***
Уже при выходе из лифта мы с Мэддоксом наткнулись на легкий запах желчи. Встречающий нас младший сержант протянул нам подготовленные цельнолицевые маски, фильтрующие воздух. Надев их, мы подошли к шлюзу, ведущему в часть корабля, где располагались каюты новобранцев. Как только сегменты шлюза разошлись в стороны, мы шагнули в преисподнюю, наполненную мученическими стонами и какофонией звуков опустошающихся желудков. Облаченный в защитные костюмы, медицинский персонал курсировал по светло-серому коридору. Переходя от одной каюте к другой, медики наблюдали за состоянием новобранцев и фиксировали показатели. Шагая вперед, я заметил стройную фигуру Эшворда, прислонившегося спиной к стене и просматривающего данные на терминале. Голубое свечение отбрасывало блики на прозрачное стекло его защитной маски. Творившееся вокруг безумие он называл иммунизацией. Каждому человеку, отправляющемуся в космос, делали инъекцию, которая представляла собой коктейль из сконструированных вирусов, запрограммированных наноботов и целого ряда других микроорганизмов, которые взращивали и модифицировали симбиотическую микробиоту. Все ради того, чтобы человек мог выжить в большинстве чужих миров. Это была одна из первых вещей, о которых люди были вынуждены узнать, когда первая группа исследователей, отправленных на Kepler-22 b, умерла вскоре после прибытия из-за воздействия инопланетной биосферы. Метод, разработанный для ускоренной адаптации человеческого тела к чужеродным условиям, был наиболее важным аспектом, когда дело доходило до перспективы аварийной посадки на неизведанной территории. Проходя мимо распахнутых дверей небольших кают, я вспоминал агонию, которую когда-то пришлось пережить и мне. В дополнение к почти парализующим мышечным спазмам и диким колебаниям между бушующей лихорадкой и падением температуры тела, казалось, все жидкости в теле заключили своего рода договор о выходе… и они находили тот выход, который был наиболее оперативным и удобным. Именно поэтому все новобранцы соблюдали своего рода пост перед учениями. Никому не хотелось стоять в очереди на опорожнение кишечника, в то время как организм, не спрашивая твоего мнения или разрешения, отправлял весь содержащийся в нем груз в — скажем так — свободный, неконтролируемый полет. И если «синдром пробитого дна» можно было хоть как-то приструнить и исключить вероятность самопроизвольной очистки путем короткого отказа от употребления твердой пищи, то без жидкости человек обойтись никак не мог. Вкупе с реакцией на прыжок влияние наноботов превращало начало учений в худший кошмар. Даже заметив мое появление, Эшворд не потрудился оторваться от терминала. Игнорируя укол его эмоций, я проследил взглядом за прошедшим вперед Мэддоксом. Проверяя блюющих новобранцев, он тихо переговаривался с медиками. — Похоже, худшее уже позади, док, — сказал я, привалившись плечом к стене и убрав руки в карманы комбинезона. — Не для меня, капитан, — искаженным маской голосом ответил Эшворд, уткнувшись в мелькающие на экране показатели. — Но если это вновь затянется дольше, чем на день — просто справедливое предупреждение — я шагну в открытый космос без защиты. Я улыбнулся его мрачному юмору, разглядывая аккуратный профиль и карие глаза, упрямо смотрящие в терминал. — Взрывная декомпрессия — отвратительный способ умереть. Эшворд вздохнул, отчего забрало его маски немного запотело. — Сомневаюсь, что ты бы заметил это, — рассеянно пробормотал он на грани слышимости, заставив меня испытать очередной укол вины. На пару секунд закрыв глаза, Эшворд, наконец, удостоил меня вниманием. — Итак, чем могу помочь, капитан? — Читал последний отчет о моем медосмотре? — Это моя работа, — ответил он, обернувшись на голос одного из новобранцев. Медик уговаривал парня дышать глубже и двигаться медленней. Посмотрев на меня, Эшворд продолжил общаться со мной намеренно деловым тоном. — Что именно вас интересует? — Сбой ритмов