Назад в прошлое. Между строк

Голова настолько кружилась, что пол уезжал из-под ног. До башни Рейвенкло оставалось немного, но Лизз просто не могла подниматься дальше. Она остановилась на лестнице и тяжело облокотилась о перила. Музыка, доносящаяся издалека, прекратилась. «Чёртовы Сестрички» престали играть, и их проводили очень громкими аплодисментами. В коридоре за поворотом раздалось отдаленное эхо голосов. Похоже, бал закончился, и все возвращались. Студенты, весело переговариваясь, расходились по гостиным. Обсуждения, кто с кем танцевал, и кто во что был одет, смех, шутки — все это проносилось волнами совсем рядом и стихало через какое-то время. Ей не хотелось кому-нибудь попадаться на глаза. Она решила переждать в одном из коридоров. И завернув за угол, привалилась к стене без сил. Какое–то время она стояла вот так в тишине, слушая биение собственного сердца. Сегодня был самый странный вечер в ее жизни. Если бы она могла только трезво мыслить сейчас, но все мысли и чувства перемешивались, путались, словно ее кружили посреди комнаты с завязанными глазами. По пути сюда она слышала и его голос среди всех остальных и замедлила шаг, прислушиваясь. Кажется, они с Чжоу уходили одними их последних, когда студентов почти не осталось в Большом Зале. Они остановились у выхода из зала, пустой вестибюль разносил эхом их приглушенные голоса. Против своей воли, Элизабет замерла на лестнице и обернулась к ним, наблюдая сверху, прячась за одной из колонн. Отсюда Седрик и Чжоу казались восковыми фигурками в желтом блеске факела. Лизз порывисто вздохнула, беспомощно прижавшись к колонне — в ней еще жили ощущения от их совсем недавно произошедшего разговора с Седриком на крыльце. И он стоял к ней так близко… А теперь вот точно на таком же расстоянии стоит рядом с Чжоу и держит ее за руки. И их силуэты притягивались друг к другу, как будто стремились слиться в один. Они были парой. И от этого казались такими взрослыми. Словно теперь они знали что-то новое, что-то еще недоступное остальным. И Седрик казался каким-то другим человеком рядом с Чжоу. В его глазах читалось, что он готов сделать нечто невероятное лишь для нее одной, то, чего никогда бы ни сделал ни для кого другого. Звонкий голос Седрика нарушил тишину. — Эй! Гарри! Элизабет вздрогнула и резко обернулась. По той же самой лестнице к ней поднимался высокий черноволосый юноша в очках, в котором она узнала Гарри Поттера. — Гарри! — она услышала шаги Седрика, раздающиеся эхом. Элизабет выглянула краем глаза из-за колонны. Гарри Поттер замер и повернулся в пол-оборота. Седрик уже поднимался к нему по лестнице, оставив Чжоу дожидаться его внизу. Поттер был немного пониже Седрика, но такой же тонкокостный и худощавый. — Да? — холодно ответил он. Рыжеволосый Рон Уизли, сопровождающий его, тоже остановился, но видя, что Седрик хочет поговорить без свидетелей, сердито затопал наверх. Элизабет проводила его взглядом, прислушиваясь, что происходит внизу Седрик подошел к гриффиндорцу поближе. Они о чем-то тихо переговаривались. Кажется, Седрик что-то спросил, Поттер кивнул. И Сед довольно улыбнулся, собираясь спускаться обратно. — Мне надо идти… хочу попрощаться… — уловила Лизз обрывки его фраз. Интересно, какие дела могут быть у Седрика с Гарри Поттером? Поттер взглянул на стоящую в отдалении Чжоу, и какое-то непонятное, но до боли знакомое выражение промелькнуло в его глазах, скрытых за стеклами старых очков. К своему удивлению Элизабет объяснила себе это чувство как не то горечь, не то досаду. Однако Седрик ничего не заметил, ещё раз улыбнулся Гарри и помчался вниз по