал к духам леса и молился о помощи богам. Но Туке не легчало, пока эльф не заметил и не выбросил лежавший подле неё иномирный жезл. Лишь после этого, на третий день снадобья возымели эффект, и молодая эльфийка порозовела и пошла на поправку. Иномирное оружие оказалось проклято. Их враг силён и коварен, и на своём горьком опыте эльфы познали, что каждый раз недооценивали его. – Я люблю тебя, отец, – хрипло произнесла Тука прежде, чем прикрыть тяжёлые веки. – И я тебя, дочь моя, – ответил Ходор, меняя компресс на лбу своей самой дорогой эльфийки. Ночь и прохлада опустились на малонаселённые поля межгорья. С луком и колчаном стрел, эльф стоял на страже покоя Туки, временами проверяя её дыхание и тепло. Вряд ли это оружие помогло бы ему выстоять против железного скелета, но против человеческого разбойника – вполне. Однако ночь выдалась тихой, и Ходор даже позволил себе задремать, укрывшись в высокой траве. Разбудил эльфов оглушительный рёв и рокот. Тука недовольно заёрзала на мёрзлой земле, а Ходор схватил лук, подскочил и тут же нырнул обратно в высокую траву. Огненный дракон. Монстр с кожистыми крыльями завис на месте, исторгая пламя куда-то в небо. Необычное поведение. Пугающее, как и само существо. Но что его пробудило? Старейшины деревни считали, что огненный дракон не вернётся в ближайшую сотню лет. Неужели железные скелеты? Такое вполне возможно. По долине эхом раскатился взрыв, дракон взревел – не то от боли, не то от ярости. Ходор осторожно выглянул из травы и увидел второе, меньше создание чёрного цвета, что двигалось в стороне от монстра и, насколько позволял разглядеть острый эльфийский глаз, огрызалось струями световых стрел подобных тем, которыми владели железные скелеты. Дракон взмахнул крыльями, пытаясь развернуться к своему противнику, но существо мигом отклонилось в сторону и пустило нечто, некий снаряд, оставлявший позади себя чёрный дымный след. Вспышка взрыва – небольшого в сравнении с драконом – отделила его правое крыло от тела, и монстр рухнул в лес, в гневе или, быть может, страхе сжигая деревья вокруг себя и огрызаясь новыми и новыми струями пламени. Неужели... Неужели даже огненный дракон бессилен против захватчиков?.. Существо, что становилось бедствием для целых поколений. С которым не могли совладать ни армии, ни могучие маги, ни отважные герои. Даже оно бессильно перед захватчиками? Ходор упал на колени и поднял голову к небу. – Что за бог допустил такое?! Но его вопрос остался без ответа. Тука тихо стонала. Издалека доносился рёв обескрыленного дракона. Иного выхода, кроме как бежать, не оставалось. Ходору казалось, что они оторвались от врага, но болезнь Туки позволила ему настичь их. И теперь он должен был как можно скорее поднять дочь на ноги и отправиться дальше на юг, к вассалам Империи, к портовым городам. Быть может, спасение лежит за морем? В имперской колонии или в далёких неизведанных землях? Ходор кивнул для себя, будто бы отыскав направление для размышлений, и вернулся к дочери, погладив её уцелевшие пряди. – Ты моё самое дорогое сокровище, Тука, – обратился к ней эльф. – И я не позволю тебе умереть, даже если это будет стоить мне жизни.***
К северу от Алнуса, в Италике, ситуация оставалась тревожной. Враг подступал к стенам города, а принцесса Пина работала на пределе сил, лишь бы удержать город против врага, разгромившего четыре легиона. Она прибыла в город вместе с вернейшими соратниками и соратницами на вивернах, пока остальные рыцарши добирались на лошадях. Идеи в её голове рождались одна за другой – и это само по себе серьёзная проблема, ведь она не знала и едва ли могла верно предположить, которые из них полезные, а которые только навредят. И под рукой не оказалось ни одного человека с опытом