человечество несомненно спасет базилик

Джун меланхолично смотрит на новенького в Отеле - такого живого и яркого, что впервые хочется не познакомиться, чтобы узнать, что там, за пределами этого здания, а разозлиться. Он сжимает зубы и щелкает пальцами - безмолвный официант, чье имя ему никогда не будет известно, приносит ему виски со льдом и небольшую пиалу с орешками. Тот самый парень спорит о чем-то с барменом, от злости стучит кулаком по деревянной стойке и почти бегом уходит в сторону лифта. Вернон подрывается за ним, смотрит в спину каким-то болезненным взглядом, и Джун не хочет читать в нем то, что иногда видит в собственном отражении. - Он не должен остаться здесь, - слышится почти злобное рядом. Джун пожимает плечами, даже не смотря на появившегося в соседнем кресле Чана, потому что - вообще-то - он-то как раз уверен, что должен. Не только потому, что здесь заперт его брат, но и потому, что Вернон впервые за более чем пятьдесят лет не лежит в спячке где-то в заброшенном номере, что так и не отреставрировали, а что-то делает. - Это уже не тебе решать, - говорит подошедший Джошуа, ставя перед Чаном бокал с мартини. - Ты же сам понимаешь. Чан с вызовом встает с кресла и смотрит нахально в ответ: - То, что ты его друг еще не значит, что ты можешь говорить что-то подобное. - То, что я его друг, значит, что я понимаю его, - с усмешкой говорит Джошуа, наклоняя голову к плечу. - И понимаю, что будет в конце. - Он не может решать все. - Да ты что? - смеется за барной стойкой Хоши, отпивая свой коктейль из водки и чьей-то крови. - Скажи это своему другу. А потом скажи себе. Чан со злостью рычит и испаряется в воздухе. - Мне даже жаль парня, - вздыхает Джошуа и уходит обратно к барной стойке. Джун фыркает. И поднимается с кресла, чтобы посмотреть, все ли у Вернона хорошо. * Наверное, если совсем покопаться в чувствах, то Джун ощущает какую-то ответственность за то, что Вернон оказался здесь. Пусть тот никогда и не винил никого в том, что случилось, это не меняет ощущений. Если бы тогда, десятого февраля двадцать первого, он бы не пригласил его в свой номер на стаканчик джина, если бы Вернон тогда не согласился, если бы его отец когда-то не перешел бы дорожку кому не надо. Если бы тогда Джун просто остался в баре, то застрял бы в этом отеле только он один. - Может его лучше напугать? Вернон сидит напротив закрытой двери номера 35 и молча смотрит на узоры на дереве. Джун подходит ближе, давит в себе желание сказать ему, что все будет хорошо, даже если все будет не так. - Я не могу, - качает головой Вернон и вздыхает. - Он слишком хочет найти брата. И слишком плохо спит. И судя по всему - слишком сильно понравился одному идиоту. Джун присаживается рядом, касается пальцами его волос, поправляя растрепавшуюся челку, и улыбается: - Ты все же слишком хороший для этого места. - Нет, Джун. Совсем нет. Ты же знаешь, - Вернон слабо улыбается и тяжело выдыхает. - Чан просил его выгнать. А Джонхан иногда смотрит таким взглядом, что становится страшно. Даже мертвому мне страшно, представляешь? Страшнее, чем когда нас убили. А я хочу, чтобы у него все было хорошо. У него даже имя красивое - Феликс. Джун понимающе кивает и продолжает гладить по голове. Он видит в конце коридора знакомый профиль Джонхана, его теплую улыбку и безграничное желание сделать как лучше. Только вот это “лучше” у него всегда связано с кровью и смертями. Джун хочет сказать Вернону, что этот парень - Феликс - выживет, что проживет долгую жизнь, и, возможно, еще раз когда-нибудь вернется и встретится с ним, даже не вспомнив его имя. Но молчит, ощущая фантомный вкус крови на собственных губах. * Так сложилось, что призраки не спят - они иногда впадают в кататонию, долгую прострацию без осознания времени и пространства, или иногда выпадают в воспоминания о прошлом. Джуну иногда, даже спустя сто лет, все еще приходят образы той ночи, когда он умер. Когда вместо веселого обсуждения разницы в культуре Америки и Китая вечер прошел в агонии боли и ужаса. Когда вместо официанта в комнату заходит наемник триады, а вместо ужина ему на колени кидают голову Минхао. Джун тогда не сразу понял, что, зачем и почему, и только после крика Вернона, которому через секунду перерезают горло, приходит осознание. Он, кажется, даже не сильно-то и сопротивляется, все еще смотря на своего мертвого телохранителя, который в ответ глядит стеклянным пустым взглядом. Ему не режут глотку, как делают обычно наемники, а пронзают грудь катаной, словно им есть дело до чести и традиций. Он истекает кровью, медленно умирая на полу номера, смотря на уже умершего Вернона, и пытается дотянуться до головы Минхао, чтобы просто хотя бы прикоснуться к нему в последний раз. Он слышит чьи-то шаги за спиной, когда темнота накрывает его вместе с последним выдохом. - Джун? - слышится тихое за спиной, и это выдирает его из воспоминаний, вытаскивает снова в две тысячи двадцать