Киносура

Маринетт в который раз с трудом разлепляет глаза, смотря на рассветное утро. Голова болит, гудит, а под языком ощущается металлический привкус, как от тошноты. Маринетт понимает, что сходит с ума. Ей постоянно снится тьма, идущая след-в-след даже в самых ярких сновидениях. Она ощущает пульсацию крови в синяках и порезах. Косые взгляды людей, когда она дергается и в отчаянии хватается за локоть Альи, которая теперь провожает её до лицея и обратно. Маринетт с ужасом смотрит на Алью и боится, что забудет и её. Потому что она больше не доверяет своей голове. Провалы в памяти становятся хуже. Доктора, к которым Маринетт, кажется, ходит чаще чем гулять, говорят, что это связано с черепно-мозговой травмой, но это состояние можно купировать медикаментозно и терапевтически. И однажды Маринетт не выдерживает и с мольбой смотрит в глаза родителям, умоляя уехать обратно в Китай к бабушке. Идея, случайно посеянная в голове, дала корни. Её пугает постоянное ночное сотрясание города. Если раньше в сводках появлялись только короткие выписки, что был такой-то злодей, то теперь константой утренних новостей стало количество жертв после ночных нападений. И родители согласились. Несколько дней на семейном совете они решили отправить Маринетт к бабушке и дедушке на некоторое время, чтобы её состояние перестало ухудшаться. Маринетт трясет и колошматит. Она массирует мочки ушей, впивая гвоздики сережек в подушечки пальцев, хочет кричать, но проглатывает голос и икает. Ей не поверят. Как и всегда. Потому что провалы в памяти. «Домой, в Китай», — вновь решает Маринетт, выбираясь из кровати и спускаясь на завтрак. Родители уже доедают свои порции, обсуждая утреннюю программу по телевизору. Из окна видна тонкая струйка дыма — очередной шрам на городе после ночных сражений. — Доброе утро, — Маринетт улыбается, садится на свое место, протягивая руку за завтраком. Сабин кивает, а Том задумчиво мычит. — Булочка, слушай, а почему ты вдруг передумала? — О чём именно? — Маринетт заливает большую пиалу с хлопьями соком. Сабин недоуменно моргает. — Ну, ты вчера вечером пришла и сказала, что передумала ехать в Китай. Не хочешь бросать подруг, что тут тебе будет спокойней под защитой героев, и прочее… Ты была такой спокойной и уверенной. — Я-Я?.. Так ск-казала? — Маринетт отставляет сок в сторону. Том кивает, собирает тарелки и на ходу чмокает дочь в макушку. — Булочка, мы примем любое твое решение. Я понимаю, что ты взволнована. И твое состояние… — Папа хочет сказать, — перебивает его Сабин, — что мы на твоей стороне, Маринетт. Что бы ты не решила. Маринетт кивает, будто в трансе, берет ложку и начинает жевать, бездумно глядя в разваливающиеся хлопья. Чертовы провалы в памяти. Это проблема. Маринетт смотрит новости краем глаза, пытаясь больше сосредоточиться на еде. Обзор ночных происшествий, анонс выступления мэра (Маринетт совершенно забыла, о чём и почему, но помнит, что об этом последнюю неделю гремели все каналы и интернет-сообщества), какие-то мелочи, гороскоп и погода. Доев завтрак и сгрузив посуду в раковину, Маринетт возвращается в комнату, на ходу доедая яблоко и прикрывая люк. В комнате пахнет тканями и ещё совсем чуть-чуть — мазями. Запах до сих пор не выветрился с момента выписки с больницы. Маринетт по привычке открывает окно и лезет к кровати, забирая с полочки телефон. На нём — заметки, где она, по наставлению врача, отмечает все дела, которые необходимо сделать за день. Вчера почти все были выполнены, но самое главное — домашняя работа к семинару. На самом деле Маринетт ужасно хочется остаться дома и сходить с ума наедине со своим нарастающим безумием, но, как завещали врачи, нужно учиться социализации. Учиться принимать мир со своим «недостатком». Маринетт не понимает, почему её проблемы врачи так назвали (возможно, оговорились, но как врачи, профессионалы, могли так поступить?), но уверена, что это временно. Она, как примерный пациент, принимает лекарства, ходит на