Love & Horror

Двадцать минут пути от дома до школы – это, по идее, совсем недолго, но в половину седьмого утра, в промозглой октябрьской тьме они ощущались как пытка в несколько часов. А кто говорил, что в десятом классе будет легко, повторял себе под нос Дима Дубин вперемешку с ругательствами и проклятиями в сторону уважаемой преподши. Ну правда, ей самой-то в радость вести электив нулевым уроком? На тротуаре, по которому Дима шёл, стояли свеженькие фонарные столбы, на них даже провода наконец повесили. Вот только света всё равно не было. Рука, держащая телефон с фонариком, уже, наверное, посинела от холода, но иначе увидеть хоть что-то под ногами не было никакой возможности – хоть заказывай очки ночного видения и напяливай прямо поверх своих. И плевать, даже если Юля увидит – зато не будет этого бесконечного саспенса, сопровождающего каждый его поход на учёбу. Не будет этой давящей темноты и этих деревьев, смотрящих на тебя, как на кусок мяса. Деревья – районная достопримечательность, древний сосновый бор, некогда рай для грибников и любителей спортивной охоты, а после пропажи в нём нескольких людей оставленный всеми и ограждённый хилым забором. Со стороны и при дневном свете он выглядел вполне дружелюбно, но стоило подойти ближе, и ты не мог отделаться от ощущения чьего-то взгляда. И не из конкретной точки – что-то пялилось на тебя словно отовсюду. Оценивало, давило сильнее, чем судьи на олимпиаде по английскому. Что хуже всего, когда ты поворачиваешься и начинаешь смотреть в ответ, ощущение не пропадает. Наоборот, усиливается в разы, тянет, заставляет напрячься, начать выслеживать хоть что-нибудь, какой-то силуэт среди деревьев, скорее, чтобы успеть его заметить прежде, чем оно выпрыгнет прямо на тебя… Резкий ржавый скрип чуть впереди чуть не убил Диму на месте. Он присмотрелся – в нескольких метрах от него, оттянув порванную сетку забора, из леса вышел какой-то человек. Диме иррационально полегчало от этого факта – видеть что-то настолько привычное после пережитого ужаса было огромным облегчением. А через секунду он, разглядев в рассеявшемся свете своего фонаря чужое лицо, и вовсе успокоился – это был всего лишь Олег. Приветственно махнув рукой, Дима получил еле заметный кивок, затем его самый мрачный и уважаемый всеми одноклассник, убрав руки в карманы косухи, широким шагом направился прочь – разумеется, не в сторону школы. Эта неожиданная встреча придала Диме сил, и он, усмехнувшись сам не зная чему, продолжил путь уже гораздо бодрее и почти не ощущая этого проклятого взгляда.

***

Он честно пытался пройти испытание всех семи уроков на максимуме продуктивности, но сдулся уже на третьем. И теперь досиживал последний, самый мучительный русский, единственный предмет, на котором они сидели всем классом, и тщетно пытался заставить работать распухшие, как переваренные макароны, мозги. До двух ещё полчаса – и можно будет домой. У доски стояла Юля и прорешивала западающий у большинства номер из пробника ЕГЭ. Минут пять назад ей сделали замечание по поводу отсутствия лифчика, начался скандал и теперь она, наказанная за хамство, была вынуждена страдать там. Но, даже смертельно уставшая – на профильной литературе их наверняка гоняют будь здоров – она умудрялась сохранять достоинство и не колеблясь расставляла окончания. В этом году она покрасилась в яркий вырвиглазный алый и начала активно готовиться к поступлению на журфак. Стать журналисткой было её целью класса с седьмого, если не раньше. Дима искренне считал, что ей это пойдёт – писать вопиюще правдивые статьи, разговаривать с Шульман об организации общества, вести секс-просвет-шоу на Ютубе… Очень в её духе. И отсутствие лифчика отлично во всё это вписывается. Дима сам не заметил, как вместо заброшенных ещё в начале занятия записей начал зарисовывать юлин дерзкий силуэт. Растрёпанные короткие волосы, мятая рубашка, сквозь которую проглядывали