ruby haunt – fool proof low roar – in the morning dream, ivory – don’t think just do
Поздний летний вечер — ещё тепло, но всё равно ветер уже прохладный. Занавески слабо шевелятся на небольшом сквозняке; дверь из комнаты Йоонаса открыта — пока что. Сегодня его квартира превратилось в нечто, напоминающее кабинет исследователя паранормальных явлений, и так загруженная под завязку вещами, которые он накопил, живя с Алекси. Теперь тут лежит ещё и пакет Нико из какого-то круглосуточного магазина, куда он напихал, по своему мнению, всё, что им может понадобиться для ритуала — э-э-э, а что они должны были сделать? Ах да. Алекси, может, и сказал, что он к дому не привязан — только на деле всё оказалось куда сложнее. Грязные следы заканчивались ровно два дома спустя от входной двери Йоонаса, останавливались посреди дороги. И снова возвращались обратно. Так что план минимум — сделать так, чтобы его больше здесь ничего не держало. «Отвязать» Алекси от того якоря, который не давал ему свободы — и из-за которого их идея могла провалиться. Когда Йоонас впервые услышал, что именно Нико хочет, он рассмеялся — в основном, потому что у Олли было такое лицо, а Йоэль был в ужасе и вообще объявил, что покидает нафиг группу с такими фокусами. Силами всех пятерых (да, включая Алекси), они кое-как убедили его, что это лучшая вообще идея на свете. Теперь до него дошла вся глубина замысла Нико. Йоонас скучал по Алекси на гастролях и фестивалях так же сильно, как скучал по дому, удобной кровати, собаке. Но теперь, и это идея Нико, а не его, они действительно собираются хотя бы попытаться прихватить его с собой, во что бы то ни стало. Он не знает, сколько мира повидал в своей жизни бедняга Алекси, но чёрт возьми, он его не оставит опять в одиночестве бродить по комнатам, пока он там тусуется. Вот нетушки. И Нико был прав — было что-то привлекательное в славе той самой рок-группы с музыкантом-призраком. Было бы так весело. Сантери был бы просто в восторге. Он даже может представить себе его лицо, когда они ему скажут, что теперь у них в группе шесть человек, только вот один из них призрак. Если только он не откажется верить, но на этот случай у Алекси всегда найдётся способ заставить поверить… — Слушай, я честно не имею никакого понятия… Да кто из них знает, думает Йоонас, но Нико чувствует, что это важная информация, которую просто необходимо донести — зато не желает говорить, когда он успел найти всё то, что сейчас доставалось Мателой из пакета. Он окидывает взглядом набор детских разноцветных мелков, который Нико сейчас пытается открыть, пока ещё незажжённые свечи на столе, два полных мешка соли и целую канистру святой воды. Ну, учитывая, что Нико раньше работал в церкви — не священником, как оказалось, но это объясняет, откуда взялось такое количество освящённой воды. Только вот они никого не изгоняют. — …но мы попробуем всё, что только можем, хорошо? — Я надеюсь, мы случайно не сожжём дом Йоонаса, — бормочет Йоэль. Он заполз на кровать Порко рядом с ним самим, почему-то нежно обнимая огнетушитель — идея ставить свечи на пол ему не нравится, вообще всё ему не нравится, но между боязнью всего сверхъестественного и желанием остаться внизу наедине с пиццей, он откуда-то словил приступ инстинкта старшего брата и решил, что лучше остаться. Йоонас почти уверен, что он будет просто кричать всё время, что бы они ни делали. Йоонас первым улавливает, что в комнате появляется гость — в конце концов, он уже привык улавливать маленькие признаки, что рядом с ними оказывается Алекси. Это его вечер сегодня. — Ладно, — Нико торжествует; в его руках — побеждённая упаковка мелков. — Я беру розовый. — Ч-чего? — Йоонас вскидывает брови. — Розовый? — Да, какие-то проблемы? Отлично, розовая пентаграмма, значит, у них будет. Забавно. — Да не, прикольно. Олли помогает им нарисовать нечто, похожее на круг —правда, напоминает больше растёкшуюся яичницу или очертание лужицы. На полпути мел ломается, и остальные линии пентаграммы они рисуют уже другим мелком, солнечно-жёлтого цвета. Йоонас тихо надеется, скрещивая