Ценнее бриллиантов

Она не может припомнить, когда спала так спокойно в последний раз. Прошедшая ночь кажется верхом блаженства, ведь ей не приснилась Миранда. Сон все еще окутывает голову мутной тонкой пеленой, однако она уверенно становится на пол, всовывая ноги в мягкие тапочки. Еще раз закрывает глаза, вдыхая кажущийся сладким воздух. Баронесса набрасывает на себя пушистый халат, запахивая его и выходя в гостиную. Ноздри еще больше щекочет усилившийся сладкий запах. И это странно. Эстелла порхает над небольшим столиком, отгородив его собой от сонного взгляда. — Доброе утро, — кашлянув пару раз, здоровается женщина, — Чем это так пахнет? — Чудесный запах, правда? — в ответ девушка улыбается, — Мистер Ричардс испек для нас вишневый пирог. Ее брови ползут вверх, выражая полное недоумение. С каких пор соревнующиеся люди приносят друг другу пироги? Сама того не заметив, она сжимает в руках маленькое розовенькое блюдце с куском пирога на нем. Недоверчиво поднеся его к носу, она вдыхает запах. Все такой же сладкий, не имеющий ни единого намека на какой-нибудь яд. — Баронесса, — девушка выразительно закатывает глаза, — Если человек захотел просто наладить с нами контакт, в этом не обязательно должен скрываться подвох. Женщина отправляет кусочек пирога в рот, тщательно пережевывая. Мягкое тесто и приятная начинка оказываются не такими уж зловещими, какими она их представляла. Выпив любезно предложенный Эстеллой чай, она уже собирается уходить в ванную, когда тихий голос останавливает ее: — Почему вы не пошли с нами вчера? Проклиная помощницу за чрезмерное любопытство, фон Хеллман все же оборачивается. Она не знает, почему отказалась. Знаю. И очень даже точно. — Я не хотела тогда никуда идти… — Почему? Потому что там была Миранда. — Потому что у меня болела голова и мне нужно было побыть в тишине, чтобы все прошло, — придумывает Баронесса, наконец-то отгораживаясь от Эстеллы деревянной дверью. Иногда она бывает до ужаса любопытной. Пока щетка размазывает по зубам белоснежную зубную пасту, она мысленно подбирает цвет для нового платья. Вчера, подойдя к зеркалу она заметила под чуть сползшим халатом алые следы. Проводя по ними кончиками пальцев, женщина всеми силами напрягала мозг, желая воспроизвести в голове хотя бы какие-то картинки. Но ничего не вышло. И только увидев Миранду в коридоре, она вспомнила все произошедшее. Это было странно. Неожиданно и до жути приятно. Будь ее воля, она бы каждый вечер расслаблялась таким образом. Она всеми силами выталкивает из головы мысли, что выходят слишком далеко за рамки рабочих отношений. А после покидает комнату. Сборы занимают не слишком много времени и, когда она бросает взгляд на настенные часы перед выходом, понимает, что сегодня можно не спешить. Они точно не опоздают с сорока минутами в запасе. Свежий воздух окончательно отрезвляет, выпрямляя, кажется, и без того идеально ровную осанку. Улыбаясь в ответ каждому прохожему, фон Хеллман ощущает себя не такой одинокой и холодной. Забавная привычка, еще раз напоминающая о Лондоне, заставляет чувствовать себя нужным. И это не может не радовать. Кабинет пуст. Хотя, по установившейся в Америке привычке, Баронесса до последнего ожидает увидеть в нем Пристли и Сакс. Оттого, что этого не случается, накатывает легкое разочарование. Женщина немедленно приступает к созданию следующего образа, пока Эстелла куда-то пропадает. Тонкие пальцы быстро пришивают рукав к основной части, усердно глядя на ткань сквозь стекла очков. Она даже не замечает на себе пристального изучающего взгляда. Слишком мягкого и добродушного, чтобы сразу узнать человека, коему он принадлежит. — Вместо ярко-красного кружева лучше использовать нежно-розовое, — подсказывает женщина. Завязывая едва заметный узел на конце нити, Баронесса поднимает голову. Она опирается плечом о дверную лутку, руки сложены на груди. До чего же расслабленная и спокойная. — Что ты здесь делаешь? — будто между прочим