тёмные соски (которые не покинут его мысли больше никогда), джинсы, за которые её наверняка отчитали на входе – и лицо, спокойное и излучающее уверенность, словно созданное для того, чтобы его рисовать. Дима давно забил на попытки перестать открывать её профиль в Инстаграме. Каждый день эта привычка поджидала его в самый неожиданный момент – вот он просто бездумно скроллит ленту и думает о своём, и вот уже рассматривает её фотографии, одну за другой, пока сердце не начинает болеть. Уже наизусть запомнил порядок фотографий и подписи под ними. Безнадёжно настолько, что самому с себя смешно. А ведь когда-то он верил, что просто словил влечение на сексуальную девочку. Пока дрочка с мыслями о ней не начала казаться чем-то грубым и невежливым. И недостаточным. Рисунок тем временем оброс новыми линиями, тенями, которых в классе и в помине не было, жизнью. На нём Юля улыбалась – так, как улыбнулась сегодня подруге в столовой, свежо и радостно. На нём она нагло закатала рукава рубашки – чтобы было видно набитую ещё весной татуировку на предплечье. На нём она была мечтой – чьей угодно, но диминой в особенности. – Сколько времени? – раздалось вдруг возле уха, и Дима закрыл тетрадь так быстро, что та помялась. – Э-э, без пяти, – ответил он, повернувшись к лежащему на парте Разумовскому и показывая ему часы на телефоне. – Бля-я-я-ять, – безэмоционально зашипел тот и отвернулся, спутывая волосы на затылке. Какой-то он был сегодня тихий, даже не нарядился во что-то стильное – видимо, опять кошмары снились. – Ладно, на этом на сегодня закончим, – благословенно сказала преподша, и класс зашумел. – Кого сегодня не было? Волкова опять? Ну, я его не аттестую тогда и всё. Всё это Дима слышал уже как сквозь вату. Поднявшись, он медленно собрал всё своё добро, бросил в сумку и зашагал к выходу из класса, из учёбы, из этого дня. Приятнее было бы, наверное, ретироваться в окно, но здравый смысл держал Диму до последнего. Сейчас он придёт домой, уйдёт с головой в «Доту», потом, может быть, поделает домашку – надо будет, кстати, вырвать рисунок из тетради от греха подальше… Стоп. А он взял тетрадь? Перерыв сумку, Дима её не обнаружил. Рванул обратно в класс – его место было чистым. Разумовский случайно цапнул? Внутри всё похолодело от этой мысли. Серёжа с Юлей, что называется, делят одну мозговую клетку. Пусть и принципиально разные – программист и соцгум – они удивительным образом сошлись в любви к эпатажу и желании перевернуть мир. Что знает Серёжа, в ту же секунду становится известно и Юле. Мысленно уже ложась в гроб, Дима на небывалой для себя скорости вылетел из школы, пытаясь на ходу надеть куртку, и – слава богу – увидел рыжую лохматую голову и яркий цветной шоппер около главных ворот. Бросился следом, на ходу гадая, видел тот его рисунок или нет, и вдруг заметил, что Разумовский не свернул на тротуар, а пошёл прямо. А прямо дороги не было – был только лес. Лезть в чужие дела не было в привычках Димы – к примеру, его с утра совершенно не интересовало, какого чёрта забыл в этом лесу Олег Волков. Но Олег Волков – тот, кому было вполне свойственно появляться неизвестно откуда и уходить неизвестно куда. Всё, что о нём было точно известно – что он живёт в детдоме и что у него некий деловой броманс с Алтаном Дагбаевым. Легенды о нём ходили разные, одна заковыристей другой, но никто наверняка не мог сказать, что Олег за человек. В общем, ему подходило бродить по этому лесу. А вот Серёже Разумовскому, с которым они ходили в одну художку, который безмерно любит выпендриваться и мечтает разработать своё приложение, – ему бродить по этому лесу не подходило от слова совсем. И, наверное, по этой причине Дима и решил пойти за ним. Разумовский не бежал, не оглядывался – просто ровно шагал мимо одинаковых тёмных деревьев, держа спину прямо и смотря прямо перед собой, словно всю жизнь ходил по этим местам. Даже ни разу