сна, — напомнил я, подхватив его официальный мотив. — Доктор Ричардс посчитал его следствием перенапряжения или стресса, которых, к слову, я не испытываю. Но разве меня кто-то слушает?.. Я пожал плечами, глядя на Эшворда. Явно о чем-то размышляя, он терпеливо заметил: — Я слушаю вас, капитан. И склонен согласиться с доктором Ричардсом. Учитывая присущую вам браваду и излишнюю гордость, можно смело утверждать, что вы преуменьшаете влияние работы на ваше здоровье… Застонав, я развернулся и закрыл глаза, ударив затылком по стене. — И ты туда же… — Вы забываете о полученном вами сотрясении мозга, капитан, — напомнил он нравоучительным тоном. — Даже псионики не способны избежать его последствий. Ваши бета-ритмы усилились, тета-ритмы, напротив, стали ниже. При погружении в сон ваши дельта-ритмы остаются неизменными, хотя должны… — Эшворд, притормози, — перебил я, глядя в потолок, — все эти твои беты-теты-хуеты недоступны для моего понимания. В жопу Ричардса и его мелочное желание самоутверждения через использование профессиональных терминов. Хотя бы ты можешь объяснить мне всю эту медицинскую галиматью простыми словами не длиннее шести букв? Глубокий раздраженный вздох Эшворда был усилен шлемом. — Вы ударились головой, и теперь из-за травмированного мозга ваш сон нарушен, — начал он, заставив меня закатить глаза из-за хрени, которую я слышал уже, вероятно, сотню раз. — Не забывайте, что вы — псионик. Вопреки уровню современных технологий мы до сих пор не сумели разгадать все тайны человеческого мозга, что уж говорить о людях вроде вас, капитан, — добавил Эшворд, и я повернул голову, чтобы посмотреть на него. Замолчав, он несколько секунд изучал мое лицо. Словно сдавшись, он опустил взгляд в пол и чуть тише добавил: — Я буду наблюдать за ритмами вашего мозга во время учений. Если у меня появятся какие-то мысли на ваш счет, вы будете первым, кто о них узнает. Лжец. Сперва ты доложишь обо всем генералу Араго. — Спасибо, док, — ответил я и, оттолкнувшись от стены, направился в сторону каюты, в которой исчез Мэддокс. Я застал его за попытками научить одного из парней — счастливого обладателя острой реакции на прыжок, очевидно, — дыхательной технике, способной облегчить мучения. Хорошая новость «иммунизации» заключалась в том, что, как только вы подвергались ее вмешательству и наноботы заканчивали гнездиться в вашем пищеварительном тракте, вы были навсегда застрахованы от любого вида отравления. И именно это Мэддокс втирал позеленевшему пацану. — Грязь, мусор, чили в стиле Цинциннати — не имеет значения, — сказал он, явно пытаясь подбодрить страдальца. — Теперь, что бы ты ни проглотил, наноботы убьют любые вредоносные бактерии. — Приятно знать, сэр, — с улыбкой прохрипел пацан, держась за желудок. — А теперь можно мне, пожалуйста, спокойно умереть? Мэддокс усмехнулся, сжав его плечо. — Отдыхай, — сказал он и, выйдя в коридор, подошел ко мне. — Ничего нового, капитан. Парни как всегда переносят прыжок хуже девчонок. Я фыркнул, глядя в каюту, где четыре чуть побледневшие от «прыжка» девушки вполне себе спокойно потягивали водичку. Так уж повелось, что любого рода вооруженные силы по-прежнему относились к работе с женщинами с некоторой долей скептицизма. Вспоминая начало своей карьеры в ВКС, я мог бы честно признаться, что академия «Альянса» являлась очередным тестостероновым бастионом. В строевой песне нашей роты были слова «мы запускаем сперму в космос». Всякий раз, когда мы доходили до «спермы», наши девчонки заменяли ее на «яйцеклетки», из-за чего мы называли их летающими курицами. Но не судите нас строго — мы были малолетними долбоебами с атрофией мозга. Что можно было подтвердить одной из множества дебильных выходок курсантов. Однажды несколько парней купили крайне реалистичный муляж змеи. Проникнув в женскую раздевалку, они запихнули скользкую синтетическую тварь в рюкзак одной из девчонок. Когда она вернулась после заплыва в бассейне, парни