Песнь песков

Изуку проснулся рано. Совершенно неожиданно для самого себя. Он открыл глаза, сладко потянулся, зевнул, лениво оглядываясь по сторонам. Солнце неторопливо поднималось над городом, заливая всё ярко-желтым светом; жизнь постепенно начинала закипать. Все торопились поскорее начать заниматься делами, ведь днем, в самое пекло, выходить на улицу практически опасно. Мидория сел, протирая глаза. Он вздрогнул, увидев на перинке у двери всё так же, как и вечером, спокойно сидящего Тодороки. Альфа спал. Он выглядел очень умиротворенным, спокойным, даже красивым. Подпер подбородок кулаком, локтями уперевшись в колени. Омега с тревогой подумал, что такая поза для сна должна быть очень неудобной, болезненной. Поутру спина будет болеть! Изуку неспешно спустил ноги на пол, не отрывая взгляда от Шото. Тот, в лучах утреннего солнца, очаровывал. Мидория вдруг подумал, что черты его лица четки, правильны, брови, боле не сведенные к переносице, уже не такие суровые. И даже жуткий шрам или ожог – Изуку не знает, – не кажется столь пугающим, как раньше. Омега вздрогнул. Невозможно было не подумать об этом в этот момент. Но из-за этого мысли не были менее смущающими. Мидория тихонечко прошел через всю комнату к невысокой двери, ведущей в небольшую, затворную комнатку. Здесь, как и всегда, было очень холодно. Изуку ступил босыми ногами на голые камни, на цыпочках прошел до большого каменного углубления с чистой водой в камне. Все богатые семьи могли позволить себе такие приспособления. Омега спешно умылся, протер лицо мягким куском ткани, что лежал здесь неподалеку, и поспешил вернуться обратно. Шото всё так же мирно сидел на перинке, совершенно не двигаясь. Мидория в недоумении подумал, что он сам наверняка, если бы каким-то чудом смог заснуть сидя, всё равно во время сна упал на пол, растянувшись во всю длину. А Тодороки, нет, сидит, будто совсем не дышит. На статую какую-то похож, северную. Изуку на несколько секунд замер, улыбаясь уголками губ, уж слишком альфа был красив. Но вскоре встряхнул головой, быстро шмыгнул за ширму, не желая представать перед мужем в ночном виде. Его не отпускала мысль, что Шото вот-вот и откроет глаза, посмотрит на него строго, прищурится, как он умеет, и заговорит голосом низким, хриплым, строгим, от которого у Мидории по спине побегут мурашки. Изуку решил не звать Коду, одеваясь сам. Нет нужды будить альфу. Омеге и без того кажется, что в таких условиях просто невозможно высыпаться, он чувствует себя немного виноватым из-за того, что вынудил Тодороки не спать с ним в одной кровати. Да и не хочется ему совсем с альфой видеться. Пусть поспит, а как Мидория уйдет, пусть просыпается. Настроение у Изуку было неожиданно хорошее: он, как ни странно, выспался. От вчерашней усталости не осталось и следа. Омега решил надеть яркий желтый наряд, почему-то подумав, что тот ему к лицу, хотя всю свою жизнь был уверен в обратном, старался выбирать какие-нибудь «взрослые» цвета, подходящие к его волосам, за что постоянно получал от старших порицание. Омега неторопливо натянул на себя тонкую тунику, как нательную одежду, сверху дорогую рубаху из мягкой ткани, широкого кроя. Заправил ее в песчаного цвета шаровары, плотно подвязывая всё широким золотым поясом. Глянул на себя в зеркало, улыбнулся. В доме было тепло, поэтому безрукавку Мидория решил не надевать. Сегодня суббота – выходной день, он никуда не пойдет. Собирается отдыхать, наслаждаясь красотой сада и красивой музыкой. Изуку вышел из-за ширмы, присел на невысокий табурет перед круглым туалетным столиком с расставленными на нем украшениями и предметами личной гигиены, косметикой. Последней Мидория никогда не пользовался, даже на праздниках. Не любил лишний раз акцентировать внимание на своем лице. По сравнению со вчерашним днем пузырьков и мешочков стало больше, Изуку в недоумении задумался, пытаясь сообразить, откуда они взялись. Плодятся, что ли? Кто-то, очевидно, принес их сюда, как и некоторые другие вещи: одежду, украшения. Единственным, кому они могли принадлежать, был Шото. Мидория обернулся на всё так же мирно спящего альфу, в