приемы и соблюдает все рекомендации. А мир всё ещё с усмешкой скрывает под своим плащом часть реальности. Под неутешительные мысли и размышления Маринетт переодевается, собирая сумку. Небольшую сумочку она, как и всегда, вешает снаружи через плечо. Она почти никогда не расстается с ней. Завязав две косички, чтобы не было жарко от солнца, Маринетт смотрит на себя в зеркало перед выходом, чуть щурясь и критически рассматривая каждую складочку. Когда за окнами сигналят, она чуть взвизгивает и подпрыгивает. — Булочка, карета прибыла! — смеется Том с нижнего этажа. Маринетт в спешке закидывает оставшуюся мелочевку в рюкзак, рывком открывая люк и спускаясь, перепрыгивая через две-три ступеньки за раз. — Люблювасдовечерахорошегодня! — выплюнув своеобразную скороговорку, она всё в том же темпе спускается на улицу через черный вход. Алья, прислонившись к машине, листает ленту новостей, чуть хмурясь. Услышав щелчок замка, она почти сразу убирает телефон, раскрывая объятия: — А вот и моя любимая принцесса! — Боги, и ты туда же… — стонет от отчаяния Маринетт, усаживаясь позади Нино. Алья быстро обегает машину сзади, усаживаясь рядом с подругой и перекидывая все сумки на переднее сидение. — Девчуль, твой отец просто любит тебя. Да и говорит всегда верно. Не так ли, господин водитель? — Всегда к вашим услугам, моя леди, — Нино поправляет несуществующий козырек невидимой кепки, включая зажигание. Маринетт смаргивает внезапную пелену перед глазами, вздыхая. — Ты опять наслушалась интервью Ледибаг и Кота Нуара? — Она их просто знает уже наизусть! Как и я! — Нино выруливает из переулка, включая поворот, — Она же порой слушает их на полном звуке, готовя или бегая по квартире. Ты не представляешь, что тогда творится. Она их даже цитирует! — Ты просто ничего не понимаешь в этом, — шутливо отмахивается Алья, переплетая свои пальцы с пальцами Маринетт. — Я готовила материал к сегодняшнему событию! — Да? И что же за событие? Салон машины ненадолго погружается в тишину. Нино и Алья переглядываются через зеркало заднего вида, при это на мгновение Маринетт видит, что брови Нино сложились в жалостливый домик. Алья чуть сжимает пальцы. — Т-Точно, ты же была в больнице, — чуть заикаясь, говорит Алья, стряхивая с себя секундное оцепенение, — сегодня днем будет открытие памятника Героям Парижа! И меня пригласили как ведущую журналистку главного блога о Героях! О, разумеется, я и для вас места выбила! Первый ряд, никаких зевак и камер перед нами. Если повезет — то придут и сами герои! — Ох, п-правда? Маринетт понимает, что не могла не знать об этом. Потому что Алья обязательно протрещала бы об этом в первые минуты новости. А это приводит снова к тому выводу, к которому Маринетт пришла утром. Провалы в памяти становятся больше, удаляя целые пласты информации.

***

Маринетт не верит глазам. Перед ней возвышается накрытая огромным тентом статуя с непонятными, но чисто интуитивно угадываемыми выступами. В своем воображении она уже нарисовала примерный образ, но всё равно не может поверить в то, что видит. Как? Как её сознание могло вычеркнуть такое событие? Как она могла забыть то, о чём практически каждый час вещали в новостях? Алья стоит рядом и чуть ли не подпрыгивает. Она ставит телефон на штатив, успев отснять вступительный ролик. Нино, спокойно стоящий рядом со своей подпрыгивающей пружинкой, с кем-то активно переписывается. — Эй, Алья, слышала? — М-м-м? — та не отвлекается от процесса настройки, приплясывая. Маринетт слышит гул толпы позади себя, ежится и пытается сосредоточиться на разговоре друзей. Нино поворачивает телефон к Алье. — Catwalker сказал, что не сможет быть на твоей трансляции. — Что-о-о-о? — недовольно тянет Алья, выхватывая телефон и начиная читать сообщения с начала. — Блин, у него лекция… Жаль. Люблю, когда он в чатике, сразу так уютно становится. — Понимаю. Хей, Маринетт, — забрав телефон обратно, Нино аккуратно просачивается к ней и показывает ту же переписку. — Помнишь