*
Час шёл за часом, день за днём, а я всё ненароком украдкой поглядывала в окно, а когда была на улице, то необычайно часто оглядывалась по сторонам. Ранним утром, когда просыпаются парящие птицы. В жаркий полдень, когда лениво тают облака под Солнцем. В прощальный закат, когда золотится спокойных вод стекло. И дни эти сложились уже в неделю. Этим рассветом я решила отправиться в недалёкий лесок на растянувшемся кряже. — Совсем уже руки забыли, — бросила я, недовольно глянув на ладонь, и призвала к пальцам клинок, отскочивший от дерева. Кора уже была исписана следами неудачных бросков, но спустя несколько попыток всё чаще и чаще металл впивался в мишень. "Отлично" — подумала я, победно расправив плечи и кивнула самой себе. По призыву клинок с некоторым хрустом выбрался из крепкой коры и вернулся в раскрытые пальцы. Рукоять, уже нагретая от тренировки, неприятно липла к вспотевшей ладони и я вытерла её о синюю юбку платья. — Так ты правда ведьма? Внезапный бархат голоса, возникший за спиной, напугал, что я вздрогнула и сразу же поняла, кто тревожит моё уединение. Локи, упёршись плечом в дерево и гоняя соломинку в зубах, бросил вопросительный взгляд на меня, а затем на оружие в руке. Как мартовский кот — гуляет, где и сколько вздумается, а после неизбежно возвращается туда, откуда ушёл. — Да не ведьма я, с чего ты взял? — откинув прилипшую прядь со лба, я поплелась в сторону дома. — Ты грозилась превратить меня в козла, — Локи поравнялся со мной шагом. — А теперь ещё и холодное оружие тебя слушается. — Асинья я. Наполовину, — произнесла, глядя в ноги. На худшую половину. Казалось бы, что нужно гордиться, но гордость сменилась гадким желанием избавиться от крови отца, но я могу сделать это лишь перерезав свои вены. — Вот как. Королевская дочь, получается, — он легонько толкнул меня плечом. — Получается, — я глянула в его глаза снизу вверх и нелепо споткнулась об упавшую сухую ветку. — Не заглядывайся, а то ещё куда угодишь, — рассмеялся Локи, придержав меня за локоть. — Я, конечно, как полагается приличному мужчине, спасу от напасти, но не всегда же я буду рядом. То, как горячи его руки даже немного сбило с толку. На один миг мне показалось, что воспылала ткань на рукаве, но бегло глянув, я поняла, что это лишь ладонь. — Пока тебя не было рядом, меня и напасти не посещали, надеюсь, так будет и впредь, — съязвила я, спрятав смешок кашлем в кулачок. — Этими словечками ты вероломно испортила столь очаровательный момент. — Куда мы идём? Локи так и продолжал держать меня, а после просто оплёл мою руку своей и мы шли, взявшись под локти. Не слишком ли смело? Я недоверчиво посмотрела на наши руки и нахмурилась. — В одно место, — таинственно произнёс он, убирая в сторону от лица пушистую ветвь. — В какое ещё? — Всё-то тебе надо знать! Насладись природой и отдайся происходящему, — он вдохнул полной грудью и тут же чихнул из-за пыльцы, которая медленно плавала в воздухе, упав с ветки, которую он тряхнул. — Как ты узнал об этом ручье? — широко раскрытыми глазами я смотрела в быстро бегущую сверкающую воду, бережок окаймляли цветы, похожие на лотос, и несколько камней с высеченными на них рунами удачи. Полянка, словно специально созданная, была покрыта ровным газоном густой травы, а сверху от разогретых лучей защищала густая плотная крона ив, свисающая зелёными косами до самой земли. — Ночами не спалось, вот и в одну из прогулок наткнулся, — он пожал плечами и устроился на траву, согнув и скрестив ноги. — Здесь словно и пахнет по-другому, — я наклонилась к ручью, вглядываясь в плывущее отражение. Почудилось, словно моё же лицо было печально и безжизненно в этом водяном зеркале. Я провела рукой по блестящей ряби, тотчас развеяв мимолетную