собрались за дверью раздевалки, хихикая, как детсадовцы с псевдобульбарным синдромом. Они терпеливо ждали, пока жертва их пранка — Вики — принимала душ, а после, когда шум воды стих, замерли в ожидании. Дверь душевой открылась. Через несколько секунд визг, прямо как в апофеозной сцене «Кошмара на улице Вязов», эхом пронесся через весь спортивный центр. Шоумейкеры испарились в мгновение ока. «Зачем», «почему», спросите вы… И ваш покорный слуга ответит: «Зависть». Да, да, зависть. Словно богохульство, подобное положение вещей редко обсуждалось достаточно громко, но, че уж там скрывать, лучшими пилотами всегда считались женщины. Научно доказанный факт: возможно, женщины уступают мужчинам в силе, но обходят их в том, что касается выносливости. Они более стойко выдерживают перегрузки. Кроме того, мозолистое тело, соединяющее полушария их головного мозга, куда мощнее мужского. Угу. Никогда не забуду начало собственного обучения. «Альянс» по-прежнему использовал схему тренировок в невесомости в духе старой школы, начало которым когда-то давно — в далеком двадцатом веке — положили НАСА и их модифицированный «Боинг-707» с отсутствующими креслами и внутренними поверхностями, обитыми мягкими материалами. В нашем случае это, ясное дело, был не устаревший «Боинг», а современный «Хорнет-X1», но принцип оставался прежним. Стартуя с Форт-Сам-Хьюстон, пилот уводил «Хорнет-X1» в сторону Атлантического океана и устраивал там «ад в небесах». Каждый цикл набора высоты заканчивался свободным падением — движение самолета определялась исключительно гравитацией. В итоге мы почти полминуты испытывали на себе эффект невесомости. Нырок завершался выводом в 2g, которая впечатывала всех нас в пол салона. Затем «Хорнет-X1» вновь поднимался в экзосферу — навстречу новой параболе. Обычно процесс повторялся около полусотни раз. К середине тренировки кто-нибудь всегда — всегда! — изрыгал в подготовленные пакеты содержимое желудка. Далее следовал эффект домино: запах свежей блевотины распространялся по салону и вслед за первопроходцем начинали блевать еще несколько человек. С каждым подъемом сдавалось все больше людей. Даже те, кто предпринимал наивные попытки устоять против запаха путем дыхания через рот, не могли защититься от раздражителей в виде утробных звуков, наводнявших пространство самолета. Самое ужасное случалось позже. Потому что даже к концу этих пыток в салоне все еще оставалось несколько улыбающихся лиц — они продолжали радостно вопить и кувыркаться, прося — фальцетом, разумеется — еще. И еще! И еще! Бля-я-я. Как же я ненавидел девчонок в подобные моменты. Ясное дело, я относился к тем, кто мечтал, чтобы гребаный «Хорнет-X1» грохнулся нахрен в море, утянув на дно проявление моей слабости. Меня никогда не выворачивало во время этих тренировок, но позывы не прекращались ни на минуту. Лишь нечеловеческими усилиями я заставлял себя не блевать. Я горстями сосал Jolly Rancher в надежде, что глотательные движения застрахуют меня от позора. Я знал, что буду чувствовать себя лучше, если уйду в хвост самолета и уступлю мольбам организма, но это означало бы поражение. Особенно перед лицом наших девочек. Да я, скорее, сиганул бы с борта без парашюта. Для моего мужского эго это было… ну… слишком, в общем. Так что да, приходилось блефовать. «Лучше смерть, чем позор».***
Одиннадцать часов спустя «Серафим» проходил сквозь необитаемую систему, направляясь к небольшой червоточине, которая должна была отправить нас прямиком к Кси Волопаса. «Серафим» размахивал масс-детекторами, выискивая что-то вроде ряби в материи космоса. Пятно, которое выглядело бы так, как если бы кто-то провел магнитом по куче железных опилок и притянул их все в одну или другую сторону, так что они образовали две горки, а центр превратился в долину. На борту корабля царила ночь. Пока новички отсыпались после пережитого стресса, я страдал от бессонницы в тишине слабо освещенной передней