мою историю с анонимным донатером? — Который тебе закинул около тысячи евро за первый стрим? — Именно! Его ник — Catwalker, он часто у Альи в Ледиблоге появляется, у меня на стримах с премьерами клипов и песен, а ещё мы с ним, ну… переписываемся?.. В общем, да, дружба на полном доверии и уважении. — Круто. — Вот. Я так хотел с ним поболтать, но его учеба порой так угнетает. Он из-за неё не может приходить на ночные стримы. — Или он просто живет в другом часовом поясе, — вклинивается в разговор уже чуть успокоившаяся Алья, стягивающая волосы в высокий хвост, — поэтому не может иногда приходить. Всем хочется спать. Нино на это не ответил, продолжая что-то писать в чате как модератор стрима. Маринетт решает осмотреться, чтобы как-то себя занять. У статуи стоят несколько людей: мэр, высокий парень, который постоянно смотрит на что-то из кармана, ещё кто-то из управления городом… Маринетт замечает даже несколько людей, с которыми училась в коллеже, тоже пришли. Маринетт водит плечами и хочет спрятаться, инстинктивно уходя Алье за спину. Хорошо, что туда, где стоит она, пускают только журналистов и их «свиту». Слышится свист. Толпа восторженно кричит и машет руками. Прямо напротив статуи, рядом с кафедрой, за которой стоит мэр, почти бесшумно приземляется Кот Нуар. Он опирается на свой шест и делает шуточный поклон толпе, которая тут же бурно реагирует овациями. Алья начинает съемку, параллельно комментируя и что-то рассказывая по сценарию. Кот Нуар, заметивший Алью, приветственно машет ей и подмигивает в камеру. Маринетт кажется, что сквозь камеру он смотрит ей прямо в глаза. И это подмигивание адресовано именно ей. Она трясет головой и берет одну из косичек, нервно накручивая её на руку. Кажется, у нее ещё и страх толпы появился. Кот Нуар что-то говорит в честь открытия статуи и, с разрешения скульптора, в одно движение снимает брезент. Ледибаг и Кот Нуар, отлитые из бронзы, возносятся к небу. Она — такая легкая и невесомая, он — верный, надежный, стоящий за спиной и будто дающий опору для прыжка вверх. «Это несправедливо по отношению к Нуару», — вдруг думает Маринетт, понимая, что скульптор превозносит больше Ледибаг, чем героев в целом. Он у её ног скорее ступенька, чем надежный партнер. А Ледибаг будто одиночка… что, однако, не вызывает диссонанса. Кот Нуар хмурится, отводит уши чуть назад. Кажется, ему в голову тоже пришли подобные мысли. Однако он улыбается, задумчиво хмыкает. — Мне нравится. Но, мсье скульптор, почему вы выбрали наши первые костюмы? Гул толпы немного стихает. Маринетт всматривается в фигуры героев и понимает, что это правда. Если у Кота Нуара они в принципе похожи, то вот у Ледибаг они слишком разные. Даже в одном цвете бронзы это отчетливо видно, да и хвостики Ледибаг давно сменила на более практичную косу. Тео (а именно так представился скульптор) начинает что-то рассказывать, как истинный творец — эмоционально и вдохновенно. Кот слушает внимательно, не перебивает, но с каждым словом будто грустнеет. — Мсье, — выдыхает он после монолога, — при всём уважении и восторге от вашего творчества (а скульптура прекрасна, это бесспорно), позвольте узнать: как давно вы смотрели новости? Вы так уверены, что видите нас настоящих? Учитывая, в каких мы с Ледибаг «отношениях», — Кот Нуар не показывает кавычки пальцами, но они ощущаются почти физически, — уверяю: мы совсем не такие. На этой фразе умолкают все. Алья поджимает губы. Нино тихо охает. А Маринетт, которая следит за хрониками Героев, видит, что у Нуара очень уставший взгляд, и он до сих пор опирается о шест, который обычно крепит на спине на уровне пояса. Будто ранен или очень устал. Тео смотрит обалдевшим взглядом, плюет резкое «без комментариев» и уходит с трибуны. Кот Нуар закрывает глаза, устало трет переносицу и просит мэра подождать, чтобы привести скульптора обратно. Он уходит из поля зрения, его нет буквально минуту, по истечению которых в парке начинает выть сирена. Нападение акумы.

