Мой мир у твоих ног

За окном тихо пели птицы, иногда до обостренного обоняния доносились запахи лесной прохлады, хвои, запах теплого, солнечного дня. Майкл лежал на все той же кровати, бессмысленно смотря в стену, в одиночестве. Доминика вызвали в штаб, Софи отправилась в лабораторию, а Фред появился с утра, проверил его самочувствие, взял кровь на анализы, сделал укол и ушел. Самочувствие улучшалось, уже не так болело все тело, хотя от слабости все еще тяжело было вставать. Мысли текли вяло, словно тормозя его, не давая сорваться в пропасть, но Майкл не мог не думать о беременности. Ребенок. В нем уже кто-то есть. Новая жизнь. В это все еще верилось с трудом, словно сон, который вот-вот должен закончиться. Так странно, дико, пугающе, но ожидаемого отвращения Майкл не испытывал, хотя знал, что должен был. Ему было просто страшно от новых изменений. Утомленный переживаниями, он быстро засыпал, а когда просыпался, рядом уже были или Доминик, или Софи, или Элинора. Женщина не пыталась его в чем-то убедить, она вообще не говорила о ребенке, но ее присутствие было таким ненавязчивым, заботливым и приятным, что Майклу начало нравиться, когда Элинора сидела у его постели. Она с материнской заботой поправляла ему подушки, приносила еду и рассказывала о работе своего мужа — о новой политике, о формировании совместного с людьми правительства, о налаживающейся жизни на окраине, о своих проектах помощи нуждающимся, об успехах Софи. Но больше Майклу нравились истории о маленьком Доминике, о его непоседливости, активности, о его жажде познавать мир вокруг себя. Майкл заметил, что его состояние улучшалось день ото дня, и в какой-то момент он почувствовал себя очень даже хорошо. Он несколько дней только и делал, что спал и ел. У него ничего больше не болело, он свободно мог передвигаться, а сковывающее душу отчаяние отпускало. Майкл не помнил, когда чувствовал себя лучше. Ему не нужно было больше ни с чем бороться, не нужно было бояться, не нужно думать о том, как выжить. Только вот иногда его беспокоило проскальзывающее волнение на лицах оборотней и Софи, они смотрели на него так, словно чего-то ждали, хотя жизнь вокруг налаживалась. Майкл звонил доктору Лейстру, который с восторгом рассказывал о том, как меняется жизнь на окраине, о том, как в больницах теперь появилось оборудование и лекарства, как открылись школы и магазины, как люди снимали НИЧ-браслеты. Майкл, убедившись, что там все хорошо, с интересом поглядывал на сестру, которая занималась разработкой лекарства от архи. В лаборатории она была такой увлеченной, уверенной, словно занимала нужное ей место, там, где находила применение своему высокому интеллекту, и Майкл был рад за нее. — Как успехи? — спросил он, когда Софи почувствовала его присутствие и отодвинулась от микроскопов. — Неплохо, — улыбнулась Софи. — Мне практически удалось разобрать лекарство на молекулы. Думаю, я смогу собрать его усовершенствованную формулу. — Хорошие новости. Значит, мы сможем отсюда уехать скоро? Майкл видел, что сестра комфортно себя чувствует среди оборотней, но они, наверное, должны перебраться, как и планировали, в Варт. Теперь, когда проект «Возрождение» закрыли, а всем участникам выплатили неплохую компенсацию, логично и им было уходить. — Ты собираешься уехать? — помрачнела сестра. — Ты не рада? — удивился Майкл. — Мне казалось, ты хотела жить в Варте, в квартире со всеми удобствами, с видом на соседние высотки и с красочным парком у подъезда, — расписал он прелести из рекламных буклетов, что рассматривал когда-то. Софи смотрела на него так, будто гадала, что скрывается за его словами. — А что хочешь ты? — спросила она внезапно. Майкл побродил по лаборатории, разглядывая незнакомые приборы, качнул шарик маятника. Он не заглядывал так далеко в будущее. Целью его жизни было вывезти Софи с окраины, дать ей возможность жить в лучших условиях. Что при этом