палубы с панорамным иллюминатором. Сидя на холодном полу и прислонившись спиной к стене, я наблюдал за одиночной звездой Лаланд. Этот остывающий красный карлик пылал на фоне звездного пейзажа — алое величие в усыпанной звездами чаше небес. Кроваво-красный, он, казалось, ревел, испуская в пространство энергию своих чудовищных ветров. Будь он виден с Земли, уверен, именно ему в древности люди даровали бы имя бога войны. Здесь, в темноте, не было ни гравитации, ни жизни, а единственный свет исходил от его гигантского тусклого тела. Повсюду вспыхивали и мерцали голубоватые точки, медленно и грациозно перемещавшиеся по воздуху — осколки металла, стекла и льда, оставленные какой-то неизвестной катастрофой.[Тристан, мы на подходе]
Принято. Активируй инфракрасный фильтр
Иллюминатор потемнел, и впереди замаячил едва заметный шрам кротовой норы. Он представлял собой гравитационное поле, похожее на щель во Вселенной с немного меньшей массой, чем области вокруг нее. Галактики окружены — пронизаны — темной материей. Реальность, так сказать, покрыта водоотталкивающим веществом — субстратом, с которым мы — как вода — не можем взаимодействовать, не можем видеть, не можем ощущать… За исключением того, что у него есть масса. Ну, может быть. В любом случае, эта хрень порождает гравитацию. Или искривления в пространстве-времени. Или… Или. Или. В общем, не буду забивать голову ни себе, ни вам, а потому вернемся к нашим баранам. Прямо по курсу возникла гравитационная аномалия. Так называемый вход в червоточину — шрам, оставленный особым видом… Особым видом… Эм… Бля, оставленный косяком природы, в общем. Честно, я очень любил уроки астрофизики, но, как и многие люди, так и не научился понимать отдельные ее темы. А об оживлении чего-то в своем воображении вообще молчу. Это не мое, уж простите, поэтому художественно расписать ее взаимодействие с окружающим миром я не смогу. Так или иначе, у нас все еще нет действительно хорошего представления о том, как работает гравитация или откуда она берется. И нам все еще не удалось выяснить, как ее генерировать, несмотря на тот факт, что прошло уже дофига времени с тех пор, как Исаак Ньютон пережил свой судьбоносный инцидент с яблоком… С учетом сказанного и предстоящего, хотелось бы отметить, что прыжки через естественные червоточины не опасны. Опасны искусственно-сгенерированные прыжки, потому что если ваш суррогатный пузырь лопнет, вы перестанете вертеть Ньютона и Эйнштейна на причинном месте — то есть, искривлять пространство-время вокруг корабля — и если вам повезет, вы выскочите обратно в Ньютоновское пространство в нескольких сотнях световых лет от чего-либо полезного и с надеждой, что сумеете починить свой двигатель до того, как умрете с голоду или у вас кончится кислород… Если же вам не повезет, вы окажетесь в выверте реальности, где ваш корабль и ваша биология не соответствуют местным законам физики, и… вы окажетесь как бы на полпути в потусторонний мир — ни туда, ни сюда — а пространство-время согнуто пополам… Ну, обычно согнуто, потому что не похоже, что существует такая вещь, как плоское пространство-время, понимаете?.. Бля, чет я загнался. Короче… Все это по-прежнему лишь теория. Никто никогда не возвращался после подобного несчастного случая, чтобы прокомментировать его. Поэтому, подключив дедукцию, можно сделать вывод, что это полный пиздец. Да… Я поежился от легкой щекотки в желудке, когда «Серафим» проскользнул сквозь дыру во Вселенной. В следующий момент раздалось тихое шипение пневматики — дверь на палубу открылась, и послышались медленные гулкие удары сапог по полу. В полумраке показалась едва различимая массивная фигура, одетая в темную одежду. — Мэддокс, лучше бы твое появление стоило моего нарушенного дзена, — пробормотал я. Держа в руках пару стаканов, он подошел ближе и протянул мне один. — Кофе. — О да, — ответил я с ноткой иронии, забирая горячий напиток. — Кофеин — то, что нужно, когда