***

Адриан слишком поздно понимает, что вспылил. Потому что на его мозг слишком давит бессонная ночь после разговора в прачечной, патруль в одиночку до рассвета, быстрый душ, утренняя домашняя рутина и тайный побег к открытию статуи. За больше чем сутки Адриан очень сильно устал. Ему безумно хочется лечь в кровать и отдохнуть. «Плагг меня потом отчитает», — думает он, обходя статую. — Мсье Барбо, я бы хотел… Адриан не успевает ничего договорить, потому что видит, как тело Тео поглощается сизо-черным желе. Он не слышит, что нашептывает бедному акуманизированному Моль, но как можно тише достает шест. — Блять, — Адриан нажимает на символ лапки и держит пять секунд. Почти сразу в парке начинает выть сирена — отработанная с местными полицейскими система оповещения горожан о нападении. Желеобразный человек поворачивается, ещё не обретя форму акуманизации, но Адриан уже подносит к губам шест, в котором включилась функция передатчика. — Всем в парке срочно эвакуироваться. Это не учебная тревога. Повторяю: все в парке… черт! — ему приходится прекратить оповещение, чтобы сгруппироваться. Тео уже не похож на себя. Он стал ниже, худее. С его тела слизь стекала вниз, растворяясь у самой земли. — Да ты издеваешься?! — Адриан от неожиданности расслабляется. Перед ним — он сам, Кот Нуар почти годичной давности. Ниже на семь сантиметров, с более длинными лохмами волос и без периодической щетины. Кот очаровательно улыбается (как-никак, а модельная улыбка отработана на все сто процентов), срывается с места и странным движением ударяет ногой в живот. Адриан охает, сгибается и чудом уходит от кулака в подбородок. Одержимый тут же увеличивает дистанцию, принимая характерную для Адриана позу — чуть повернутый корпус, упор на правую ногу, рука заведена назад, готовая выхватить шест. — Доппельгангер, — в его словах это звучит почти как ругательство, учитывая, каким тоном сказано. «Кот Нуар» стоит в выжидательной позе, не бросаясь вперед. Адриан всегда считал, что год назад он, ещё молодой и зеленый в амплуа героя, всегда действовал бессознательно, на эмоциях… ради проверки Адриан выпрямляется и принимает атакующую позу, так как его учили на фехтовании. Сработало: «Кот Нуар» оскаливается, исказив красивое лицо, и несется на Адриана. Шесты схлестываются с громким металлическим звоном. «Кот Нуар» ухмыляется, будто звук ему никак не мешает. Адриан ухмыляется ему в ответ, достаточно легко парируя атаки, только вот вместо шпаг были металлические посохи. — Думаешь, я был лучше? — Да! — «Кот Нуар» снова замахивается. Адриан поднимает руки, парируя удар по касательной вниз. — Вы были командой. Вдохновителями! — Значит, для тебя теперь мы — рутина? — Заткнись! «Кот Нуар» подпрыгивает и замахивается по широкой дуге. Адриан почти играючи блокирует удар своим шестом и хмыкает. — Возвращаю, — он отпихивает его более мягким ударом, чем хотелось бы. «Кот Нуар» хрипит, сваливаясь в траву. Адриан закидывает шест на плечи, перебрасывая через него руки. Рассматривая сгорбившуюся фигурку, он цыкает. — Мсье подражатель, вы там как, живы? В ответ ему льется нецензурная брань, на которую Адриан по-кошачьи улыбается. — Жив-цел, отлично. Так вот, мсье, — Адриан идет, внешне всё такой же расслабленный, — вы глубоко ошибаетесь. Могу предположить, что вы, наверное, влюблены в Ледибаг, да? Подражатель делает рывок параллельно земле, оттолкнувшись подобно зверю. Он сбивает Адриана и усаживается сверху, замахиваясь для удара в лицо. Адриан, прошедший не одну акуму, знает, что лучше всего — действовать неожиданно. Он хватает Подражателя за колокольчик на воротнике, тянет на себя и под мелодичный перезвон бьет своим лбом по его, сжав зубы. Подражатель скулит, потеряв всякую хватку в движениях. Судя по всему, он ещё и язык прикусил. Адриан почти без всяких усилий скидывает с себя акуманизированного, закручивая руку за спину и удерживая на земле. — Я что, реально был так слаб?.. — бормочет Адриан, профессионально связывая руки и ноги Подражателя его хвостом, добавив для надежности свой. Подражатель рычит, чертыхается, плюется кровью, бранится, на что Адриан, подобно любящему родителю, улыбается и мягко хлопает