Песнь песков

На улицах становилось всё более и более многолюдно, шумно. Солнце опускалось всё ниже, темнело. Зажигались всюду факелы, привлекающие внимание людей. Мидория с пустым выражением на лице застыл на лестнице; мысли расплылись. Шото воротился к нему довольно скоро, не менее хмурый, чем прежде. Изуку сразу же почувствовал его приближения по шагам: мерной, ровной поступи. Он обернулся, готовясь объяснять всё произошедшее и уже предчувствуя, как это будет сложно. Ему повезло, что альфа сообразил уйти. Тодороки медленно подошел к омеге, встал напротив него, всё так же не прекращая хмуриться. Его губы были сжаты в тонкую полосочку. Шото окинул взглядом пустующее пространство вокруг Мидории, еле заметно повел носом, прищурился. – Я могу всё объяснить, – сразу же начал Изуку и подошел к нему, переминая холодные пальцы. – Эм… я… – Не утруждайтесь, – слегка качнул головой Тодороки, внимательно на него глядя. – А… – Мидория растерялся, – как же так? – он моргнул и нахмурился. – Тот альфа, я… я даже не знаю его… – омега всплеснул руками. – Не утруждайтесь, – повторил Шото. Изуку в недоумении на него посмотрел. – Но… – он неуверенно отвернулся, вздыхая. Подумалось, что Тодороки злится или обижается, не ясно. А, может, ему вовсе всё равно? Но это тоже странно, на него совсем не похоже. Мидория неуверенно пожевал губами. – Вы не раздражены? – уточнил он осторожно. Альфа посмотрел на него странно, сверкнув глазами. Он сделал к омеге шаг, медленно качая головой. – Нет, – проговорил хрипло и протянул ему руку. – Говоривший с вами, очевидно, иностранец, – пожал плечами Шото, – в северных странах разговор с незнакомцем есть нечто нормальное, – спокойно сказал он. – Вот как… – Изуку глупо кивнул. – Ох… да, наверное, – тихо согласился он. Они медленно двинулись к центру площади. – Вопросом остается лишь то, зачем вы захотели, чтобы я ушел, – заметил Тодороки и хитро глянул на него, прищурившись. – Ах, это… – омега неуверенно пожал плечами, – дело в том, что я… м… мы говорили о… – он растерялся, виновато посмотрев на Шото, вздохнул. – У того… человека скоро свадьба. И он взволнован предстоящим, – осторожно рассказал Мидория. – Он задал мне вопрос, точнее, собирался… кажется, это было очень важно для него, я… я хотел ответить, – Изуку качнул головой и вздохнул, понимая, как глупо это звучит. Но Тодороки, на его удивление, отреагировал совершенно спокойно: серьезно кивнул и ничего больше не сказал. У Мидории от такого странного диалога на душе остался неоднозначный осадок, но он решил к этой теме больше не возвращать. Шото не ругается, это уже хорошо. Они протолкнулись к центру площади, к месту, где вскоре должно было начаться представление. Замерли посреди толпы. Изуку начал выглядывать из-за голов, пытаясь сообразить, где же лучше встать, чтобы всё увидеть. С его ростом из-за стоящих впереди здоровяков ничего видно не было. Тодороки, наблюдая за его манипуляциями, нахмурился. Он огляделся по сторонам и решительным шагом вдруг двинулся куда-то, потянув Мидорию за руку за собой. Тот не стал сопротивляться, спешно следуя за ним. Не хотелось вновь потеряться. Шото обошел импровизированную сцену кругом, встав с боковой ее стороны. Людей здесь было явственно меньше. Изуку с удивлением подумал, что странно, как он сам до этого не додумался, как и, впрочем, множество других людей, столпившихся в центральной части. В толпе люди переговаривались, шутили, смеялись, выпивали, но Тодороки с Мидорией молчали. Последний искоса посматривал на своего мужа, покачивая от переполняющих сознание мыслей головой и вздыхая. Он чувствовал себя немного странно – никогда прежде не думал, не представлял, что когда-либо пойдет не с родителями, а с мужем на такие мероприятия. Солнце опускалось всё ниже, небо становилось всё темнее. Наконец из главного здания вышли люди с разноцветными факелами в руках, толпа стихла. Артисты поприветствовали всех, поклонились, публика, уже изнывающая от нетерпения, взорвалась аплодисментами. Изуку с волнением уставился на происходящее, привстав на носочки. Первыми на арену вышли циркачи, приехавшие