будет делать он сам, Майкл понятия не имел. Будущее для него по-прежнему было туманным, но почему-то больше не пугало, не вызывало беспросветную тоску и безнадежность. У него было чувство, что где-то там, впереди, его ждет что-то светлое и безопасное. — Ты хочешь переехать в Варт? — перефразировала Софи вопрос, не дождавшись от него ответа. — Нет, — не стал юлить Майкл. Повернулся к сестре и улыбнулся. Подозрительность в ее глазах начинала надоедать. — Но и в чужом доме мы не можем жить вечно. Гостевой дом при больнице Мэтта, конечно, неплох, но я уже восстановился, мне лучше, и пора прекращать злоупотреблять гостеприимством оборотней. — Мы можем вернуться в дом Доминика, — предложила Софи осторожно. Майкл и сам хотел этого. Несмотря на то, что происходило там, почему-то при слове «дом» в голове всплывал именно коттедж Доминика, уютный диванчик у камина, большая кровать на втором этаже, елки вокруг и маленькая кухонька, где всегда так вкусно пахло. — Нас как бы туда не звали. Доминик вообще вел себя странно в последние дни. Он не приставал к нему с разговорами, был сдержан настолько, что не прикасался лишний раз, все чаще был рядом в форме волка. И Майкл не то чтобы был против. Ему нравилось проводить время с волком, нравилось его гладить, гулять с ним по саду, кататься на нем. С ним можно было говорить, не боясь услышать вопросы. — Вы такие придурки оба, что я умываю руки, — покачала Софи головой в осуждении. — Поговорите уже нормально и решите все. Никто не говорил о ребенке. Майкл не говорил о нем тоже. Он не хотел, чтобы это состояние безмятежности ушло, он боялся говорить, думать о том, что теперь в нем новая жизнь. Это все еще казалось чем-то нереальным, фантастическим, не про него. Софи лишь заикнулась пару дней назад, видя его оцепенение, что способ избавиться от неестественной беременности существует. После ее слов легче не стало почему-то, хотя должно было. Майкл понимал, что должен был обрадоваться, должен был уже бежать к Фреду с требованием сделать его вновь человеком, мужчиной. Он должен был избавиться… но внутри все бастовало, было настолько против, что Майкла пугали свои чувства, их сила, это желание защитить развивающуюся в нем жизнь. Ужас, с которым он очнулся после течки, плавно отступал. Мозг перестало заволакивать паникой, все проблемы словно отодвинулись на второй план, куда-то далеко, словно его и вовсе не касались. — Занимайся лучше своими делами, — отделался он от сестры. — Взрослые сами разберутся. — Взрослые, ага, — хохотнула Софи. Майкл отвесил ей шутливый подзатыльник и направился к выходу. — Майки, я приму любое твое решение, — бросила сестра в спину. Благодарно ей кивнув, он вышел из лаборатории. Решение. Они все ждали от него решения, ответа, действия. Майкл видел, как все смотрели на него и ждали, делая вид, что ничего не происходит. А Майкл и в самом деле начал чувствовать себя так, словно ничего страшного не происходит, словно это и не его тело подвергли изменениям. Он чувствовал себя необоснованно, нелогично хорошо, и это, конечно, насторожило бы, если бы не отчетливое ощущение правильности, которое появлялось всякий раз, стоило ему положить ладонь на свой живот. Майкл не знал, как это нечто в нем будет развиваться и как все будет происходить, но, когда паника и волнение улеглись, ему захотелось увидеть его. Этот ребенок будет таким же, как те волчата из видения Доминика? Он будет таким же сильным, как Доминик? Он будет обращаться или уже нет? Он будет жить в стае или выберет Варт? Все казалось нереальным, даже собственные мысли, но Майклу внезапно стало комфортно в этой «нереальности». Единственное, он не понимал — почему. Побродив по территории дома, Майкл нашел Доминика на заднем дворе. Тот колол дрова без рубашки, и его мускулы играли от каждого движения. Майкл невольно залюбовался соблазнительным видом. По широкой спине стекали капельки пота, пересекающие