иллюзию. — Красиво, да? — его взгляд зацепился за стрекоз, что дёргано летали на кустом, а перламутровые крылья их бликовали радугой. Его веснушки стали выразительнее. Наверное, от пребывания на Солнце. — Садись, покажу кое-что, — резко он перевёл внимание на меня, встретившись с моими глазами, изучающими его лицо. На мгновение я потерялась в ступоре из-за возникшей неловкости и поторопилась поскорее сесть. Он протянул руку и изящно пальцами снял белый пушистый цветочек с куста. Как он не рассыпался в твоей руке? Он ведь такой хрупкий, одно дуновение — и сотни пушинок парят на ветру, разносясь по всей округе. Локи быстро поднял глаза с цветка на меня и убедился, что я смотрю. Убрав руку, белый пушок парил ровно там, где его и оставил этот загадочный путник. Следом на его указательном пальце расплескался огонёк и, коснувшись пламени, цветок с хлопком разбился маленькими мерцающими звёздами, медленно падающими и угасающими ближе к траве. Теперь ясно, почему же так горяча его рука была. Я подставила ладонь под несколько ещё живых огоньков — они растаяли на коже, не оставив и следа. — Словно созвездие рассыпалось прямо перед глазами. По его губам скользнула довольная улыбка на один бок, вырисовывая острую ямочку на щеке. — Но... как ты обучился магии? — я чуть откинулась назад, упёршись руками и погрузив ладони в ещё сыроватую от росы траву. Локи выдержал паузу, рассеянно глянув мне за спину и шумно выдохнув. — Видишь ли, золотко, родители мои — йотуны, — произнёс он это, словно с некоторой осторожностью и, кажется, я понимаю почему — ныне главный бог великанов не жалует, да и после случившегося вряд ли и они будут его прославлять... — Король и королева небезызвестного сурового Йотунхейма. Были. Поэтому я не учился, она уже была со мной, как и с тобой, — горько усмехнулся Локи и повёл плечами, уткнув взор в траву и легко проскользив по ней ладонью. Йотунхеймские правители? Интересная встреча. Интереснее, чем казалась на первый взгляд. Что же он делает здесь? Теперь очевидно, что он не полный глупец и, кажется, хитрость — его преобладающее качество. — Королевский сын, получается. Почему "были"? — Отца убили, мать погибла, — бесцветным голосом ответил Локи. — Прости, — сама себя осекла мысленно, что коснулась по незнанию несчастной темы. — Брось, разве же ты виновата, чтобы просить прощения? К тому же, единственное, что тревожит меня сейчас, так это поиск доказательств. Больше мне ничего и не осталось, — его плечи опустились, будто на время пропал стержень, стоящий внутри и держащий всё на себе. Мы похожи и меня это немного пугает. Я знаю, каково это — терять то, что тебе было дорого и тех, кому был дорог ты. После этого по пятам начинает преследовать мгла, которая так и хочет опустошить тебя всего до нитки, нарезать сквозных дыр в душе, а затем за шкирку утащить из жизни в существование. Только кто-то сбегает — как я, а кто-то борется — как он. — Ты поэтому пропадаешь? — Именно, — отрезал Локи необычайно коротко, кинув в ручей камешек, который, словно лезвие, рассёк прозрачную гладь. — Я хочу сказать, что понимаю — как это. Ты уже знаешь, кто... кхм, это сделал? — возможно, вопрос был неуместен, бестактен, но история об убийстве короля великанов слишком важна в моих личных интересах. Я не хочу верить в свои догадки и, надеюсь, они лишь ими и останутся. — Знаю. Сделал это Трим и уже, как ты, наверное, знаешь, занял место короля, изгнав меня из Йотунхейма. Но я сразу понимал, что, на самом деле, всё это — дело рук кого-то поумнее и сильнее. Того, кто может держать в страхе. Того, у кого есть авторитет и большие планы, — цедил Локи уже сквозь стиснутые зубы. Напряжение едва ли не заискрилось в тугом воздухе. Рыжие брови сдвинулись к переносице, а глаза