На запястье Ролексы, а под ними — полосы (Нет-нет)
На моей постели твои волосы (Сияй)
Не в силах переключить, я опустила руку, нервно облизывая губы и бегунком на руле прибавляя в динамиках громкость. Впервые, за довольно долгое время после расставания, я вновь услышала этот трек. Как завороженная, я слушала его голос, вновь вдруг ощущая резкую фантомную боль в руке, неосознанно касаясь свободной рукой запястья, поглаживая большим пальцем поверх ткани надетого пиджака. В том самом месте, где когда-то красовались те чертовы кровавые порезы. Бегая невидящим взглядом по лобовому стеклу, нервно кусая губы и заправляя с одной стороны волосы за ухо, часто моргая, пытаясь прогнать набежавшие слезы, одними губами я подпевала в слова трека, ощущая, как его голос буквально овладевает моим сознанием. Ощущая легкую дрожь в кончиках пальцев, я увереннее сжала руль, пытаясь отогнать больно жалящие воспоминания, флешбэками бьющие по сердцу.Убрал всё острое из дома — я не про еду
Ведь эти линии на теле тебе не идут
Я знаю, больно вместо боли видеть пустоту
А мне так сложно забывать всю твою простоту
Вспышками в голове стали пробегать воспоминания — его голубые глаза, ставшие мне такими родными. Тот самый, до чертиков испуганный взгляд, когда почти год назад, после одной из самых сложных ссор (в следствии — ставшей для нас точкой невозврата) на моих руках появились порезы. Как он из-за этого переживал тогда, как изводился и выносил себе все нервы, виня себя. Как же ему было больно всякий раз, когда он видел те незатянувшиеся полосы в момент перевязок, как извинялся сотни раз, целуя ранки, говоря, что никогда не простит себе этого…и как в итоге всё испарилось в один момент.Переслушиваю войсы с твоим голосом
Знаешь, я не справлюсь с этой болью сам.
И услышав в концовке свой смех, ставший и мне, и ему настоящим проклятьем, я вздрогнула, выходя из состояния какого-то гипноза, вновь резко тормозя на светофоре, практически выезжая за стоп-линию перед перекрестком. Сзади меня несдержанно сигналили, но я слышала всё, словно через толстый слой ваты, ощущая лишь то, как страшно дрожали руки, а по щекам уже во всю струились горячие слезы. Он был прав. Во всём был прав. Ведь Егор ещё тогда предупреждал меня, что я не нужна этим «друзьям». Что вся дружба у них происходит только на камеру. А я изо всех сил с ним спорила, кричала, ругалась, отстаивала их, не хотела признавать этого. Он ведь говорил, что они просто кинут меня, что я интересна им, лишь как золотая антилопа — пока бью копытцем, из которого летят деньги. Что они просто пользуются мной и моей добротой, он ведь пытался осторожно оградить меня от предательств и боли, пытался открыть мне глаза, чтобы я слепо не доверяла, но я, как ненормальная, всё равно топила за них. За всех тех, кого считала своей второй семьей, из раза в раз предавая его, не веря ему, не пытаясь даже попробовать услышать. Того, единственного, кто по-настоящему любил меня. — Дура блять, тебе кто права выдал? Из-за губ перекачанных кислород в башку не поступает уже? Ты не одна на дороге! Ездить научись! — мужским криком грубо раздалось слева, что я вздрогнула от неожиданности и так резко прилетевших оскорблений в мою сторону. Не успевая даже сообразить что-либо ответить, оставаясь в состоянии какой-то прострации, я увидела лишь след и оглушительный свист от сорвавшегося вперед глянцевого черного BMW. По-детски стирая всё ещё бегущие слезы внутренней частью кулака, несдержанно шмыгнув носом, я покачала головой, ощущая, как от рыданий совсем безбожно страшно плывет и раскалывается голова. Замечая справа вывеску с зеленым крестом и отметкой «24» в центре, я облегченно выдохнула. Лекарствам быть, я спасена. Припарковывая автомобиль во втором ряду, ставя на аварийку, я хватила с соседнего сиденья сумочку и выпрыгнула из машины, подозрительно шустро зашагав в сторону аптеки на ватных ногах, придерживая на груди не застёгнутый пиджак.Закрыто на переучет.
Приносим свои извинения за доставленные неудобства.
— Черт! — отчаянно всхлипывая, я топнула ногой от обиды, прислоняя ко лбу раскрытую ладонь и чувствуя с кожи страшный жар. Если сказать, что сегодня всё было против меня — значит не сказать вообще ничего. Я еле стояла на подкашивающихся ногах у дверей закрытой аптеки и меня накрывала волна тотальной безысходности. Ну и чего я добилась? Я осталась совсем одна, обо мне некому позаботиться, а абсолютно всему моему окружению глубоко наплевать на меня. Как я, что я, где я, как я себя чувствую… всем им — всё равно. Заползая обратно в машину, я не могла даже завести двигатель, руки тряслись, всё плыло и кружилось от температуры, всё тело уже пробивал страшный озноб, а глаза вновь застилали слёзы. Хотелось горько рыдать белугой, но от слёз голова начинала болеть ещё больше. Сдаваться было попросту нельзя. Категорически запрещено. Цель была одна — скорее оказаться дома. Как можно скорее. На удивление без происшествий добираясь до дома, не очень-то осторожно припарковываясь во дворе нашего участка, я устало заглушила двигатель и медленно выбралась из машины, уже практически не ощущая себя живой в этом мире. Инстинкт самосохранения, видимо, тоже решил меня сегодня оставить в гордом одиночестве, полностью исчезая из моей жизни, а потому, я даже не удосужилась закрыть ворота на замок и сигнализацию, а лишь устало прикрыла их.Да кому я нужна, если не нужна даже друзьям.
Маньякам? Убийцам? Да конечно.
Пусть приходят и берут, что хотят, только пусть не гремят, бога ради.