откуда-то издалека. Они были одеты в смешные яркие костюмы, что добавляло их действиям особой магии. Поклонились, разбежались. Мидория нахмурился, не понимая, чего же сейчас они будут делать. Акробаты сошлись вместе, двое, что казались покрепче, замерли в середине сцены, двое других в виртуозном прыжке запрыгнули к ним на плечи, изгибаясь в причудливых движениях. Изуку только похлопал глазами, не в состоянии уложить в голове, что только что произошло. Акробаты подхватили выбежавшего из-за сцены невысокого щуплого парнишку, тот с легкостью взобрался на человеческую пирамиду, замерев на поднятых вверх руках. У Мидории замерло сердце, он с тревогой подумал, что кто-то из них сейчас обязательно должен упасть. Но этого не произошло: движения выступающих были отработаны до пугающего автоматизма. Мальчуган запрыгал на руках товарищей, сделал сальто, встал в мостик, с легкостью спрыгнул вниз, дважды сделав обратное колесо. Изуку от этого зрелища стало не по себе, он сразу же начал думать о том, как это, должно быть, опасно и вредно для организма. Не выдержав, решил отвернуться. Толпа его мнения не разделяла, активно выказывая свое одобрение. – Вам дурно? Среди громких радостных вскриков расслышал Мидория низкий голос. Он обернулся, удивленно посмотрев на Тодороки, что внимательно смотрел на него. – Ах, нет, всё в порядке, – Изуку криво улыбнулся, вздыхая. Шото прищурился, но больше ничего не спросил. Следующими выступали жонглёры. Их колдовство Мидория видел ещё в детстве. На сцену вышла молодая женщина, улыбнулась, кивнув присутствующим, подкинула в воздух небольшой красный шарик. Все затихли, устремив на нее взгляд. Девушка достала откуда-то из-за пазухи второй, начала жонглировать двумя. Особого удивления этого ни у кого не вызвало, но, судя по лукавой улыбке выступающей, ей было, чем удивить публику. Вскоре в игру вошли ещё два шарика поменьше, яркого зеленого цвета. Затем ещё два крупных, на вид тяжелых, желтых. Изуку с волнением подумал, что у нее, должно быть, сильно болят руки. К шарам присоединились четыре тонкие с локоть длиной палки, что быстро-быстро мелькали в воздухе. Артистка перехватывала предметы неуловимо, незаметно, в какой-то момент Мидории даже показалось, что те летают сами по себе. На сцену вышла ещё одна персона, так же кивнувшая публике. Она встала рядом с выступающей, та перекинула ей один шар, затем второй, третий, они начали перелетать от одной девушки к другой волной, то взлетая высоко вверх, то пролитая низко, рискуя упасть. Предметы то и дело меняли свою траекторию, вырисовывая в воздухе причудливые узоры. Толпа выкрикивала что-то одобряющее, удовлетворенная представлением. Изуку наблюдал за всем с интересом, жонглеры навивали на него приятные воспоминания из детства, где он, с родителями, гуляет по площади на подобном празднике, папа держит его за руку, что-то рассказывает… – Вы побледнели, – вдруг послышался у Мидории над ухом строгий голос, – вам точно не дурно? Омега обернулся, в недоумении моргая. – Мне не дурно, – твердо сказал он и нахмурился. – А вы? Хоть смотрите представление? – Изуку перемялся с ноги на ногу. Ему немного даже льстила такая внимательность и забота о нем, но это заставляло только лишний раз настораживаться и напрягаться. Да и чего Тодороки добивается? Хочет уйти? Шото посмотрел на него внимательно в ответ, желваки на его щеках двинулись, будто бы эти слова заставили его разозлиться. Мидория вздрогнул и отступил. – Боюсь, с вами может что-то случиться, – сухо сказал Тодороки. Изуку вздохнул и отвернулся, решив больше ничего не говорить. Следующими выступали фокусники, их представление было по истине завораживающими. Толпа постоянно замирала в ожидании, широко раскрыв рты. Солнце зашло за горизонт, небо окрасилось в черный цвет; на сцену вышли танцоры с факелами в руках. Публика резко отпрянула назад, боясь быть поджаренной заживо. Танцорами оказались двое зрелых женщин с немного жутковатыми, черными глазами, приехавшие откуда-то с севера-востока. Факелы летали в их руках, образуя огненные волны в воздухе. Мидория с волнением наблюдал за их ритмичными