бунтовали, чуть ли не выплёскивая свой огонь за пределы радужек. — Ве. Сознание застыло в моменте. Ве? — Я уверен, что это он, осталось раскопать следы его рук, доказательства его причастия ко всему, что он сделал. Сердце встрепенулось. Как же так? Я не могу слышать его имя, не вздрагивая. И даже так, такими путями он доносит вести о себе. — Я пойду домой, а то засиделась. Юбка уж совсем отсырела, — сглотнув ком в горле, пролепетала я и торопливо отправилась прочь от услышанного, оступаясь и спотыкаясь из-за подгибающихся колен. Не знаю, шёл ли он за мной, как долго ещё просидел подле ручья и вернётся ли вообще. Лучше бы больше он не попадался мне на глаза, ведь я обязана буду рассказать, кто я и вот тогда он наверняка покинет мой сад навсегда. Оно и к лучшему... да? Запершись в своей комнате, я будто старалась спастись от того, чему дверь не помеха. Это не Локи, а то, чего он ещё обо мне не знает. По спине пробежал холодок. Почему я ощущаю причастность к его деяниям? Я не хочу быть никак связана с этой проклятой кровью! Тяжёлая подушка полетела в стену, выпустив от удара несколько белоснежных перьев, которые мягким качанием спустились на пол. Если же я ему не скажу, то смогу ли такой камень на душе носить с собой? Нет, точно рано или поздно он всё равно узнает и лучше уж из моих уст. А как же... месть по крови? За то, что произошло разве же достаточно будет отплатить вирой? Я от того и покинула дом, чтобы не запятнать себя кровью с рук отца, в которой он уже едва не потонул. Вдруг Локи решит, что моя смерть будет лучшим наказанием за смерть его родителя? Уже свечерело, а я всё ещё сидела на кровати, обняв колени и глядя в стенку. Даже тени предметов сейчас походили на угловатых тёмных чудовищ, пришедших по мою душу. Я тряхнула головой, разгоняя подло разыгравшееся воображение, и с нажимом потёрла лицо в попытках разгладить хмурость сдвинутых бровей. Для себя я решила — если рыжий парень вернулся, то я ему поведаю всё сразу же, а если нет, то это останется тайной, пока он не узнает сам. Коснувшись ручки двери, сделала глубокий вдох и медленный выдох. Пальцы сопротивлялись сигналам, посланным мозгом. Давай, Лив, ты ведь решилась, выходи. Лбом я уткнулась в деревяшку, прокручивая потенциальные исходы, словно в бешеной карусели зеркал, а в каждом из них — варианты развития. — Чего застыла? — раздалась фраза по ту сторону. Он здесь. Толкнув тяжёлую дверь, я вышла на каменное крыльцо. Лениво колыхались на ветру редкие светлячки в синеве ночной. Локи лежал прямо на траве подле беседки, закинув руки за голову, и смотрел на небо, где поблёскивали звёзды в сопровождении холодной Луны. Его волосы беспорядочно разлеглись и запутались в травинках, глаза отдавали тёмной медью. Может вернуться в дом? Снова закрыться в комнате и подождать, пока он не уйдёт? — Тебе не холодно? — промямлила я, тут же мысленно шлёпнув себя рукой по лицу. Ты совсем дура? — А что, похоже? — усмехнулся рыжий. — Можешь присоединиться. Сегодня небо особенно красиво и спокойно, — он пару раз пригласительно хлопнул ладонью по траве рядом с собой. Скомканно сев на холодящую ступеньку, я сцепила руки в замок и уткнулась глазами в неконтролируемо заламывающиеся пальцы, суставчики которых несколько раз громко щёлкнули. Если не сейчас, то никогда. — Я хотела кое-что сказать, — тихо сорвалось с моих губ. — Слушаю, — произнёс он, поймав светлячка и разжав кулак. Волшебное насекомое село на его ладони. — В общем... эм, долго ещё ты будешь здесь? Скоро ко мне прибудут будут гости, — выпалила я, тут же подняв мучительный взгляд к небу. Поражаюсь. Что я несу? Какие гости? Впервые мне так сложно повернуть язык. — Нет, раз уж у тебя гащивать будут. Но я готов поспорить на зачарованную флягу, что