Не глядя разуваясь, устало скидывая пиджак куда-то в сторону и расстроенно бросая сумку на пуфик, я с закрытыми глазами побрела на кухню, натурально моля Вселенную о том, чтобы в аптечке осталось хоть что-нибудь. Но, моей мечте не суждено было сбыться и доставая из шкафчика коробку с аптечкой, кроме двух последних таблеток парацетамола, средства от отравления и настойки пустырника я не нашла больше никаких следов лекарств, лишь одни пустые упаковки. — Юля, блять…нельзя было экономнее болеть? Ты не одна здесь… — в тишину прошипела я, со злостью отшвыривая пустые упаковки в сторону мусорки, тут же хватаясь рукой за голову, которую, от наклона вниз, резко сдавило опоясывающей болью по вискам, отчего я глухо простонала. Запуская подмышку ледяной градусник и щелкнув по кнопке на чайнике, опираясь двумя руками на столешницу, прислонившись лбом к прохладному подвесному шкафчику, я смиренно ждала, когда же уже этот чертов чайник закипит. Поправляя широкие лямки топа на плечах, облизывая губы, я чувствовала, как дрожит изнутри всё тело от нервов и высокой температуры. Переводя уставший взгляд в сторону окна, не с первой попытки фокусируясь и настраивая четкость в глазах, я увидела раскрытые на проветривание окна.Правильно, блять, май месяц же на дворе, а не конец октября.
Почему бы и не проветрить?
Захлопывая окна и раздраженно плотно задергивая шторы, я зябко повела плечами, ощущая, как бегут мурашки по коже. Доставая градусник, перемогавшись и фокусируя взгляд на делениях, я не сразу нашла, где вообще тут моя температура.35…36…37…38…39… а черная полоса на шкале с цифрами всё не заканчивалась.
— 40.2. — произнесла я шепотом вслух, выдыхая из легких весь воздух, наконец-то рассмотрев, где же заканчивается нужное деление. Шокировано вздохнув, я испуганно отложила градусник на стол. Настолько высокая температура у меня была, по-моему, впервые в жизни и что делать в такой ситуации — я не знала. Позвонить бы сейчас маме и разреветься в трубку, да только вот дергать её ночью, тем более — перед рабочим днем не было никакого смысла. Она будет нервничать и не уснет всю ночь, а мне всё равно не сможет помочь абсолютно ничем. Собственно, как и я сама сейчас себе ничем помочь не смогу. Особенно, когда под рукой лишь две таблетки парацетамола и больше ни-че-го-шень-ки. Запивая их водой, раскусывая таблетки зубами, ощущая, как от резкого смыкания зубов головная боль еще сильнее шарахнула по вискам, я поморщилась, кажется, ощущая в себе каждый чертов лишний градус. Заваривая любимый зеленый чай, опустив туда ложку мёда с горкой, благо, хоть он дома имелся в наличии, просто потому, что кроме меня его никто не любит, я устало присела за стол, доставая из заднего кармана джинсов телефон. Делая глоток чая, совершенно забываясь о том, что там крутой кипяток, тут же больно обжигая губы и язык, я резко отставила чашку с чаем на стол. Слёзы брызнули из глаз и я сдалась, прикрывая лицо ладошками, отчаянно разрыдавшись в голос.Всё, контрольный выстрел произошел.
— Все ребята уехали, а я одна дома. У меня температура сорок и два, господи, мне так плохо, … и так грустно… но никого нет, совсем никого…. — отчаянно шмыгая носом, плача в камеру, зачем-то я записывала истории в профиль, не особо задумываясь о правильности своих действий, хоть так пытаясь выплеснуть накопившиеся в душе эмоции. — Болеть в одиночестве — это самое ужасное на свете. Но ещё ужаснее — считать близкими людей, которые ответно тебя таковой не считают. — не своим голосом произнесла я, слыша, как он дрожит от слез и хрипит от боли в горле. — Вот вы, знайте, что я на вас обиделась и больше вообще никогда не буду с вами разговаривать. — всхлипывая, растирая по щекам скатившиеся слёзы, обращаясь к ребятам, произнесла я с нескрываемой обидой в голосе. — Не болейте и не будьте одинокими, бандитэс. Берегите любимых, пока они у вас еще есть… — закрывая рукой камеру, останавливая съемку, я опубликовала эти истории, даже не применяя фильтры. Я не думала о последствиях этого поступка. Никто сейчас не сможет запретить мне этого сделать или заставить удалить, и мне было всё равно. Пусть аудитория знает о том, какие на самом деле мои «друзья», и какой на самом деле «семьей» является этот чертов гадюшник. Состояние от слёз ухудшалось с каждой секундой всё сильнее и сильнее, совсем безбожно ударяя в голову. В глазах разноцветными кругами всё плыло, и, непослушными пальцами подхватив со стола телефон и градусник, едва контролируя себя, я собрала остатки сил в кулак, осторожно ступая по ступенькам, дабы не полететь с них кубарем. Я доползла до комнаты, бессознательно падая в кровать, не в силах ни умыться, ни переодеться. Подтягивая к груди согнутые в коленях ноги, я накрылась пледом с головой, чувствуя, как от озноба вновь дрожит всё тело. Очень сильно хотелось расплести волосы, но сил даже пошевелиться не было больше никаких. Было лишь ощущение, что меня просто выключили и я проваливалась в бесконечную темноту, не ощущая силы в руках и ногах, не чувствуя, где я вообще нахожусь. Сквозь сон я ощутила на себе легкие прикосновения прохладных рук, из-за чего по горящей коже моментально забегали мурашки. Кто-то очень мягко поцеловал меня в лоб, измеряя температуру и ласково шептал на ухо о том, что мне нужно сесть и срочно выпить лекарства. — Валя? Валюш, проснись — раздался сбоку голос. — Валя! Ты слышишь меня? — легонько потряхивая меня за плечо, кто-то продолжал меня