не запнулся о корни, из-за которых Дима уже раза четыре чуть не зарылся носом в землю. Он несколько раз порывался окликнуть его, но всё время что-то его останавливало. Что-то словно затыкало ему рот в самый последний момент. Сколько они так шли – может, пять, может, десять минут, может и больше – было неясно, только с каждым шагом словно бы сгущался воздух, становилось холоднее и исчезал сам здравый смысл. Темнота хвойных крон, гигантских стволов давила и сжимала нутро. А ещё этот взгляд. Отовсюду и ниоткуда одновременно, пронизывающий насквозь, стучащийся в само сознание. Тебе здесь не место – говорил этот взгляд. Серёжа наконец остановился. Подошёл к дереву, ничем не отличающемуся от остальных, и, присев возле корней, начал убирать упавшие там ветки. Дима, затаив дыхание, выглядывал из-за соседнего дерева. Оказалось, что ветки между этими корнями не просто упали – они скрывали собой немалых размеров дыру, чёрную и полную чего-то, что Диме разглядеть не удавалось, будь проклята его близорукость. Разумовский тем временем, потянувшись тонкими руками в эту дыру, стал доставать её содержимое. Перед тем, как перекочевать к нему в карманы, оно блеснуло в тусклом лесном свете, и тогда Дима понял. Под деревом лежала, возможно, самая огромная закладка, которую кто-либо в своей жизни видел. Дима не успел ни подумать, ни даже предположить что-либо, когда в поле зрения внезапно возник ещё один силуэт. Силуэт Олега Волкова, быстро приближающегося к Разумовскому. Силуэт Олега Волкова, прижавшего нож к его горлу так быстро, что Дима не успел даже моргнуть. – Дёрнешься – ты труп, – услышал он слова Олега. Секундное оцепенение спало и он, оценив ситуацию, уже хотел было выйти и окликнуть их, но кто-то дёрнул его за плечо. Обернувшись, Дима обалдел едва ли не больше, чем до этого – в нос ударил медовый запах шампуня, а перед глазами было сосредоточенное лицо Юли. Стоя почти вплотную, она прижала палец к губам и, положив ему на плечо руку с телефоном, включила камеру. – Выворачивай карманы и доставай всё, что забрал, – говорил тем временем Олег, спокойно и ровно, как на допросе, держа чужую голову за волосы на затылке. – И я сделаю вид, что ничего не произошло. – Как благородно, – послышался серёжин хриплый смех – лица его видно не было, но оно наверняка было неуместно весёлым. – Давай резче. Но Разумовский всё не торопился. Вздохнув, он, как мог, повернул голову и ещё веселее сказал: – Нахуй мне твоя дрянь не сдалась. – Я считаю до трёх и… – Да режь уже на здоровье. Тут опешили все – и Олег, выпучивший глаза, и переставшие дышать Дима с Юлей. Сидящий на коленях Разумовский выждал секунду и фыркнул: – Ну, чего застыл? С ножиком он тут ходит, угроза района блядская. Как до дела доходит, мы нихера не можем, да, Олег? Будь Волков чуть неуравновешеннее, будь он другим человеком, он бы в ту же секунду разбил Серёже лицо. Но Олег убрал нож, отпустил его голову и, слегка толкнув спиной к стволу, спросил: – Кто тебе сказал про это место? – Никто, – теперь было видно, что Разумовский улыбался, отчаянно и совсем не весело. – Ты ведь один о нём знаешь. – Блять, ты можешь по-человечески сказать, что тебе тут надо? – Вытащить всю заначку. – Зачем?? Продать? Отнести в ментовку? Разумовский зажмурил глаза, словно от резкой головной боли. – Нет. Просто здесь не надо находиться, – проговорил он. – И прятать тоже ничего не надо. – Тебя забыл спросить. – Не надо здесь ничего прятать. Серьёзно. Диме становилось всё больше не по себе – и дело было не только в абсолютно бессмысленном диалоге, который вели эти двое, и даже не в дышащей прямо в ухо Юле. Он долго не понимал причин дискомфорта, но, инстинктивно подняв голову, наконец понял, в чём дело. Прямо над ними, на нижних ветках, закрыв собой почти весь оставшийся свет, собирались вороны. Огромное количество ворон. Подлетали, садились на свободное место и смотрели. Ждали. Дима