спрашивает фон Хеллман. — Мне нужны светло-желтые атласные ленты, у тебя случайно не найдется? — Посмотрим, — пожимает плечами женщина. Она поднимается из кресла, подходя к одному из шкафов, подвигая к себе одну из громоздких коробок. Быстрыми движениями перебирает упакованные ленты, пока не находит нужные оттенки. — Я нашла два оттенка. Возьми оба, посмотришь, какой смотрится лучше, — комментирует она, когда вдруг слышит тихие приближающиеся шаги. Спешит обернуться, глядя прямо в посветлевшие глаза женщины, стоящей теперь непозволительно близко. Сердце пропускает пару ударов, а грудь начинает вздыматься чаще. Гробовая тишина отделяет их друг от друга, и несколько сантиметров воздуха между их лицами кажутся глубочайшей пропастью. В одно мгновение ярко выделенные красной помадой губы прикасаются к губам фон Хеллман. Она словно находится в оцепенении, не отвечая на поцелуй, не двигаясь, лишь опустив веки. Зубы прихватывают нижнюю губу, немного оттягивая, после жадно проводя по ней языком, пуская дрожь по всему телу. Изящные руки опускаются на сдавленную корсетом талию, грубовато впиваясь пальцами. Практически невесомо разрисовывая кожу языком, она опускается на шею. Оставляет пару красноватых пятен на нежной коже, Баронесса издает тихий стон. Однако не успевает сделать еще что-либо, как ощущает мягко надавливающие на плечи ладони, что заставляют отстраниться. В зеленых глазах отражается беспокойство. Думает, что сделала что-то не так. Однако она превосходна. И фон Хеллман даже не пытается спорить с подобными мыслями. Она бы провела вечность, наслаждаясь ласками женщины, отдавая ей всю себя, оказавшись в кольце цепких рук на всю оставшуюся жизнь. Аккуратная бровь изгибается, выражая немой вопрос. Женщина закрывает дверцы шкафа, после чего вручает застывшей Миранде шуршащие упаковки. Она будто не замечает потускневшего взгляда бывшей коллеги, ее вяло опустившихся рук. — Если что-нибудь останется, оставляй себе. Я не планирую делать образы с желтыми лентами. — Баронесса… — И, если тебе что понадобиться, можешь приходить или присылать мисс Сакс, — тараторит женщина, — Она очень милая, к слову. Похожа на Эстеллу, правда? Наверное, поэтому они и подружились… — Баронесса. — А еще у них обеих просто отменный вкус в одежде, ты не замечала? Делают такие чудные эскизы, неплохо подбирают цвета. Думаю, в будущем они могут достичь грандиозных вершин. Если их, конечно, направить в нужное русло. Помочь с рекомендациями, — она не останавливается ни на секунду, осыпая совершенно ненужными словами, — Это мы обеспечим, думаю, ты тоже не против их успешных карьер… — Баронесса! Фон Хеллман вздрагивает, останавливаясь на месте. Переставая перекладывать снятые очки из одной руки в другую. — Что? — непривычно робко и тихо произносит она. — Что не так? Почему ты снова… Убегаешь? — голос звучит так отчаянно и жалобно, что женщина оборачивается. Но избегает смотреть на Пристли. Она буквально сгорает от стыда, чувствуя приливающую к щекам кровь. — Баронесса. Пожалуйста, объясни мне, что происходит. Ты странно ведешь себя в последнее время. Она молчит, ощущая себя загнанным в угол зверьком. Не знает, какое придумать оправдание, как выбраться из сложившейся ситуации. Разглядывает лежащие на столе ткани и нитки, иглы и ножницы. — Я… Хотела бы, чтобы все осталось, как есть. Как было до того, как я тебя поцеловала, — наконец набравшись смелости, говорит женщина. Ей кажется, после этих слов в глазах Миранды мелькает разочарование, — Мне кажется, мы подружились тогда и я не хотела, чтобы это перерастало в нечто большее. Виной поцелую был бурбон, клянусь. — Ладно, — спустя длительное молчание кивает женщина, — Будем… Подругами? — Подругами, — подтверждает фон Хеллман. — Хорошо. — Хорошо, — будто находясь под гипнозом, повторяет она. Пристли спешно выскакивает из кабинета, проходя мимо Баронессы. Заставляя напоследок вдохнуть аромат цветочных духов с недавно добавленными нотками печали.