лестнице к Чжоу. В ее фигуре тоже что-то настораживало. Хрупкая, несколько растерянная, она стояла внизу у лестницы, прикусив губу, словно чувствовала себя ужасно виноватой. И неотрывно смотрела на Гарри. Но Поттер не кинул на нее больше ни единого взгляда. Почти бегом он кинулся догонять своего рыжего друга. Элизабет чувствовала замешательство, словно подглядела что-то, чего ей не нужно было знать. Дождавшись, когда Седрик и Чжоу будут снова заняты только собой, она осторожно выбралась из-за статуи и быстрым шагом направилась в сторону башни Рейвенкло, механически перепрыгивая все опасные ступеньки-ловушки на лестницах. Ей было не до этого. Перед глазами все еще плыли их лица. Как Седрик берет Чжоу за руку. А потом — как они стоят, обнявшись в тишине. Живо ей представилось, как Седрик идет провожать Чжоу по темным лестницам в башню Рейвенкло. Вот у входа они останавливаются на пару минут, держась за руки, что–то говорят друг другу… Он наклоняется к ней, и, наверное, он должен ее поцеловать. Именно этого они оба и ждут… Все в ней похолодело. Она резко затормозила в одном из коридоров, буквально остолбенев на одном месте. Лизз удивилась, насколько же жестока ее фантазия. Но мысли ее уже понеслись сами собой в заданном направлении. Какой он Седрик, как парень? Она впервые в жизни задала себе этот вопрос и ужаснулась. Сглотнула. Дотронулась слегка рукой до своих губ. И тут же отдернула руку. Она никогда этого не узнает. Они никогда не будут вместе. Никогда. Ни-ког-да. Закрыла глаза. Подумала о сегодняшнем вечере. Бен с его вопросами о дружбе между ней и Седриком, сногсшибательно выглядящая Чжоу, не проходящее весь вечер чувство собственного одиночества, и этот взгляд Поттера там, на лестнице — он словно подтверждал, что у нее, так же, как и у него, нет абсолютно никаких шансов надеяться на что-то… Элизабет прислушивалась к собственной боли. Она ожидала, что эти размышления вызовут в ней слезы. Но слез не было. Только раздражение и гнев. Ненавижу. Внезапная стремительная мысль. Ненавижу этот вечер. Ненавижу толпу людей, которым надо улыбаться. Ненавижу Рождество, ненавижу все эту мишуру! Она рванула свою праздничную мантию со всей силы — лоскуты рукава нелепо повисли на руке. Ненавижу Чжоу! — Scredo! — в одно мгновение выхватила волшебную палочку и метнула заклинание в стену напротив. Огненный шар с несвойственной для нее силой вырвался из палочки, разлетевшись снопом искр. На камне остался внушительный черный след. Устало откинулась назад, стукнулась головой о холодную стену позади. Элизабет начала привыкать к тому, что знает заклинания, не только о которых ни разу не слышала до этого, но и которые у простого школьника попросту не получились бы из-за их сложности и опасности. Таким заклинанием можно легко убить — пронеслась вялая мысль. Эта неведомая сила делала ее особенной. Увереннее в себе. Чтобы сказал бы Седрик, узнав о ее способностях? Стала бы она привлекательнее для него? Значимее? Интереснее самой Чжоу? Иногда ее пугали подобные вспышки. И эта новая появившаяся твердость в ее характере — тоже. Она была уверена, что это не она. А кто–то другой. Тот, чьей жизнью она живет вот уже несколько месяцев. Кинула взгляд на медальон, мирно висящий в вырезе мантии — да-да, именно… Она чувствовала чужое присутствие рядом с собой все сильнее день ото дня. Как чье-то еле слышное дыхание за спиной. Как второе сердцебиение в такт со своим собственным. Тряхнула головой. Глупости. Иногда ты просто сходишь с ума, Лиззи. Постояла немного, успокоившись. И чувствуя, как кто-то словно наблюдает за ней из темноты, торопливо