осторожно будить. А я не могла даже раскрыть глаза или, хотя бы, сфокусироваться на голосе. Веки словно налились свинцом — тяжелые и не поддающиеся никакому контролю, а в ушах стоял белый шум, донося до меня только смысл слов, я слышала лишь указания, без способности различить носителя голоса. — Валюш, слышишь? Послушай меня, нужно сесть. Я помогу тебе, только проснись. — легонько поглаживая меня по руке, произнес голос и откидывая теплый плед, придерживая меня за спину, чтобы я не упала назад и голову за шею, мой спаситель напоил меня горячим чаем и какими-то таблетками. Единственное, что я распознала на вкус — терпкий, приторно сладкий сироп от кашля. Облизывая губы, ощущая сладость на языке, я закашлялась, подтягивая ноги выше. Внутри было стойкое ощущение, что, либо я умерла от огромной температуры, либо всё же сошла с ума от одиночества. Хотелось рассмеяться в голос от абсурдности. Смешно было даже подумать об этом, но, мне правда на секунду показалось, будто бы рядом только что был Егор. Будто бы сейчас он говорил со мной, будто бы он так нежно меня касался сейчас, заботливо придерживая чашку с теплым чаем, помогая мне принять лекарства. Через силу приподнимаясь на локтях, открывая до одури болящие глаза, не с первого раза фокусируя плавающий взгляд в приглушенном свете комнаты, я, конечно же, не увидела рядом абсолютно никого. Было бы смешно и удивительно, если было бы иначе. И отчего-то вдруг так паршиво и горько стало на душе. Да! Да, я бы чертовски сильно хотела бы, чтобы сейчас он оказался рядом. Я бы хотела этого даже больше, чем всего остального вместе взятого. Я хотела только лишь этого. Просто, чтобы он сейчас оказался рядом. Чтобы сердце перестало так сильно болеть о нем, заглушая даже головную боль. — Господи, я так скучаю. — ложась обратно, отчаянно прохныкала я в тишину комнаты срывающимся голосом, чувствуя, как горячие слезы скользнули по коже, падая на подушку. — Я так хочу к нему, Юки. Если бы ты только знал. — притягивая к себе кота, обнимая его двумя руками, пытаясь согреться и получить чуточку любви хотя бы от него, простонала я, всхлипывая вслух. — Егор так часто мне снится, что я теряюсь в реальности. Мне уже начинает казаться, что он только что был здесь. — шмыгая носом, кусая губы, нервно пролепетала я, судорожно вздыхая. — И лучше бы он был здесь, чем там, совсем один, изо всех сил уничтожая последние воспоминания обо мне в своей душе. — я плакала навзрыд, продолжая зачем-то свой монолог. Докатилась, с котом разговариваю. На секунду мне даже показалось, что в дверях кто-то мелькнул, но, наверняка, это просто тень из окна, либо блик от подсветки. В любом случае, сил подняться у меня больше не было. — Только ты один у меня и остался. — целуя кота в голову, прошептала я, поглаживая его по теплому бочку, шмыгая носом, судорожно выдыхая через рот и я ощутила, как кот недовольно стал карабкаться из моих объятий наружу. — Валюш, я нашел, давай ножку. — раздалось сбоку спустя мгновение, отчего я испуганно вздрогнула, поднимаясь на одной руке над подушкой. И я уже была почти уверена, что действительно чокнулась, но видимо, жар совсем накрыл мою бедную голову, подчиняя себе сознание, ведь я внезапно увидела … Егора. Прямо перед собой, прямо здесь, напротив. Он сидел, как живой, на корточках возле моей кровати, легонько улыбался, поглаживая меня по ноге. Такого быть не могло, я прекрасно это понимала. По всей видимости, от тяжелого состояния начались серьезные галлюцинации, или, возможно, я вообще уже была без сознания, а это — лишь плод моего воображения, но, черт возьми, он был точно как настоящий. Я смотрела, как завороженная, боясь даже моргнуть случайно, лишь бы только он не исчез. Моя самая долгожданная, самая желанная фантазия прямо передо мной. Такой родной, так близко, совсем рядышком. — Не может быть… — одними губами прошептала я, нервно сглотнув ком в горле, прислоняя ладошку ко рту. Медленно поднимаясь на ноги, «Егор» пересел на краешек кровати, спиной ко мне. Осторожно приподнимая плед, высвобождая ступни, перекладывая мои ноги себе на колени, он надел на них теплые носочки, легонько поглаживая по поверхности ног. Наблюдая за «его» действиями стеклянными глазами, в которых стояли слёзы, я ощущала, как жар вновь резко ударил в голову. Щеки горели огнем, покалывая от возникшего румянца, а в глазах всё поплыло. — Как ты себя чувствуешь? — одаряя меня заботливым взглядом, меня спросил тот, кто точно быть здесь не мог. — Лучше не становится? — протягивая прохладную ладонь к моему лбу, прислоняясь к коже, добавил он, будто бы ожидая моего ответа. Отвечать было бессмысленно, всё это не реально, а подыгрывать своей же галлюцинации было бы совсем утопической идеей, потому, я устало откинулась на остывшую подушку. Всё, чего мне хотелось — взвыть в голос белугой. Но сдерживая этот порыв изо всех сил, я прикрыла глаза, сверху накрывая лицо дрожащими ладошками, делая несколько размеренных вдохов, всё ещё ощущая на ногах следы от прикосновения. — Валюш, слышишь? — вновь раздалось над моим ухом, выдергивая меня из минутной, как мне казалось, дремоты. — Нужно вызвать врача. Где у тебя документы? — Нет, пожалуйста. — залепетала я, закашливаясь. — Только не врача. Иначе ты исчезнешь. — ответила я, смотря в его глаза. Даже в темноте комнаты они сияли ярко-голубым цветом, одаряя меня обеспокоенным взглядом. — Я никуда не уйду, Валюш, не уйду. Где документы, Валя? — не унимался