недоумении покачал головой. Только сейчас он обратил внимание, что на запястьях Тодороки носит тугие широкие браслеты из кожи и золота. Это одно из ярких различий знати от простолюдинов. Но Изуку почему-то казалось, что торговцы не балуются такими штуками – мало безопасно. – А пудра… – Мидория осторожно взял в ладонь мешочек с белой, сыпучей субстанцией, понюхал ее. Сам он пудрой никогда не пользовался: нужды не было. Скрывал свое лицо под платками, никто не замечал его смуглой кожи. – Хм… а я-то думаю, почему у него такое бледное лицо, – омега сдавленно хихикнул, осторожно отставляя в сторону мешок, боясь просыпать. Качественная пудра были довольно дорогой, не хотелось лишний раз тратить деньги. Да и Шото наверняка будет ужасно ругаться. Изуку не удивится, если узнает, что альфа привез их откуда-то издалека. Мидория взял расческу, медленно, неспешно принялся расчесывать свои мягкие, но такие спутанные, похожие на птичье гнездо волосы. Отдаленно подумал, что не зря каждое утро зовет к себе слугу для такого дела. Слишком тяжело! Рука вскоре устала, но он смог прочесать только правую половину волос. Та начала пушиться ещё сильнее, своими усилиями он лишь разделил прядки на отдельные волоски, предав себе немного нелепого вида. Но это в любом случае было лучше, чем когда они бестолково спутывались в жуткие колтуны. – Фу-ух… – Изуку устало вздохнул. Покончил с этим непростым делом только через пятнадцать минут. Отложил расческу, с легким презрением оглядел себя в зеркало. Раньше было так удобно: надел платок, и волосы прикрыл, спрятав весь этот ужас, и лицо, что никто не мог увидеть его уродства. А теперь-то что делать?! Мидория открыл небольшой сундучок с украшениями, что он привез из дома. Стоило как-нибудь подобрать волосы. У него было несколько изысканных заколок, которые ему дарили родители когда-то, но ими Изуку никогда не пользовался – неудобно. А больше ничего и не было… Позади него послышался тихий шорох. Мидория никогда бы не заметил его, он никогда не отличался особой внимательностью и бдительностью, но доселе в комнате висела совершенная тишина. Он вздрогнул от неожиданности и обернулся. Шото медленно разогнулся и поднялся, строго на него глядя. Его лицо было опять хмурым, как и всегда, от нежного и умиротворенного сна не осталось и следа. Изуку этому страшно удивился. – Доброе утро, – неуверенно улыбнулся омега, слабо кивая, и поспешил отвернуться, почему-то стесняясь смотреть альфе в глаза и своего уродливого лица показывать не желая. – Я так долго спал, – удивленно вместо приветствия проговорил Тодороки, посмотрев в окно, и недовольно поджал губы. – Порой бывает полезно отдохнуть, – негромко заметил Мидория. Альфа не отозвался. Он, как и омега с пробуждения, двинулся в небольшую затворную комнатку, чтобы умыться. Та находилась буквально в стене между комнатой и коридором, поэтому солнечный свет туда не попадал. Вернулся Шото быстро, строго огляделся. Изуку старался не обращать на него внимания, занимаясь своими волосами. Но плодов это не приносило: ему нечем было их подобрать. Вчера весь день он мучался от того, что непослушные кудрявые прядки падали ему на лицо, ужасно мешали. Омега не привык, что те не сдерживает платок. Тодороки медленно подошел к нему, встал рядом. Мидория ужасно напрягся, но постарался это скрыть. Шото сел на такой же невысокий табурет рядом с ним, спокойно положил руку на стол, внимательно посмотрев на омегу. – Я мешаю вам? – взволнованно уточнил Изуку и поспешил отстраниться. – Нет, – альфа качнул головой. Он взял длинный острый гребень, дважды провел им по волосам. Этого хватило, те идеально загладились назад. Мидория шумно вздохнул, с искренней завистью за эти наблюдая. Почему-то ему стало ужасно обидно. Тодороки, как Изуку и догадался, взял те три браслета, надел их на свои запястья, плотно цепляя. На левую руку – два тонких, ярко красных, на правую – широкий, черный, из кожи какого-то дорого животного. Омега с интересом за ним наблюдал. Прочих украшений Шото не использовал, поддерживая свой строгий вид. Он взял мешочек с пудрой, вытащил оттуда короткую палочку с