человечество несомненно спасет базилик

Донджу скрипит зубами и сплевывает кровь на грязный асфальт - а ведь даже и не заметил, что прокусил себе губу. Дом, где когда-то его всегда ждали, стоит напротив него молчаливой серостью, где никого из знакомых уже нет. Ни родителей, ни брата. Глупо, конечно, было надеяться, но он верил. Ждал той самой секунды, когда сможет вернуться и сказать - я не сбегал. Точнее, сбегал, но не навсегда, так, по ошибке. Это уже потом все пошло по одному месту. - Ну, и что мы тут ждем? - спрашивает Гонхи, настороженно смотря на экран смартфона. - Скоро рассвет. Или у тебя приступ самокопания и желание самоубиться по утру? - Просто смотрю, - говорит Донджу, качая головой. - Еще минуту. - Что ты тут искал то? - Прошлое. Гонхи удивленно фыркает, но никак не комментирует. Наверно, он тоже хотел бы поискать что-то из старой жизни - Рейвн не дал им обоим выбора, за что, собственно, и поплатился. Но Гонхи некого искать. Это Донджу делал много неправильных выборов. А за Гонхи - сделали. В конце концов, он даже имя сменил, чтобы не быть хоть чем-то связанным с не самым приятным и добрым человеческим прошлым. На третьем этаже в знакомом окне загорается свет - кто-то уже проснулся в такую рань, когда на улице ни солнца, ни живых людей. Кто-то - но не тот, кто нужен. - Ладно, пойдем, - вздыхает Донджу, поворачиваясь к Гонхи - тот обиженно смотрит в ответ, словно не он сам пошел за ним по доброй воле. - Я тебя сюда не тащил. Мог бы спокойно играть в карты с Сохо. - Он бы снова начал разглагольствовать о поэтах какого-то там века, а это скука смертная даже при условии, что я умер. Да и как это я брошу собственного брата? - Мы не родные. - Зато создатель один, - парирует Гонхи и что-то строчит в телефоне. Донджу краем глаза видит аватарку Хвануна и усмехается - очередная охота под утро. Как раз в его стиле. - Пойдешь? Или будешь предаваться сентиментальности? Скорее разочарованию, но Донмён бы ему такого не простил. Он вообще не прощал слабости. * Сохо смотрит на него не моргая - он с улыбкой раскачивает в бокале для вина еще теплую кровь и словно говорит “ну я же хотел как лучше, что же ты не послушал”. Только вот Донджу не хотел “лучше”, он хотел вернуть того, о ком думал последние двадцать лет. Ему в принципе плевать, помнит ли о нем Донмён, злится ли, вспоминал ли. Просто увидеть его, сказать “привет, я сбегал не навсегда”, а потом… Впрочем концовку он так и не придумал. В идеале они вместе под шелест крыльев летучих мышей уходят в полнолуние и хэппи энд. Хотя и просто ответ “я скучал” достаточен. Просто увидеть бы его и узнать, как он жил. Как ощущал себя без него: также ужасно или все-таки нет? Или все-таки забыл и прощать уже некому. Донджу тяжело вздыхает - странная привычка, что с годами так и не исчезла - и вздрагивает от резкого звука. Сохо с раздражением смотрит на треснутый бокал, который он слишком резко опустил на стол, и почти рычит: - Хватит уже. Ныть о брате надо было своему создателю, а не пустоте. Рейвн был не настолько черствый, чтобы не согласиться обратить еще одного. - Не был. Зато он уже ехал немного кукухой, а Донмёну я такого не хотел, - бурчит в ответ Донджу и косится на входную дверь. Их дом не замок, конечно, чтобы звуки разлетались эхом по каменным коридорам, но высота стен всегда впечатляет. Похоже это какой-то фетиш у клана ласомбра селиться если не во дворцах, то как минимум в загородных особняках. С тремя библиотеками, музыкальными комнатами и, конечно же, подвалами. Глубокими и темными, и желательно с налетом ужаса. За дверью слышится тяжелый вздох, и Донджу отчетливо узнает в нем Лидо - он, конечно, не вмешивается, но очень хочет. Вообще, их группа - для клана они слишком малочисленные, а для семьи слишком далекие друг от друга - крайне странная. Рейвн учил их с Гонхи правилам политических игрищ, всяким особенностям поведения, но Лидо просто был спокойным. И можно даже сказать добрым, если такое слово вообще хоть как-то можно применить к вампиру. Мало того, что он подобрал их с Гонхи, не дав влезть в то говно, которое им мог подсунуть Шабаш, так еще и терпел некоторые выходки. Как вот тщетные попытки Донджу найти брата. Сохо, конечно, прав в своем раздражении. Но не до конца. - Так ты хочешь его вернуть себе, уберечь от себя или просто испортить смертную жизнь? - спрашивает