Триста шестьдесят три дня

Чайный дом звучал голосами, сямисэном и смехом. Звук окобэ о каменную дорожку зимнего сада стучал чаще, чем следовало бы гейше ее ранга. Сопровождающая служанка едва поспевала прикрывать широким зонтом от холодного дождя, страшась за бесценное кимоно и макияж госпожи. Девочку продали в окейю две недели назад, брезгливо велев забыть мнимую вонь охотничьей деревушки и собственное имя, назвав его «невежественным». Ребенку было девять, она боялась сухую и вечно раздражённую хозяйку окейи, которую обязательно было нужно называть "Мамой", толстую повариху, что за время пребывания в стенах дома гейш ни разу с ней не заговорила, и громадность Киото, вообразить которую прежде не могла даже в собственных снах. Сегодня вечером старшая служанка вручила ей зонт и велела сопровождать главную гейшу до дверей чайного дома Ичирики, попутно рассказав, что с ней сделает, если хоть капля дождя упадёт на ткань кимоно, стоимость которого равняется стоимости двух ее деревень. Девочка боялась и со страхом сквозь узкую щель сёдзи смотрела на то, как одевают гейшу и помогают накладывать макияж. Луной светилось ее белое лицо в полумраке собственной комнаты, задремавшей ивой клонилась она под тяжестью расписанного летними цветами кимоно. Девочке было всего девять и ей впервые вверили сопровождение. Кишащие улочки Киото пугали неизвестностью, но страх остаться без ужина наводил ещё больший ужас. Кровавые губы на белом лице. Главная гейша красивее Луны на ночном небе. Искра за спиной выбита дважды - в знак фанатичной суеверности, но не дани ее положению. Необходимость в этом также смешна, как крик пробудившегося в ночи воробья. Девочка распахивает зонт над головой госпожи и сама остаётся в пелене воды. Гейша рассеяно улыбается и теснится, приглашая ее разделить место. Ребёнок испуганно принимает жест доброты, прижимаясь плечом к искусно вышитой ткани кимоно, часто не успевая за чрезмерно быстрым шагом и растекающимся вниманием. Встречающиеся почтительно кланяются, довольствуясь ответным легким поклоном головы и недоуменно окидывают служанку взглядом. Шаг гейши слишком быстрый и сама она излишне задумчива. Но разве это возможно? Ее положение столь известно, что, наверное, если спросить ветер о ее имени - никто не удивится, что он сумеет его назвать. Девочка смотрит украдкой. Мысли гейши пребывают далеко от шума дождя и мостовой Джиона. Госпожа красивее Луны на ночном небе. Хозяйка чайного дома встречает почтительным поклоном. Недостаточно глубоким, но подчеркивающим ее положение. Хозяйка чайного дома - слишком большая величина в жизни любой гейши, а в жизни известной - стократно. - Рейко-сан, он ожидает вас. Она тянет губы в улыбке и отвечает куда более почтительным поклоном. Ее дыхание частое, словно дорога от окейи до чайного дома была преодолена чрезмерным шагом, а разум поглощен беспокойством. Но разве можно такое вообразить? Гейши ее статуса плавны, как падающий лепесток сакуры, и неспешны, как широкий горный ручей. На втором этаже ее общества ждет особый гость, пугающе нетерпеливый в своем ожидании и совершенно непредсказуемый в своих решениях. Но привыкать ли ей к такому? Гейша ее ранга может с замершим спокойствием полуденного зноя развлечь саму Аматэрасу. Но хозяйка чайного дома боится. Гнев влюбленного мужчины смертелен. - Благодарю вас за внимание, Минараи-сан. Встречающиеся по пути гейши замирают в коротком приветствии. Выточенном, выверенном годами пребывания в звании майко и жестокости сухих учителей, что, обнажая роскошь разрезов рукавов кимоно, отбивали пальцы палками. Обязательно изящными и расписанными тонкими каллиграфическими изречениями, в которых больше воды, чем соли. Гости встречают радостными голосами и приглашениями к разделению общего времени. Она улыбается и обещает посетить их позже. Там, на втором этаже, ее общества ждёт особый гость. Она не видела его ровно триста шестьдесят три дня. Сукуна пьёт сакэ широкими глотками и молчит. Бросает поверх глади чаши взгляд, устремив к ней четыре узких зрачка, и топит напряжение комнаты в собственном раздражении. Часто дышит, водит в стороны всеми руками и