сказать ты хотела вовсе не это, — Локи покосился на меня, кажется, самым выжидающим и испытующим взглядом из тех, что были в его арсенале. Расправляя мягкую ткань юбки, собравшейся в синие-синие волны, я собиралась с духом. — Я его дочь, — открылась я, как на духу, едва не поперхнувшись воздухом. — Ве. Дочь Ве. — Я знаю, золотко, — деликатная усмешка взмыла в пространство, а мои пальцы сжали платье в мятый ком, а плечи напряжённо прижались к шее. Чего? — Что... Как? Откуда? — странный путник меня ошарашил. В то же время, я ощутила некоторое облегчение — кажется, не точит он на меня зуб за своих родителей, но я решила всё же не отпускать свою неуспыную бдительность. — Слушай, — Локи расслабленно сел напротив меня, согнув колени и скрестив ноги по-восточному, как принято у жителей дальнего края Ванахейма. — Как ты считаешь, много ли дев гуляет по мирам, которых зовут Лив, как и покинувшую чертог дочь верховного бога, о которой говорит едва ли не каждый? — И ты с самого начала знал? — я изумлённо и по-глупому быстро моргнула несколько раз, вглядываясь в его лицо и пытаясь рассмотреть эмоции. — Догадывался. Ну а после того, как ты рассказала о своём происхождении — всё сразу же встало на свои места, — рыжий парень легко и быстро пожал плечами, словно эта информация для него ничего не значила. — И ты ничего не хочешь со мной сделать? — сквозь поджатые губы спросила я. Раздался мальчишеский хохот. Почему ты смеёшься? — Смотря, что ты имеешь в виду, — белозубой улыбкой он обнажил островатые клыки. — Я говорю о кровной мести. — А, пф, нет, — Локи завертел головой, сморщив нос. — Не думаю, что ты виновата в случившемся. К тому же, вы с матерью сами пострадали от его же рук. Твою мать ведь звали Гироккин? — Да. А откуда ты и это знаешь? — Йотунхейм не так уж и огромен, как может показаться. Мои родители были с ней знакомы. — Вот как... — сердце защемило тоской, будто навеваемой северным ветром с белоснежных вершин великанского мира. — Так сюда ты забрёл не нарочно? — Не нарочно, говорю же — бегал, бегал и твой сад сам нашёлся под моими ногами. С этого момента я поняла, что с рыжим парнем у нас общий враг — мой отец. И перспектива сместить его с Хлидскьяльва невероятно манила, оставалось лишь доказать всем его вину в "случайных" смертях. Его легенда гласила, что мать моя Гироккин погибла от рук яростных изгнанных разбойников, что желали мести асам. А отец Локи погиб вовсе не от предательского меча Трима в спину, а в битве, ненароком замешкавшись. К тому же, Локи поделился, что отец его Фарбаути не был рад подчиняться безрассудным приказам Ве, в отличии от Трима, который был готов сотрудничать. Случилось то, на что мой отец вполне способен — Ве учинил сговор с Тримом, чтобы тот убил Фарбаути, занял место великанского короля и подчинил весь Йотунхейм законам верховного бога. Но и доказать вину было не так просто — кто же согласится молвить слово против бога? С тех пор я стала чаще покидать своё пристанище. С Локи мы бродили по мирам, по всем даже самым отдалённым местам в поисках тех, кто сможет нам помочь. И когда счёт уже пошёл на семьдесят пятые сутки неустанных путешествий, я начала медленно терять всё пламенем вспыхнувшее рвение. Мы находили свидетелей, но те от страха хлопали дверьми перед нашими носами или же, глупо моргая, быстро мотали головой, как только слышали, что им нужно будет отправиться с нами и высказать всё, что знают. С йотуном мы неплохо поладили, но иногда голова кружилась от вечно мельтешащего и болтающего рыжего пятна перед глазами. — У меня есть идея, — встрепенулся он и, сверкая глазами, стукнул кружкой по столу. — Какая же на этот раз? Ты их видел — они ни за что не согласятся, ни под какими уговорами, — устало протянула