***

Фон Хеллман неторопливо перекладывает вещи со стола в сумочку, после застегивая ее. Она устала и раскалывающаяся от боли голова навязчиво об этом напоминает. Эстелла ушла с Андреа несколько часов назад, сказав, что будет в номере лишь завтра утром. Женщина выходит из кабинета, пару раз проворачивая ключ в замочной скважине, бросая его куда-то на дно сумки. Из кабинета Пристли доносится издаваемый швейной машинкой шум и, бросив беглый взгляд на лифты, она пересекает коридор и стучит по приоткрытой двери. — Да? — не глядя, проговаривает Миранда. — Ты не хочешь выпить по чашечке чаю в булочной напротив? — виновато спрашивает Баронесса. На этот раз женщина поднимает глаза, смотря прямо на потревожившую ее особу. Она прикусывает нижнюю губу, точно пытаясь разгадать тайные замыслы пришедшей. Однако, так ничего и не разгадав, медленно кивает. — Хорошо. Я закончу? — Конечно. Можно смело заявить, что фон Хеллман обрадовалась. Она дожидается, пока женщина сшивает объемный бант из полученных днем желтых лент. Длинные пальцы ловко прикрепляют его к более яркой ткани того же цвета, после чего Пристли наконец поднимается. Выходя, она запирает кабинет и обе женщины идут по коридору. Стук их синхронных шагов эхом разносится по всему уже опустевшему этажу. Баронесса вкрадчиво смотрит на точечный профиль женщины, прекрасно уложенные будто платиновые волосы. Тонкие губы крепко сжаты, брови слегка нахмурены. Либо зла, либо недовольна. Другого фон Хеллман вообразить не может. И это из-за нее. Простой чашкой не лучшего горячего напитка ситуацию она не исправит. В булочной все, кажется, насквозь пропахло выпечкой и свежесваренным кофе. Здесь уютные столики и небольшое количество света. Заметив один свободный прямо возле панорамного окна, Миранда направляется к нему. Баронесса садится напротив, устремляя взгляд на небольшое меню. Пристли быстро определяется, подзывая официантку. Фон Хеллман тоже спешит поделиться своим выбором, после чего устало опирается на спинку стула, изменяя привычке всегда держать спину идеально ровно. — Полагаю, мы пришли сюда не просто так? — интересуется женщина. — Просто так, — фон Хеллман пожимает плечами. За столиком повисает молчание. Люди за соседними столиками смеются, оживленно беседуя. Возникает чувство, что они совершенно чужие в этом здании. В целом в городе. Они не смеются, напротив. Обе готовы взорваться от любого неправильно поставленного вопроса, любого лишнего слова. Бездействовать было бы лучше. — Я не хочу, чтобы ты злилась на меня, — признается женщина. Пристли открывает рот, чтобы что-то произнести, однако их прерывает принесшая заказы официантка. Фон Хеллман торопится занять руки хотя бы чем-нибудь, потому берет стакан ароматного какао, делая небольшой глоток. Теплая жидкость разливается по телу, согревая. И листва за окнами уже не кажется такой холодной. И глаза напротив уже не кажутся такими злыми. Они все так же упорно смотрят в небесного цвета глаза Баронессы, точно пытаясь что-то в них разглядеть, выведать запретную информацию. Но не могут ничего разглядеть и опускаются на свою небольшую чашку зеленого чая. — Я не злюсь, — едва слышно шепчет женщина, но фон Хеллман улавливает каждое произнесенное слово, — А если и злюсь, то на себя. — За что? — недоуменно вопрошает она. — За сегодняшний поцелуй. За то, что было на балу… — в ее голосе сквозит отчаяние, затаенная обида. — На самом деле мне понравилось, — вылетает из уст Баронессы прежде, чем она успевает подумать. Пара больших светлых глаз уставляется на нее, пытаясь уловить подвох. Однако не улавливают. Поэтому уголки бархатных губ ползут вверх, образовывая хищную усмешку. — Тебе