Воспитание

- А если вдруг у тебя не выйдет, мне придется разбираться с твоими проблемами так, как я это умею. Юма ставит ультиматум, и Алтан с досадой отмечает: не успел заметить, как она спрятала лезвие. Смотрел в глаза, такие же, как у него, агатовые, в лицо, которое когда-то знал очень хорошо и считал родным, и которое так сильно изменилось. - Я понял, - Алтан даже не кивает, слова просто срываются с губ. После вспышки ярости постепенно наступает опустошение, не приносящее не единой мысли, как именно он будет решать проблемы в Питере. Беспомощность сковывает, губы открывать сложно, - Я могу идти? - Нет. Юма снисходительно следит за тем, как в теле Алтана снова пытается разгореться обидное непонимание: как это нет? Экзекуция над его гордостью еще не закончилась? Твердые заостренные ногти щелкают крышкой портсигара, и Юма кидает в губы тонкую длинную сигарету. - Я должна убедиться, что ты хорошо знаешь своё место. Алтан хмурится. Двигает челюстью, стараясь сдержаться, но в итоге фыркает: - У твоих ног? - У моих ног, всегда на ступеньку ниже. Алтан еле заметно неверяще качает головой. Юма продолжает: - Тебя никогда не наказывали. Кажется, мне придется быть первой. Снимай пиджак и раздевайся ниже пояса. Алтан вскидывается, всё его выражение лица, тело, машинально сделавшее полшага назад, говорит, что он не верит своим ушам. Юма двигается вперед. Плывет красным призраком по слабо освещенному залу, и дым вьется за ней хвостом. - У меня хорошее терпение, но ты уже успел его испытать, так что… - Ты серьезно? - Абсолютно. Она поднимает сигарету на уровень его лица, Алтан чувствует удушливый привкус трав в табаке, которым она набита, отводит глаза, мотает головой. - Спасибо. Юма курит. «Как хочешь» - звучит в голове её голос, более молодой, чуть менее сиплый от курения. Она также предлагала затянуться, когда пятнадцатилетний Алтан, приехавший в Гонконг, дурел просто от происходящего. С Юмой тогда было очень круто, весело и пьяно от ощущения вседозволенности. Алтан медленно снимает пиджак. Стыд бьет удушливой волной в грудь и в горло, дышать сложно, а лицо начинает гореть. Он с трудом расстегивает ширинку и тянет брюки вниз вместе с черными боксерами. У него длинные крепкие ноги, которые после сегодняшней тренировки выглядят как произведение античного искусства. Портят ли их шрамы, покрытые вязью цветов? Алтан не знает. У него в висках стучит. - Довольна? - Да. Ты вырос. Про что она? Про то, что он вытянулся, и на деле выше нее сантиметров на десять. Выше, но не по статусу. Или реально смотрит на член? Алтан отворачивается, чтобы даже боковым зрением за ней не наблюдать. Ему некомфортно, и он не понимает, как может быть комфортно ей. Хуже всего то, что из подсознания лезут воспоминания и чувства, старающиеся Юму… оправдать? Он видел её голой. Пару раз зашел, не помня о приличиях, и она только глаза закатила на «маменькиного сынка, которому всё можно». А еще они ходили в помпезные китайские бани, даже круче, чем в Москве, хотя в московских он не был. Взрослые много курили и пили, а он сидел в призрачно мерцающей воде и смотрел на Юму, лежащую затылком на бортике, и на её грудь, почти мальчишескую, вызывающую странный трепет в теле. - Пойдем к столу. Алтан шумно выдыхает через нос и идет за сестрой. Из темноты выплывает стол, и до Алтана доходит, что всё помещение является вычурно оформленным залом для заседаний. Юма поднимает с поверхности стола сначала толстую бумажную папку, а затем пластиковый планшет со скобой, удерживающей несколько листов. Листы она вынимает, щелкает креплением и, удобно перехватив за него, взвешивает планшет в руке. Алтан смотрит на черный пластик, и если и не смиряется, то позволяет себе поверить в эту фантасмагорию. - Тебе в марте двадцать один, - говорит Юма и берет его за руку. Прикосновение обжигает. У нее едва теплая, очень мягкая кожа. Они не здоровались за руку сегодня. Юма кладет его руку на столешницу, заставляя наклониться, и заключает, - Тогда двадцать ударов достаточно. Алтан видел, как это