по накладным ушам акуманизированного, зная, какой это вызывает дискомфорт. Тот недовольно мяукает, насупленно смотря на Адриана. У его лица появляется сизая маска контроля, но Адриан делает то, что вычитал в какой-то манге — резко хлопает перед носом Подражателя. Маску будто сносит звуковой волной, а акуманизированный сидит с видом полного отсутствия в сознании, закатив глаза вверх. «Разрыв соединения», — решает Адриан, закидывая на плечо вялое тело. После чего снова удерживает значок лапы в течении пяти секунд, отключая сирену. Где-то с спиной раздается тихое: «Нуар, а можно?..» Адриан сразу поворачивается, поправляя на плече акуманизированного. Алья, ведущая и создательница Ледиблога, выглядывает из-за постамента, снимая всё на телефон. Адриан всегда уважал её как журналиста, который умеет быть в безопасности, и при этом снимать лучшие кадры. Он машет свободной рукой, устало улыбаясь. — Мадемуазель Сезер, я рад, что вы в порядке, но сегодня откажусь от интервью. Не уверен, что Ледибаг придет, так что разбираться с последствиями мне придется самому. — А? — Алья моргает, а потом активно кивает. — А, да, ничего! Спасибо уже за то, что спасли! Адриан салютует и уходит из парка через центральный вход, поддерживая связанного Подражателя. Пока он добирается до одной из баз, в голове появляются непрошенные мысли. То, что он зря сорвался на скульпторе, да и вообще стал причиной акуманизации. Да ещё и дневной! С другой стороны, учитывая перезарядку сил Моля, можно сказать, что будет несколько дней тишина. Или у Моля уже есть заряженные акумы, которые он выпустит в любом случае согласно расчетам?.. Мотнув головой и подавив желание смачно стукнуться лбом о стену, Адриан спускается на лифте вниз. В полуподвальном помещении место для отсидки, где, в принципе, любой человек мог переждать нападение акумы. Место, которое было одним из нескольких, которые подготовили Герои, предчувствуя, что будет впереди. Уложив Подражателя на тахту, Адриан подтягивает стул и оседает на него с усталым полустоном. У него очень сильно ноет лоб и трапециевидная мышца. И, по хорошему, Адриану было бы лучше лечь и поспать. Может, даже под успокоительным. В голове появляется образ Ледибаг. Она будто смеется и жестами пытается с ним поговорить. Ты. Смотреть. Ты. Адриан отмахивается от знаков подсознания, так как Подражатель вдыхает глубже, чем раньше, и тут же закашливается, пачкая кровью обивку тахты. Адриан морщится. — С добрым утром, котенок. — Да пошел ты. — Слушайте, я был не прав, окей? У меня была достаточно нервная ночка, так что я был не в себе. Простите. Я хочу с тобой нормально поговорить. Подражатель скалится и отводит взгляд. Адриан водит плечами и облокачивается на свои колени, сцепляя руки в замок. Он рассматривает ерзающего Подражателя, отмечая, что акуманизированный до ужаса точно воссоздал его тело. «Не зря он скульптор», — хмыкает про себя Адриан, прислушиваясь к обстановке. В принципе, ничего подозрительного, уровень шума не превышает обычный. — Послушай, мсье Тео. То, что ты подвергся акуманизации — это уже тревожный знак. — Да что ты можешь знать? Ты предал любовь к Ледибаг! На этих словах Адриан не смог удержать спокойное выражение лица, буквально вытаращив глаза. Он кашляет: — Ну, во-первых, котенок… — Не называй меня так! — …твоя любовь к ЛБ это явно одержимость. Ибо она, чувак, не такая нежная и легкая девушка, как ты себе вообразил. Она любит пожестче. — Что? — Подражатель прекращает попытки вывернуться из плена хвостов и едва ли не впервые смотрит Адриану прямо в глаза. Зеленые фильтры напротив зеленых. — А то. Думаешь, заваливать монстров — по Марсовому полю скакать? Тут все станут жесткими. Подражатель продолжает таращиться на Адриана. Тот, поджав губы, снова ощущает ноющую боль в плечах. Кажется, это что-то значит в психологии, но Адриану сложно сосредоточиться на обрывках воспоминаний, так как ему нужно срочно решать проблему с акуманизированным. И, в принципе, он видит сейчас два пути: вырубить и силой отыскать зараженный предмет, или же поговорить с Тео, добившись словами снятия контроля, так как, судя по всему, тот готов его слушать. Адриан прикрывает глаза.