командования. Или хотя бы человека, прочитавшего два-три трактата об искусстве войны. Им хватило ума и осторожности не соваться в обреченную на гибель Италику. Чего из этого не хватило Пине? Ума? Осторожности? Ей самой было приятнее думать, что всё же осторожности, но где та грань между глупостью и безрассудством? По крайней мере, при ней остался Грей. Он никогда никем не командовал, не считая юных рыцарш на тренировках, но достаточно много и долго воевал, чтобы рассказать о действиях легатов и указать Пине на слабые места её планов. Конечно, он не понимал замыслов командиров, а его разум не мог охватить даже когорты со всеми её нуждами, но это не мешало ему делиться наблюдениями, что они делали всегда, а что делали редко. Это косвенно указывало на разумность шагов Пины. Благодаря ему она отказалась от первой идеи ограничиться наблюдателями на стенах. Вместо этого ей пришлось уделить немало сил и времени тому, чтобы лично отобрать воинов с опытом верховой езды и светлой головой на плечах. Они изучили местность, отобрали удобные для наблюдательных постов высоты, доложили о них Пине, а она уже при помощи карты отобрала несколько таких высот, чтобы покрываемые обзором с них области пересекались – и, к тому же, чтобы эти высоты было видно со стен. Таким образом она прежде всего обеспечила себя возможностью поскорее узнать о приближении врага, притом не оставив врагу ни единого шанса просочиться мимо разведчиков. Затем ей выпала возможность узнать что-то о враге и битве за Алнус. Это не был обыденный для легатов приём – потому он ускользнул от опыта Грея – но с появлением безумца, убившего семью ради доноса на магов, к Пине в голову пришла идея отыскать в трущобах и в городе выживших легионеров. Таких набралось не больше двух десятков, но они дали бесценную информацию о враге. От них она узнала, что враг опирается на дальнодействующую магию. Что враг невероятно живуч, оттого против него бессильны мечи и стрелы, но полезны молоты. Ей во всех подробностях рассказали о солнечной чуме – о которой она и без того знала благодаря прибывшему в Садеру докладчику из-под Алнуса – и о парах змеиного яда, который, как оказалось, отравил легионы перед последней, самой опустошительной и безжалостной попыткой штурма крупными силами. Очередное доказательство тому, что в лице Гварра Империя, возможно, потеряла одного из лучших своих полководцев, и никто другой больше не сможет оказать врагу даже вполовину столь же решительного и действенного отпора. Полученные сведения внесли серьёзные изменения в план Пины. Враг без труда поразит лучников на стенах, а вот они ему в ответ не навредят – даже если долетят их стрелы. Но, если совсем убрать людей со стен, тогда не будут видны костры разведчиков? Решение пришло в голову так же быстро, как родилась проблема. Зеркала. Из домов и особняков вынесли все зеркала, часть из них установили на стенах так, чтобы наблюдатели могли укрыться за каменными зубьями и не теряли из виду посты разведчиков. Ворота держали закрытыми, пока не появлялась необходимость открыть их для купца или смены поста. Баррикады в черте города укрепили сцепленными в несколько слоев щитами и грудами камней, а к широким окнам в домах пододвинули мебель, за дверьми случайным образом вырыли ямы-ловушки, где железный скелет мог бы застрять. Последней штрихом в плане Пины стали пути отхода. Она изучила карты, опросила местных и герцогских слуг, чтобы больше разузнать о тайных тропах и лазейках в стенах города. Рыцарши прошлись по ним и доложили, что часть выходов оказалась непригодна: две старые лазейки были прикрыты ещё герцогом, их засыпали смесью песка, острых камней и битого стекла; в третьей скопились помои, что говорило о закупоривании слива за стену. Но