несколько длинных шрамов, на которые Майкл раньше не обращал внимания. — Если ты решил полюбоваться, то отойди подальше. Щепки могут полететь в твою сторону, — обернулся Доминик к нему. На его губах заиграла очаровательная улыбка. — Я поговорить хотел, — прямо произнес Майкл, замечая, как улыбка тут же сходит с лица Доминика. Запах его изменился. Майкл стал замечать, что усилившееся обоняние позволяет ему определять состояние окружающих. — Хорошо. — Доминик, воткнув топор в пенек, стянул с ближайшей ветки майку и надел ее. — В дом пройдем или тут останемся? — Можно и здесь. Майкл прошел к скамейке неподалеку. Доминик прошел за ним. Во дворе, кроме них, никого не было, да и место было уютным, несмотря на старый сарай и загон для скота. Доминик сел рядом с ним на скамейку, от него веяло жаром и волнением. Он наверняка догадался, о чем с ним хотят поговорить. Майкл чувствовал его внутреннее напряжение, отчего и сам начинал напрягаться. — Как себя чувствуешь? — первым начал Доминик после пары минут молчания. Майкл не знал, как начать разговор и что нужно говорить, как говорить, как найти слова, чтобы все объяснить. — Хорошо. — Рад, что ты восстанавливаешься. Они снова замолчали. Радовало только то, что Доминик не отстранялся, как бы невзначай касался его бедра своим, поддерживая даже так. — Знаешь, у меня такое чувство, будто я под опиумом каким-то, — сообщил Майкл. — У меня разве что розовые пони по небу не прыгают, — хохотнул он чуть нервно. — Это из-за беременности, — произнес Доминик слово, которое они не говорили все эти дни, избегая его всеми силами. — Фред говорит, что твое спокойствие сейчас признак того, что твой организм вырабатывает целый шквал гормонов для комфортного состояния и стабилизации эмоционального состояния. Тебя пугает это? — Не очень. Мне оно даже нравится, — признался Майкл. Он никогда не чувствовал себя так безмятежно, хотя вроде бы обстоятельства сейчас не способствовали этому. — Софи сказала, что нашла способ, как сделать аборт безопасно. Они с Фредом совещались, и… это возможно, — коротко, сухо произнес Доминик, будто заставляя себя говорить. — Но медлить больше нельзя. Еще пара дней, и плод уже сформируется полностью. Майклу стало не по себе от его слов, таких холодных и режущих. Он уже невольно хотел начать защищаться и не мог думать о том, чтобы согласиться. — А если я хочу их оставить? — прикусив губу, спросил Майкл в пустоту. Он начинал нервничать от мнимой угрозы операции. Возможно, он и в самом деле поехал крышей, но не мог больше даже думать о том, чтобы навредить детям. Почему-то его с утра не оставляло дурацкое чувство, что ребенок будет не один. — Что мне делать тогда? — посмотрел он на Доминика. — Ты уверен? — осторожно спросил тот. — Нет, — нервно ответил Майкл. — Как я могу быть уверен, когда сейчас я будто под кайфом нахожусь? Сейчас я не смогу иначе. Не знаю, что происходит со мной, не знаю, что будет происходить в будущем, но я не могу даже думать о том, чтобы убить их. И поэтому просто не представляю, что делать дальше. — Давай обручимся, — предложил внезапно Доминик. Майкл хохотнул невольно. — Я думал, только у меня крыша едет. — Ты поставил мне метку, — указал Доминик на укус, который так ярко выделялся на его шее. Майкл даже не чувствовал отголосков вины. Наоборот, ему нравилось смотреть на свой след, нравилось видеть отметину. — Обесчестил меня, так женись, — шутливо произнес Доминик. — Учитывая, что я беременный, жениться тут нужно на мне, — напомнил Майкл. Он с интересом и любопытством наблюдал, как загорались глаза Доминика, как уходила из его тела напряженность, как он расслаблялся рядом с ним и начинал вести себя так игриво. — Тогда выходи за меня замуж? — вопросительно произнес Доминик. В его глазах загоралось нечто такое, яркое и волнительное, прикрытое шутливым тоном, что не требовалось особых усилий, чтобы увидеть это. Майкл