зашагала по коридору. Но чувство погони не прошло, вызывая первобытный ужас. Через пару секунд Лизз неслась прочь, подхватив подол мантии. Она словно убегала от наваливающейся на нее чужой реальности. Картинки против ее воли так и вставали перед глазами. — Ровена… Он был там, за ее спиной. Она резко крутнулась к нему, сама не зная, хочет ли его видеть. — Постой, не убегай! Гнев, досада, боль, жестокое разочарование в центре груди. Его шепот в тишине. Его профиль в полумраке. — Салазар… — Останься, прошу тебя… И она стоит в замешательстве, призирая саму себя за нерешительность. А где-то далеко слышна музыка бала и смех гостей. И там какая-то совершенно чужая жизнь. Лизз резко затормозила. Мотнула головой, отгоняя видения и чувствуя, как на мокрый лоб липнет челка. И образы-призраки тысячелетней давности тут же растаяли. Она по-прежнему стояла одна в тихом пустом коридоре… * * * — Лиззи… Лиззи… ну давай же. Давай. Ее словно выдергивали из полумрака на свет, словно поднимали со дна холодной несущей куда–то реки, течение которой сперва не хотело отпускать. Она слабо моргнула пару раз, чувствуя какие тяжелые у нее веки. Открыла глаза. Знакомое лицо. Бен… Склонился над ней, страх и паника во взгляде. Еле заметные веснушки на носу. Она лишь снова закрыла глаза, чувствуя, как возвращается сладостное чувство забытья. — Лиззи! Ее сильно хлестнули по щеке. Она вскрикнула и в который раз широко распахнула глаза — теперь окончательно. — Что ты делаешь?.. — невнятно поинтересовалась у Бена. Вяло потерла горящую щеку. Голова была тяжелой и просто раскалывалась на тысячи осколков. — Ну, наконец-то, — Бен облегченно вздохнул. Элизабет огляделась. Она лежала на диване головой на коленях у Бена в гостиной Рейвенкло. — Что стряслось?.. — сделала попытку подняться, но Бен силой уложил ее обратно. — Тихо–тихо, не шевелись, полежи еще немного, — мягко произнес он, но Лизз сердито уставилась в ответ: — Что произошло? Как я здесь оказалась? — Я нашел тебя здесь, посреди пергаментов, на полу, — пожал плечом Бен. Она все-таки поднялась с его колен и села. Медленно повернулась. Ее шкатулка стояла на столе, пергаменты собраны и сложены стопочкой рядом. Она поморщилась. С ней случился очередной обморок? Это было бы логично, учитывая ее состояние весь вечер. За этой мыслью пришли и картинки о произошедшем. После неожиданной вспышки гнева и произнесенного заклинания в коридоре, силы были почти на исходе. Она еле добралась до гостиной, рухнув на диван. Слава Мерлину, гостиная пустовала. Студенты либо уже давно спали после Бала, либо прятались парочками в темных коридорах Хогвартса, а значит, ожидались к утру. Посидев немного, Элизабет поняла, что ни за что не сможет уснуть. И почти машинально, как всегда, потянулась к шкатулке Рейвенкло. Медальон на шее привычно пульсировал, когда она перебирала пергаменты. Но она старалась не обращать внимания. Она полностью погрузилась в то, что читала. Этот способ убегать от проблем стал для нее наркотиком — каждый раз уходить в дневники Ровены Рейвенкло, пытаясь разобрать древние завитки рун, пытаясь жить чужой жизнью на этих страницах, чтобы не думать о своей… — Может, ты все-таки расскажешь мне, что с тобой происходит, Лиззи? — голос Бена нарушил ход ее мыслей. Она перевела взгляд на его лицо. Глаза его были близко и обеспокоенно изучали ее саму. — Ну, ты, право слово, как заботливая мамаша. — Не стоит отшучиваться, Лизз. — Бен смотрел на нее строго. Впервые. — И уходить от ответа или переводить тему тоже не стоит. Ты должна все мне рассказать. Элизабет ответила таким же серьезным взглядом, а затем