пальцы, что цвет на самом деле никакого значения не имеет. Они захлопывают занавески, закрывая комнату от лучей заходящего солнца, Томми выключает люстру и зажигает свечи. Довольно интимная атмосфера получается. — Хорошо, попытка номер один, поехали! Йоонас морально готов к этому зрелищу, хоть и всего во второй раз в его жизни, но его друзья всё равно отшатываются прочь от пентаграммы и верещат, когда мутная фигура — уже не тень в коридоре, а вполне себе объёмный человек, хоть и немного прозрачный и, конечно, совершенно бесцветный, появляется посреди комнаты. Пламя свеч безумно мечется, так, что несколько из них гаснут. Все дружно подскакивают, когда начинает звонить телефон Йоэля, а вслед за ним — и телефон Нико; они спешно лезут в карманы, чтобы вырубить громкие мелодии. Номера случайные, даже нереальные какие-то — Йоонас уверен, что таких кодов не существует, точно не в Финляндии. Старое радио — выбранное Йоонасом, потому что оно больше всего реагировало на Алекси — включается само по себе, заполняя комнату шипением статики; судя по смутным голосам из гостиной, телевизор тоже включился. Йоонас не знает, как это даже назвать — электромагнитная волна? помехи? энергетический всплеск? Но что-то происходит, когда Алекси появляется в центре пентаграммы. Всё тот же молодой парень — чёрные волосы, белая футболка, бледное лицо и… Йоонас сказал бы, что у него голубые глаза, хотя он не видит в них цвета, просто белые пятна со смутными точками. — Привет, — говорит Йоонас, улыбаясь, пытаясь скрыть предательскую дрожь. Просто врождённый, первобытный страх перед сверхъестественным, ничего личного. Алекси поднимает руку и машет. Он двигается как обычный человек — по какой-то причине Йоонас — думая, конечно, как эксперт в монтаже видео — ожидал, что его движения будут иметь странный, кинематографический эффект низкого FPS, но на деле нет ни задержки, ни рывков — кроме небольшого пятна, которое следует за его ладонью. Мило — и так реально. — Охренеть, — выдаёт Йоэль. Йоонас думает, что так сжимать в руках огнетушитель не очень безопасно. — Охренеть, Йоонас! Алекси не исчезает, ни секунду спустя, ни минуту. — Так, — Йоонас встаёт, и образ Алекси дёргается — он быстро вскидывает руки. — Я тебя не буду трогать, если ты против. Я… я даже не знаю, можно ли тебя вообще коснуться, если честно. Алекси пожимает плечами. Он оглядывается — кажется, что у него сразу три лица, когда он поворачивается, — к Нико и Олли. Йоонас клянётся, что лёгкое изменение размытых линий на его лице — это улыбка. Наверное, призраки прошлого все такие, в… низком разрешении. Или качестве. Что ж, объясняет, почему они такие чёрно-белые, прошлое же всегда чёрно-белое, да? Вероятно. Или… о чём он вообще думает? — Алекси, — зовёт он. Алекси тут же поворачивается к нему, с любопытством наклоняя голову. — Так, пацаны, а что дальше-то? — Без понятия, — усмехается Нико. — Дай минутку, он так эффектно появился. — Ну, блин, спасибо, — вздыхает Йоонас. — Прости нас, мы не профессионалы… Хорошо, это определённо похоже на улыбку. Это даже начинает напоминать зубастую ухмылку. И Йоонас замечает, как призрак немного трясётся… Этот парень смеётся. Они все сидят вокруг пентаграммы, в некотором шоке и удивлении, с целью, которую они даже не знают, как будут достигать, а он смеётся. Радио начинает немного потрескивать. — Ладно, давайте спросим у, собственно, Алекси, — неуверенно говорит Нико. — О, да, точно, — Йоонас смотрит на Алекси и чешет затылок. Мда, они, может, и хорошие музыканты, может, даже великие, он бы сказал, которым ещё только предстоит стать всемирно известными, — но их навыки связи с потусторонним как-то не блещут. Размытая фигура продолжает стоять в ожидании. Статика продолжает бормотать… Радио выплёвывает какой-то хрип, так неожиданно, что даже у Йоонаса сердце пропускает удар. Поначалу это звучит похоже на тысячу звуков одновременно, немногие из них напоминают слова, но чем дольше Порко об этом думает, прокручивая в голове, щурясь на радио, как будто это поможет ему лучше понять, тем… Тем больше этот звук