первый, все еще оставляя, правда, соленый привкус отчаяния. Минхао обнимает его со спины, прикасается губами к шее и целует за ухом. - Я здесь. И всегда буду. Джун мотает головой и поворачивается к нему лицом, зарываясь пальцами ему в волосы и закрывая глаза: - Я знаю. Минхао целует его в висок и говорит: - Это не наша забота. И я не хочу, чтобы ты шел против Джонхана. Ты знаешь, что он может сделать, так что пусть все идет так, как идет. Ладно? - Ладно, - отвечает Джун и тянет Минхао на кровать. Тот понимающе усмехается и снимает с себя рубашку, открывая взгляду грубый рубец на шее, что немного сочится кровью. У Джуна темнеет в глазах, когда он чувствует его руки на своей груди. Ему снова кажется, что он умирает, когда Минхао касается губами его шрама на груди. И это самое живое, что он чувствует с момента своей смерти. * Чан пытается схватить Джуна за руку где-то посреди коридора на седьмом этаже, когда Минхао в ответ заламывает ему локоть. Чан вскрикивает от фантомной боли, скорее на рефлексах, чем по правде, и почти умоляет: - Он нашел что-то про Джонхана, я прошу тебя, пожалуйста, помоги его убрать отсюда. Пожалуйста. Джун не успевает сказать и слова, когда Минхао со всей своей твердостью и стальными нотками в голосе говорит: - Нет, - он не поясняет, не пытается оправдаться или успокоить, и просто спокойно добавляет. - Твоего брата уже не спасти. Чан весь обмякает, оседает на пол и словно перестает сопротивляться вообще всему. - А если бы я тогда не пытался? Если бы я просто остановился в своих попытках уничтожить Отель, то он бы его отпустил? - Мы этого не узнаем, - мягко говорит Джун и касается пальцами плеча Минхао. Тот понятливо отпускает Чана и делает шаг в сторону, переводя взгляд в конец коридора. - Ты просто… слишком мало тут. - Что, если бы я тут был не год, то все было бы лучше? - Нет, ты просто понял бы, что это не изменится. Не ты первый, не ты последний. Но Отель здесь будет всегда. И мы - тоже. Нельзя переиграть Джонхана в его играх, вот и все. Чан неловко съезжает по стене и сжимается весь, становясь похожим на потерянного ребенка. Джуну становится неловко за то, что он его не сильно понимает, что не может ощутить его боль, потому что у него никогда не было близких отношений с братом. Что до проблем с триадой, что после. - Хоть после его смерти не игнорируй его. Ему будет сложно, - тихо говорит Джун и касается волос Чана. Он ловит себя на мысли, что также успокаивает Вернона и Мингю. Словно щенят, - смеется всегда Хоши. Минхао подходит ближе и замирает рядом, весь напрягаясь. Джун поднимает взгляд и видит Джонхана, что смотрит на них с нечитаемым лицом, и потом улыбается. Ярко так, радостно. - Сегодня пришел Сынчоль, - говорит он и исчезает. Чан непонимающе моргает, а вот Минхао косится настороженно: - Не пускай его, - шепчет он и исчезает. Джун кивает, только вот ему не хватает доли секунды, чтобы удержать его на этом этаже. Он хватает пустоту вместо Чана и чертыхается. * Джун успевает перехватить кричащего от ужаса Чана буквально в полуметре от Сынчоля, что молча смотрит на кровавое месиво, что когда-то было Феликсом. Он не обращает внимания ни на меланхоличного Вернона, что мягко опускается на колени перед вскрытым ножом телом, ни на орущего проклятиями Чана. Джун крепкой хваткой тянет его вниз, прижимает к себе и смотрит на разбитого Вернона, что почти нежно гладит медленно остывающего парня по волосам. Минхао появляется рядом очень быстро, становится между Сынчолем и Джуном и замирает готовым к атаке, как всегда в опасных ситуациях. - Где Джонхан? - с улыбкой спрашивает Сынчоль, приподнимая пластиковый пакет из супермаркета. - Я к нему с подарком. - Он как всегда внизу, - мелодично говорит Джошуа, появляясь откуда-то сбоку. - Давай провожу, мне с ним нужно кое-что обсудить. - Ты сама доброта, Шуа, - смеется Сынчоль, перешагивает через вспоротое тело и даже не оглядываясь, идет за ним следом. - Надеюсь у вас есть, кто все это уберет? - Конечно. Чан снова дергается в джуновой хватке и затихает. Как замирает и Вернон. Со стороны входа на собственное тело и остальных смотрит Феликс, удивленно моргая, и затем щуря глаза, когда видит Чана: - Так ты и правда все это время был здесь? - Я… да. - Значит Джонхан не соврал, мило, - фыркает Феликс, снова смотрит на свое мертвое тело, а потом улыбается Вернону. - Ну что, познакомимся еще раз? - Мне кажется твой брат ебанутее тебя, - усмехается Минхао и протягивает руку, чтобы помочь Джуну встать. Чан непонимающе косится на Феликса и даже никак не реагирует на то, что видит. - Так быстро стать призраком может только тот, кто изначально готов к этому. И смерти. Он случаем не пытался покончить с собой? - Хей! - возмущенно кричит Чан и все же поднимается с пола, направляясь к брату. Джун смотрит на грустного, но улыбающегося Вернона, и думает, что вот теперь он может отпустить то чувство вины, которое было с ним эти сто лет.