он, словно, как настоящий Егор, продолжая меня трясти за предплечья, не позволяя снова улететь в сон. — Валя, ты меня слышишь? У тебя слишком высокая температура, ты совсем горишь. — прикасаясь к моему лбу, произнес он, поглаживая по волосам. И черт, я ощущала каждое касание так реалистично, что в глазах вновь и вновь собирались слезы. Изо всех сил я не хотела отпускать это ощущение. И, если для этого было нужно пребывать в таком состоянии постоянно — я безоговорочно согласна. Пусть температура не спадает вообще никогда, только бы он был рядом. — Нет, пожалуйста. Прошу тебя. — умоляюще протянула я, едва касаясь кожи, дотрагиваясь до его руки, находящейся в этот момент на моем плече. Легонько прикасаясь кончиками пальцев к теплой коже, я перетянула его ладонь повыше, к своей щеке, как котёнок, просящий ласки, самостоятельно прикасаясь к поверхности кожи.— Всё пройдет. Просто пусть он побудет рядом. Только не забирай его у меня, пожалуйста. — от всей души я просила у своего сознания лишь одного — чтобы хотя бы иллюзия его присутствия побыла со мной до утра. Натурально чувствуя на своей щеке касание его руки, как он поглаживает большим пальцем по коже щечки, я улетала в забвение еще дальше, практически отключаясь из этого мира. Сводя плечи и нахмурившись, я изо всех сил пыталась не плакать, но эмоции меня не слушались, и тихонько шмыгая носом, я ощутила, как слезы скатились по коже, капая на подушку. — Пожалуйста. — прошептала я трясущимся голосом, прикрывая глаза. — Никто не заберет, слышишь? Никто. — свободной рукой поглаживая меня по волосам, продолжал настаивать он. Егор. Ну, точно, идентично как Егор. Сам Егор был на себя похож меньше, чем эта, так кстати возникшая иллюзия. — Малыш, ты совсем сильно горишь. Пожалуйста, дай мне вызвать врача. — Не надо, я не хочу. Я поправлюсь сама, обещаю. — лепетала я, испуганно метаясь по подушке. — Я не хочу, чтобы он пропал. Я не хочу. — истерично протестовала я, продолжая плакать. — Не отпускай руку, прошу тебя. Только не пропади. — крепче хватаясь за его руку, стальной хваткой сжимая ослабленные пальцы обеих рук на его ладони и запястье, беспомощно умоляла я, всхлипывая. — Твою мать, всё такая же упертая… Я же переживаю за тебя. — выдохнул он, подсаживаясь чуточку ближе, не убирая руку, продолжая гладить меня по щеке. От услышанных слов мурашки побежали по коже с неимоверной скоростью, отчего я шумно всхлипнула, смотря на него затуманенным взглядом, боясь даже моргать дольше обычного. — Маленькая, как же тебе плохо. Не плачь, слышишь? Всё-всё… — обеспокоенно поглаживая меня по волосам, произнес он. — Без него. Очень-очень плохо. Если бы ты только знал… — присаживаясь на постели, принимая относительно вертикальное положение, ответила я, утирая кулаками слёзы. — Держи, малышка. — в мою ладонь приземлилась круглая таблетка и какая-то темно-синяя капсула. Что это было, откуда, и насколько реально — меня волновало в последнюю очередь. Я больше не спорила с ним, послушно перекладывая таблетки в рот, запивая теплым чаем. В голове было четкое понимание, что в любую секунду времени он может просто напросто исчезнуть, оставляя меня вновь одну. А сейчас, хотя бы так, хотя бы на какое-то время, он рядом. Просто рядом. — Я знаю, что ты исчезнешь. Возможно, даже прямо сейчас. — шумно вздыхая, смотря в упор на иллюзорно-сидящего рядом Егора, начала я каким-то не своим голосом. — Но, ты знаешь, я так по нему скучаю…мне так тебя не хватает. Мне не стало легче без него, ни капли. Ни одного дня без тебя легче мне не было… — покачивая головой из стороны в сторону, грустно усмехаясь, чуть тише добавила я последнюю фразу, болезненно вздыхая, поджав губы. — Я так устала держать этот образ независимой суки, а ночами заливаться слезами уже восемь с половиной чертовых месяцев. Понимаешь? — переводя взгляд на молчащего молодого человека, внимательно слушающего меня сейчас, готового раствориться в воздухе, как только я моргну дольше обычного. Внутри всё сжималось от боли, от осознания нереальности происходящего. Я не могла сейчас доверять даже собственным глазам и ощущениям. Я точно сходила с ума. — Да что ты понимаешь вообще? — махнув рукой в его сторону, я задумчиво продолжила, смотря сквозь пространство перед собой. — Ты даже не представляешь, каково это — видеть эти твои стримы, нарезки, где он испуганно свайпает видео со мной, а потом переводит взгляд в камеру, смотря, заметил это кто-то или нет. И, знаешь, я даже не знаю, что это значит: то ли, у него остались какие-то чувства и ему больно, то ли, ты просто не хочешь меня даже видеть. И… ты знаешь, наверное, второй вариант подходит даже больше. — трясущимся голоском говорила я, ощущая, как больно внутри от этих мыслей. Как сложно осознавать это всё, а уж тем более — произносить вслух. Ему. Пусть и не настоящему. — Куда не зайди — всё эти… новости эти с догадками всякими. Я вижу всё это изо дня в день, и вот здесь… — шмыгнув носом, стирая скатившиеся слезы, я прислонила ладонь к груди, указывая на душу и сердце. — Вот здесь становится так больно. Больно от осознания, что это всё-моя чертова жизнь, в которой его больше нет. Больно, от осознания, что я не могу ему позвонить и сказать, как сильно я скучаю, как сильно я зависима от него. Как сильно ты мне нужен каждую минуту моей жизни, как мне сложно всё это держать в себе. Мне ведь ни на секунду не стало легче. Я не могу отпустить. Как бы ни пыталась, я не