перевела его на стол, где стояла шкатулка, чувствуя, как сердце внутри принимается учащенно колотиться: — Ты смотрел их? Пергаменты?.. Почувствовав враждебность в ее голосе, Бен примиряющее поднял руку: — Я не хочу лезть в твои дела, Лизз. Но если это угрожает тебе, я просто обязан все выяснить. Просто расскажи, что все это значит, и как это связано с твоими обмороками. Элизабет впервые не знала, что ответить ему. В голове не было ни одной мысли. Шутки или глупые отмазки были бы бесполезны. Она лишь дернулась в направлении шкатулки, инстинктивно желая проверить, все ли с ней в порядке, и убрать ее подальше. Однако Бен мягко, но настойчиво удержал ее за плечи, заставив опуститься обратно на диван. — Посиди, не вставай, — заботливо укрыл ее плечи пледом. — Я сейчас. И поднявшись, отошел к столику у стены. Элизабет все–таки нашла в себе силы и сползла на пол, облокотившись на диван спиной. Уставилась на огонь в камине. Невольно задумалась — хорошо ли, что Бредли здесь, или ей надо побыть одной. Мысленно пожала плечом. Ей на самом деле было все равно. Бал кончился. Чары рассеялись. И она словно Золушка сидела на своем прежнем месте, у очага. А принц в золотых доспехах предавался мечтам наедине со своей принцессой. Сейчас ей не было дела ни до чего, и она отстраненно наблюдала, как Бен суетливо перетаскивал что–то с соседнего столика на пол рядом с ней. Фрукты в тарелке, кулек новогодних ярких сладостей (среди которых Элизабет разглядела тыквенное печенье, Берти Боттс и пару шоколадных лягушек) и что-то темное в высокой бутылке. Она механически потянулась к ней, но Бен отодвинул ее подальше: — Погоди. Сначала расскажи мне все. Сел на пол возле нее и пристально уставился в глаза: — Мне, правда, нужно знать. Элизабет помедлила. Почертила неясные узоры на ковре, раздумывая. И, решившись, набрала в легкие побольше воздуха. Не зная с чего начать, перескакивая с одного на другое, она постаралась рассказать Бену обо всем. Сама не зная, почему — то ли от его неожиданного беспокойства и участия, то ли от твердости в его голосе и серьезности в глазах. Хотя нет, не совсем все, конечно. Кое-что она все же утаила. Едва обмолвилась про медальон. Сказала, что это старинный артефакт, и для нее очень почетно его носить. А как же ее обмороки?.. Обмороки… обычное дело — неудивительно при такой нагрузке с этими пергаментами — расшифровка рун и т.д. и т.п. — тем более учитывая, что спит она от силы часа два в сутки, разумеется, она чувствует усталость и слабость, — ничего сверхъестественного. Элизабет постаралась сохранять невинный вид, и дабы отвлечь Бена от темы обмороков, начала рассказывать, что ей удалось выяснить о жизни Рейвенкло. К ее удивлению, Бен с интересом выслушал о Ровене все. Он был идеальным слушателем. Не перебивал, ловил все ее интонации, кивал с пониманием. Какое-то время Бен еще задумчиво молчал, когда она закончила рассказывать и остановилась перевести дух. Элизабет с облегчением выдохнула. Это было потрясающее чувство — наконец-то поделиться с кем–то грузом, который она носила в себе не первый месяц. — Значит, теперь тебе нужно попасть в Годрикову Лощину? — уточнил Бен. Лизз кивнула: — Да. Это странно и, возможно, очень глупо, но мне кажется, что там я найду что–то ценное. А если и нет, то хотя бы почувствую атмосферу того, что происходило… Если бы ты видел, что она пишет в своих записях. Столько мыслей, столько событий… Я хочу понять ее глубже. Хочу разобраться. — Ты говоришь так, словно она все еще жива, — заметил Бен. И Лизз развернулась к нему. — Ну разумеется, она была живым человеком. В этом-то и дело! Она