не можешь уснуть. Мэддокс тихо усмехнулся, опускаясь на пол рядом со мной. — Без кофеина. — Прекрасно, дымящиеся помои. Все как я люблю, — наигранно посетовал я, делая глоток. А потом я зашелся в кашле, потому что… — Твою мать, тут алкоголь! Откашливаясь, я наблюдал, как Мэддокс покачал головой и улыбнулся в напиток. — На вас не угодишь, капитан. Ах ты маленький бунтарь! — О Боже, майор! — закричал я, распахнув глаза в притворном ужасе. — Вы пронесли ром на мой корабль?! Я подам рапорт! Мэддокс фыркнул в кофе. А я в очередной раз был поражен тем, что он вытворял время от времени. Скажем так: удивить Мэддокс умел. Этот мужчина был воспитан в духе старой школы, он — потомственный военный. Первоклассный потомственный военный. И в отличие от большинства сотрудников Воздушно-Космических сил, он фактически попросил о своем переводе на «Серафим», отклонив предложения элитных войск. Кроме того, он относился к своей работе намного серьезнее большинства людей. А еще он реально клевый чувак. Он может свести человека к нулю, как словесный Джеффри Дамер. Его невероятно эффектная внешность отвлекала от возможности физической боли, которую он способен причинить, но я бы никогда не сказал ему об этом — Боже упаси! — чтобы не лишиться жизни. Его воспитание и военный опыт оставили на нем несколько антиобщественных отметин, что он, впрочем, никогда не скрывал. И, как уже можно было понять, при всем при этом он оставался хорошим парнем. Не будь он таковым, то, вполне возможно, его считали бы социально опасным. — К слову, спасибо, — пробормотал я, делая глоток согревающей кофейно-алкогольной бурды и наблюдая, как перед «Серафимом» собирается и распространяется рябь света. Мэддокс отсалютовал мне стаканом и вытянул свои длинные ноги, скрестив их в лодыжках. — Не спится? — спросил он. Набрав в рот столько кофе, что раздулись щеки, я утвердительно промычал. Проглотив, я откашлялся и ответил: — Да, но, полагаю, после твоего волшебного коктейля я быстро отрублюсь. — Буду рад, если это поможет. — О, майор, я знал, что тебе не все равно, — подколол я, посмотрев на его профиль, подсвеченный световым вихрем. — Погоди… — Замерев, я прищурился и с подозрением посмотрел на майора. — Ты же не пытаешься подкатить ко мне?.. Поднеся к губам стакан, он ответил: — Нет, но напоите меня как следует, и я смогу. Я разразился хохотом. Еще одна потрясная черта этого парня — его сухой юмор. Второго такого найти сложно — поверьте, я пытался, — так что я в очередной раз от всей души поблагодарил Бога за то, что Мэддокс — часть моей команды. Всласть насмеявшись, я глотнул согревающего нутро напитка и уставился в иллюминатор. — Как там падаван? — Проклинает Альянс, — ответил Мэддокс. — О, хвала Всевышнему! — воскликнул я, хлопнув себя по бедру. — Я знал, что пацан какой-то уж слишком идеальный. Это ярко выраженное обожание. Это неизвестно откуда взявшееся у тинейджера чувство острого патриотизма… — Прижав ладонь к груди, я посмотрел на Мэддокса. — Какое облегчение. А то я начал бояться, что он в самом деле топит за высокие идеалы. Мэддокс рассмеялся. Алкоголь явно шел на пользу его интроверсии. — Главный недостаток юности, — сказал он, осторожно вращая кофе в стакане. — Все мы обычно настолько очарованы собственными ожиданиями, что не успеваем и глазом моргнуть, как они окунают нас в ледяную воду. Рассеянно кивнув, я пробормотал: — В конечном счете, человек любит свои желания, а не желаемое. — Ницше? — спросил Мэддокс. — Ага, читал? — Нет, — фыркнув, ответил Мэддокс. В его тоне можно было отчетливо уловить «Боже упаси». — Просто обычно это всегда Ницше. Я засмеялся и приподнял свой стакан с кофе. — За философов-шовинистов и разбитые мечты! — За философов-шовинистов и разбитые мечты, — повторил Мэддокс, отсалютовав мне собственным напитком. Прошла, вероятно, целая вечность, а мы с Мэддоксом все продолжали болтать обо всем и ни о чем. Учитывая, что мой майор был паршивым