слегка хлопнул Юлю по руке и указал на них. – Какого… Оглушающий вороний вопль – и в следующее мгновение в них сзади врезается птичье тело с такой силой, что Юля с криком роняет телефон. – О, да у нас вечеринка, – улыбнулся им Разумовский. Атмосфера накалилась до предела – абсолютно растерянный и оттого злой Олег, Юля с раненой рукой, ничего не понимающий Дима. Абсурд полнейший. – Так, – выдохнул сквозь зубы Олег и указал на Диму. – С вами разберусь потом. Ты, – он схватил Серёжу за ворот и поднял на ноги. – Либо всё сейчас объясняешь, либо… – Боюсь, времени не осталось, – Разумовский поднял глаза к небу. Только сейчас Дима заметил, насколько он был бледный и какие тёмные были его подглазины. Олег проследил его взгляд – висящая над головой молчаливая чернота, неподвижная и неизбежная, словно увеличивалась на глазах. Или приближалась. Тысячи глаз этой черноты наблюдали за происходящим внизу, не давали уйти, гипнотизировали. Звук хлопка заставил всех подскочить – Олег держался за скулу, а Серёжа, который, видимо, его и ударил, заговорил тихо и напряжённо: – Если не хотите сдохнуть, проваливайте отсюда. Сейчас. – Что… Темнота вверху зашевелилась. – Вы глухие? Вон отсюда, БЕГОМ. Они сорвались с места в ту секунду, когда кричащая, многоглазая туча одним махом опустилась к земле. Такой паники, такого отчётливого ощущения чужеродной, нечеловеческой злобы Дима не чувствовал ещё никогда. Последним, что он увидел, обернувшись в ту сторону, была чёрная пульсирующая воронка из птиц – точно в том месте, где был Разумовский. Они бежали до тех пор, пока лес не закончился. Все трое рухнули на тротуар, борясь с тошнотой и пытаясь нормально вздохнуть. – Олег, – тускло заговорил Дима спустя несколько минут, приподнимаясь на локтях. – Мы, если что, никуда ни о чём сообщать не собираемся. – Ага, – рассеянно отозвался он. Юля села, посмотрела на раненое запястье. Ткань рубашки порвалась и прилипла к запёкшейся крови. Дима полез в сумку и достал антибактериальные салфетки. – Это не особенно поможет, но хотя бы обеззаразит на первое время. Лучше будет, конечно, сходить в больницу. – Спасибо, – она принялась осторожно вытирать рану, но руки у неё тряслись, а уголки губ поползли вниз. – Кто-нибудь понял, что это вообще было? Где Серый? – Не ебу, – буркнул Олег. – Вы с ним общались, вам виднее. – Не смешно. – А я смеюсь? – Так, стоп, – притормозил их Дима. – Просто хочу убедиться: мы все здесь видели одно и то же, правильно? – Если ты о куче сраных ворон, которые, возможно, сожрали моего друга, – да, мы видели одно, блять, и тоже, – огрызнулась Юля. – Значит, это всё было на самом деле… хотя мне очень бы этого не хотелось. В полицию идти… – Никакой полиции, – отрезал Олег так жёстко, что Дима тут же заткнулся. – Окей. Дальше продолжать мысль они не могли. Идти обратно за Разумовским – при воспоминании о недавних событиях всех троих начинало трясти так, что эта идея сразу отметалась. Ребята сидели, смотрели на безмолвную стену деревьев и тщетно искали хотя бы каплю рациональности, хотя бы намёк на ответ. Что делать? Олег поднялся на ноги первым. Поправил кожаную куртку, достал сигареты. – Короче, план следующий, – заговорил он, закуривая. – Идём сегодня по домам, перевариваем всё произошедшее, никому из домашних ни слова. Завтра в два встречаемся здесь. Что бы за хуйня ни происходила, там находится то, от чего зависит моя и ваша жизнь. Если оно пропадёт, очко порвут не только мне. – Ну да, а ещё на наших глазах пропал человек, и мы сделаем хотя бы попытку его поискать – но это так, мелочи. – Блять, Юль, ты догоняешь – мы можем через пару дней оказаться там же, где и он? – Олег умудрялся говорить ровно и негромко, даже будучи на взводе. Даже почти не жестикулировал – только чтобы вытащить сигарету изо рта. – Если не очевидно, я ещё пока не забыл о том, что стало с Серым – я стоял прямо перед ним, я видел его лицо за