Сохо, рассматривая текущую по столу кровь. Его задумчивость, которая часто идет после злости, очень напрягает - словно в нем есть немного безумства, которое будто сдерживается вампиризмом, а не подстегивает его. Хванун однажды сказал, что тот, кто обратил его, немного ошибся - ему бы не тенями управлять, а с голосами в голове говорить, как малкавианам. - Да что ты понимаешь. - И правда, куда мне. Донджу прикусывает губу и молча смотрит, как Сохо обманчиво спокойно встает с кресла и выходит из комнаты. То, что ему не прилетело - это удача чистой воды. Сохо не большой любитель быть терпеливым и добрым, но возможно он и правда его понимает. В конце концов только у него одного из всех них есть единокровный брат. Только вот разошлись они после их становления вампирами. * - Прекрати быть таким раздражающим, - откровенно злится Гонхи и швыряет в Донджу пиджак. На нем яркими красками блестят зачем-то пришитые то ли стразы, то ли драгоценные камни, напоминая брызги крови. Видимо Хванун расщедрился на выделение парочки своих эксклюзивных вещей для такого выхода в свет. - Потанцуешь, выпьешь крови священнослужителей. В конце концов ты уже заебал сидеть с кислой рожей. - Мы с тобой были вчера в городе. - Ага, и ты сидел в телефоне, - говорит Гонхи и задумчиво смотрит в зеркало - что он там пытается увидеть одному Каину известно, но выглядит смешно - какой смысл поправлять челку, когда в отражении виднеется только кровать. Донджу уже порывался выкинуть это зеркало пару раз, ну или хотя бы разбить, но Гонхи аж до драк доходил. Впрочем, чем бы вампир не тешился, лишь бы тени не призывал. - Я вообще-то занят. - Ты занят почти три года. Уймись - ты или никогда его уже не найдешь, или найдешь случайно. Близнецы вы или где? - Или “где”, - мелочно фыркает в ответ Донджу, но пиджак надевает. Вряд ли ему позволят не пойти на этот бал или сбор, или как оно там называется, особенно, если там будут не только представители закрытых кабинетов. Вообще, конечно, надо поблагодарить Лидо за то, что он не таскает их с Гонхи на всяческие встречи властей города постоянно. Хотя, возможно, именно из-за этого скоро им и придется уходить в Камарилью. Ну или хотя бы переезжать в другой город. Как оказалось, сложно пытаться быть не помешанным на крови и не слышать шепотки за спиной. - Я двадцать лет делал вид, что мне все нравится, что все прекрасно, и вообще, - зачем-то говорит Донджу и разводит руками, словно пытается показать это “вообще”. Только вот как бы он не кайфовал от не-жизни после смерти, в ней всегда была пустота. И это была далеко не та бездна, что породил внутренний Зверь. - Ты мой брат, Гонхи, но ты… - Не он, я в курсе. - … мне только брат, - все-таки заканчивает Донджу, дурея от собственной честности. Как давно он говорил что-то настолько искреннее? Вряд ли такое даже можно вспомнить. - Он всегда был и будет больше, чем это. Гонхи смотрит на него молча и не моргая. Его обиженный оскал медленно перетекает в ошеломленность, а потом застывает маской понимания. Он открывает рот, и Донджу впервые за десяток лет молится всем подряд, чтобы тот не сказал что-то, после чего он выбесится, и тогда никто никуда не пойдет. - Знаешь, мог бы сразу сказать, что это все из-за великой и чистой страсти по запретному во всех смыслах. Я бы тебя только поддержал. - Я тебя убью, - с улыбкой обещает ему Донджу и отворачивается. Гонхи смеется. И снова отворачивается к зеркалу. * Такие вампирские встречи Донджу не любил еще, когда их с Гонхи туда таскал Рейвн. Не то, чтобы он ханжа, но некоторые вещи Шабаш делает максимально отвратительными. Одно дело не прятаться по канализациям, как крысы, а другое - делать вид, что фонтан с кровью - это самое лучшее, что есть в мире. Потому что как минимум это неэстетично. - Что, скучаешь? - спрашивает Хванун, протягивая бокал. Там, на дне, серебристой пылью сверкает что-то вроде пудры или блесток, и Донджу недоуменно смотрит на сверкающую из-за этого кровь. - Говорят, сюда придет парочка каэсидов. Кто-то из верхушки решил, что это будет весело. - Так они же вроде не блестят. - В них течет кровь фей. Ну, знаешь, Дисней, фольклор, - пожимает плечами Хванун и залпом допивает ту блестящую бурду, что называется тут почему-то кровью. Донджу берет предложенный бокал и задумчиво качает его в руке - эта сходка фанатиков начинает раздражать его все больше и