существовала на самом деле, понимаешь? Если бы ты только знал… На секунду Элизабет заставила себя замолчать. Она хотела сказать, «если бы ты только видел, какой она была». И поняла, что только она может знать, какой была Ровена — потому что видела ее, в снах, в возникающих постоянно вокруг нее видениях. Ее присутствие было повсюду. Но навряд ли Бен сможет это понять. — Я поеду с тобой, если захочешь, — вдруг как бы между прочим произнес Бредли. И пояснил на недоумевающий взгляд Лизз: — Ну, в Годрикову Лощину. Я поеду с тобой для поддержки… — Да, было бы здорово, — пожала она плечом, не особо веря, что это возможно. Они с Бредли не были близкими друзьями, чтобы вместе выбираться за город и проводить каникулы. Проще было согласиться сейчас из вежливости, надеясь, что Бен сам забудет об этом бредовом предложении. — Время покажет… Они помолчали. Бен жевал цветные Берти Боттс, протянул пачку и ей. Но Элизабет мотнула головой: — Нет, ты обещал показать, что в бутылке. — Ну… — Бредли немного замялся и улыбнулся. — Честно сказать, я наугад стащил все это из кухни, так что надеюсь, что там огневиски. — Что?.. — Элизабет поперхнулась шоколадной лягушкой, которую успела вытянуть из общей массы сладостей. — Говорят, один глоток неразбавленного огневиски может убить единорога. — Я надеялся, что это немного взбодрит тебя после обморока, — улыбнулся Бен. — Если не убьет. — И когда ты только успел добраться до кухни? Эрни и Седрик в начале года в лепешку расшиблись, чтобы узнать туда пароль, — хихикнула Лизз и потянулась к бутылке. С опаской заглянула внутрь, потянула носом — запах был немного резкий. А затем, как заядлый пират, приложилась к горлышку и сделала большой глоток. Горло вмиг обожгло настолько, что перехватило дыхание. Элизабет в отчаянье замахала руками, не в силах что-либо произнести. И схватив яблоко с тарелки, быстро надкусила, пытаясь заесть горечь спиртного. Бен лишь рассмеялся, но последовал ее примеру, и они на пару захрустели сочными яблоками. Лиззи облегченно выдохнула, ощущая растекающееся во всем теле тепло от огневиски. Похоже, только сейчас она смогла по–настоящему расслабиться. Она поудобнее устроилась у камина, стащила плед с дивана и завернулась в него. Было в этом что–то необычное — полуночный пикник у камина на полу. С Бредли. Она кинула на Бена быстрый взгляд: — Ты, наверное, теперь думаешь, что я чокнутая, ну после всего того, что узнал… — Нет, — просто ответил он. Сделал глоток из бутылки. Лиззи восхитилась, как он может это пить. — В детстве я тоже так делал, — продолжил Бен, глядя на огонь, — убегал ото всех. Зарывался в книги, в собственные фантазии. Но в итоге пришел к мысли, что это не помогает. Проблемы все равно остаются, сколько ни убегай. Это не выход, Лиззи. — Советы по жизни от Бена Бредли, — усмехнулась она, — что–то из того, о чем вещают магловские проповедники — «никто тебя не полюбит, пока ты сам себя не полюбишь»?.. — Мама просто говорила: никто тебя не полюбит, — возразил Бен. Элизабет закатила глаза: — Просто расскажи мне о своем детстве, Бен. Он с напускным безразличием пожал плечами: — Да нечего рассказывать. — Ну нет, так ты не отделаешься, — Элизабет выдернула бутылку из его рук, и под удивленным взглядом Бредли сделала еще один глоток — поменьше. На этот раз было лучше — жгло все так же, но, по крайней мере, она была готова к этому. — Я же рассказала тебе все, — вернула она бутылку, — теперь у тебя есть, чем меня шантажировать, дай мне что–то взамен. Раз уж они тут, неплохо было бы поболтать, подумалось ей. Мысли ее текли вязкой теплой патокой — лениво–расслабленно