Every Feeling

Жизнь незаметно пошла своим чередом, хотя Чимину всё-таки не совсем нравилось положение, в котором он оказался. Работы всё ещё не было и не предвиделось, но очевидным плюсом было то, что теперь Чимин мог видеться с Хосоком и его друзьями, проводить время не только сидя в квартире за телефоном пока Чонгук учился и работал. Они с Чонгуком не то чтобы много общались, потому что оба оказались в достаточно странной ситуации: они вынуждены были жить вместе, хотя были едва знакомы и их первая встреча не то чтобы подходила под определение нормального знакомства. Чимин пытался привыкнуть, приспособиться, узнать Чонгука получше – ему это казалось самым адекватным ходом действий в подобной ситуации. Чонгук же его мнения, кажется, не разделял. У Чимина создавалось впечатление, что Чонгук его избегал. Это было заметно в первую очередь потому, что они жили в одном пространстве: нелегко избегать кого-то, когда живёшь с этим кем-то в однокомнатной квартире, но Чонгуку это с переменным успехом всё же удавалось. Чимин на него не злился: он и сам не до конца понимал, как им теперь стоит общаться. Между ним и Чонгуком висело тяжёлое осознание того, что произошло между ними в первую их встречу, и это обрывало все несмелые попытки наладить отношения. Чимин не хотел поднимать тему произошедшего по вине таблеток, и Чонгук было видно не хотел тоже, – но эта самая тема, закрытая, спрятанная, сложная и больная, давила на них обоих. Как чёрт возьми Чимину следовало нормально общаться с Чонгуком, когда в каждом их слове, в каждом взаимодействии ощущалось недосказанное «мы сейчас общаемся потому, что один из нас потерял контроль из-за таблеток и ненамеренно изнасиловал другого»? Чимин не знал – думал, что, наверное, никто бы не знал, как действовать в подобной ситуации. Ему не у кого было спросить совета, а заговаривать об этом напрямую с Чонгуком ему не хватало духу. Тэхён немного помогал: приходил в гости и пытался как мог разрядить обстановку. Вот только у него была своя жизнь, он тоже учился и работал, да к тому же жил не так близко, как предположил Чимин из обрывка услышанного разговора между Чонгуком и Тэхёном – хотя это было скорее препирательство, чем разговор. Итак, Тэхён был не в состоянии навещать их чаще двух-трёх раз в неделю, чего для выстраивания контакта с Чонгуком было абсолютно недостаточно. Поэтому контакт не выстраивался, Чимин топтался на месте, не зная, как подступиться, не уверенный даже, что хотел бы выстроить с Чонгуком контакт. Выглядело всё так, будто это было последнее, чего сам Чонгук от него хотел – а в таком случае Чимин мало что мог сделать. Так как их взаимодействия с Чонгуком были странными и неловкими, а зачастую вообще отсутствовали, Чимин начал больше общаться с Хосоком, единственным своим знакомым в городе, и пользовался любой возможностью встретиться с ним. Они обменялись номерами и вскоре вместо того, чтобы пропускать Чимина в корпус, начали вместе ходить в танцевальную студию, где Хосок проводил большую часть своего свободного времени. Чимин влился в общение с Хосоком так легко, он даже сам удивился отсутствию какой-либо неловкости или скованности, но этому очень помогал сам Хосок. Он был такой открытый, улыбчивый, искренний и будто всегда знал, что нужно сказать, чтобы поддерживать беседу в непринуждённом ключе. Чимину это очень нравилось: он не хотел признаваться в этом даже себе, но он волновался о том, как его примут в Ситгуне. Ему часто казалось, что люди здесь сильно отличались от него самого, что они жили своей, непонятной ему жизнью, но Хосок давал Чимину понять, что они не были такими уж разными, на самом деле. Лучшим другом Хосока