могу, понимаешь? — всхлипывая, прикрывая ладонями лицо, я вновь расплакалась, ощущая себя какой-то городской сумасшедшей, разговаривающей с галлюцинацией. Рассказывая всё то, что камнем лежало на сердце, причиняя боль и отравляя всю душу, словно выжигая кислотой. Я слышала его сочувствующие просьбы прекратить плакать, как он поглаживает меня по спине, как держит за руку. Я понимала, что в это нельзя верить, но так чертовски хотелось. Хотелось, чтобы это всё оказалось правдой хотя бы на какую-то десятую часть. — Ты ведь был во всём прав. Я никому здесь не нужна, понимаешь? Я не слушала, сопротивлялась, защищала их, черт их подери. А теперь… теперь я не знаю, что мне делать. — разводя руками в стороны, растерянно произнесла я, отчаянно всхлипывая. — Я нагружала себя работой, пытаясь вытеснить мысли о тебе, и, чтобы не появляться здесь, где я никому не нужна. Но я не справляюсь абсолютно ни с чем. Я совсем одна здесь, абсолютно! — поджимая под себя ноги, садясь на коленках, я ударила сжатыми кулаками по постели, ощущая вселенскую обиду внутри. — Я запуталась во всей жизни и даже не представляю, что мне теперь со всем этим делать. Не могу и не хочу больше всех тянуть. Я хочу… — заправляя выбившиеся пряди волос за ухо, судорожно растирая со щек слезы, я вновь подняла взгляд на него. Он всё так же сидел рядышком, держа меня за руку, и я кожей ощущала тепло его руки, отчего мурашки бежали просто как обалделые, причиняя душевную боль только сильнее. Ведь это было неправдой. — Я хочу, чтобы как раньше — просто быть рядом с ним. Чтобы ты защищал и укрывал от всех проблем, чтобы обнимал, целовал…просто быть его девочкой. Я бы всё на свете отдала, только бы отмотать время назад. Только бы не совершать эту ошибку… — сдаваясь, окончательно разревевшись, я прикрыла лицо ладонями, склоняясь вперед. Рыдая белугой в голос, ощущая, как по пальцам струятся обжигающие слезы, едва не отключившись от нервного напряжения, я понимала, что, вероятнее всего он уже давно исчез. Но, внезапно даже для себя, я вдруг ощутила, словно, «Егор» привычно тянет меня за руки на себя, что-то говоря. Я слышала всё, словно через вату, разобрать слова было невозможно. Через мгновение я лишь ощутила себя, будто бы сидящей у него на коленях. Казалось, будто бы он обнимает меня, как по настоящему. Я ощущала на талии его руки, я ощущала его прикосновения, его шепот на ухо. Его поглаживания по голове, тепло его тела и… и мне сносило крышу еще сильнее. Поддаваться было нельзя, но я была готова сдаться любым галлюцинациям и иллюзиям, ведь они сейчас били по самому больному — вернули мне его. — Мне так плохо без тебя, Егор… — неуверенно цепляясь дрожащими руками за его шею, касаясь теплой кожи, вдыхая такой родной аромат парфюма, я продолжала истошно рыдать, часто всхлипывая и шмыгая носом. Он был рядом. Как настоящий, как живой, крепко обнимая меня сейчас. И если бы меня сейчас спросили — готова ли я остаться навсегда в этой Вселенной, я бы ответила «да», даже не слушая условия и другие варианты… Я хочу остаться здесь, с ним, навсегда. — Котёнок, пожалуйста, прекрати. Не плачь, слышишь меня? — было четкое ощущение, что он рядом, что обнимает меня именно он, что он сочувственно целует меня в макушку, прижимая к своей груди, поглаживая меня по плечам и щеке. А слыша его голос, чувствуя прикосновения, как настоящие, я продолжала рыдать с новой силой, так сильно боясь отпустить его сейчас. Изо всех сил я не хотела, чтобы этот момент заканчивался. Подсознание выдавало чертовски издевательские вещи, напоминая мне его интонацию, как он всегда меня называл, как говорил… все его слова. И я просто не переживу, если открою глаза, а его больше не окажется рядом. — Маленькая моя, ну тише… — оставляя легкие поцелуи в макушку и волосы, продолжал он, иллюзорно крепко прижимая меня к себе. — Валюш, тебе совсем плохо. Нужно вызывать врача, срочно, слышишь? — отстраняя меня от себя, произнес он. Видимо, действие парацетамола начинало давать о себе знать и моя иллюзия собиралась на выход… спасибо, что хотя бы не без предупреждения. — Я боюсь… — послушно садясь на постели, смотря на него сквозь мокрые ресницы, честно ответила я, касаясь раскалённой головы рукой. — больно. — Ложись, я все сниму. — садясь ближе, перекладывая подушку на свои колени, проводя по поверхности рукой, произнес Егор. Сдаваясь, понимая, что всё равно это не будет длиться вечно, я послушно прилегла на подушку, чувствуя в волосах облегчение от осторожно снятых тугих резинок, практически моментально проваливаясь куда-то. — Котёнок, слышишь? — пытаясь меня растормошить, говорил он, но я вновь слышала всё будто бы из бочки, где-то очень-очень далеко, уже не в силах раскрыть глаза. — Иди сюда, горе луковое. — произнес он, отчего я едва ощутимо вздрогнула, на мгновение переставая чувствовать под собой тепло постели. Если бы не накрывшие галюны, я бы всерьез подумала, что меня подняли на руки и переложили на другое место. Но, учитывая обстоятельства, этот вариант я отметаю сразу же. Такие ощущения прикосновения каждый раз вызывали во мне какой-то страх, так как никогда с таким я еще не сталкивалась. Но, кто знает, что еще может привидеться при такой температуре. Не демоны и на том спасибо. Но то, какие невообразимые и реалистичные вещи выдавало мое подсознание — немного пугало. Как? Как плод моей фантазии может настолько ощутимо взять меня за руку? В моей голове это никаким образом не укладывалось, это