говоруном, болтал, ясное дело, в основном я. — И тут Зури мне говорит: «Что ты вытворяешь?», а я ей: «Пытаюсь быть дружелюбным, конечно же», а она отвечает: «Ты ведешь себя как придурок, Арно. Нарочно», — вещал я, попутно пытаясь подражать обвиняющему тону Зури. Посмотрев на Мэддокса, я добавил: — Потому что — понимаешь, да? — в комнате, полной придурков, важно проводить различие… Подтолкнув майора локтем, я засмеялся над собственной шуткой. Благодаря отблеску тоннеля червоточины мне открывался живописный вид на выражение его лица. И ладно, возможно, ром в кофе ударил по мне сильнее, чем казалось, потому что улыбка Мэддокса шла в комплекте с весьма красноречивым взглядом — чувак смотрел на меня так, будто слушал не меня, а, по меньшей мере, полдюжины людей. Вероятно, потому что мое сознание находилось в хаосе — я то и дело перескакивал с темы на тему. Он стопудово решил, что в моей голове вспыхивали, прогорали и навсегда затухали последние очаги мозговых клеток. Когда Мэддокс бросил взгляд на мой стакан, стало ясно, что он явно пожалел о своем решении влить в меня алкоголь. Переполненный намерением пощадить его, я прочистил горло и поднял взгляд к потолку. — ДИК, ты там живой? [Явно поживее вашего, капитан] Не удержавшись, я закатил глаза их-за его саркастичного тона и услышал, как он насмешливо фыркнул в моем сознании. Засранец. В следующий момент его компьютерный голос услужливо добавил: [Что я могу для вас сделать?] Зеро. Прирожденный решатель проблем. И никакого сарказма, к слову! Скажите ему, какую задачу необходимо решить, дайте некоторые параметры, и он экстраполирует их, чтобы выдать блестящий результат. Абстрактное мышление вносило бесценную лепту, поскольку даже совершенный самообучающийся искусственный интеллект был намеренно ограничен в своем самоуправлении и свободе действий по причинам, которые будут очевидны при поверхностном исследовании. Потому отсутствие у Зеро этих запрограммированных кандалов шло только на пользу. Любой человек с достаточным жизненным опытом понимает, каково это — испытывать чувство счастья, отстаивая свою точку зрения, и иметь достаточно свободы действий, чтобы двигаться в выбранном им направлении, чувствуя себя в гармонии с собственными решениями. В тех случаях, когда твои решения не влияли на жизни людей, разумеется. — Сколько осталось до цели? — спросил я, поднимаясь с пола. Мэддокс последовал моему примеру. [Мы близко. Чуть меньше шести стандартных минут] Потягиваясь, я направился в сторону выхода с палубы. Когда дверь отсека распахнулась, я прищурился от ударившего в лицо голубоватого освещения и обернулся к разминающему шею Мэддоксу. — Будем надеяться, никто не свалится нам на голову. Мэддокс открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел. Корабль содрогнулся. Не устояв на ногах, мы с Мэддоксом врезались в стену и поморщились, когда «Серафим» заревел пронзительными звуками тревоги. Активировалось аварийное освещение — коридоры «Серафима» замигали красным. Рванув в сторону лифта, я попытался перекричать взрывающий мозг шум. — ДИК, в чем дело?! [Неопознанный встречный объект задел нас при входе в червоточину. Вас ожидают на мостике, капитан] Громко стуча тяжелыми подошвами обуви по стальному полу, мы с Мэддоксом ввалились в лифт. — Что с герметичностью и экипажем? — запыхавшись, спросил я. [Силовое поле выдержало столкновение. Обшивка корабля не пострадала. Все члены экипажа в порядке] Мы с Мэддоксом переглянулись, и я заметил в его глазах то же облегчение, которое испытал сам. Одно соприкосновение обшивки с обшивкой — и все мертвы: наши химические процессы вышли бы из строя, что уж говорить о ковалентных связях. Нам безумно повезло, что встречный объект не был направлен прямо на нас. Хотя я не уверен, что кто-нибудь когда-либо проводил эксперимент со столкновением внутри кротовой норы, чтобы выяснить это, и уж точно не хотел намеренно превращать «Серафим» в подопытного