был парень по имени Мин Юнги – достаточно закрытый и в чём-то даже грубый омега ростом чуть ниже Чимина, с тёмными волосами и резким, проницательным взглядом тёмно-коричневых глаз. Чимин оробел, когда Хосок впервые представил их друг другу, но со временем привык к саркастичным ремаркам Юнги, к его неприступному виду и неразговорчивости рядом с Чимином: он понял, что Юнги нужно было время, чтобы сблизиться с ним и почувствовать себя комфортно. С Хосоком Юнги общался совершенно свободно, хоть и огрызался часто, беззлобно, на что Хосок только смеялся. Был ещё Намджун, но с ним Чимин виделся всего пару раз и общался на уровне вежливых приветствий. И Юнги и Намджун занимались музыкой: писали её, сочиняли тексты песен, оба были рэперами. Чимин мало что понимал в музыке, зато ему нравилось смотреть, как Хосок танцует под чёткий бит. У него действительно был талант, и от его движений у Чимина, который тоже увлекался танцами, иногда просто захватывало дух. Он об этом честно Хосоку говорил, а Хосок светился счастливой улыбкой каждый раз и благодарил Чимина за комплименты. Чимин на самом деле всегда считал себя экспертом в том, чтобы находить к разным людям свой подход. Он хорошо читал окружающих, воспринимал чужие эмоции, понимал отношение человека к себе по взглядам, позе, выражениям лица. Один лишь человек оставался для него загадкой. Чонгук. Возможно отчасти это было оттого, что Чимин сам не знал, как к альфе относиться, а может это было потому, что Чимин всё ещё слегка нервничал в его присутствии. У них с Чонгуком были весьма… непростые, начавшиеся очень болезненно отношения. Но это не означало, что они должны были молчать и никогда больше друг с другом не говорить, правильно? Правильно. Чонгук был обычным человеком. Отгородившимся от Чимина стеной, но всё же таким же альфой, как и тысячи других. И если Чимин хотел с ним поговорить, то это он и сделает. – Чонгук? – набрав в грудь побольше воздуха, начал Чимин одним летним вечером. Было уже поздно – Чонгук обычно возвращался домой не раньше восьми, когда заканчивал со своей подработкой или возвращался из спортзала. – М? – отозвался Чонгук, не поднимая взгляда от собственной гитары. Он сидел на кровати и настраивал её, в то время как Чимин устроился на стуле недалеко от него. Обычно Чонгук старался не находиться в одном помещении с Чимином и пользовался любой возможностью, чтобы уйти, но Чимин специально подловил его за тем занятием, от которого нельзя было оторваться немедленно – если конечно Чонгук не хотел показаться грубым, бросая всё тут же, лишь бы убраться от Чимина подальше. Нет, Чонгук бы так делать не стал, и Чимин это знал, пользовался этим. Так что он устроился на стуле в спальне и стратегически выждал три минуты с телефоном в руках, чтобы не казалось, что он пришёл сюда только чтобы наконец поговорить с Чонгуком – хотя именно так оно и было. По прошествии этого времени он и пошёл в мягкое, но непреклонное наступление. – Я бы хотел поговорить с тобой. Насчёт денег, – сказал он. Чимин решил начать с темы, которая не была напрямую связана с их отношениями, но которая волновала его уже достаточно долгое время. Пора было, наконец, разобраться с этим. Услышав это, Чонгук поднял на него взгляд. Он впервые смотрел Чимину в глаза за по меньшей мере неделю, и это уже был прогресс. – Денег? Каких денег? – спросил альфа непонимающим тоном. – Прошёл уже почти месяц, как я живу с тобой. Мы делим квартиру и еду, – начал Чимин. На самом деле прошло чуть больше трёх недель с момента его приезда в Ситгуну, но это были незначительные детали. – Я хочу вернуть тебе часть тех денег, что ты за это время на меня потратил. Чимин