делают в порно, ему на короткий миг хочется прогнуться в пояснице, и он пугается собственного желания, поэтому стоит истуканом. - Считай, - негромко командует Юма и внезапно гладит его по костяшкам пальцев. Пластик глухо рассекает воздух, планшет – твердый и прохладный – врезается в ягодицу всей плоскостью, можно ощутить, как от такой «встречи» по нему и по мышцам проходит волна. Громкий хлопок достигает сознания, а потом приходит боль. - Один, - на выдохе выдает Алтан. Это дико. Юма и не думает щадить. Она кажется хрупкой, но она умеет драться, и руку для удара отводит на добрый метр, так, чтобы резко… - Два. Пристроившись, она начинает попадать по заднице краем планшета, то плоскостью, то углом, и это больно. После шестого удара боль и жар начинают гудеть внутри кожи, внутри мышцы. Это похоже на ожог. Это не больнее, чем удар кулаком, но обиднее. - Восемь, - считает Алтан и переступает ногами. Юма проводит углом планшета по его пояснице, оставляя линию на коже. - Запоминай, - говорит она, хлопает еще раз, и Алтан издает звук горлом, дезориентированный тем, что она к нему обратилась. Потом считает: - Девять. - Ты будешь вести себя хорошо. Громкий хлопок. Десять. Алтан считает и не понимает, за что эта боль. Но терпит, глядя только на свои пальцы на столе. - Ты будешь меня слушаться. Удар. - Одиннадцать. Жарко. Жарко. Кожа горит, на ней болезненные искры. Хочется прекратить. Юма впечатывает кусок пластика в левую ягодицу, которая получила больше ударов, Алтан тонко сипит. - Ты будешь действовать с умом. - Двенадцать. - Ты не полезешь в драку, рискуя собой. Алтан захлебывается вдохом. - Считай! – её ладонь у него на ягодице, пальцы сжимаются, ногти впечатываются в красную кожу. Приходится повысит голос. - Тринадцать! - Ты не будешь меня позорить! Совсем больно. Больно и стыдно. К промежности прилило слишком много крови. Глядя вниз, Алтан замечает, что начинает возбуждаться. В этот момент к горлу подступают обидные слезы, он задушено произносит «Четырнадцать», а дальше Юма лупит его на одной ноте, выбивая только проклятые цифры, сказанные не своим голосом. После двадцатого удара, она бросает планшет, заставив его застучать по полу. - Одевайся, - голос абсолютно спокойный. Алтан дышит, его плечи содрогаются, по виску течет пот. Юма отходит за новой сигаретой и, закурив, поднимается в свой альков. Натянув брюки без белья на саднящую задницу, Алтан уходит. В коридоре его шатает. Никого нет, и, встав спиной к камере, он, с трудом контролируя дрожь, укладывает член в ширинке. Нужно успокоиться. Успокоиться, выдохнуть и принять как данность, что сестра решила воспитывать его поркой. Алтан запрокидывает голову, громко и прерывисто дышит, глотая слезы. Он переживал и не такой позор. И не такие сложные времена. Он переживет. Он пережил бы, не попадись ему на подступах к спальне Вадим. Прохаживающийся с таким видом, как будто здесь музей. - Золотейшество, вам нехорошо? У Алтана немного успели сойти пятна с лица, испарину он вытер рукавом водолазки. Пиджак благополучно забыл у Юмы. И шел, видимо, не слишком ровно. - Всё нормально, - отрезал он, выпрямляясь. Но Вадим подкрался сбоку, заискивающе глядя в лицо. - Если что-то случилось, вы всегда можете… Алтан распахнул на него глаза так, что стало видно белки вокруг красноватой радужки. Что он может? Что он должен мочь? …Довериться? - У тебя дел других нет? – спросил Алтан почти ровным голосом. - Нет. Понимаете… - Приказов не было? – зашипел Алтан, уловив, что сейчас Вадим попытается сказать. А тот только в улыбке расплылся. - Не было. - Тогда слушай мой приказ, - от ярости на скулах заходили желваки, дыхание обдало лицо Вадима, - На колени. - Ч… - Что слышал. На колени. Алтан злился. Обида на сестру увеличила и без того неконтролируемое чувство. Он искренне старался не срываться на Драконе, понимая, что исполнитель не виноват в плохих или невысказанных приказах начальства. Но светлые глаза, сияющие смесью похуизма и издевки, прямо сейчас смотрели на него чуть сверху. А потом опустились