действиями, а после долго вместе со всеми хлопал в ладоши. Шото за его реакцией следил почему-то немного недовольно. Вскоре к танцорам присоединилась вторая группа с яркими золотыми длинными лентами в руках. Они кружились-кружились, гипнотизируя своими движениями. Изуку впитывал каждый их жест, с восторгом наблюдая представление. Шото, что стоял точно за ним, уже не отвлекал. Огненный танцор подкинул в воздух факел; сонные зеваки в шоке раскрыли рты, наблюдая за этим. Последняя вспышка и огонь исчезает во рту танцора. Публика замирает. Кто-то нерешительно пытается захлопать, но получается слишком вяло. Мидория хмурится, жутко взволнованный увиденным. Но уже через секунду танцор выдыхает в небеса настоящий столб пламени, заставляющий всех облегчённо выдохнуть и взорваться аплодисментами. – Красиво, да? – Изуку оборачивается к Тодороки, желая разделить с ним радость, но тот спокоен, даже равнодушен, как и всегда, будто совсем не впечатлен. Мидория осекается и смущённо опускает глаза, вздыхая. Альфа, заметив его вмиг поникшее лицо, через силу кивает и соглашается: – Красиво. Омега только вздыхает. Глупо было полагать, что такого человека, как Тодороки, восхитят глупые фокусы и эффектные пляски, созданные специально для ленивых зевак и домоседов, вроде Изуку, которые выбираются из дома раз в столетие по большим праздникам. Наверняка в своих путешествиях Шото видал уже многое. Сцена опустела, танцоры скрылись. К толпе вышел человек с плашкой, из которых было традиционно принято пить, в руке и громко предложил всем испить вина и поблагодарить богов за очередной удавшийся год. Люди, многие из которых уже порядком выпили, радостно его поддержали, расходясь по сторонам. Мидория, глядя на это, только вздохнул: он не любил горячительные напитки, в его семье пить их было не принято. – Мы пойдём дальше? – взволнованно уточнил Изуку, обернувшись к мужу, – здесь много есть, на что посмотреть, – осторожно сказал он. Тот посмотрел на него внимательно и медленно кивнул. Мидория поежился. Показалось, что Тодороки из какого-то порядка, долга с ним ходит, воспринимая всё как работу, обязанность или задание, которое нужно все непременно исполнить со всей серьёзностью. Его брови были прямыми, чуть изогнутыми, не хмурившимися, но лицо, однако, всё равно сохраняло строгое выражение. – Если хотите, – спокойно сказал Шото. – А вы? – Изуку чуть недовольно на него посмотрел. – Вам совсем не весело тут? – он нахмурился, удрученно вздыхая. Тодороки в недоумении посмотрел в ответ – не знал, как ответить. – Причём тут веселье? – он нахмурился. Мидория глупо похлопал глазами. – А толку тогда из дома куда выбираться? – упер руки в бока. – Вы пригласили меня, я верил, вы хотите отдохнуть и расслабиться! Шото нахмурился сильнее. – Я не пью, – ответил он строго. – Крепкие напитки дурманят разум, делают из людей безвольных слабых кукол. Вас и ограбят, и обманут, – альфа посмотрел на омегу серьёзно. – Не пейте и вы, – то ли попросил, то ли потребовал он. – Хотя бы без меня, – добавил тише. Всё-таки попросил. Изуку глупо на него посмотрел, растерялся, забыл уже, что хотел сказать. – Д-да-да, – он глупо кивнул. – Так… – огляделся растерянно по сторонам, – эм… Если не веселиться, то зачем мы пришли сюда? – в недоумении уточнил Мидория. – Да и под весельем я не имел в виду еду и выпивку, – осторожно заметил он. Тодороки моргнул. Его глаза стали серьезными, осмысленными, отображающие сложную умственную деятельность. – Я, – Шото открыл рот и спешно закрыл его, видимо, так ничего и не придумав. – Есть способ расслабиться и повеселиться кроме пьянства? – уточнил он в недоумении. Изуку странно на него посмотрел, не понимая, шутит альфа или серьёзно. Зная его, можно смело предположить, что не шутит. Вряд ли он умеет шутить. Но Мидория не так уж и долго его знает, чтобы быть уверенным, что это не какой-то своеобразный юмор. – М… – он тяжело вздохнул. – Пойдёмте посмотрим, что еще тут есть, – и медленно двинулся вдоль ларьков с едой. По мере того, как небо окончательно окрашивались в чёрный цвет, на площади сжигались всё новые и новые факелы. Они