не собирался сидеть у альфы на шее – он вообще ни у кого на шее сидеть не собирался. Он был уже взрослым, он бы работал, будь у него такая возможность, – суть состояла в том, что деньги у Чимина имелись, и он мог о себе позаботиться. Чонгук некоторое время молчал, нахмурившись, переваривая сказанное, а затем сказал единственное: – В этом нет необходимости. Чимин не знал, сколько Чонгук платит за квартиру, снимает ли он её или ему её купили родители, – он не интересовался, зато он знал, что Чонгук прилично тратился на продукты для них двоих. Он был чёрт возьми студентом, а его подработка не давала ему такого уж большого дохода. Да и в любом случае, даже если б Чонгук был миллионером, Чимин не собирался бесплатно жить у него дома, как какой-то содержанец. – Давай я сам разберусь, в чём есть необходимость, а в чём нет, – ответил Чимин, стараясь удержать свой характер в узде. Он не хотел ссориться с Чонгуком – он просто хотел, чтобы Чонгук уважал его выбор и принял от него те деньги, которые ему полагались, вот и всё. Просто. Оказалось, не так просто, потому что на лице у Чонгука вдруг возникло какое-то уязвимое и вместе с тем пристыженное выражение. – Я… прости, я не так выразился. Я хотел сказать… что не смогу, думаю, принять от тебя эти деньги, – тихо сказал альфа, опуская взгляд. – Не сможешь? – удивился Чимин. – Почему это? Я хочу вернуть тебе то, что ты на меня же и потратил. Не то чтобы я собираюсь давать тебе больше. Это ведь честно, разве нет? Чонгук отрицательно помотал головой, всё ещё не поднимая взгляд. Его запах отражал расстроенность чувств и вместе с тем какую-то странную, отчаянную почти решимость. Чонгук будет стоять на своём, это Чимин понимал – он не понимал только причины. Тишина затянулась, и Чимин уже собирался спросить ещё раз, настойчивее, – ему нужны были ответы, – но в этот момент Чонгук сказал всё тем же тихим голосом: – Это меньшее, что я могу тебе дать после того… – Он запнулся на секунду, а затем продолжил: – После того, что произошло. Так вот оно что. Чонгук продолжал винить в произошедшем себя – Чимин предполагал, что это было так, но до этого момента у него не было доказательств. Теперь же доказательства были налицо, если учесть, как Чонгук сжимал руки на собственных коленях и насколько сильная боль-боль-вина-стыд-боль пульсировали в его запахе. Значит Чонгук не хотел принимать от Чимина деньги, потому что думал, что беря ответственность за Чимина он возмещает часть того ущерба, что причинил. Это было так неправильно и совершенно не отражало реального положения дел – но Чимину нужно было хорошо продумать свои слова. Нужно было сказать всё правильно, чтобы Чонгук услышал – и чтобы не сделать ему ещё больнее. Как Чимин вообще мог обернуть свои мысли в слова? У него в голове было столько всего – и одновременно казалось, что там было пусто. Чимину трудно было обсуждать эту тему, такую болезненную для них обоих. У него не было слов, чтобы передать Чонгуку, как он себя чувствовал. Он не знал, как объяснить, как заставить его понять. Несмотря на всё это Чимин должен был попытаться выразить самую главную мысль, что сидела у него в голове с того момента, как он рассказал Чонгуку о таблетках. Чимин думал, что Чонгук тогда его понял – но видимо он ошибался. – Чонгук, ты не виноват в том, что произошло, – сказал в конце концов Чимин, когда тишина стала совсем уж невыносимой. Больше он ничего путного сказать не смог. Чонгук в ответ лишь помотал головой. – Я сделал тебе больно, – сказал он так, будто сама эта мысль разбивала ему сердце. Плечи Чонгука вдруг задрожали, и Чимин осознал, что он плачет. Запах его был волной отчаяния, боли и ненависти к