пугало, радовало и забавляло одновременно. Нужно обязательно рассказать об этом ребятам… — Валюш, как ты? — тихо раздалось над моим ухом где-то рядом. Глаза открывать больше не хотелось, поэтому, я просто слушала последние мгновения его голоса. — Давай температуру измерим. — добавил он и я послушно наощупь запихнула градусник подмышку. — Не хочу, чтобы это всё заканчивалось… — честно ответила я то, что чувствую. Я будто бы не ощущала плохого состояния больше. Я не могла открыть глаза из-за невероятной слабости, но я чувствовала его рядом, чувствовала даже аромат его парфюма и тепло тела. И единственное, что меня пугало — утро. Проснуться одной и снова лишиться этого — было для меня куда страшнее состояния. — 39,2… всё ещё очень высоко… — тихо добавил он всё там же над моей головой. — Тебе нужно поспать, маленькая моя… — касаясь волос, он поглаживал меня по голове едва касаясь. Галлюцинация стала гораздо менее ощутимой и я, хочешь-не хочешь, но ощущала неизбежно приближающийся конец. — Пожалуйста, не исчезай сейчас. Не уходи, я так по нему скучаю… — не открывая глаз прошептала я «в пустоту», ловя последние мгновения иллюзии его присутствия. Я четко осознавала, что это — всего лишь пограничное состояние между сном и реальностью из-за температуры и жара. Я просто бредила. Бредила им. Но сейчас он был рядом…хотя бы иллюзорно. — Полежи со мной? Побудь хотя бы до утра…прошу тебя. — тихо добавила я, закусывая щечку изнутри, нахмурившись, смиренно ожидая того, что же будет происходить. — Я никуда не уйду, моя девочка. — вдруг ощущая его присутствие ещё сильнее, словно, сам Егор лег рядом со мной, притягивая меня к себе. Мне казалось, словно он обнимает меня точно так же, как обнимал всегда, когда мы засыпали вместе. — Я больше никогда не оставлю тебя одну, слышишь? Не бойся, засыпай, я никуда не денусь, обещаю тебе. — поглаживая по голове и волосам, добавил он, выдыхая мне в макушку, отчего мурашки побежали с новой силой. Скользнув раскрытой ладонью по его груди вверх, проводя по шее выше, наощупь касаясь его щеки, ощутимо вздрагивая в тот момент, когда на кончиках пальцев я ощутила легкую небритость. Подрагивающей ладошкой гладя по щеке, осторожно, чуть неуверенно касаясь большим пальцем его губ, я решилась на отчаянный поступок. — Мне столько раз снилось, как ты меня целуешь…поцелуй меня? — попросила я едва слышно, нервно вздыхая, ощущая, как сердце больно ухает в грудной клетке, желая вырваться оттуда больной птицей. Спустя пару долгих, как мне показалось, мгновений, он всё же легонько накрыл мои губы своими губами, даря совершенно легкий и нежный, но такой долгожданный поцелуй, что внутри меня всё замерло, стекленея от трепетности момента. Несильно углубляя поцелуй, не придавая ему никаких сложных ноток, целуя со всей нежностью, не терзая искусанные губы, а, словно, наоборот — залечивая все ранки, Егор продолжал целовать меня, ровно так, как всегда целовал сам. — Пожалуйста, хотя бы снись мне почаще. Я так по тебе скучаю. — прошептала я, не открывая глаз, прижимаясь покрепче, будто бы прощаясь с ним. — Мой родной, как же сильно я люблю тебя. — Девочка моя, ну чего ты совсем? — обнимая крепче, прошептал он. — И я тебя очень люблю, мой котёнок. — подсознание выдавало мне именно те ответы, которые я хотела бы услышать. И именно такими фразами, которыми всегда говорил Егор. Легонько улыбнувшись уголками губ, я погрузилась в сон, крепко обнимая его напоследок. — Отпусти меня, я сейчас приду. Не пугайся, слышишь? Я приду сейчас, обещаю тебе. — одно мгновение и его рука тут же ускользает из моей, как мне казалось, мертвой хватки. Болезненно вздыхая, переворачиваясь на другой бок, я накрылась с головой одеялом, слишком отчетливо понимая, что он уже не вернется.Вот и всё. Всё закончилось.
*****
Досматривая последние мгновения сна, ещё не открывая глаз, я вспомнила всё то, что так отчетливо привиделось мне вчерашним вечером. И реальность совершенно вышла из чата при воспоминаниях. На лице повисла грустная улыбка, отчего я потерлась щекой о подушку…понимая, что лежу совершенно не на привычной шелковой наволочке. Воздух мгновенно выбило из легких и, кажется, даже сердце стало стучать на секунду тише. Моментально выдергивая себя из остатков сна, боясь раскрыть глаза, я только сейчас ощутила теплую руку на спине и ладонь на своей талии, мою закинутую под одеялом ногу, а сама я лежала, обнимая…? Такого же не может быть? Нервно сглатывая подкативший к горлу комок, честно говоря, варианты в моей голове даже не наградили меня своим присутствием. В смысле, в голове было полнейшее перекати-поле. Набираясь смелости, спустя лишь, по ощущениям, полторы минуты, я собралась с силами, чтобы открыть глаза. Распахивая ресницы, щурясь от света, попадающего в помещение через не зашторенные окна, прямо перед собой я увидела Егора. Настоящего. И я даже не знала, хорошо это было, или плохо, и кого я вообще ожидала сейчас увидеть. Медленно вздыхая, рассматривая картину перед глазами, я ощутила, как внутри все болезненно сжалось, тут же наделяя всю меня невероятным ощущением страха. Осторожно убирая руку с его груди, неуверенно касаясь рукой лица, проводя кончиками пальцев по щеке, словно, всё ещё не веря в происходящее, я ощущала себя сейчас, как во сне. Но всё было слишком по-настоящему, вот он — так близко, такой родной, спит тут, рядышком, обнимает меня под одеялом. Но этого ведь просто не могло быть.Так, стоп.