я, едва ли не сползая по лавке. — Мы больше не будем никого уговаривать, — на веснушчатом лице появилась хитрая лисья ухмылка, которую я уже знаю наизусть. — Мы будем сами говорить. — Объясни-ка, — я потянулась к кувшину с мёдом и налила немного себе в кружку, на миг поразившись тем, как изменилась моя жизнь — вот уже на моей кухне стоит зачарованный Локи кувшин, а мы за алкоголем удумываем план по свержению моего родного отца. — Мы разнесём по всему свету, по всем мирам слух о том, каков Ве на самом деле, понимаешь? Будем ненароком упоминать его в самом грязном свете при любом и каждом удобном случае, и со временем все и сами начнут бесстрашно говорить об этом, а вести уж точно быстро доползут до всех богов и королей. — Ты думаешь, сработает? — скептично глянула я на него, делая сладкий глоток. — Уверен, золотко, — бесстрастно заверил рыжий, мягко кивнув. — Ничего не потеряем, если попробуем, — я, кажется, была готова согласиться на любой план, который хоть на малую толику, но испоганит жизнь отцу. Пусть даже если эти слухи так и останутся лишь слухами. Локи уже совершенно прижился на моей территории и я была вынуждена выделить ему спальное место — широкая лавка у очага, покрытая шкурами. Ну, он сам её себе наколдовал, ведь мне она была совершенно без надобности. Проведя несколько ночей под родной мне крышей, мы снова двинулись в долгий путь по заученным тропам. Сквозь леса, реки и цветочные пёстрые луга. В одном крупном поселении подле Ванахейма нам удалось как бы невзначай разыграть разговор. Мы остановились на скамье у самого входа в таверну и принялись "секретничать" о Ве, да так, чтобы всё слышали мимо проходящие. Украдкой я смотрела за реакцией недобровольных слушателей: кто-то выпучивал опьяневшие глаза, кто-то задерживался на несколько секунд, чтобы ухватить из нашего разговора ещё несколько слов, а кто-то и вовсе реагировал прямо вслух, изумлённо произнося: "Та вы што!" и прикрывая рот ладонью. То же самое мы проделали и на пути в Альфхейм. Схватившись за руки, пулей вылетели из гомонящей харчевни, где пьяницы затеяли драку из-за распущенных с наших уст слов. Смеясь, мы бежали в сумерки, позади оставляя пляшущие огни таверны. Волосы прилипли ко влажному лбу и залезали в рот, щекоча губы, я едва перепрыгивала кочки, оставленные повозками в дождливый день; длинный плащ бился о напряжённые голени, а капюшон в секунду слетел с головы, упав на плечи. Локи нёсся чуть впереди, крепко сжав мою ладонь и когда на миг оборачивался, я боялась, что сейчас он запнётся и кубарем полетит по дорожке, а я вместе с ним. Наконец деревья вокруг стали являться всё чаще. Пропав в рощице, я прижалась спиной к стройному стволу и пыталась глотать воздух вместе с вырывающимся смехом. Надеюсь, очень надеюсь, отец, что эти слухи будут до злости щекотать твои нервы, как вороны, клюющие мозг. — Надо ж было тебе принцессу упомянуть! Альвы в ней души не чаят, а тут ты: "Поговаривают, ей грозит тяжёлое несчастье...". — Весело, что здоровяк не понял, кто это сказал, — Локи сложил руки на груди и глядел в даль, где светились окна этой самой таверны с мелькающими силуэтами, и, кажется, был совершенно доволен сделанным делом. — Весело, — на выдохе вторила я. В этот же миг Локи меня поцеловал. Быстро и уверенно. Я не смогла закрыть веки, пока его обжигающие губы касались моих, и увидела его улыбающиеся глаза. В янтарном кольце радужек переливалось жидкое пламя, а зрачки расширены подобно чёрным бесконечным пропастям. Ему пришлось склониться, чтобы достать до моего лица и если бы не мои упёртые в его грудь ладони, то он бы точно почувствовал, как дико колотится о рёбра встрепенувшееся в моей вздымающейся груди сердце. Я слегка его оттолкнула, смутившись и чувствуя, как