себе. Чимин вздрогнул и тут же принялся поверхностно дышать ртом, иначе и его унесло бы слишком сильными эмоциями. – П-прости, – выдавил Чонгук, осознав, как его состояние влияет на Чимина. Он резко поднялся с кровати, утирая лицо рукой, всё ещё не глядя на Чимина. – Я лучше пойду. Чимин тоже поднялся на ноги. Он понятия не имел, что собирается делать – знал только, что не хотел, чтобы альфа уходил вот так. Чтобы опять запирался в ванной и рыдал, думая, что звук льющейся из крана воды скрывает все звуки. Чонгук сделал ему больно, это была правда. Но Чимин понял одну вещь: он не хотел, чтобы альфа так ненавидел себя из-за этого. Им обоим было больно, вот только Чонгук, кажется, не понимал до конца, что у них не было выбора. Всё случилось так, как случилось, потому что не могло быть по-другому. Что бы они ни сделали, таблетки из уравнения не вычтешь – таблетки решили всё. Таблетки – и их случайная встреча. Но Чимин… Чимин думал об этом и пришёл к выводу, что могло быть и хуже. Чонгук не был на самом деле плохим альфой – он не поставил ему метку, не заявлял на него никаких прав, вместо этого он помогал Чимину. И при этом так сильно ненавидел себя, наверняка проживая каждый день болезненно, – и молчал. Чимин не собирался, не мог с этим мириться. Чонгук всё стоял, застывший, и глядел остекленевшим взглядом куда-то перед собой. Он не двигался с места, потому что стоял в том углу, где был прикроватный столик – а значит чтобы ему пройти, Чимину нужно было сначала отойти с дороги. Но этого он делать не стал. Вместо этого Чимин сделал маленький, неуверенный шаг вперёд – к Чонгуку. Тот отшатнулся тут же, вскидывая на него взгляд широко раскрытых глаз, из которых всё ещё текли слёзы. Губы у него дрожали, когда он открыл рот и выдавил: – Н-не надо… Как будто Чимин собирался сделать ему больно. Он боялся Чимина, боялся того, что он мог сказать, что мог сделать. А может он боялся себя самого. В любом случае Чимин выдержал его больной, испуганный взгляд, хотя внутри у него что-то болезненно кольнуло. Чимин сделал ещё один маленький шаг вперёд, и Чонгук попытался шагнуть назад насколько смог – но упёрся в прикроватный столик. Дальше ему отступать было некуда. – Почему ты не уходишь? Почему ты всё ещё тут? – всхлипнул Чонгук, а затем лицо его исказилось в гримасе рыдания, он спрятал его в руках и выдал сквозь сотрясающие его тело всхлипы: – Я отв-отвратительный. Я сд-сделал тебе б-больно. Чимин вдохнул, выдохнул – держать себя в руках, ему нужно было держать себя в руках, ещё один всплеск эмоций ситуацию никак не улучшил бы. – Потому что я знаю тебя, Чонгук, – как можно более спокойно и уверенно отозвался Чимин. – Пока что всего месяц, и это не так уж и долго, но этого времени достаточно. Я знаю настоящего тебя. И я знаю, что ты бы никогда не причинил мне вреда по собственной воле. Эти слова вызвали очередной поток рыданий, ещё более сильных, чем предыдущие. Чимин вздохнул, ощущая плещущееся внутри сочувствие. Чонгуку было так плохо, и Чимину хотелось сделать что-нибудь, чтобы ему помочь. Он протянул руку и осторожно коснулся чужого предплечья. Чонгук вздрогнул, но не отстранился, и тогда Чимин осторожно погладил его руку через плотную ткань кофты. Туда-сюда, мягкие поглаживания – то, что успокоило бы самого Чимина. То, что делал для него Джин, когда Чимин плакал. Джин правда обнимал его при этом, но Чимин пока не готов был обнимать Чонгука. Тот всё продолжал плакать, но уже без того надрыва, просто пытаясь выпустить переполнявшие его эмоции. – Я н-не хотел, я правда не хотел, я бы всё сделал, м-мне так жаль, так жаль, Чимин… – Я знаю, – отозвался Чимин неожиданно мягко. – Мне тоже.