продолжает молчать. Она подливает сакэ в протянутую чашу и весело спрашивает, где же он пропадал. Рёмен не отвечает и глаз не поднимает. Четыре кровавых глаза, за которые стал зваться демоном. Она не опускает своего взора - кто-то же должен развлекать богов? Рейко забывает о том, как совершается вдох. Она не видела его ровно триста шестьдесят три дня. Чайный дом тонет в пьяной беззаботности высоких гостей и немыслимого совершенства гейш. Слышны громкие разговоры мужчин и частые шаги в коридоре, где-то отзвуки сямисэна погружают гостей в очарование танца. В этой комнате есть сильнейший маг, что в скором времени сыщет славу существа далекого от человеческого, бутылка сакэ и ее веселость, которую он не желает принимать. - До меня дошли новости о вашем сражении на Осака. В последнее время вы не щадите себя. Рёмен морщится и бросает на неё выразительный взгляд. Над левой бровью виднелся заметный белёсый шрам, которого в их последнюю встречу не было. Его челюсть плотно сжата. Длинные ресницы устало подрагивают, и касание до них сейчас могло бы лишить ее рассудка. - Если вы пригласили меня сегодня в исключительном качестве виночерпия, то мне остаётся только дивиться вашей расточительности. Вы не желаете беседовать, Сукуна-сан? - Твоего присутствия более, чем достаточно. Каждая минута ее времени оплачивается баснословными суммами. Одна из рук протягивает чашу и комната вновь погружается во внешние звуки праздника. Сукуна нечастый гость в Киото. В решениях бескомпромиссен, в силе своей подобен богу. Хотя, окружающим было вполне достаточно дополнительных пар глаз и рук, чтобы сформировать о нем однозначное мнение. Однажды, в ее раннюю пору майко, она присутствовала на вечеринке в Эдо, организованной новоиспечённым главой государственного банка. Карпы величественно проплывали под изящным мостом, а над головами небо тонуло в цветении клёнов. Изысканные гости оставили свои изыски спустя час, погрузившись в обсуждения текущего положения императорского двора и неслыханного наплыва проклятий, когда она впервые услышала его имя. О нем говорили осторожно, тщательно контролируя каждую фразу, словно подслушавших ветер мог поведать ему о беседах под вечерним небом. Его особое положение при дворе обуславливалось его невообразимой исключительностью. Но он был далеко, и разговоры о нем показались ей неправдоподобными и утомительными. Закат тонул в пелене далеких облаков, а пробудившиеся цикады укутывали ее в шелка собственных напевов. Она была слишком молода, чтобы ее мысли утекали дальше границ Джиона и доведенного до абсолюта изящества чайной церемонии. Забываться собственными снами ведь совсем не сложно, особенно в мире гейш, внешне лишенном несовершенства. Ей было двадцать и она давно сменила ворот майко на ворот гейши, когда впервые встретила его. Приглашенная развлекать представителей императорской фамилии и особо приближенных генералов, в чайном доме на Окинаве, излишне помпезном и лишённым реальности линий от вопиющей своей безвкусицы. В Джионе не прощают несовершенства, она вспоминала это каждый раз, когда касалась шрама на внутренней стороне ладони. Четырехрукий и четырехглазый, красивый в своей ослепительной холодности. Вряд ли можно было сказать, что он никогда не видел и не касался красивых женщин. Но ей часто говорили, что лицо ее ярче света звезд, а голос завораживает пением соловья в летнюю ночь. Но он не сказал и не смотрел. Она возвращалась в Киото с немыслимым гонораром, торжеством грандиозного успеха и его отпечатком на обратной стороне души. Свет больше не был ярким, цикады на окутывали пеленой сновидений и она впервые разочаровалась в недостаточности собственных красоты и изящества. Зачем они вообще оказались нужны, когда он промолчал. Окейя упивалась праздностью - можно ли вообразить большую вершину для гейши, чем развлечение представителей императорской фамилии и его генералов? Хозяйка приняла решение удочерить ее в тот же самый день. Он пожелал ее общества в чайном доме в Киото через два дня. Неслыханно для того, что пребывает в Эдо. Она носила незнакомое ей имя и бесценные кимоно, роскошь которых девочка из забытых снов не