все три не подходили для случая, если город будет окружен, поскольку вели прямо под стены. А если окружения не будет — куда лучше выйти через безопасные ворота. Решением оказался тайный ход герцога прямо из дворца. Длинный тоннель вырыли задолго до него — слуги не знали наверняка, кто впервые озаботился путём для побега — и сделали это на совесть. Короткий тоннель, закрытый винным шкафом, вёл из дворцового погреба в широкий ров, который, впрочем, тоже был превращён в тоннель: поверх рва выложили камни и укрепили в уязвимых местах бронзовыми подпорками. Сверху конструкцию засыпали землей и проложили брусчатку — и теперь там пролегала одна из главных улиц. Время отчасти взяло своё, из-за чего в двух местах камни рухнули вниз, но не перекрыли проход полностью. Пройти можно, но только если снять доспехи. Выход из тоннеля вёл в удобное место за стенами, в густой лес недалеко от звериной тропы, и был хорошо замаскирован. И тем не менее, Пине казалось, что этого мало, но новые идеи не приходили, а новые проблемы – не возникали. И тогда она вместе с орденом занялась трущобами. Людям раздали еду и воду, дали денег и грамот на право получить выплаты от имени императора – и отправили в направлении Крети и Авгантии. Купцам обещали, что их еду выкупят по двойной цене, а если привезут тяжёлое оружие – его купят по тройной, и те взяли на себя часть бремени по обеспечению гарнизона оружием. Другую часть как могли покрывали местные кузнецы – те, кто остался – но и им не хватало железа и древесины. Поэтому в случае скорого нападения с хорошим оружием врага встретили бы лишь самые опытные бойцы, а остальные могли бы рассчитывать только на ловушки. И на этом дела закончились. Уставшая от многих дней в недосыпе Пина в гневе смяла тонкую серебряную ложку. Никто никогда не хвалил её полководческие таланты. Командование какими угодно силами никогда не было её сильной стороной. Ей в принципе никогда не доверяли командование чем-то большим, чем почётный караульный орден. И как она должна руководить обороной целого города с гарнизоном в четыре тысячи солдат? – Принцесса, я бы рекомендовал Вам отдохнуть, – заговорил Грей ко Альдо, её старый друг и верный солдат. – И на кого останется оборона? – возразила Пина. – Я займусь ополчением, – ответил Грей. Нет. Это никуда не годится. Принцесса чувствовала себя ответственной за жителей города и за сохранность Италики под властью Империи. Но в её распоряжении не было даже одного легиона. А имевшиеся бойцы оказались слабы и неопытны. Двух вооруженных стражников без труда одолел один обезумевший легионер. Голыми руками! Есть ли у неё хотя бы маленький шанс отразить атаку?! – Ступай, Грей, – сдавленно ответила Пина. – Я подумаю ещё немного. Она уже спланировала оборону. Спланировала, как умела. Но нужны были новые идеи. Какая-то хитрая тактика, которая принесла бы ей победу. Пина в очередной раз собралась с мыслями и глубоко вдохнула. Выдох – и казавшиеся такими разумными мысли рассыпались подобно песку сквозь пальцы. Всё же будет лучше отдохнуть. В нынешнем состоянии от неё уже нет пользы.***
Всю дорогу до Рондела Като эль Альтестан ворчал на свою ученицу, Лелей. Иногда он прерывался на сон, иногда казался спокойным, насколько мог быть человек, закрывшийся книгой известного содержания. А потом какая-то мысль проносилась в его голове, он морщился, выдавал жестами обиду и раздражение, пока, в конце концов, не вываливал на Лелей очередную порцию ругани. – Глупость, какая глупость! – причитал он волшебницу. – Нельзя было ему доверять! А я говорил! Говорил! Берца! Маленькая берца! Лелей бросила взгляд на кончик иномирного чёрного жезла. К чему эти причитания, если всё закончилось хорошо? Порой её учитель, старый волшебник, становился