понравилось?.. — переспрашивает Пристли. — Да, — выдыхает она. На несколько долгих секунд все вокруг замирает, прекращает свое звучание. Обе слышат лишь чрезмерно частое биение собственных сердец, видят лишь друг друга. Баронесса видит появившийся в зеленых глазах огонек. Кажется, азартный, из-за чего женщина спешит добавить: — Просто я испугалась тогда. Не хочу скорости. Хочу размеренности, плавности… — в ответ Миранда задумчиво кивает. — Хорошо, я дам тебе время. — Спасибо, — она улыбается. Искренне и по-настоящему тепло. Расплатившись, женщины покидают булочную, мысленно обещая придти сюда вместе еще несколько раз. Небо необыкновенно красочное для хмурой середины октября. Точно кто-то нарочно разлил по облакам ярко-розовую краску, что придает абсолютно всему розоватые оттенки. Они улыбаются, идя рядом друг с другом. В какой-то момент Миранда протягивает ладонь и Баронесса, вздыхая, несильно сжимает ее своей. Так они оказываются в отеле, в узком коридоре с расположенными почти друг напротив друга дверьми в их номера. — Я рада, что все наладилось, — с каплей смущения улыбается фон Хеллман. — Я тоже рада, — воодушевленно отвечает женщина. Она хочет освободить свою руку, однако Баронесса удерживает ее, делая шаг вперед. Касается губами теплых приоткрытых губ женщины, оставляя на них поцелуй. Почти такой же, как тогда, под звездным небом Нью-Йорка. Заботливый и осторожный, будто боится навредить, сломать хрустальную статуэтку одним прикосновением. Только после этого фон Хеллман отпускает изящную ладонь. — До завтра. — До завтра, — вторит Пристли.

***

Черное давящее на грудь пространство встречает звенящей в ушах тишиной. Она снова глядит во все глаза, пытаясь увидеть хотя бы что-то. Любую деталь, любую мелочь, в которую можно вцепиться, словно в спасательный круг. Однако вокруг мрак. Гнетущий и бесконечно черный мрак. — Миранда? — все же осмеливается едва слышно произнести Баронесса. Она слышит собственный голос, словно его воспроизводят на высшей громкости. Приходится закрывать уши руками, дабы не лишиться слуха и вовсе. Кружась, она ищет что-нибудь, а к темноте в пространстве добавляется безысходность. Глупая, странная, абсурдная и до чертиков пугающая безысходность. Она не оставляет вокруг никаких чувств, никаких эмоций. Единственное, что проскальзывает сюда вместе с ней — тонкий силуэт женщины. Силуэт Миранды. — Миранда! — изо всех сил кричит Баронесса, хватая воздух ртом, словно неведомая сила сдавливает горло. Она перестает обращать внимание на собственный оглушающий голос в ушах, перестает замечать что-либо кроме силуэта. И женщина поворачивается к ней, будто действительно слышит. И даже сквозь расстояние ей удается разглядеть лицо женщины. Теперь не просто размытое пятно. Полноценное лицо, такое же, как и у настоящей Пристли. Фон Хеллман пытается вырваться из невидимых пут, что сковывают любую попытку двигаться, острой болью врезаясь в кожу. — Найди меня! — на этот раз голос звучит гораздо громче обычного. Миранда кричит. Уже не просит, она приказывает. И неповиновение будет строго наказано. Невидимые путы, точно в доказательство догадке сжимают шею, к которой тут же поднимаются дрожащие руки. — Но я… Я ведь нашла!.. — воздуха не хватает. Его становится все меньше и меньше и, кажется, пара спасательных вдохов — и кислород совсем закончится. — Найди меня! Найди меня! Найди меня! — точно мантрой повторяет женщина. А воздуха становится все меньше и меньше, будто его уже нет. Будто сейчас она задохнется и никто не найдет ее в этой дрянной пустоши. А женщина продолжает кричать, хотя перед глазами Баронессы уже все плывет, окутываемое сумрачной пеленой.