вместе с Вадимом, вставшим на колени на ковровую дорожку. - Вот так, - Алтан сгреб его за волосы и потянул, - А теперь в комнату. До двери было метра два с половиной, и Вадим умудрился преодолеть их ползком, загребая по полу левой рукой и извернув шею, чтобы Алтан не вырвал ему волосы, когда втаскивал через порог и толкал вперед. - Ты зарываешься, - раздалось над головой после громкого хлопка двери и щелчка замка, - Думаешь, что можешь вести себя, как захочется, просто потому что ты хорош в своем деле. Так вот, нет. Вадим выпрямился на коленях и зацепился взглядом за два нюанса: на Алтане не было носков, и сейчас он просто пятка о пятку стянул с себя туфли, а еще под ширинкой явно читалась эрекция. - Ты просто продажная шавка. И за те деньги, которые плачу тебе я, я могу просто убить тебя понравившимся способом. - Вы все только обеща… Оплеуха влетела Вадиму в голову. - Футболку снимай. Вадим снял и, выразительно подняв брови, вякнул: - Если вы хотите развлечься особым способом, всегда можете мне сказать. - Смотри на меня, - произнес Алтан невпопад, и когда эти чертовы глаза воззрились снизу вверх, отвесил Дракону пощечину. Голова качнулась, и, всё прекрасно поняв, Вадим вернул лицо и взгляд на место. Еще одна пощечина расцветила золотистую кожу в ярко-розовый. Алтан не поскупился на симметрию и хлестко ударил по левой щеке тоже. - Особым способом? И сколько за это будет доплата? Грудь его ходила ходуном. Вадим, сносящий пощечины, выглядел почему-то очень красивым. Разум заливало ощущение, близкое к наркотическому опьянению, все становилось хорошо и правильно. Правильно и хорошо. Главное теперь не убить Вадима в порыве желания. - Секс обоим приятен, тут деньги лишние, - заурчал Вадик, улыбаясь, Алтан поднял ногу и безжалостно пнул его в плечо, отправляя на пол. - Не верю, что слышу это. У тебя, если приказа не получишь, и хуй не встанет? Правильно я понимаю. Вадим по полу откатился и упал на спину, как большой кот. Однако подниматься, когда над ним навис Алтан, не рискнул. - Вам ведь не того надо. - Не того? - Вам до моего хуя дела нет, вам важно одно… Алтан наступил ему на горло, прерывая эту мысль. Вадик прикрыл глаза, сосредотачиваясь на дыхании, на воздухе в пережатой трахее. Таким – в следах от пощечин, тяжело дышащим на полу, прикрывшим глаза – он понравился Алтану. Давление ослабло. - Я не спрашивал твоего мнения. - Есть, босс, - сипло, сглатывая, ответил Вадим. Алтан поставил ногу ему на щеку, пристально следя за реакцией и за тем, как это выглядит для него самого. А Вадим открыл рот и преспокойно облизал два пальца и между ними. Стерильными ноги Алтана не были, и от этого нехорошо скрутило живот. Неправильным желанием. Вадим блядские свои глаза опять прикрыл и заработал там языком, лаская чувствительную кожу. Алтан даже мастерам по педикюру ноги доверял с трудом, а тут… Дышать стало тяжело, по бедру вверх пробежали мурашки. И раскрывшаяся сенсорная чувствительность напомнила, что кожа на заднице под брюками все еще горит. Ширинка теперь нещадно жала. От желания закружилась голова. Это не было желание трахаться с Вадимом, а желание просто разрядки, прекращения тягостного жара. Проведя пальцами ноги по жестким губам Дракона, Алтан оттянул ему губу, а потом легонько ударил в пострадавший недавно бок. У Вадима там налился синяк, и от пинка он тихо зашипел. - Вставай на колени и открывай рот. Всё предельно ясно. Вадик перекатился, поднялся и сел на пятки, оказавшись напротив ширинки. - Услужливый какой, - на пределе выдержки протянул Алтан, с трудом улыбаясь углом рта. Вадим не ответил, только бросил короткий взгляд, а потом открыл рот, большой, с крупными белыми зубами и красным языком внутри. Алтан дернул ширинку и выправил член. Вадим не поднимал глаза, сообразил, что может схлопотать за это, и Алтан был ему совсем немного благодарен за отсутствие провокации сейчас. Он двигал рукой, с хлюпаньем распределяя смазку, которую за последние минуты натекло достаточно, по твердому стволу. Было хорошо. Очень остро. Но не