кролика. В командный пункт мы вбежали вместе с Мэй и Эшвордом, которые присоединились к нам у лифта. Бодрствующие члены команды мостика начали докладывать то, что мне и так было известно: «столкновение», «сохранность целостности обшивки» и «молниеносная реакция ДИКа, успевшего в последний момент понизить профиль корабля». Неопознанный объект пронесся мимо, и благодаря какому-то чуду — или мастерству другого экипажа — мы избежали прямого столкновения. Тем не менее их участок пространства и наш участок пространства были сложены в разных направлениях, что не способствовало комфортным условиям — «Серафим» все еще вибрировал. Меня терзали животрепещущие вопросы: с кем мы столкнулись? Было ли столкновение случайностью? Ожидали ли нас? Или же объект просто направлялся по своим делам и мы стали жертвами статистического чуда вселенского масштаба, когда наши силовые поля соприкоснулись? Однако существовала и такая вещь, как пираты. Вполне возможно… Поморщившись из-за раздражающего сигнала тревоги, я скомандовал: — ДИК, выруби уже нахрен тревогу. В следующий момент меня окутала привычная жестяная тишина корабля, нарушаемая лишь тихими звуками работы бортовых компьютеров. Члены команды обернулись и посмотрели на меня, ожидая не пойми чего. — Что? — спросил я, оглядев рубку. — Хотите по пицце за мой счет?.. Не зевайте. Активировать орудия. Готовьтесь к упреждающей атаке на случай, если нас будут ожидать на выходе, — добавил я, и члены команды повернулись к своим терминалам, погрузившись в работу. — ДИК, сколько до выхода из червоточины? [Сорок семь секунд] — Прекрасно, — сказал я, садясь в капитанское кресло. — Всем приготовиться. Мы все еще были в белом пространстве, сворачивая ткань Вселенной вокруг себя, подобно вампиру, исчезающему в водовороте своего плаща. Но находясь внутри шрама, мы не могли видеть, что происходит снаружи, и никто снаружи не мог подглядеть за нами. [Выход из под-пространства через пять… четыре… три…] Я сосредоточился на иллюминаторе, когда «Серафим» покинул складку под-пространства, окружавшую корпус. Мгновение спустя мы вынырнули в Ньютоновское пространство. Тусклая монотонность тоннеля червоточины сменилась картиной обычного космоса. Ничего. Не буквально, конечно, поскольку впереди горели мириады звезд, а по правому борту тянулась огромная красноватая туманность — след от взрыва звезды. Но в остальном все было тихо. Пытаясь подавить нехорошее предчувствие, я обратился к навигатору: — Паркер, дайте изображение с радаров. — Да, капитан. В центре мостика загорелась 3d-карта близлежащего космического пространства. ДИК активировал датчики, настроенные на все виды излучения. Я нахмурился. На расстоянии менее пяти сотых световой секунды радары засекли корабль. Обозначенный красной точкой, он мерно мигал посреди голубоватой сетки координат. — Свяжитесь с… Запнувшись, я не успел закончить приказ. Кто-то из девушек ахнул. В иллюминатор врезался небольшой… объект, который сразу же исчез из зоны видимости. На мостике воцарилась тишина. Нахмурившись, я рассеянно уставился прямо перед собой в попытке осознать, что именно увидел. Мою мысль неуверенным тоном озвучила сидящая рядом Мэй: — Это… было тело?.. Да, черт возьми, это было тело и, кажется, я знаю, кому оно принадлежало.***
В космосе трудно ощутить масштаб. Вы можете протянуть руку и охватить всю громаду газового гиганта ногтем мизинца, если он находится на достаточном расстоянии. Здесь существует не так много ориентиров, которые позволят вам узнать, насколько близко или далеко находится наблюдаемый вами объект. Поэтому, прежде чем мое восприятие подсказало мне, что «Серафим» приближался к чему-то огромному, я был готов к тому, что оно могло бы оказаться размером с человеческую голову. Или, может быть, мускатную дыню, быстро замороженную космосом и покачивающуюся рядом с иллюминатором. Впрочем, это была вовсе не мускатная дыня. Это был корабль, и он не принадлежал