совершенно несносным. – Твоя наивность точно доведёт нас до костра! – выпалил очередную порцию возмущений Като. – До прощального костра! У Лелей не было ни сил, ни желания возражать. Она спокойно держала поводья и временами подгоняла уставших лошадей. До Рондела оставалось меньше дня пути. Они должны были добраться уже к полудню. – Ну вот кто тебя надоумил?! – в очередной раз возмутился Като. Конечно, старого мага можно было понять. Пока Лелей прятала жезл за иллюзией, он внизу всеми силами пытался не пустить стражу наверх. Конечно, они там были для отвлечения внимания и с удовольствием вступили в перепалку и с Като, и с хозяином заведения. Впрочем, дело едва не дошло до боевой магии, и солдаты бежали, сверкая доспехами. – Тальтита но тоцента, – сокрушенно выдохнул Като гуляющую в народе фразу. Лелей уже не обращала никакого внимания на слова учителя. Привыкла. В Ронделе он увлечётся другими делами и забудет о её оплошности.***
Апостол Эмлоя Рори Меркури с безопасного расстояния наблюдала за действиями железных скелетов и их загадочных машин. Она ни разу не увидела мага, управляющего ими, и со временем пришла к мысли, что это самостоятельные существа. Не очень умные, быть может, но самостоятельные. На её глазах они тянули загадочные верёвки и поднимали железные прутья. Вряд ли от этого стоит ожидать чего-то хорошего. Маленькая чёрная фигура скользнула меж деревьев с нечеловеческой скоростью. Она отталкивалась от стволов и ветвей, прорубая себе дорогу тяжёлой алебардой, пока не достигла громоздкой железной конструкции, установленной ближе к холму Алнус. Верёвки тянулись куда-то в направлении Врат и, хотя назначение их по-прежнему было для Рори загадкой, она решила, что будет лучше помешать загадочным работам пришельцев. Алебарда сверкнула и с противным лязгом согнула одну из опор конструкции. Послышался недовольный металлический стон, но сооружение устояло. Второй удар оставил ещё более заметный след, но лишь после третьего конструкция подалась вперёд под своим весом – и сложилась. Не теряя ни минуты, Рори рванула к следующей железной конструкции, оттолкнулась от ствола дерева так, что на нём остались заметные следы от подошв – и на безумной скорости ударила по опоре следующей конструкции. Вновь стон металла, снова не вышло свалить сооружение с первого раза. Железный прут погнулся, но по-прежнему выполнял свою задачу. Что ж. Рори подождала, пока срастутся переломанные кости, и нанесла второй удар – завершающий. Опора поломалась. С рёвом и скрежетом сооружение рухнуло под своим весом, как и предыдущее. Сколько они их возвели? Наверняка не меньше сотни, если эта цепочка тянется с самого Алнуса. Третья и четвёртая конструкция поддались с тех же двух-трёх ударов. Прочные и толстые железные прутья оказалось непросто разрубить даже апостолу, но перед атакой на пятую опору пришло ожидаемое возмездие. Неожиданностью для Рори стало лишь то, что это не была чёрная повозка или железный скелет. Враг атаковал с небес, едва ли досягаемый даже для апостола. Чёрный дракон с ревущими, исторгающими пламя насадками на концах коротких крыльев, ещё на подлёте огрызнулся световыми стрелами, перемоловшими ветки, раздробившими мелкие камни и обратившими в кровавую кашу внутренние органы и спину Рори Меркури. Прилетел откуда-то сзади. Едва восстановив силы, апостол попыталась отпрыгнуть в сторону, но чёрный дракон тут же развернулся и пустил на упреждение снаряд с длинным дымным следом. Он летел к лесу лишь мгновение. Рори едва успела затормозить, согнула колени в намерении отпрыгнуть назад – и прогремел взрыв. Ударная волна повредила деревья в округе и оставила аккуратный кратер. Верхнюю часть тела Рори отделило от нижней, она полетела через лес, ударяясь и ломая