были похожи на тысячи огней, красивых, волшебных, притягивающих. Мидория завороженно смотрел на них, не в силах оторвать глаз. Огоньки были похожи на множество звёзд, рассыпающихся по небу. Изуку шёл неспешно, спиной чувствуя взгляд Тодороки. Не холодный, не злой, но строгий, очень серьёзный. Первые минуты омегу это настораживало, но вскоре волнения просто вылетели из головы. Он подошёл к каким-то неместным бродячим музыкантам, некоторое время внимательно вслушивался в их музыку, размеренной кивая головой. Мотив был необычный, но мелодичным, весёлым. Мидория запустил руку в карман, желая бросить музыкантам пару монеток, от которых он сам ничуть не обеднеет, но с досадой вспомнил, что забыл деньги. – Почему вы остановились? – спросил его Шото вдруг. Изуку обернулся. – Я слушаю музыку, – он пожал плечами. – Прежде мне самому хотелось играть. Я даже умею немного, – похвастался омега, – увы, не так искусно. – Музыку? – Тодороки нахмурился. Он в недоумении покачал головой и по равнялся с Мидорией, коснувшись своим боком его плеча. Тот неуверенно перемялся. – Вам нравится? – через минуту пустого молчания спросил альфа. – М… да, – омега глупо кивнул, вдруг почувствовав себя неуверенно. Рядом с Шото так получалось всегда каким-то мистическим образом. Изуку воспитывали, как всех богачей, гордым, самовольный и независимым. С установкой, что лучше умереть, чем ниц пасть. Он отличался лёгким самолюбием и дерзостью, часто отчитывал слуг. Но рядом с Тодороки вся эта мишура рассыпалась, становилось совершенно глупой, бессмысленной, даже стыдной. Сам Шото вел себя не сказать, что просто, нет, но и не напыщенно гордо. Часто об альфах Мидория с усмешкой думал, что они похожи на возомнивших о себе не весть что павлинов, а то и индюков. Все пытались показать себя лучше остальных, затмить конкурентов. Но у большинства получалось лишь всех насмешить. – Тогда почему бы вам не нанять их? – безэмоционально предложил вдруг Тодороки. – Пусть играют для вас. – Ах, нет, у меня есть, кому играть, – махнул рукой Изуку. – Да и вряд ли они согласятся, – он пожал плечами, – кочующий народ. Шото лишь губы поджал. – Смотря что предложить, – тихо сказал он. Мидория вздрогнул и мысленно порадовался, что они стоят достаточно далеко, чтобы музыканты не могли их слышать. Он так и не понял, что именно альфа имеет в виду – то ли золота стоит много предложить, то ли припугнуть, – но на всякий случай решил не уточнять. – Я хотел бросить им пару медяков, – протянул Изуку неуверенно. – Жаль, как можно было забыть деньги! – он вздохнул. Тодороки посмотрел на него спокойно, достал из-за пазухи небольшой мешочек с деньгами, протянул Мидории. – Возьмите, – сказал спокойно на его недоумение альфа. Омега растерянно подставил ладонь, в которую аккуратно и быстро вложили мешочек. – М… я верну такой же, как только воротимся домой! – горячо сказал Изуку. Тодороки посмотрел на него странно, будто сомневался в душевном и умственном здравии Мидории, и отрицательно покачал головой. – Нет. – Но… я настаиваю! Сколько в нем денег? Он тяжёлый… – Изуку неуверенно покачал мешочек в ладони. – Там одни медики, – бросил Шото. – Что ж… – Мидория вздохнул, пряча деньги в карман. Тодороки прав, это не так уж и много. Они медленно двинулись дальше по площади. Шото сохранял своё хмурое выражение лица везде и всюду, а Изуку только растерянно качал головой, шагая рядом с ним. Отдаленно он размышлял над тем, а правильным ли было это решение, пойти с Тодороки на праздник. Нет, они договорились, им стоит, как молодожёнам, больше времени проводить друг с другом, присмотреться, познакомиться. Но Мидория куда веселее бы провёл время с кем-нибудь из своих друзей. Те определённо умеют веселиться! – Ох… – омега обременено вздохнул, погруженный в тягостные мысли. – Что с вами? – Шото резко остановился. – Стоит вернуться домой, если вы плохо себя чувствуете, – строго сказал он. – Ох, – Изуку ещё раз вздохнул. – Я чувствую себя нормально, – махнул он рукой устало. – Меня удручает лишь ваши безмолвие и вселенская печаль. – Я не печален, – Тодороки нахмурился. – Так чем же ваше лицо