ворсинками, набрал на них добрую порцию пудры под недоумевающий взгляд Мидории. Решительным жестом нанес на своё лицо. – Вы что! – Изуку аж подпрыгнул. Альфа зажмурился: пудра попала ему в глаза. Он обернулся к омеге, с трудом на него посмотрел, резкими движениями руки размазывая пудру по всему лицу. – Что-то не так? – строго поинтересовался Тодороки. Омега виновато улыбнулся, удивляясь своей грубости. Прежде никогда не повышал голоса. – Вы… вы используете слишком много пудры, – осторожно проговорил он. – Хм, – Шото нахмурился своими побеленными бровями. Изуку, глядя на это, сдавленно хихикнул, вздыхая. – Д-да, – он улыбнулся. – Ваше лицо из-за этого будет выглядеть неестественным, как говорят, мертвенно-бледным, – осторожно заметил Мидория. Альфа нахмурился сильнее, видимо, не зная, что он должен делать с этой информацией. Повисло неловкое молчание, его рука так и зависла в воздухе, не продолжая размазывать пудру по лицу. Изуку нервно вздохнул. – Я всегда так делаю, – твердо сказал Тодороки. – Что же будет с вашей кожей? – взволнованно уточнил омега. – М… я могу помочь вам, – осторожно и жутко неуверенно предложил он, страшно сомневаясь в своем решении, – если… позволите. Шото задумался на мгновение, а после медленно кивнул, не прекращая строго хмуриться. – Пожалуйста, – хрипло выдавил он. – М… что ж… – Изуку осторожно взял из его крепких пальцев палочку, стараясь не допустить момента соприкосновения рук. Но он всё равно произошел, Мидория с удивлением обнаружил, какие у альфы горячие ладони. – Так… – он покачал головой, понимая, что с этим белым, как стена, лицом сделать ничего нельзя. – Если вам не сложно, я бы настоял на том, чтобы вы всё это смыли, – осторожно проговорил омега. Альфа нахмурился ещё сильнее. Его лицо было бы жутко страшным, если бы не выглядело так смешно. Изуку неуверенно улыбнулся, наблюдая за ним. Но спорить Тодороки не стал: послушно поднялся, двинулся в затворную комнату, где тщательнейшим образом умылся, быстро возвращаясь обратно. Присел на табурет, развернувшись корпусом к ждущему его Мидории. Тот придирчиво осмотрел смуглое лицо, прищурившись. По выступающим скулам стекала вода, которую Шото не утрудился вытереть. Изуку взял платок со стола, который был предназначен для пропитывания лица после нанесения на него яркой влажной косметики, смял его пальцами, чтобы сделать менее жестким, осторожно, даже бережно начал промокать лицо Тодороки, просто прижимая ко влажным местам, лишний раз не растирая, боясь причинить болезненные ощущения. Альфа прикрыл глаза, доверяясь его рукам. – Так… – Мидория отложил платок. Кожа вновь была чистая и сухая. Он набрал немного пудры, совсем чуть-чуть, осторожно коснулся правой щеки Шото, круговыми движениями вбивая пудру в кожу. – Этого будет достаточно, – спокойно проговорил он, неуверенно улыбаясь. Тодороки никак не отреагировал, спокойно сидя без движения, полностью отдавшись Изуку. Тот почему-то подумал, что, если разрисует альфу яркими цветами, тот этого даже не заметит. Но лучше не проверять. Набрал ещё немного пудры, такими же аккуратными пудрами обработал лоб, скулы, нос и подбородок. В недоумение его поставил лишь шрам. Шото, заметив, что Мидория остановился, медленно открыл глаза, вопросительно на него посмотрел. – Закончили? – уточнил он. – Нет, – Изуку неуверенно улыбнулся. – Ваш… м… шрам, прикосновения к нему не вызовет болезненных ощущений? – уточнил он. – Нет, – спокойно ответил Тодороки. – Это ожог, – добавил он. – Ох… вот как… – омега виновато опустил глаза, – к-конечно, он совсем не похож на шрам, – нелепо проговорил он. – Я… старался не вглядываться, – объяснил виновато. – Уродливо? – предположил Шото. – Или пугает вас? – еле заметно прищурился. Мидория дернул плечами, покачав медленно головой. – Вовсе нет, – спокойно проговорил он, – просто, боюсь, излишнее внимание будет воспринято вами как оскорбление, – осторожно заметил Изуку, бережными, мягкими движениями покрывая ожог пудрой. Кожа в этом месте была будто глянцевая, не живая, никак не хотела скрываться под пудрой. Мидория нахмурился, вдруг подумав, что не просто так