кости о стволы деревьев и толстые ветки. Несмотря на полученные травмы, которые убили бы любого человека, апостол осталась в сознании. Попытаться найти нижнюю часть тела? Нет, нельзя. Если он заметит, что она жива, то атакует снова. Нужно оставаться на месте. Притвориться мёртвой. Хотя Рори почти тысячу лет не сражалась по-настоящему, она помнила многие воинские хитрости и при желании могла придумать их снова. Прямо сейчас выгоднее было притвориться мёртвой. Она в лесу. Повозка сюда не проедет. Железным скелетам нужно время, чтобы пробраться к ней через густую чащу. Рёв чёрного дракона не отдалялся и не стихал. Он завис где-то неподалёку. Возможно, прямо сейчас он смотрит на неё и думает, стоит ли ему пустить ещё несколько световых стрел или взрывной снаряд. Рори старательно делала вид, что мертва, но её тело продолжало регенерировать против её воли. Из нижней части туловища отросли обрубки – будущие ноги. Порезы на коже затягивались. Кости срастались. Напряжение нарастало. Он мог атаковать только для того, чтобы не дать Рори регенерировать до конца. И апостол Эмлоя резко оттолкнулась руками от земли, подбросив себя над кронами деревьев. Она распахнула глаза и на пару секунд встретилась с чёрным драконом. Взглядом или нет – он был повёрнут к ней и будто бы наблюдал за её полётом. Падая, Рори ухватилась за толстую ветку и с ловкостью обезьяны принялась прыгать с дерева на дерево туда, где должна лежать её алебарда. К месту взрыва. Чёрный дракон быстро развернулся и поспешил пустить в спину длинную очередь из световых стрел: они хлопали по листьям и веткам где-то позади, отставая всего на одно-два дерева, а то и ветки. Не в силах угнаться за апостолом, враг на мгновение затих. Рори увидела перед собой алебарду – и стая световых стрел ударила на упреждение, искромсав её тело. Кусок фарша рухнул перед оружием, чтобы тут же разлететься по лесу от второго удара ракетой.***
Никто не знал, как чувствуется предсмертная агония. У живых никогда не было возможности поговорить по душам с мёртвыми. Перед глазами Гварра проносились ужасные картины. Он видел перед собой бесконечные поля из срощенных человеческих и нечеловеческих тел, чьи рты были распахнуты в беззвучном крике. Затем его выдёргивали в другую реальность – и вот, он висит на цепях, а перед ним самодовольно улыбается Иси – и с размаху бьёт его ногой по нижнему ребру. Кость хрустит и ломается, но без боли. Или с болью, которую Гварр не может различить, ведь всё его тело – одна большая переломанная кость. Картина вновь меняется. И он в знакомом гробу где-то под землёй, стучит по крышке, хотя даже не уверен, что лежит лицом вверх. Дыхание сбивается, тяжелеет. Каждый вздох отдаётся нестерпимой болью в груди. Перед глазами проносятся люди. Кожа Годасена краснеет, покрывается язвами, отваливается от гниющих мышц, глаза вытекают, а рот открывается – но не издаёт ни звука. Позади него стоит жена. Гварр пытается до неё дотянуться, но понимает, что лишён рук. И не только рук – тела. Он оголился до самой души, отбросив материальную оболочку. Его жена плачет и что-то бормочет, но Гварр ничего не слышит – у него нет ушей. Хотя должны быть глаза? Странная логичная мысль вдруг разрушает фантасмагорию. Мир, переливавшийся голубыми и белыми цветами, покрывается трещинами и тускнеет. И вот, варвар остаётся один на один с темнотой. Боль пульсирует в голове. Он чувствует ранение в щёку. И жар. Ужасный жар и ломоту во всём теле. И затем вспышка. Яркая, рассыпающая на множество фрагментов без чётких контуров и с расплывчатыми цветами. Он открывает глаза и видит над собой мрачный серый потолок и яркий, белый светильник без пляшущих внутри огней. Что-то вгрызается в руку, отправляя сознание обратно в небытие. Сейчас