и приятно. — Иногда мне кажется, что у меня было самое лучшее детство на свете, — тихо произнес Бен, улыбаясь краешком губ и задумчиво вертя в руках зеленый орешек Берти Боттс. — Наверное, так и было. У моих родителей был большой дом. Они часто устраивали вечеринки и балы. И я до сих пор люблю танцевать, — кинул он насмешливый взгляд в ее сторону. — Родители, и правда, были очень хорошими людьми. Все любили их. Мама присматривала за домом, отец работал в Министерстве. И в свое время они неплохо проявили себя в войне против Сама-Знаешь-Кого. У отца остался с тех времен старый запал, и, наверное, поэтому он увлекался охотой. Часто брал меня с собой. И поверь, каждый раз я ждал этого события с нетерпением. Там были только я и он — мужская компания, мужские разговоры, — Бен усмехнулся. — Виски, кстати, тоже он меня научил пить… Элизабет улыбнулась. Снова воцарилось молчание. Бен кинул Берти Боттс обратно к сладостям: — В этом году будет ровно пять лет со дня его смерти. — О… — Элизабет резко обернулась к нему и уставилась не моргая. — Бен… Мне очень жаль, — выдавила она. Он лишь пожал плечом. Но Элизабет казалось, что все это задевает его куда глубже, чем он показывает. Вечер явно омрачился. Она прикусила губу, уже жалея, что вообще начала его расспрашивать. Потерять отца. Она не могла сказать наверняка, что чувствует человек, переживший это. Но ей очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы Бену стало лучше. Она нерешительно потянулась к его руке, лежащей на ковре рядом с ее, но Бен повернулся, заметив, что она на него неотрывно смотрит. Коротко улыбнулся. — Не стоит меня жалеть. — А я не жалею, — быстро мотнула головой Элизабет, незаметно отодвигая руку обратно. Ее слегка смущал его прямой взгляд, глаза Бена были непроницаемы — ни боли, ни грусти о прошедшем. Элизабет и подумать не могла, что он за человек и что ему пришлось пережить. Но узнав о его детстве, он стал ей ближе? Понятнее? — Я просто стала лучше понимать, откуда все эти твои шуточки и вечная маска иронии, — высказала она мысль вслух. — Ну да, я парень с разбитым сердцем, которое прячу за потрясающе красивой улыбкой, — сыронизировал Бен. Лизз со знанием дела закивала: — Ах да, конечно, твоя известная чарующая улыбка. — Да-да, секрет моего успеха. Но никому о нем не говори, а то разрушишь мой имидж, и я перестану побеждать всех в плюй–камни. — Может, меня научишь? Бен усмехнулся: — Улыбка — это просто, приподнимаешь уголки губ… — Да нет же, я про игру! — шутливо толкнула его локтем в бок. Бен увернулся, широко улыбаясь. У Элизабет отлегло от сердца — если она смогла его развеселить, значит, вечер еще может хорошо закончиться. Они помолчали, думая каждый о своем. Элизабет наблюдала за языками пламени в камине, когда почувствовала на себе его взгляд. Медленно повернулась. Бен ее пристально рассматривал в полумраке. Отблески от огня танцевали на его лице. Длинные ресницы, веснушек почти не видно… Интересно, почему она раньше не замечала, что он симпатичный? — Ты должна мне танец, — произнес Бен в абсолютной тишине. — Что?.. — выдохнула Лизз. Но он не ответил, без слов встал и протянул ей руку. Элизабет лишь подняла брови: — Ты смеешься? Она чувствовала, что ее кровь уже разогрелась от огневиски, и тело было немного ватным. И все-таки взяла Бена за руку. — Ну ладно, если оттопчу ноги — помни, сам напросился. — Главное, не падай в обморок. Она пошатнулась, но Бен ее подхватил и крепко прижал к себе, как бы поддерживая. Слишком крепко. Так, что Элизабет была вынуждена положить голову ему на плечо. Хотя, она не могла не признать, что