Тодороки использует так много косметики: иначе ожог будет ярким светящимся пятном на его лице. – Нет, – спокойно ответил альфа. – Ох… что ж… я учту, – Изуку нелепо улыбнулся. – Вы получили его в бою? – взволнованно спросил он, чувствуя, как внутри отчего-то всё сжимается. Шото кажется таким сильным, самостоятельным, жалость и сочувствие ему не нужно. Но это именно то, что Мидория вдруг начал испытывать, глядя на него. – М, – Тодороки поджал губы, – нет, – честно сказал он. – Ох, – омега убрал свою руку, – извините, – виновато отвел глаза. – Так… ваш… ожог плохо скрывается под пудрой. Может, стоит для начала покрыть его липкой краской? – предложил он неуверенно. Альфа в недоумении на него посмотрел. – Зачем? – Ну… а, ох, вы же не стараетесь спрятать свой ожог, – Изуку всплеснул руками, – действительно, – и глупо улыбнулся. – Я вот всю жизнь старался прятать свое лицо, – кисло рассказал он. – Зачем? – еще больше удивился Шото. Мидория глянул на него, подумал, что Тодороки издевается, но судя по серьезному лицу, вовсе нет, и поспешил отвернуться, вздыхая. – Я не сильно красив, – тихо проговорил омега. – Даже больше… я сильно уродлив, – он с грустью посмотрел на себя в зеркало. – Моя кожа такая блеклая, будто нездоровая, ресниц совсем нет, губы тонкие, нос с горбинкой… все прекрасно это понимают, я не хотел лишний раз обращать внимания людей на это, – голос Изуку задрожал, став практически беззвучным к концу. Шото отозвался не сразу. Он молчал, будто ожидал какого-то продолжения, но Мидория не собирался больше ничего говорить. – Кто-то говорил вам об этом? – тихо поинтересовался альфа. – М… к-конечно! – омега глянул на него и снова отвернулся. – Конечно, – повторил уже тише, – а как же иначе… – он вздохнул, закусив губу. – Все об этом говорили… родственники в основном. Случайные гости нашего дома не позволяли себе таких грубостей, но всё было понятно и без слов, – кисло проговорил Изуку. Тодороки нахмурился. Его глаза будто бы потемнели от злости, запах, к которому Мидория уже успел немного привыкнуть, стал заметно крепче, сильнее. Кажется, Шото сказанное совершенно не понравилось. Омега вдруг с удивлением обнаружил, что аромат Тодороки более не кажется ему таким отталкивающим, как в первую встречу. Напротив, этой ночью как будто он спал хорошо именно потому, что этот запах окружал его, успел пропитать всё в комнате, даже одеяло и подушку. – Все эти люди, – подал наконец голос альфа, – не могут видеть ваших глаз, – твердо проговорил он. – А… – Изуку обернулся на него, – глаз? – он растерянно приподнял брови. – О… – и нахмурился. – Но как раз глаза могут видеть все, их не получается закрывать платком! – воскликнул омега в недоумении. Шото медленно покачал головой. – Я не это имею в виду, – строго сказал он. – А… хм… а что? – растерялся Мидория. Но Тодороки не стал это никак объяснять, плотно сжав губы. Изуку растерянно похлопал глазами, вздыхая. В голове вновь появился вопрос, который он уже задавал прежде, но так и не получил толковый ответ. Зачем Шото захотел брака с ним? Кругом множество не менее образованных, богатых, умных, влиятельных и ужасно красивых омег, к чему делать такой глупый выбор? Мидория медленно отложил пудру, оглядев в последний раз лицо альфы. – Я закрашиваю ожог только на праздниках, – вдруг сказал тот. – О… – Изуку улыбнулся, – почему? – В обычные дни это не имеет никакого смысла. На улицах, особенно в жару я натягиваю капюшон своего плаща по самый нос, не могу терпеть жару. Никто всё равно не видит моего лица. И людей мало интересует внешность, главное – товар, который я продаю. – Вот как… – Мидория удивленно его слушал, кивая головой. Тодороки неожиданно вновь стал многословным. Изуку улыбнулся, поднимаясь. – Если так, ваше лицо готово. Пудры незаметно, но лицо явно бледнее, чем раньше, – он улыбнулся. – Спасибо, – Шото кивнул, тоже поднимаясь. – Вы хотели собрать волосы? – спросил он вдруг. – Ах, да, – омега глупо кивнул головой, – они сильно мешали мне вчера. Я привык, что их удерживает платок, а теперь они лезут постоянно в глаза, – пожаловался он, глянув на себя в зеркало. – Но