начинает напоминать ему его собственное имя. — Можешь… повторить еще раз? Пожалуйста? На этот раз он улавливает это движение — эту небольшую задержку между изменениями размытых линий в лице Алекси, напоминавших движения рта, и звуком из радио. Он правда говорит с ними, из… какого-то там измерения, где бы он ни был. С той стороны. Из потустороннего мира. — ЙООНАС. Звучит это странно — наполнено статикой, как будто собрано из десятков случайных речей из десятков разных радиопередач. Как куски, собранные по слогам буквально, чтобы это напоминало хоть что-то внятное. — Нифига ж себе, — тянет Йоэль, широко распахнув глаза. — Окей, вы меня убедили, — внезапно заявляет Томми. — Томми, он прям перед тобой стоит, это тебя ни разу не убедило? — хмыкает Олли. — Что, по-твоему, это могло быть?.. — Ну… — Завалитесь, — Нико тычет Томми своими кроссовками. — Дайте Алекси сказать. — ВЫ, — продолжает Алекси, — СМЕШНЫЕ. — Ага, — кивает Олли. — А теперь представь, каково с нами в турах, — Йоонас широко улыбается. — Ни дня без приключений. Алекси резко становится грустным — или, может, Порко это только кажется, но всё-таки размытое подобие улыбки куда-то исчезает; он задумчиво смотрит на радио. — Может, если мы узнаем, что тебя здесь держит… Алекси только пожимает плечами, глядя на свои кроссовки. Их едва видно на фоне пола. Слова в статике становятся неразборчивыми, превращаясь в повизгивания и мелкие перестуки. Никаких идей. Время смывает всё, думает Йоонас — всё, оставляя забытую всеми, блуждающую душу в одиночестве. Только за годы — десятилетия, даже — это затирается, как старая болячка. Алекси однажды признался, что он время от времени он и правда чувствует себя одиноким, гораздо больше, чем раньше — теперь, когда у него есть Йоонас, с его любвеобильностью и способностью подружиться со всем, что способно двигаться. А что не способно, он двигал и дружился… Сейчас, может, всё-таки не так сильно, Йоонас в основном дома сейчас, но скоро наступит время фестиваля, и снова в квартире станет пусто. Йоонасу хочется обнять Алекси. В призрачную голову Алекси не приходит ни единой мысли, зато Порко внезапно осеняет. Он поднимается на ноги; Алекси с любопытством следит за ним своими бледными глазами. Йоонас оказывается в опасной близости к линии, разделяющей привидение и его самого. — Йоонас, что ты делаешь? — Йоэль откладывает в сторону огнетушитель. — М, кстати, идея, — Нико щёлкает пальцами. — Может, стоит сделать что-то просто… символическое? Например, перешагнуть черту или размазать черту, например, «броди свободно по миру, друг» или… Алекси холодный — ну, конечно, сколько раз Йоонас ощущал его лёгкое прикосновение за плечо, пора бы уже привыкнуть к этому замогильному морозцу призрака, и Порко резко вдыхает, когда его руки обвивают воздух вокруг бестелесной фигуры Алекси. Ко всеобщему удивлению. Он словно всем телом прижимается к леднику. Леднику, которого на самом деле нет, а он неуклюже стоит с руками на весу, разглядывая бледное пятно перед собой. Потусторонний холодок начал забираться под футболку, заставляя его немножко подрагивать. Ну и что. Алекси тоже его… пытался обнять, и это ощущалось так, словно он прыгнул в прорубь с разбегу. Только вот тогда ничего не произошло, он так и остался застрявшим в одной точке мира, вдруг это всё — пустые попытки? А может, и нет. Может быть, дело в намерении, а Йоонас сейчас прямо-таки преисполнен решимости. — …или обнять грустного призрака, да, так тоже можно, — Олли заканчивает фразу за Нико и вскидывает руки. — Почему бы и нет. — Ты сошёл с ума, — Йоэль качает головой. — Не-не-не, никакого одиночества в мою смену, — заявляет Йоонас. — Эм, кстати, Алекси, извини, если я, ну, личные границы перехожу, я ради эксперимента… — Боже, Йоонас. — ВСЁ В ПОРЯДКЕ, — слышит он «глас» Алекси через радио. — Я В ПОРЯДКЕ. — Так, у вас там обнимашки на двоих, или можно присоединиться? — Нико деловито сползает со своего места и оказывается рядом с Йоонасом. — Ну, можешь попробовать… — О-о-о, — отвечает вместо него Олли, вставая и обнимая Алекси за плечи. — Ой, холодно