больше. - И зачем мы тут вообще? Нелепость какая-то. - Иногда надо слушать, милый мой, - мягко говорит Хванун ему на ухо и приобнимает за плечи. Донджу напрягается - пусть он и знает, что его и пальцем не тронут, - но ощущение силы вампиры, что на сотни лет старше него, всегда заставляет сжиматься и чувствовать страх. - И смотреть. Рейн не учил вас быть частью всего этого, а только понимать, что такое политические игры. Это непросто исправить, но ничего - из времени у нас есть всего то бесконечность. - А если мне это все нахер не надо? - тихо спрашивает Донджу и замирает. Что же, слухи не врут: когда в комнате появляется носферату или каэсид, то не заметить их просто нереально. Белоснежная кожа, черные глаза и острые уши - это действительно выделяется, но вот розоватые волосы и сиреневая рубашка просто кричат о том, что эту внешность хотят показать всем, причем на своих условиях. Каэсид со снисходительной улыбкой берет предложенный бокал с блестящей кровью, улыбается, смотря на нее, и медленно отпивает, смакуя каждый глоток. - А вот это, радость моя, - говорит Хванун, кивая на это небольшое шоу, - и есть “быть”, а не “понимать”. Использовать то, что имеешь, на полную катушку и потом играться с последствиями, как с солдатиками. Ну или шахматами. Какая аналогия больше нравится. - И где же тут хоть какой-то смысл? - спрашивает Донджу, не отвлекаясь от зрелища - к каэсиду уже подошли пару вампиров, и еще парочка злобно смотрит на это неудавшееся представление. - Он же теперь на виду у всех. Слухов ни собрать, ни распустить. - А с чего ты решил, что он тут один? Поверь, тут точно есть его ученик. Иначе бы он просто тут не объявился, - Хванун задумчиво заканчивает фразу и хмурится, словно что-то начинает понимать. Или наоборот - не понимает, и это его раздражает. Донджу растерянно смотрит на него, а потом начинает озираться в поисках Гонхи - если вдруг тут что-то серьезное, то стоит знать, где он ходит, чтобы потом не вытаскивать его из чьей-то постели силой. - Не появился бы, - с улыбкой повторяет Хванун и как-то весь успокаивается. Он с силой сжимает плечо Донджу и говорит. - А вот это очень интересно. Пойду, поговорю с Лидо, а ты прогуляйся - поищи второго. Заодно узнаешь, насколько молод его ученик. - Что? - Донджу непонимающе оборачивается, но вместо Хвануна видит только пустоту. Почему-то его странное спокойствие вызывает волну тревоги и ощущение какой-то грани, словно после этой ночи что-то изменится навсегда. Доджу бы заподозрил у себя внезапно открывшийся дар предвидения, но куда ему - он мастер только в управлении тенями. Искать второго каэсида кажется не таким уж и сложным занятием - с такой то внешностью он явно будет заметен, только вот смысла в этом видится мало. Уж лучше бы он снова прошерстил интернет на предмет совпадения неопознанных трупов с чертами Донмёна. Или поискал бы еще какие зацепки. В конце концов, это единственное, что имело смысл. Донджу быстрым шагов выход в коридор и вздыхает, сам себя одергивая из-за этой привычки. Вот же приставучая вещь - вроде бы умер, дышать не надо, а такая глупость все никак не уйдет. Вообще, все эти интриги ему никогда не нравились - это Рейвн с чего-то решил, что такой простой парень как он будет идеален для такой жизни. И аналогично он облажался с Гонхи - они оба не были наследниками аристократов или вхожи в какие-то закрытые двери. Просто обычные люди, что умели выживать и манипулировать.И то - не от скуки или хорошей жизни. Но Рейвн уже тогда немного сходил с ума и жил скорее в своем мире, чем в реальном, так что сам для себя, он все делал правильно. Вот уж кого уже не упрекнуть. Донджу сворачивает в пустой и оттого тихий коридор и оставленный кем-то бокал с тумбочки, делая глоток - горло словно обжигает чистейшей кровью то ли девственницы, то ли священника, и на деле он начинает понимать вентру - после такого уже как-то и не хочется возвращаться к простым пьяницам на улицах. Краем глаза он видит какое-то резкое движение и весь напрягается - пусть тут драку затеять сложно, но кто знает местных идиотов. От власти голову срывает даже у вампиров. Донджу делает еще один глоток и замирает - он видит перед собой черные глаза, острые уши и знакомую ухмылку. Настолько знакомую, что, кажется, он готов умереть во второй раз и уверовать в какого угодно бога или дьявола. - Вот уж не