То есть?.. То есть, мне вечером не привиделось?
То есть, это не было галлюцинацией??!
Нервно прикрывая рот ладонью, судорожно вспоминая всё то, что я вчера, возможно, могла наговорить, к лицу тут же прилила краска. Твою мать… Нет, всё это было, в любом случае, чистой правдой, просто… просто незапланированной, неподготовленной и … черт, что я натворила то? Это всё ведь неправильно. Так не должно было быть. Как вообще он здесь оказался-то? Осторожно выбираясь из теплых объятий, заботливо прикрывая Егора одеялом, я села на постели спиной к нему, медленно выдыхая и пытаясь вернуть себя в правильный порядок. Оглядывая комнату оценивающим взглядом, я заметила какую-то невероятную кучу лекарств на прикроватном столике, там же открытую бутылку воды и несколько чашек с недопитым зеленым чаем. Я ведь четко помнила, что вернулась домой одна и из лекарств здесь был только бесполезный парацетамол, который, собственно говоря, я и выпила, как мне показалось. И вопросов было теперь уже несколько: что же я выпила вместо парацетамола, как получилось всё ВОТ ЭТО, и что теперь со всем этим делать? Стягивая со столика мобильник, возвращаясь на кровать, садясь и поджимая под себя ногу, я поняла, что нахожусь совершенно не в том виде, в котором упала вчера в кровать. На мне была надета тёплая пижама, состоящая из серых штанов и темно-синего свитшота с длинным рукавом, на ногах надеты любимые теплые носки с нарисованной ламой, а на голове заплетена слабая косичка, вместо прически из тугих резинок. Если то, что я помнила — можно было назвать ещё относительно половиной беды, то то, что осталось за гранью моего контроля и воспоминаний — меня чертовски пугало. И…одновременно с этим, не пугало совершенно — а вот как раз-таки это ощущение пугало еще сильнее. Выходит, что Егор каким-то волшебным образом вчера приехал сюда с лекарствами, переодел меня, распустил волосы, напоил лекарствами и уложил спать. Но это лишь то, что я относительно помнила. А вот, что происходило между всеми этими событиями — остается задачкой со звездочкой. Задумчиво уставившись сквозь пространство, испуганно прикрывая рот ладошкой, пытаясь уложить в голове всю эту информацию, я ощущала, как в центре грудной клетки что-то неприятно болезненно заныло, и при каждом мельком всплывающем воспоминании от касаний Егора, от его поцелуев, по телу массой проходила предательская дрожь. Как все это случилось? Теперь подобное никак не укладывалось в голове. Выходит ведь, что все эти нежности, вся эта забота, это были не галлюцинации… это был он сам? А…как? Что? Как вообще это получилось-то? Оборачиваясь на шорох, я заметила, как Егор начал беспокойно ворочаться, водя руками по простыне и поворачивая головой в стороны. Ровно так же, как и всегда тогда, когда мы ещё жили вместе, если я вставала раньше, оставляя его досыпать в одиночестве. Не просыпаясь, ещё будучи во сне, он ворочался и всегда искал меня… Это воспоминание вместе с новым визуальным сопровождением очень больно отозвались в душе, заставляя меня задержать дыхание и закусить губу, нахмурившись. Но я была просто не в силах оторвать взгляд от этой картины — на подушке, рядом с его головой, расположился Юки, свернувшись клубочком и доверительно положил мордочку Егору на плечо на вытянутые лапки. И помимо всей и без того умилительной картины, смысл был еще и в том, что Юки — совершенно не ручной кот, который не любил прикосновения и не давал даже погладиться ни одному из живущих в доме людей. Никто из ребят не мог к нему подойти — он тут же начинал шипеть, царапаться и кусаться, и моментально прятался под кроватью так, что его никто не мог оттуда достать. Этот, милый с виду, белый комочек, кошмарил весь дом и только со мной был ласковым и добрым котиком, позволяя его зацеловывать часами и хоть в узел завязывать. И, кажется, только сейчас я поняла весь смысл такого его поведения. Юки не любит всех, кто неискренне относится ко мне. И от осознания того, что сейчас он так доверчиво спит на плече Егора, по коже вновь побежали мурашки. Внутренний голос истошно орал что-то невнятное и неразборчивое, твердя мне одно и то же, но что — разобрать было невозможно. В голове стоял гул, не позволяя мне вообще о чем либо думать сейчас. Разблокировав мобильник, первым делом я залезла, зачем-то, в телефонную книгу, удивленно распахивая глаза, едва не подавившись воздухом.Заяц🖤: входящий 19 мин., сегодня в 0:12.