так быстро, как он рассчитывал. Начала отвлекать чужая обстановка вокруг, электрический свет из окна, вычерчивающий скулу Вадима, собственное дыхание. Спасли большие шершавые руки, которые легли на бедра и полезли в ширинку. Вадим помог ему выправить тяжелую мошонку, а потом просто присосался к ней ртом, прикрывая глаза как будто с наслаждением. Помогло. Алтан рвано выдохнул и задвигал рукой быстрее и с нажимом. Ему раньше не вылизывали яйца таким большим горячим языком, ощущение было очень новым и очень громким. Он смотрел и щурился, начиная то ли стесняться, то ли чувствовать головокружение, чуть не оступился. Вадим воспользовался этим и обнял его за бедра, Алтан был почти на грани с оргазмом, чтобы возмутиться и оттолкнуть, он только сильнее задышал, когда Вадим принялся гладить его ноги сквозь брюки. Алтан задвигался, трахая свой кулак и представляя, как кончит прямо на лицо перед ним. Широкие ладони проехались по ногам назад и сжали ягодицы. Алтан громко застонал сквозь зубы. Вадим не знал, ведь не знал же… Хотел просто полапать, а сам попал по больным местам, и это оказалось слишком хорошо. Алтан захныкал, содрогаясь, и действительно кончил Вадиму на лоб, возле шрама, на волосы и висок. Его повело. Вадим подхватил под локоть, но Алтан выпутался, скорчив злое лицо. - Иди. У Вадима с брови сорвалась белая капля, он попытался поймать её рукой, а Алтана заштормило от внезапного отвращения и пустоты, образовавшейся внутри. - Иди, я хочу отдохнуть. И Вадим, как послушная шавка, убежал. Ночью Алтану стало очень плохо. Он проснулся от озноба, странной фантомной боли в костях и чувства абсолютной полнейшей разбитости. Подтянув покрывало, сжал его в кулаках и подавил стон. Что такое? Заболел? Да нет, не мог. С чего. Тогда почему так плохо? С трудом понимая, кто он такой и где, Алтан мучился в полусне несколько часов, не желая просить никого о помощи в доме сестры. К утру ему должно стать лучше. Вот сейчас он поплачет, один, тихо и незаметно, и его отпустит. Но дрожь только усилилась. Вадим пришел в кромешной темноте, бесшумно и невидимо. Алтана накрыло тяжелое теплое одеяло, чужие руки подоткнули его со стороны спины и ног. - Я помогу. Вот, выпейте. На вкус Алтан опознал питье, которое Вадим поднес прямо ко рту, как растворимый аспирин. Глаза немного привыкли к темноте, и он постарался кинуть в Вадима злой взгляд. - Слышали про сабдроп? – спросил Вадим, поглаживая его по плечу сквозь толстое одеяло, - Так вот бывает и топдроп тоже. Когда с непривычки жестишь в качестве верхнего, а потом вот. Откат. Алтан читал о таком, но не очень верил. Интересно, Вад сейчас серьезно насчет их… секса? Нет, сексом это трудно было назвать. Алтан выплеснул на него двойную порцию эмоций, а еще сперму, а еще до этого… - Если человек делает что-то жестокое и непредвиденное, или с человеком делают это жестокое и непредвиденное, и психика не сопротивляется, потом может быть вот такой, - хмыкнул, - птср. Если это правда, то дело еще и в Юме, которая с треском сломала его достоинство. Вот только Алтан сам штаны снял, встал, и возбудился тогда тоже сам. - Нет, вы не самый ужасный человек на земле. Это серотониновое дно. Как после передоза. Не слушайте эти мысли. Вы у меня крутой босс и человек хороший. - Вадим, ты придурок, - зубы стучали друг о друга. - Оплаченный придурок. - Я тебя ненавижу. - Я знаю. И это нормально. Алтан зажмурился и не позволил себе сказать вслух «не уходи». Вадим, правда, никуда не собирался. И Алтан прошипел, чувствуя, как начинает действовать жаропонижающее, боль отходит на второй план, а тело расслабляется: - Ты будешь уважать меня. Слышишь. - Да. - И говорить мне… всю правду. Скажешь, обязательно. Я хочу, чтобы доверял… Измученная нервная система отправила Алтана в сон, а Вадим так и остался сидеть рядом, раздумывая, стало ли это поворотным моментом, или мальчик еще недостаточно съел горьких пилюль. Спящий, с мокрым лбом и приоткрытыми губами, Алтан не был похож на опасного, беспринципного босса мафии, и это ему очень шло.