это было даже приятно. Удивительно, непривычно, но приятно. От него пахло свежестью. И медом. Она никогда не была так близко с кем-то из мальчиков. Дружеские объятия не в счет. Нет, было что-то на третьем курсе, когда остальные девочки начинали шушукаться о мальчиках и хихикать по углам, рассказывать, кто на скольки свиданиях был, и ей, разумеется, тоже захотелось попробовать. Так ничего особенного — пара прогулок, нелепый поцелуй, от которого ее передергивало каждый раз при воспоминаниях… Но все это было лишь из любопытства. Они даже вдоволь посмеялись над этим с Седриком, когда она ему рассказала. Потом был Лазар. Но Элизабет ничего не чувствовала к нему, даже когда сегодня вечером увидела их с Кирой вместе. В любом случае, воспоминания о нем были какими–то далекими. Она не знала, что на нее нашло тогда. А теперь вот Бен. Кружит ее по комнате и что-то напевает в такт под нос, имитируя музыку. И она не думала, как реагировать, как себя вести, что говорить… Ей просто было приятно. И хотелось, чтобы этот волшебный вечер длился подольше. Чтобы они еще посидели у огня, он что-то тихо бы рассказывал или даже напевал — как сейчас ей на ухо. Ей так не хватало этого — этого тепла и понимания от другого человека… Словно соглашаясь с ее мыслями, Бен инстинктивно чуть сильнее прижал ее к себе. И она ничего не имела против. Впервые ей не хотелось думать о Седрике и Чжоу. Тело ее расслабилось, и комната немного плыла перед глазами. Цвета сливались в большие красивые пятна. Элизабет бездумно улыбнулась. — Ты, честно, очень напугала меня сегодня, — прошептал Бен ей на ухо. — Я не знаю, что бы я сделал, если бы ты сегодня не очнулась. Каждый раз, когда я вижу тебя вот такой, я боюсь, что ты уже не откроешь глаза. — А?.. — сейчас она очень смутно понимала, о чем он вообще говорит. Она чувствовала, как глаза ее смыкались. — Я готов сделать что угодно для тебя… — М–м… — невнятно протянула Лизз, почувствовав, что сознание начинает снова ее покидать, забирая в царство Морфея. Она сделала попытку отстраниться. — Давай сядем, что-то мне… — Что, что такое? — Бен встрепенулся. В глазах его появилась паника. Усадил ее обратно и сел рядышком. Она опустила голову ему на плечо. На фоне огня замерцали смутные картинки. Бал, дамы в платьях, высокие потолки и серые стены из грубого камня — но только этот бал не был похож на сегодняшний, и проходил отнюдь не в Хогвартсе… Сейчас все ее видения и миражи, приходящие к ней весь вечер, как будто обрели форму, стали ярче, выступили к ней из огня, как живые… И теперь ее это не пугало. Теперь она не задавалась вопросом, чья это жизнь и реальна ли она. Элизабет знала наверняка. Она точно была там. Вот стоит среди людей, улыбается окружающим, качается в такт музыке, чувствует, как кто–то слегка трогает ее за плечо, чуть касается щеки, она оборачивается, надеясь увидеть одного единственного человека, и сердце ее замирает… Бен слегка похлопал ее по щеке кончиками пальцев: — Эй, Лиззи, с тобой все в порядке?.. — Все нормально, Салазар, все хорошо, — еле слышно выдохнула она. — Лизз?.. Но Элизабет не ответила. Она уже сладко спала. Какое-то время Бен смотрел на нее спящую. Блики на волосах, косметика на лице, румянец. Беззащитная. Поудобнее устроилась на его плече, потянула плед на себя и положила руку под щеку, немного посапывая. Веки ее подергивались, во сне Элизабет живо за чем–то наблюдала. Бен наклонился и убрал прядку с ее лица. А затем осторожно прикоснулся губами к нежной щеке. Лизз чуть дернулась, но не проснулась. Интересно, подумал он, какие сны приходят к Элизабет Томпсон, и где она сейчас?