скептично нахмурился, данная фраза ему не нравилась, и оборотень это заметил. — Давай остановимся лучше на формулировке «супруг», — попытался сгладить острые углы Доминик. — Хорошо. Потому что белое платье я точно надевать не буду, — предупредил Майкл, сцепив пальцы в замок. Доминик рассмеялся, притянул его ближе и поцеловал в макушку. — Все будет хорошо, — шепнул он на ухо. — Я люблю тебя. — Ждешь от меня ответного признания? — тихо и напряженно спросил Майкл. — Нет. Тебе сложнее разобраться в своих чувствах, учитывая все то, через что я тебя заставил пройти. Мне достаточно быть рядом с тобой до тех пор, пока я тебе нужен. — Как это будет выглядеть? Наш союз? — Майкл решил выяснить все до того, как прыгать в омут с головой, хотя в глубине души уже знал ответ на все. — Твоя стая не будет возражать против того, что ты живешь с мужчиной? — Думаю, они все мне будут завидовать, — улыбнулся Доминик. — Теперь у тебя нет проблем с доверием у своих? — уточнил Майкл. — Нет. Я провел гон с человеком. Они теперь считают меня едва ли не высшим существом, учитывая, что этот человек теперь еще и носит моего ребенка. — А если я не смогу? Родить, — тихо произнес Майкл. Вот это вот слово его все еще пугало даже через слой необычного состояния всепринятия. — У тебя высокие шансы, — отрезал Доминик. — Ты выносливый. Физически развитый мужчина с генами Охотника. — А если все же нет? Майкл хотел услышать ответ на этот вопрос. Он боялся почувствовать себя дворовым щенком, которого приласкали, а потом выкинули на улицу за ненадобностью. Майкл ненавидел себя за этот страх. — Я просто хочу понять. Я нужен тебе только из-за ребенка или как? На лице Доминика отразились гнев и боль, но они очень быстро пропали, превращаясь в грусть. — Мне жаль, что у нас все сложилось так, что ты задаешь мне подобный вопрос, — взяв себя в руки, произнес Стоун. — Но обещаю тебе, что однажды ты будешь во мне уверен. — Я не… Доминик приложил палец к его губам. — Я понимаю. Фактически я держал тебя рабом возле себя, долгое время вынуждая делать вещи, которые причиняли тебе боль. Какие бы благие цели я ни преследовал, я лгал тебе, умалчивал и все-таки втянул в свой мир и свою войну. — Все это произошло бы и без твоего участия, — попытался Майкл остановить поток самобичевания. Он ни одной секунды не винил Доминика в том, что с ним случилось. — Возможно. Но это был я. Тот, кто тебя купил, кто пытал тебя током, кто принудил к близости и позволил врагу забрать тебя. Я тот, кто несколько дней буквально мучил тебя в гон так, что ты потом стоять не мог самостоятельно. Ко всему прочему, я отдаю себе отчет в том, что я оборотень, а ты человек. Видоизмененный, но человек, Майкл. И я понимаю, как тебе трудно поверить в то, что все может быть иначе, что жизнь может быть другой, не чередой боли и потерь. Я ничего не сделал для того, чтобы ты мог верить. Майкл неловко поежился. — Звучит так, будто я мазохист какой-то, раз после всего решил еще и обручиться с тобой. Доминик улыбнулся. — Мне все-таки хочется надеяться, что это потому, что между нами были и хорошие моменты. Майкл улыбнулся в ответ. Потому что да. Были. Были моменты, когда Майкл чувствовал себя живым, любимым, нужным сам по себе, когда въевшаяся в душу безнадежность ослабевала, когда сердце начинало биться сильнее и увереннее, когда появлялась вера в то, что не только жизнь Софи важна, что его собственная ценна так же. Именно Доминик показал ему то, что он может желать, имеет право жить, чувствовать, имеет право быть слабым и откровенным. Майкл был благодарен судьбе за то, что на его пути попался Доминик Стоун, несмотря на то, как все закрутилось потом. — Раз мы все решили, может, тогда поедем домой? — робко произнес Майкл, пробуя на вкус это новое слово. Домой. Счастье в глазах Доминика плескалось через край, а от его широкой улыбки становилось так светло и легко. — Да, поехали домой.