***

Женщина вскакивает с постели, тяжело дыша. Внимание привлекает полная луна за окном. Этой ночью она светит особенно ярко, освещая почти всю комнату. На плечи оказывается наброшен халат, и фон Хеллман спешит в гостиную. Наполняет стакан холодной водой из графина, отпивает. Выливает немного на ладонь, не заботясь о падающих на пол каплях, размазывает по лицу, ощущая утихающую в руках дрожь. Ей нужно рассказать кому-нибудь. Нужно срочно поделиться своим сном, однако Эстеллы нет в номере. Она не появится до самого утра и женщина останется одна в номере до самого ее прибытия. Почти высохшая за считанные секунды вода теперь смешивается со слезами, невольно выпущенными наружу. И, отперев дверь, она выходит из номера. Миранда сейчас кажется самым лучшим вариантом. Давно пора выговориться. Быть может, она поймет. Поднимая сжатую в кулак ладонь, она так и оставляет ее висеть в воздухе. Ведь замечает, что дверь приоткрыта. Из маленькой щелки льется тусклый свет, однако звуков в номере — никаких. Стоит полная тишина. Что-то тревожно колет в груди, когда женщина отваживается толкнуть дверь, проходя внутрь. — Миранда? — шепчет Баронесса, оставляя дверь за собой приоткрытой. В гостиной темно, свет исходит из другой комнаты. Однако даже так здесь можно разглядеть хаос — перевернутые стулья, сдвинутое с привычного места кресло. На полу, словно предупреждая, блестят осколки какой-то дешевой вазы. Но это сейчас интересует меньше всего. Внутри нарастает беспокойство, непроизвольно смешивающееся с паникой. Она шагает дальше, переступая через осколки, заходя в спальню со включенным в ней светом. Тогда глаза расширяются, а к раскрывшемуся рту моментально подлетает прикрывающая его ладонь, препятствуя рвущемуся наружу возгласу. Постель пуста, однако простынь смята, а белоснежное одеяло небрежно отброшено в сторону. Подушки разбросаны по полу, а несколько декоративных вещиц разбиты вдребезги. Внутри что-то обрывается, разбиваясь на тысячи мелких осколков. Она смотрит на это безобразие, а инстинкт самосохранения вопит убегать. Но внимание привлекает лежащий на полу лоскут темно-синей ткани. И вопреки сковывающему страху она вырывается из оцепенения, пальцами подбирая его. В нос ударяет стойкий аромат дорогих мужских духов, отчего-то вселяющий еще больший страх. И она бежит оттуда, стараясь не задевать разбросанные вещи. В темноте своего номера находит телефон и набирает в голове возникший номер администрации отеля. Прикладывает трубку к уху, вслушиваясь в длинные гудки. Слезы душат, не позволяя нормально дышать, чего уж говорить о разговорах. — З-здравствуйте… Я… Я… М-мою подругу, кажется… П-похитили… Заикаясь, она все же произносит номер, умоляя появиться здесь как можно скорее. Она бросает трубку висеть на закрученном проводе, обнимая себя руками. Заглушая рыдания, уткнувшись носом в рукав своего же халата. Она зажмуривается, не оставляя отчаянных попыток успокоиться. Ее трясут, схватив, за плечи, однако звуки слышатся отдаленно, будто она сидит вовсе не здесь. Перед глазами все плывет. Веки наливаются свинцом и, не в силах преодолеть нахлынувшую тяжесть, она полностью закрывает их, обессиленно опираясь о стену.