Что? Я? Я разговаривала с ним ночью? 19 минут? Какого черта?! - едва ли не матом пролетело в моей голове. Это, конечно, объясняло не многое, но, кое-что всё же потихоньку вставало на свои места. Теперь, как минимум, стало понятно, откуда у него адрес и как он тут оказался. Но, одновременно с этим, других вопросов стало ещё больше. — Юки! — шикнула я полушепотом, замечая, как кот лапкой тычет Егора в нос, пытаясь разбудить. Уж к чему-к чему, а к этому я сейчас была чертовски не готова в данную секунду, поэтому, пусть спит. Мне нужно было максимально отсрочить момент его пробуждения… — Юки! Я что сказала?! Не трожь его! — прошипела я, поднимаясь на четвереньки, потянувшись через Егора к коту, убирая его лапы и оттаскивая кота чуть подальше. Но моему плану не суждено было сбыться и в то же мгновение я почувствовала, как руки Егора скользнули по моему телу едва ли проникая под свитшот, совершенно культурно и прилично касаясь пальцами открытого участка кожи, моментально вызывая у меня невероятный шквал мурашек, заставляя затаить дыхание и машинально втянуть живот. — Доброе утро. Как ты себя чувствуешь? — с сонной улыбкой произнес он, продолжая поглаживать по коже, смотря за моей предельной растерянностью. — Доброе. Честно?.. не знаю. — нервно сглатывая комок в горле, теряясь под его взглядом, я стыдливо опустила кофточку, отстраняясь и садясь на постели полубоком на максимально безопасном расстоянии от него. В голове был полнейший кавардак и что делать, что говорить — я совершенно не знала — Иди сюда. — произнес Егор, отчего я моментально опешила и смутилась, словно слыша это впервые, испуганно оглядываясь на него, оставаясь в каком-то ступоре. — Я просто потрогаю лоб, ты чего испугалась так? — Нет, я…все в порядке, просто… — смущенно залепетала я, ощущая, как краска тут же прилила к лицу и щечки стало чертовски неприятно покалывать. Внутри был шквал невероятно неловких эмоций и я не знала, с какой вообще стороны начинать проживать этот момент. Как сейчас быть и что мне делать. — Успокойся, всё в порядке же. — произнес Егор, касаясь ладонью моего бедра. Его прикосновение обожгло, нет, просто ошпарило, словно кипятком, отчего я испуганно дернулась, едва ли не взвизгнув, шумно втягивая ртом воздух. — Это… это неправильно, так нельзя! — залепетала я, скидывая с ноги его руку, бегая блестящими глазами по помещению, боясь даже столкнуться с Егором взглядом. — Как так могло вообще случиться…? Надо что-то решать… — Валя. — тихо, чересчур спокойно и уверенно произнес он, одним только обращением возвращая меня обратно в этот мир, заставляя внимательно посмотреть на него. — Что ты решить снова хочешь? Мы с тобой уже однажды дорешались. Результат — нам обоим как-то не очень понравился, по моему, да? — произнес он, пристально смотря мне в глаза, ловя мои растерянные эмоции, наощупь находя мою руку и перебирая нервно подрагивающие пальцы. — Измерь температуру, пожалуйста. Это сейчас важнее всего. — А… — как рыбка ловя ртом воздух, пытаясь что-то сказать, я не могла вымолвить ни слова, растеряв абсолютно все мысли по дороге. — А дальше — будем просто жить дальше. Без решений-хуешений всяких. Хуево они у нас с тобой получаются. — добавил Егор, окончательно обескуражив меня, сжимая крепче мою руку и протягивая градусник. — Интересно как у тебя всё получается! А главное — всё легко-то как! — всплеснув ладонями в воздухе, выдала я, окончательно теряясь в ситуации. Прикрывая рот ладошкой, растерянно бегая взглядом по помещению, останавливаясь лишь на представшей прямо перед глазами картиной, как Юки вновь устраивается рядом с Егором, ложась у него «под крылом» лапками обвивая его руку на предплечье. — Иди сюда. — с легкой полуулыбкой произнес Егор так, словно, ничего вообще не произошло, словно, мы не расстались почти на 9 месяцев! — Так нельзя. Это неправильно!!! — едва не взвизгнула я, не понимая, почему он так спокоен сейчас. Внутри меня была буря из эмоций и отдельная буря из растерянности. Меня слишком сильно пугала сложившаяся ситуация. — А как можно? Валь, отключи уже свою бесконечную думалку, просто иди сюда. — протягивая мне раскрытую ладонь, произнес Егор, каким-то чертовски убаюкивающе-спокойным голосом. — Мы не в школе, чтобы правильно-неправильно было. Правильно так, как чувствует твоё сердце. Сделай так, как тебе хочется. Прекрати уже строить из себя сильную и независимую. Я же знаю, какая ты. Прекращай, малыш, снимай уже свои маски дурацкие. — произнес Егор, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо, поглаживая по плечу, своей фразой заставляя внутри меня всему рухнуть. Всем когда-то возведённым стенам, всем надетым маскам, всем завешанным занавесам, а всем сожжённым когда-то мостам будто бы приказал вновь построиться. — Но… — растерянно пожимая плечами, из последних сил я всё ещё пыталась зачем-то обороняться, не веря вообще в происходящее. — Не-а! Никаких «но». — вытягивая руку вперед, прикладывая палец к моим губам, он решительно перебил меня, не позволяя мне вставить и слова. — Я слышал всё, что ты сказала ночью. Это куда важнее любых слов. Ночью была сказана правда, чистейшая правда. И тобой, и мной. — договорил он, а у меня в голове тут же флешбеками пролетели его и мои слова, все эти признания, чертовски честные, отчего сейчас внутри было даже немного стыдно. Опуская глаза вниз, я тут же вновь растерялась, не зная, куда себя деть сейчас. — Не стоит натягивать обратно этот идиотский образ. Я ведь знаю, что за ним прячется моя девочка. Та самая. Моя любимая девочка. Хватит тебе уже быть сильной. Сильным буду я. А ты просто будь собой. — притягивая растерянную меня ближе, заставляя меня лечь рядом, произнес Егор, крепко обнимая и целуя в лоб и макушку. От его прикосновений голова тут же закружилась, а в уголках глаз стали собираться предательские слёзы. Неуверенно обнимая его, я еле держалась, чтобы не расплакаться, наконец-то оказавшись в его объятиях. О которых я мечтала все эти почти 9 месяцев, рыдая в подушку к-а-ж-д-у-ю ночью. Я вдохнула его аромат и замерла, затаив дыхание, боясь даже пошевелиться сейчас, чтобы, не дай бог, это не оказалось сном. — Давай попробуем начать сначала? — шепотом раздалось прямо над моим ухом, отчего сердце забилось с какой-то невероятной скоростью, а на всё же глазах выступили слёзы. — Давай. — тихо прошептала я, кивая в подтверждение своих слов, крепче обнимая Егора, позволяя себе больше не казаться ложно-сильной, а просто снова быть собой в его крепких руках. — Ну всё, тише, маленькая моя, теперь всё будет хорошо. — убаюкивающим голосом прошептал он, отправляя в волосы сотни поцелуев.