секунду до. Но прямо сейчас единственный очевидный всем факт – то, что мы живы. И что нам хотелось бы остаться живыми ещё на пару лет. Поэтому мы, сука, идём сейчас по домам, и мы, сука, встречаемся завтра здесь же и идём в блядский лес за наркотой, которая там осталась. Вечером, лёжа в кровати и понимая, что уснуть не сможет, Дима открыл Инстаграм Разумовского. Всё как обычно – фотки с тусовок, совместные пафосные селфи с Юлей, карандашные рисунки, дурацкие мемные фотографии из школы… Ничего подозрительного. Никаких странностей. Единственная зацепка – его мучили кошмары. Серёжа упомянул об этом всего один раз, когда они разговорились в столовой. Говорил, с весны плохо спит, видит какую-то бешеную дичь, которую на следующее же утро забывает. Вопросы из разряда «откуда он узнал про тайник Олега» или «зачем ему понадобилось столько наркотиков» очень сильно меркли перед жутью, возникшей перед глазами. Жутью, которая смотрит на тебя даже сейчас. От которой не уйти, даже забывшись сном. Нет, не чёрное море ворон было страшнее всего – страшнее всего было это чувство наблюдения. Тебя видят, куда бы ты ни пошёл, что бы ты ни сделал. Видят твоё тело, твои мысли, твою душу. … Их трое – Дима, Юля и Олег. Они стоят под свинцовым небом, впереди возвышаются деревья. Деревья смотрят на них, а они смотрят на деревья. Деревья не знают человеческого языка, но они говорят. Хотят говорить. Зовут, тянут за собой в глубину, в черноту крон, в мир, где все друг друга видят насквозь, где нет секретов друг от друга, где ты растворишься, срастёшься с землёй, обрастёшь глазами и будешь смотреть, смотреть, смотреть. Будильник ворвался в сознание так внезапно, что Дима не сразу понял, что проснулся. Время – семь. Слава богу, сегодня не к нулевому и удастся идти не впотьмах. Пока что. Голова была тяжёлая, соображалось плохо, завтрак не лез в горло. Пообещав маме хорошо пообедать, Дима ушёл собирать вещи. Взял с полки фонарик, из ящика в столе – швейцарский ножик (детский сад, но хоть что-то будет в руках), проверил заряд телефона, побросал всё это в сумку и, вздохнув, с тяжёлым сердцем и тревогой вышел из квартиры. В сторону леса он не смотрел уже из принципа. Вместе с холодным воздухом в его мозг пришло и необъяснимое желание сопротивляться. Мол, ну давай, лес, что ты ещё придумаешь. Я тебя сожгу к чёртовой матери, если не вернёшь Серёжу и олеговы вещи. Это было так же глупо, как тявканье маленькой собачки на сенбернара, но по какой-то причине придавало немалой уверенности. Даже давление со стороны леса уже не казалось таким тяжёлым. Возле школы его догнала Юля. – Как твоя рука? – Нормально, – она задрала рукав и продемонстрировала повязку. – В больнице сказали сдать кровь, но в принципе ничего страшного, нагноения не произошло. – Ну и хорошо. – Отойдём на секунду? – она вдруг взяла его под локоть и потянула за угол школы. Достала из кармана телефон – теперь на его экране красовалась длинная трещина. – Я вчера пересматривала видео, которое успела заснять. Думала, всё удалилось, но нет. Она развернула экран к Диме и протянула ему наушник. – Посмотри на Разумовского. Дима посмотрел, охваченный острым ощущением дежавю, посмотрел, послушал второй раз услышанный вчера бред и непонимающе поднял глаза. – Не видишь? – она нахмурилась и убрала телефон. – Окей, тогда так. Ты помнишь, какого цвета у Серого глаза? Ох, ну и вопросец. – Нет, я как-то не замечаю таких вещей, – честно ответил он. – Тёмно-голубые, – пояснила Юля и снова показала ему экран. – А теперь смотри внимательно. Какие у него глаза? – Чего… – только и смог проговорить Дима, разглядывая на видео даже с такого ракурса и в таком тусклом свете почти ярко-золотые глаза. А когда перед началом урока рядом с ним приземлился цветастый шоппер, а звонкий голос бодро сказал «Привет. Дико извиняюсь, я прихватил вчера твою тетрадку», Дима окончательно перестал что-либо понимать.