так омрачено? – Мидория покачал головой. – Это волнует меня, – осторожно сказал он. Альфа оторопел, отступил назад, в недоумении на него глянул и неожиданно резко отвернулся, точно смутился. Изуку растерянно улыбнулся. – Мое лицо всегда такое, – хрипло ответил Шото. – Как же глупо это звучит, – хихикнул омега. – Ну же, попробуйте улыбнуться, – предложил он мягко. – Посмотрите, как красиво кругом! Люди так счастливы! Все танцуют, смеются! Вам бы тоже не помешало. – Они так веселы из-за крепких напитков, что пьют, – сухо ответил Тодороки. Мидория грустно вздохнул, опустив голову. Глупо даже пытаться. Шото такой, какой он есть, не получиться одним лишь желанием его изменить. Изуку перемялся, почувствовав себя резко ужасно неловко. Тодороки не такой плохой, как омега думал о нем первоначально, но он со своими странностями и причудами, вечно хмурый, явно злой, может, и жестокий. Это ужасно удручает. Последующие несколько минут они шли в молчании. Мидория подходил останавливался то у одного места, то у другого, с интересом всё изучал; альфа же незаметной тенью следовал за ним, пугая своим строгим лицом и опасным видом расслабленных, радостных прохожих. Изуку долго смотрел, как мастер лепит свистульку из глины. Он даже захотел купить ее, но над ним жуткой тенью навис Шото, отбивающий всякое желание куда-либо ходить, что-либо смотреть и уж, тем более, покупать. Мастер отдал пробегающем мимо ребяткам свистульку и принялся делать ещё одну. Мидория, глядя на это, вдруг неожиданно для самого себя осознал, что совсем скоро он сам рискует стать родителем. Омега обернулся на Тодороки, что внимательно всё оглядывал. На предмет опасности, возможно. – Вы всегда так себя ведете? – чуть недовольно уточнил Изуку. – Как именно? – незамедлительно отозвался Шото. Мидория с чувством едкой благодарности подумал о том, что теперь Тодороки хотя бы разговаривает, а не молчит часами, что-то обдумывая. – Так… так хмуро! Хмуро и сердито, вот! – омега всплеснул руками. Он сделал к мужу шаг, взволнованно посмотрел ему в глаза. У того на лице отразилось новое, необычной выражение, быстро сменившееся строгим. – Да, – уверенно заявил Шото. – Почему? – Изуку недовольно на него посмотрел. – Зачем вся эта необоснованная хмурость? Зачем сердитость и даже порой злость в ваших глазах? – он подступил к альфе, чувствуя, что сердце начинает стучать быстрее, через раз замирая. – Кто сказал, что они не обоснованы? – Тодороки прищурился. – О… – Мидория осекся, – м… мы же на празднике. Все пьют и веселятся. Здесь этому не место. – Место, – Шото нахмурился сильнее, – разве вы не знаете, сколько здесь мелких шастает воришек? А если попадете в тёмный переулок, то не только ограбят, но и порежут, – его губы сжались в тонкую ниточку. Изуку вновь вздохнул и опустил глаза. Да, не сможет он Тодороки изменить, не стоит даже пытаться. Он без сиз поник; его руки опустились вниз, а взгляд потух. Шото смотрел на это внимательно, что-то необычное промелькнуло в его взгляде. – Что ж… я буду считать, что такая манера поведения напрямую связана с вашей… опасной работой, – грустно протянул Мидория, разворачиваясь. Сложно представить веселого человека, что пересекает с длинным караванам пустыню неделями. Это невероятно сложно физически, у Изуку на жаре бы всё смешалось, он наверняка упал бы в обморок. Да и разбои в небольших деревнях очень распространены, сложно доставить товар в целости и сохранности, волей не волей приходится быть со всеми осторожным и где-то даже грубым. – Это так, – негромко сказал Тодороки и подошел к нему вплотную, протягивая руку, будто собирался схватить, но сдержался. – Вас это раздражает? – Не раздражает, нет, – омега обернулся. – Скорее пугает, настораживает. Вы умеете расслабляться? – он склонил голову набок. – Неужто вечно так хмуритесь? – и хихикнул. Шото на его слова только сильнее нахмурился. Но Изуку уже успел запомнить, что это означает не злость, а лишь то, что альфа глубоко задумался. – Если вас это пугает, – Тодороки тяжело вздохнул, – я не буду… – он на несколько секунд прикрыл глаза, глубоко вздыхая, – лишний раз хмуриться.