***

Маринетт с немым восторгом в глазах провожает Нуара взглядом, выслушивая бубнеж Альи про то, что из-за акумы произошел разрыв интернет-соединения, и стрим пришлось прервать. Маринетт до сих пор ощущает, как в теле отражаются звуковые волны ударов шестов, звуки борьбы и ругательства. С одной стороны, её это напугало до дрожи в коленках — она осела на траву и уже оттуда наблюдала за битвой. А с другой — это было до странного вдохновляюще. Она ощущает зуд в пальцах, будто наматывает нитки на пальцы, чтобы отмерить необходимое количество для шитья. Ей хочется воспеть в своих творениях тот восторг, что распирает её изнутри. Нино рядом издает долгий свист, поднимая Маринетт с земли. — Ещё одна сумасшедшая, по взгляду вижу… звезды сморгни. Маринетт невольно моргает, вызывая смешок у Альи. — У неё нет иммунитета, не глумись, — она поправляет Маринетт волосы, добродушно хмыкая над косичками. — Ты же давно уже не видела битв, да? Когда с непривычки смотришь с безопасного расстояния, они вдохновляют и ужасают одновременно, да? Ты же ощущаешь. От энергичного кивания кажется, будто голова Маринетт вот-вот отвалится. — Это адреналин. Со временем, когда наблюдаешь, как я, со стороны, привыкаешь. А тут была прямо-таки образцово-показательная битва. Ух, я столько кадров классных запечатлела!.. — Фанатка моя, — Нино сгребает Алью в объятия и звонко целует в щеку. Маринетт отводит взгляд, пряча руки в карманы. Найдя конфетку, она инстинктивно разворачивает её и закидывает в рот. Яблочная, с кислинкой. — Не фанатка, а профессиональная журналистка!.. Кстати о журналистах, — Алья выворачивается из кольца рук, подходя к Маринетт, и пихает её бедром. — Ты как, пойдешь же с нами? — Н-ну… — Маринетт не признается, что совершенно забыла и об этом тоже. — Я пок-ка не определилась с направлением… — Мы же идем только смотреть! Не кипишуй, всё будет пучком. Алья улыбается во весь рот. Такая открытая улыбка, стоящий рядом Нино, бормотание расходящейся толпы, которая больше напоминает шум волн, внезапно дарит ощущение покоя с привкусом кислинки. Списав всё на спадающий уровень адреналина в крови, Маринетт позволяет себе облокотиться на приобнявшего её Нино. — Хорошо, я схожу с вами. Нужно будет присмотреться к факультету дизайна. — Йей! Это моя девочка! — Алья бросается с объятиями сразу к Нино и Маринетт, целуя подругу в щеку. Маринетт не знает, куда деться от её взгляда и жара её тела. — А теперь мы едем к нам домой на ночевку! — Алья, тут же дойти до моего дома пять минут… — К НАМ! — громко восклицает Алья, хватает за руку и тащит её и Нино к машине. Маринетт вопросительно смотрит на него, мол, угомони, но Нино лишь снисходительно пожимает плечами. Маринетт на ходу открывает сумочку-кошелек, достает будто прыгнувший в руку телефон и набирает заученный номер. — Алло, мам?.. Сабин не была бы такой прекрасной матерью, если бы не понимала дочь с полуслова. Она сразу разрешила Маринетт остаться у друзей, попросив быть благоразумной и не натворить дел. Маринетт взвыла изнутри, но согласилась на условия. Всё это обсуждалось в машине, пока Нино вез всю компанию в супермаркет, чтобы закупиться всякими вкусняшками. И Маринетт вернулась к их беседе уже ближе к концу. — И вообще, нужно будет сделать монтаж отдельно «Топ-10 шикарных ракурсов попы Нуара». «Что?!» — мысли Маринетт с визгом тормозят. Она сейчас не ослышалась? — Знаю! Можно включить ещё с первых съемок. Там он красиво опирается о шест, и свет так отражается от всех изгибов. «Что?!..» — О-о-о! А ещё можно с той фотосессии, помнишь? Он ещё притворялся бодибилдером, и всячески играл мышцами. — Ох, я тогда аж воспылал. «Чего?!» — Да что в нем такого невероятного?! Уши Маринетт уже пылают алым. Нино и Алья, синхронно повернувшись, отвечают в один голос: — Дарованные богом грудь, бедра и задница. — На личико тоже красавчик, — добавляет отдельно Нино под одобрительные кивки своей девушки. — На всю соточку. — Я вас порой ненавижу, — истерично печально тянет Маринетт в свои ладони, сползая по сиденью и повисая на ремне безопасности. Её ожидает очень долгая ночь.