у меня нет ничего подходящего. – Ясно, – Тодороки вновь кивнул и развернулся, двинувшись в противоположную сторону, к стене и высокому шкафу. Мидория не знал, что там хранится – ещё ни разу не заглядывал. Но почему-то предполагал, что вещи Шото. И не ошибся. Но там была не одежда, а какие-то сундуки с чем-то явно интересным. В одном он заметил ткани, в другом зазвенело то ли золото, то ли ещё что. Изуку отдаленно подумал, что очень неразумно хранить всё прямо так, но в данный момент куда больше интересуясь тем, что альфа собирался достать. Тодороки воротился к нему совсем скоро, держа в руках небольшую прямоугольную деревянную шкатулку, красиво расписанную. Мидория в недоумении на это посмотрел. Шкатулка выглядела необычно, Шото явно привез ее откуда-то издалека. – Что это? – с интересом спросил омега, подняв на альфу глаза. – Это для вас, – Тодороки вложил в его ладони гостинец. Изуку растерялся, на несколько секунд замерев с приоткрытым ртом. Он неуверенно улыбнулся, кивнув. – М… с-спасибо, – протянул нараспев. Медленно, осторожно, боясь, что внутри окажется какой-нибудь скорпион, открыл шкатулку, с интересом заглядывая внутрь. На дне оказалась длинная, тонкая серебряная палочка с красивым голубым цветком из драгоценных камней на конце. Омега в недоумении вытащил ее, крепко взяв двумя пальцами. Он посмотрел на Шото, ожидая каких-то пояснений. И тот, вопреки обыкновению, быстро рассказал: – Подобными заколками пользуются все жители северо-восточной островной страны, в которой я был полгода назад. Я купил ее, думая о вас, – альфа улыбнулся. Изуку вздрогнул, шокировано на него посмотрев. Тодороки выглядел непривычно, счастливо и радостно. – Обо мне? – переспросил Мидория шепотом. – Да. – Мы были знакомы? – Нет, – Шото поджал губы, – но я видел вас до этого в мечети, – тихо проговорил он, напрягаясь. – Я был… очарован вами, вашими живыми, настоящими глазами, – хрипло признался альфа. – Всё путешествие провел в мыслях о вас. – О, – Изуку отступил. Он почувствовал, что смущается, и поспешил опустить взгляд, краснея. В груди что-то екнуло, омега закусил губу, дыхание сбилось. – Это… это… очень… наверное… – он запутался в словах и так и не нашел, что сказать. Глупо рассматривал заколку, неуверенно улыбаясь. Та выглядела очень дорогой, красивой, даже ценной. Здесь таких ни у кого нет. Для создания одной такой пришлось приложить очень много усилий. – Я могу помочь воспользоваться ей, – вдруг предложил Тодороки и потянул Мидорию за руку, разворачивая к зеркалу. – Э… с-спасибо, наверное, – неуверенно отозвался тот. Шото выхватил заколку из его пальцев, аккуратно и очень ловко подбирая все его волосы, соединяя их вместе, и осторожно проткнул их на сквозь, перекрутив заколку дважды. В первый момент Изуку показалось, что вся эта конструкция должна развалиться, но, когда Тодороки убрал свои руки, ни один волос не опал, всё держалось очень крепко. Вверху, около макушки расположился цветок, любой, кто окажется рядом с Мидорией, с легкостью сможет рассмотреть его. Омега с улыбкой подумал, что это действительно очень красиво. – Вам идет, – сухо сказал альфа, но Изуку показалось, что он сдержался с трудом. Мидория повернулся к нему, улыбаясь. – Спасибо, – ещё раз поблагодарил он, – так действительно намного лучше. Тодороки больше не отозвался, внимательно на него глядя. Омега почувствовал, как внизу живота что-то сжалось, о ребра сердце ударилось с новой силой. Он замер, ожидая каких-то действий от Шото. отдаленно подумал, что тот оказался вовсе не таким жутким, как Изуку изначально думал о нем. Даже в чем-то милым, по-своему заботливым. – Сегодня выходной, – альфа выдохнул, – какие у вас планы? – Пока… и не знаю, – Мидория глупо пожал плечами. – Я собирался провести мирный день: посидеть в саду, послушать музыку. Мой слуга играет очень красиво… – неуверенно, зачарованно проговорил он. Тодороки кивнул и неожиданно весело предложил: – Мы могли бы съездить к центру города, на главной площади вечером должно быть представление, – он улыбнулся. Сердце Изуку пропустило ещё один удар, он смог в ответ лишь глупо кивнуть.