думал, что ты хоть когда-нибудь потеряешь дар речи, - говорит каэсид таким знакомым голосом и подходит почти вплотную. Донджу роняет бокал, проливая на явно дорогущий паркет кровь. Треск стекла заглушается голосами из соседнего зала, но кто-то явно обращает внимание на этот звук. И по всем бы правилам стоит сделать вид, что тут ничего не происходит. Абсолютно ничего. - Я надеялся, что ты хоть что-то мне скажешь при встрече, - обиженно говорит Донмён и нарочито отстраненно поправляет рукава ужасно накрахмаленной рубашки - совсем как раньше. Словно ничего и не изменилось за столько лет. Донджу тянет Донмёна на себя - хватает пальцами за запястья, за эти странные доисторические кружева и вжимает в стену, еле справляясь с собственными силами, чтобы не призвать тени. Ему так хочется закрыть их обоих в своем мире - спрятать и никого не впускать, но это будет самое глупое, что можно сделать. Прятать что-то надо не в темноте, а на виду. Под яркой лампой в не самом пустом коридоре. Кто-то на них косится, но как-то снисходительно. Ха, ну и пусть. Они все равно ничего не понимают. - Я думал, что ты умер, - шепчет Донджу и прислоняется лбом к чужому виску. Донмён фыркает, но слишком резко для отстраненности и безразличия вцепляется пальцами в ворот пиджака, прижимается ближе и закусывает губы. Что бы Донджу не представлял - это куда лучше. Ярче. Отчаяннее. Он прижимается губами к холодной щеке и закрывает глаза. - Ну, я вообще-то и правда умер, - смеется Донмён, поднимаю руку выше - он вплетает пальцы в волосы Донджу и замирает, словно по старой привычке пытается услышать биение сердца. Вот тебе и вампирская холодность. Чушь собачья. Некоторые вещи не может сломать даже смерть и внутренний зверь. - Через сколько? - тихо спрашивает Донджу, понимая, что не очень то и хочет знать ответ. Донмён выглядит не особо старше него. А значит, ждал он недолго. - Через полгода. Мать, к сожалению, не похоронила никого из нас. Она бы и не стала, - молчит Донджу, все еще не открывая глаза. Их мать скорее всего нашла себе нового мужа, новых детей и новую жизнь. Не то, чтобы она была плохой женщиной, но вряд ли она любила хоть раз кого-то, больше, чем себя. Донмён кладет голову ему на плечо, и Донджу наконец-то решается вынырнуть из темноты своих мыслей. Перед глазами оказывается только грязный красный бархат, которым зачем-то обклеили стены этой ужасно безвкусной усадьбы, и острое ухо. И это почему-то вызывает не смех, а какое-то спокойствие - словно по другому никогда и не было. - Почему ты не объявился раньше? Я тебя искал. - А ты думаешь, что я знал, что ты жив? - удивленно спрашивает Донмён, задевая губами кожу на шее. Донджу невольно облизывает губы, представляя, что было бы, если бы они стоили сейчас в коридоре. Может где-нибудь в темной спальне или даже в кладовой. Или как раньше - у перил на лестничной площадке. Донмёну всегда нравилась эта грань разумного, интересно, поменялось что-то со временем? - Я вообще-то похоронил тебя. Метафорически. Искал в моргах, на черных рынках. Потом - среди призраков. Даже некромантию начал изучать, - Донмён выпрямляется и смотрит прямо в глаза, и это ломает что-то внутри. Донджу словно ощущает, как внутреннее ощущение пустоты рассасывается, превращается в привычный голод и жажду ярких ощущений. Ну, конечно, Донмён бы не забыл. И поднял его из мертвых. Кто, если не он. - И вообще, сам то тоже хорош. Меня то ты вообще искал? Или сбежал и забил ху… Донджу подается вперед и целует - как раньше, с жадностью и легкой злостью. Он чувствует привкус крови во рту, ощущает боль от царапин на шее и мягкую улыбку. Черт. Как же он скучал. - Мне не дали некромантию, так что.. - Ой, ну как обычно, - фыркает Донмён и слизывает с собственных губ кровь. Донджу заторможено моргает, и вдруг слышит сбоку знакомый смех. Видимо, насмешек от ему не избежать. - Придется мне пережить тебя, чтобы воскресить. - Вампиров нельзя воскресить, мальчик мой, - говорит Хванун, расплываясь в улыбке. Донджу открывает рот, чтобы послать его, всю эту сходку любителей интриг и Шабаш в частности, но произносит совершенно другое: - О, я думаю, что он справится. Хванун смеется в голос и с неприкрытым восторгом говорит: - Ну, тогда я думаю, что пойду говорить с Ёнхуном. Кажется, все становится куда интереснее, чем пару минут назад. Донджу фыркает. И ничего не говорит.