как. — Да, есть такое, — говорит Йоонас. — ИЗВИНИТЕ. — Блин, это выглядит так странно, — Нико подходит с другой стороны. — Подвиньтесь, пацаны. Олли сдвигается ближе к Йоонасу, освобождая место и для Моиланена; тот тоже пытается уместить руки как будто вокруг Алекси. — Знаете, — внезапно подаёт голос Томми, — я не удивлюсь, если это сработает. — С каких пор объятья у нас ритуал для освобождения призрака? — фырчит Йоэль. — А можно я?.. — Не страшно? — Вообще-то да, страшно, но вы тут так уверенно стоите, — Йоэль вскакивает с кровати — наконец, думает Йоонас — и неловко встаёт рядом с пентаграммой, глядя на Алекси — его фигура немного мерцает, окружённая тремя живыми людьми, которые пытаются обнять его, наверное, из совершенно другого измерения. Самое удивительное, у них это как-то получается. То ещё зрелище. Йоонас отходит в сторону, когда понимает, что перестаёт чувствовать свои пальцы, едва замечая в попытках растереть замёрзшие руки, куда он ставит свои ноги — и только когда он оказывается по другую сторону пентаграммы, замечает небольшой разрыв в этом кривом круге. Пяткой, что ли, линию зацепил… Привидение Алекси быстро исчезает прямо из-под его ладоней, и Йоонас чувствует, как его сердце ухает вниз. — Алекси? — почти кричит он в пустоту, но свечи тут же дёргаются в неестественном танце, а мимо проносится холодок. — УПС, — хрипит радио. — ПРОСТИТЕ. А, так всё хорошо, думает Йоонас. Самая близкая ассоциация — это когда он случайно выдернул штекер из своей гитары, и вместо звучного риффа со сцены донёсся жалкий звон струны. Или когда он монтировал видео для влога, и задел ногой кабель от монитора, тогда он перепугался точно так же от резко потемневшего экрана. Вероятно, оно работает как-то так же. Может быть. Он не уверен. Но Алекси все еще там, так что он может немного расслабиться. Но в голове всплывает насущный вопрос. — Кстати, а у нас хоть что-то получилось? — его задаёт Олли, разглядывая разорванную пентаграмму. — Ага, победили ли мы проклятие силой, — Нико распахивает глаза, — дружбы, или нет? Сегодня вечер довольно прохладный, думает Йоонас. Он вдыхает чистый воздух и болтает ногами, сидя на заборе набережной. Он поворачивается лицом к последним лучам заходящего солнца. Небо расцветает лиловым и сизым, смывая остатки золотых и красных оттенков в ночь. Красиво. Над водой — ещё лучше. Йоэль присоединяется к нему, на ходу открывая банку энергетика. Рядом с ними Нико опирается на перила — где-то там на лавочке остались Олли и Томми, если они не учесали вглубь лесопарка. — Только с тобой такое могло случиться, — говорит Йоэль. — Никогда не думал, что когда-нибудь увижу призрака… более того, дружелюбного призрака. И я даже не говорю о том, что я ни за что бы не представил себе, что призрак будет в нашей группе. Йоонас усмехается. — Да, бывает же. Но зато нам будет весело, да? — А ещё это бесплатно, — вклинивается Нико, а когда Йоонас и Йоэль синхронно разворачиваются к нему, удивляется: — А что вы на меня смотрите? Да, об этом я тоже подумал. Призраку не нужно ни дополнительного номера в отеле, ни пропитания… — Нико, ты как обычно. Йоонас оборачивается на улицу перед собой. Грязные следы появляются на асфальте почти из ниоткуда — для постороннего взгляда, но для Йоонаса они имеют вполне себе явный источник. Сейчас Алекси он не видит, может быть, призрак устал от всего, что только что произошло, но он ловит его отражение — в стёклах солнцезащитных очков Йоэля, в проблесках проезжающих мимо велосипедов; иногда кажется, что солнце застревает между двумя мирами, преломляясь в бестелесном облике Алекси. Йоонас представляет, как он стоит посреди парка, повернувшись лицом к солнцу и разглядывая водную гладь — впервые, может быть, за десятки и десятки лет. Это значит, что это сработало — каким-то образом, может быть, из-за решимости Йоонаса взять призрачного друга с собой, или потому, что проклятия — ничто перед силой дружбы. До тура — целый месяц, чтобы привыкнуть к тому, что Алекси больше не обитатель стен его дома. И найти применение его удивительным талантам.+