день или ночь? Который день? Что последнее он помнит? В перерывах между кошмарными видениями и помутнениями разума Гварр задавался разумными, как ему казалось, вопросами. Он помнит своё имя. Помнит свою семью. Он секундус легат Экспедиционной Армии. Возглавляет Третий Легион. Под его началом служат тысячи имперцев. Но куда направлялась Экспедиционная Армия? В какую страну? Смутные воспоминания рождались и тут же угасали на краю сознания, не давая Гварру за них ухватиться. Пробуждение. Боль. Беспамятство. Цикл казался вечным. Жар и боль. Помутнение рассудка. Поля сросшихся тел. Люди, безмолвно открывшие рты в ужасе и агонии. Картины сменяли друг друга, пока, наконец, Гварр не распахнул глаза. Не было жара. Не было боли. Его голову ничто не удерживало смотрящей вверх. Но тяжёлое тело едва ли слушалось варвара. Движения отдавались странными гудящими звуками. Картина перед глазами всё ещё плыла, но медленно прояснялась. То же мрачное серое помещение, с потолка свисает яркая белая лампа без пляшущих огоньков. Никаких окон. Единственная металлическая дверь лишена ручек. По крайней мере, с этой стороны. Что последнее он помнит? Холм Алнус. Первый штурм силами одной повозки – отбили. Солнечная чума. Второй штурм с парами змеиного яда – отбили. Отравление. Гибель трети армии. Остатки слегли с болезнью. И в конце – заключительный, последний штурм. Вражеская армия вышла из Врат и сокрушила имперцев. Гварр бросился в бой, но его сразила световая стрела. Однако... Он жив? Но где? В загробном мире? В лекарне? Или, быть может, в стане врага? Другое воспоминание нагнало тоску. Ему не только не пообещали родового дворянства за службу – его семье пригрозили рабством в случае поражения Гварра. И он проиграл. За него некому вступиться. Никто не станет рисковать репутацией из-за того, кого считает покойником. Да ещё и из-за варвара, не связавшего свою семью узами брака с семьями старинных родов Садеры. Его самопожертвование не имело смысла с самого начала. И прямо сейчас его семья в столице – никто. У неё нет никакой защиты. И если они не сообразят и не поторопятся сбежать, то окажутся во владении какого-нибудь престарелого сенатора. Так Империя отплатила ему за службу и за сотни и тысячи сбереженных жизней на войне с крольчихами. Гварр в гневе заскрипел зубами и сжал руки. Конечности ощущались странно. Будто наполнились соломой и слегка онемели. Отыскав в себе силы приподняться, варвар взглянул на прикрытое тонкой простыней тело. Сбросив ткань, он распахнул рот от ужаса, но крик застрял в горле, стянутом ледяным ремнём. Повсюду: на животе, на груди, на ногах, на руках; везде кожа была обезображена аккуратными швами и шрамами. Они успели затянуться. Отчасти. Но не отзывались болью уж точно. Гварр поднял руку к лицу, нащупал шрам на щеке, на затылке и даже на лбу. Что с ним сделали? Его словно разобрали на кусочки и сшили заново. Быть может... его разорвало, как тех несчастных легионеров, угодивших под взрывы? Или, быть может, он погиб, но его сшили заново из частей тела разных, но похожих людей? Последняя возможность... ужасала. Наконец, Гварр закричал. – А-а-а-а-а-а-а-а! Крик отразился эхом от стен комнаты и коридоров за её пределами. – А-а-а-а-а-а! Помещение наполнил отвратительный гул, от которого Гварру хотелось лишь заткнуть уши и спрятаться. Не видя иных вариантов, он слез с кровати и, слегка шатаясь, побрёл к металлической двери. Сперва она не поддалась. Но, стоило варвару от души ударить её ногой, как казавшийся прочным металл погнулся. Такую вмятину тяжело оставить даже молотом. Что... кожа на пальцах ног посинела и отчасти содралась, обнажив костяшки... блестящие металлическим блеском... – А-а-а-а-а-а-а-а! – залился очередным обезумевшим криком варвар.