могла даже вообразить. Звуками сямисэна возносила в недостижимые выси и обрушала вниз движениями тонких рук, очерчивающих танец "Восходящей Луны". Она смеялась и пела, развлекала высокими беседами и разливала сакэ, не позволяя ему находится в собственном обществе более, чем на час - поднималась посередине разговора, почтительно склонялась и просила прощение, что испытывает необходимость покинуть его для гостей на другой вечеринке. У него кровавая радужка глаз, смертоносные руки и глубокий шрам на левом предплечье. Он изредка улыбался, всегда внимательно слушал ее речи и недовольно хмурил высокий лоб, когда она оставляла его. За плотной белой маской лживых очарования и красоты скрылась влюбленная женщина, имя которой помнила только она. Ей был двадцать один год, когда она отказала ему в праве стать ее данной. Когда об этом услышала хозяйка окийя, то ее челюсть выдвигалась вниз так долго и так утомительно, что она забеспокоилась о том, сможет ли вернуться в исходное положение. В доме несколько дней царили истошные вопли о том, что он обрушит на них небо и не оставит камня на камне. Бесконца приходящая хозяйка чайного дома прижимала к впалой груди сухие руки и испуганно говорила о «неслыханной удаче» и о том, что не принять подобное предложение от человека его уровня «просто безумие». Захаживающие хозяйки соседних окейя сочувственно приносили свои сожаления и рекомендовали проучить ненормальную палками. Не исписанными бездумной каллиграфией, а теми, которыми наказывали слуг и девочек, что не успели принять на себя звание майко. Она лишь только плотнее накладывала макияж в приглушенном свете комнаты и просила служанку выбить искру за ее спиной трижды - на счастье. В бесконечной череде вечеринок прекрасной и ослепительной звездой сияла гейша, известная как Рейко. Девочка, которую пятнадцать лет назад продали в окейю и велели оставить собственное имя, не могла больше забыться своими снами. Она зажигала жертвенные палочки ранним утром в пустом храме на окраине Джиона, умоляя богов вернуть его к ней. Не к белой маске и изяществу, доведенного до совершенства, выверенного до абсолюта. В Эдо много гейш, прославленных красотой. В Киото есть лишь одна, которую мысль о его желании обладать ею как вещью лишала возможности дышать. Старшая сестра когда-то часто ей повторяла, что гейше непозволительно любить. Путь гейши - страстное стремление к независимости, дать которое способно обретение данны. Кто угодно, как угодно. Но только не он, только не так. Лучше вечно дышать зимней стужей, чем касаться его ресниц и знать, что ее право очерчено всего лишь границами его похоти. С последней встречи в чайном доме прошло ровно триста шестьдесят три дня. Он покидал Киото в гневе и выжигающей ярости. Гремел военной компанией, торжественными победами и горечью поражений. Триста шестьдесят три дня. Ни слова, ни мысли. В Эдо много прославленных гейш, чья красота способна затмить свет солнечного дня. В Эдо много аристократии, что мечтала породниться с земным божеством. Сегодняшний вечер она должна была провести в подготовке к "Танцам древней столицы", лишив себя присутствия на вечеринках в Ичирики. Два часа назад хозяйка чайного дома прислала весть о том, что Сукуна Рёмен просит ее общества в этот вечер. Если бы можно было скинуть тяжелые окобэ и бежать к нему - она бы это сделала. - Может, вы поделитесь со мной тем, что с вами происходило за то время, что вы не посещали меня? Мы не можем сидеть в тишине! Я гейша, что скажут другие гости, поразившись тишиной за этими дверьми? - Я же сказал, что твоего присутствия более, чем достаточно, Рейко. Пятнадцать лет назад ее продали в дом гейш, велев забыть собственное имя. Она отставляет в сторону бутылку сакэ. - Сукуна. Рёмен пораженно вскидывает глаза. Гейша чтит священную пропасть между собой и гостем, не позволяя обращение без почтительной приставки. Триста шестьдесят три дня она умоляла богов вернуть его к девочке, которую пятнадцать лет назад продали в дом гейш. К кому он приехал в этот вечер в далекий Киото, уставший и лишенный сил, довольствуясь одним ее присутствием в этот вечер? - Нобара. Мое имя - Нобара.