Это первый вечер тура, и Йоонас громко ржёт. После того дня он боялся одного — что теперь, больше не привязанный к дому Йоонаса, Алекси почувствует необходимость уйти и никогда не вернуться — зачем, если он провёл в этих стенах целую вечность, наблюдая за сменяющимися жильцами и их причудами, ему это, наверное, надоело уже давно? И он действительно в какой-то момент исчез — на целую неделю, заставив Йоонаса удивиться, встревожиться и… быть может, почувствовать себя немного преданным. Но он был так рад услышать знакомый глухой стук падающей книги и небрежное постукивание по стенам и дверям; и на вопрос «почему» — скорее, почему вернулся, чем почему ушёл — Алекси ответил коротко — потому что Йоонас, в свою очередь, его друг. Этого было достаточно. И теперь он был свободен, но предпочёл остаться в гастрольном автобусе, принимая активное участие в доведении Сантери до белого каления. Сантери, кстати, думает, что они издеваются над ним. Он стоит посреди автобуса и сомневается в выборе жизненного пути, взвешивая все «за» и «против» того, чтобы просто выйти сейчас из душной машины и уйти. В лес, например. Он столько лет работал тур-менеджером (смотрителем) для этой группы хаотичных финнов (обезьяньего цирка), и ещё ни разу не попадал в такую ситуацию. Ему никогда не приходилось иметь дело с… призраком? Он мог разобраться с поглощением алкоголя во время тура, о жёлтом плюшевом мишке Йоэля, о любых других причудах своих самых близких друзей, но… — Я извиняюсь… что? — Мы взяли с собой Алекси в тур, — медленно повторяет Нико в энный раз за этот вечер. — Алекси? А Алекси у нас кто? — Призрак. — Вы шутите, что л- ах ты ж ёб твою мать! — лицо Сантери меняется вмиг, как только лампы в автобусе начинают подозрительно резко мигать, а между койками появляется образ, который сложно спутать с чем-то ещё, с оптической иллюзией или игрой света. Видение исчезает так же быстро, как материализуется, и Йоонас первый, кто начинает просто в голос угарать. Хорошее начало — но тур имеет все возможности стать ещё лучше. У них уходит больше половины времени на саундчеке, чтобы заставить все усилители и микрофоны работать нормально. Было бы обидно вот так проколоться, просто потому, что одно присутствие Алекси вызывало дикие помехи в любой технике. Но — методом проб и ошибок что-то, да получилось. Сантери выглядит уставшим — хотя даже первый концерт в туре ещё не отгремел — но он остаётся в стороне, молча наблюдая, как его друзья говорят с пустотой — окей, с бестелесным разумным созданием, которое всё-таки там где-то есть. В конце концов, навряд ли пять человек, которые хоть и полны решимости свести его самого с ума, могут так долго держать лицо. Он перестаёт притягивать за уши «научные» объяснения — не квантовый физик же — и просто наблюдает. Даже Томми — Томми! — к этому относится серьёзно, а это уже о многом говорит. Может, призраки существуют. Может, его ребята и правда притащили на гастроли целое привидение, которое вот сейчас поигрывает на барабанах. Тарелки дёргаются сами по себе, загадочно позванивая — а Томми вообще стоит в другом месте. Неважно, главное, чтобы они не грустили. Алекси умело обращается с барабанами и с диджейской стойкой, которую они поставили в углу, в тени, куда не падает свет софитов. Йоонас, может, не слышит особенной разницы, просто потому, что слишком занят прослушиванием наушников-вкладышей и слишком сосредоточен на том, чтобы показать этому городу самое лучшее шоу — но ловит, иногда, второй слой звуков под игрой Томми и инструментал, который они точно не загоняли в фонограмму. Зато он ясно ощущает холодящий ветерок, освежающий его потную спину под горячими софитами. Мягкое прикосновение заставляет Йоонаса вздрогнуть и оглядеться — не видя никого, кроме живых участников группы. Но Алекси явно там — и это заметно. И это так безумно радует. — Добро пожаловать на сцену, — бормочет он в сторону. В наушнике раздаётся стрёкот; неприятный поначалу, Йоонас даже жмурится от резкого стука прямо в ухо, но сквозь внезапный шум он слышит узнаваемый шорох. — СПАСИБО.