людям. Человечество знало несколько забавных культур, которые придумывали забавные дизайны, но дизайн данного корабля являл собой прекрасный пример простоты и технического изящества. Цвет корпуса был белоснежным, однако это не тот цвет, которым обычно могли похвастаться военные корабли — корабль генерала Араго не в счет, — поскольку для них использовались темные цвета, позволяющие им сливаться с темнотой. Глянцевый, будто маслянистый, он отчетливо выделялся на фоне звездного пейзажа и переливался всеми цветами радуги, отражая свет яркой лиловой туманности. Сужающийся на концах, правильной формы контур образовывал длинную величественную дугу, похожую на три четверти обода гигантского сломанного колеса. Я бы узнал этот силуэт, даже находясь в предсмертных конвульсиях. Элирианцы. — Монро, поприветствуйте их еще раз, — сказал я. — Да, капитан. Пальцы Скарлетт запорхали над консолью — она отправила повторный сигнал на всех возможных частотах. Мостик наполнился напряженным ожиданием. — Что-нибудь есть? — спросил я, задумчиво глядя на медленно увеличивающийся корабль. — Помехи? Активация защитных систем? — Сканирую, капитан. Ничего, он статичен, — ответила Скарлетт, но в следующую секунду нахмурилась. — Подождите. Я… не уверена, что это верно… — Монро, решения здесь принимаете не вы, — напомнил я, начиная раздражаться из-за ее промедления. — Назовите мне любые обработанные данные. Признаки жизни. Работа корабельных систем. Сигнал бедствия. Офицеры мостика наблюдали за Скарлетт, ожидание витало в воздухе, как тяжелый фимиам. Она прочистила горло. — В том-то и дело, сэр. Никаких признаков жизни. Никого. Корабль дрейфует. Регистрируется повреждение двигателя, но система жизнеобеспечения по-прежнему работает. Встретившись взглядом с Мэй, я понял, что мы думали об одном и том же. О корабле, с которым мы столкнулись в червоточине.Зеро, что думаешь?
[Думаю, тебе пора подстричься]
Стиснув зубы, я закрыл глаза. Пожалуй, нужно попросить генерала наклепать Зеро тело. Чтобы было кому бить морду.[Насилие не выход, Тристан]
Зеро, блять…
[Ладно, ладно. Думаю, корабль пуст. Я не слышу ни единого сознания]
Странно все это…
[Не страннее члена генерала у тебя во рту]
Блять. — Возможно, они покинули борт? — предположил Ашер. Уставившись в иллюминатор, где остов элирианского корабля занимал две трети обзора, я забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Зачем оставлять свет включенным, если вы вышли из дома? — рассеянно пробормотал я. — Что со спасательными капсулами? Обернувшись через плечо, Ашер посмотрел на меня. — Никаких следов капсул, сэр. Мэддокс озвучил мои мысли: — Что, черт возьми, здесь произошло? Несмотря на миролюбивость элирианцев, их корабли оснащались завидной системой вооружения. Не говоря уже о невероятной прочности обшивки их звездолетов и наличии мощных энергетических щитов. Я изучил показатели на своей консоли, повреждения двигателя в самом деле казались минимальными. Элирианцы все еще могли продолжать двигаться, по крайней мере, они могли бы добраться до ближайшего порта на станции «Керрон». В расчет стоило принять и то, что экипаж должен был оказаться в отчаянном положении, чтобы покинуть корабль без надлежащих процедур отключения и спасательного буя, передающего координаты. — Капитан, в середине корабля есть помещение с тяжелой защитой, — сообщил Ашер, склонившись над консолью. — Сканеры «Серафима» не могут ее обойти. — Там могут быть выжившие, — сказал я и, не отрывая взгляда от дрейфующего корабля, обратился к Мэддоксу. — Майор, мне нужна разведгруппа. — Я поведу, — ответил Мэддокс и стремительно покинул мостик. — ДИК, пусть техники подготовят экзо-броню. [Да, капитан] Хотел бы я сказать, что в тот момент у меня возникло паршивое предчувствие. Знай я наперед, что предвещал этот инцидент, наложил бы вето на разведывательный рейд и отдал приказ развернуть корабль, чтобы свалить нахрен куда подальше от этого проклятого места.