пылают щёки не то после бега, не то от его внезапного порыва. — Т-ты чего т-творишь? — пролепетала я, глядя снизу вверх. — Не знаю. Ты стала такой счастливой и улыбчивой, что я не сдержался, — наконец Локи убрал своё лицо из смущающей близости и встал напротив. — Пошли золотко, нужно найти место для привала. В эту таверну, думаю, возвращаться не стоит, — ехидно усмехнувшись и бросив весёлый взгляд на постоялый двор, пробивающийся позади сквозь деревья, он зашагал вглубь рощи. Я на ватных ногах следовала за звуком приминающихся высохших листьев под его мягким шагом. Как он смог за миг привнести ураган в мою голову? Сначала своим появлением, теперь этим... И к чему этот поцелуй? Что он значит? Я не тех правил, которые гласят разбрасываться чувствами сердечными в разные стороны. А он? Проблемой стало больше. В молчании мы добрались до небольшой прогалины, охваченной тенями деревьев и растений, тихо зашелестела ночная река, объятая серебром лунных лучей. Запахло мокрой травой и свежим холодом от воды, громко переговаривались лягушки у берегов, бестактно прерывая размеренную тишину. — Всё нормально? — слегка настороженно спросил Локи, будто чувствовал мои внутренние метания. — Да-да, — закивала я, отводя взгляд куда-угодно, лишь бы не на его персону. — Что ж, доброй ночи, — раздался звонкий щелчок пальцев и у моих ног появилась мягкая шкура. — Доброй, — я поторопилась поскорее устроиться и провалиться в сон. Затылком упёршись в кору, я разместилась на пушистой шерсти и согнула ноги в коленях, чтобы скрыть своё лицо от лица напротив. Пусть думает, что я уже уснула. Мои глаза интересовало всё: шевелящие травку и рогоз маленькие животные, редко пролетающие ночные птицы в тёмно-синем небе, прыгающие по веткам мохнатые грызуны, но только не сон. Он был напрочь выгнан из уставшего тела поцелуем исподтишка. — Прости, если тебя это так задело. Я больше не буду. По крайней мере, постараюсь, — со смешком прошептал Локи и завозился на шкуре, словно нащупав в воздухе мои мысли. Вот бы и для меня так поступать и говорить было легковесно... Под чистое и живое пение природы жданная дрёма решила меня навестить лишь спустя долгий час. Или больше. Когда организм вымотан, даже шкура посреди леса кажется самой удобной постелью на свете. Сквозь тягучий сон я всё ещё слышала усиливающийся шум рогоза у берега и, сонно ворча, потерла ладонью холодный зудящий нос — ветер принёс к лицу разодранные пушистые семена растения. Перевернувшись на другой бок, свернулась калачиком; звук шуршания сменился на топот, который хорошо передавала уху земля. Локи? Едва ли не надо мной раздалось бульканье и хриплые вдохи, тотчас же я раскрыла глаза, пытаясь разглядеть приблизившийся коренастый силуэт, который уже замахивался рукой. Или... лапой?! Запах гнили, тины и плесени резал нос и глаза, наполнившиеся слезами. Голень рассёк холод — монстр махнул когтистой лапой, а кожа под его когтями расползлась, как шёлк от клинка. Локи, сурт подери, где ты?! Изо всех сил я старалась пятиться, руками тянув тело и отползая подальше от наседающего радостно рычащего гостя. — Локи! — закричала я, выгнав весь воздух из лёгких, когда моя спина коснулась другого дерева, а у берега начали вырастать тёмные фигуры. Тупик. Когда монстр вышел на лунный свет, я поняла — это морф. Он замешкался и изливался слюной, затормозив тупой взгляд на истекающей кровью ноге, в этот же миг в своей руке я собирала силу, которую только могла за несколько свободных секунд. Ладонь заискрилась ярким голубым светом, ослепив, и я запустила сгустком магии прямо в покрытую слизью морду. Морф взревел, хватаясь за обожжённое место; неповоротливые и рычащие монстры позади попытались ускориться, пока я цепляясь пальцами за кору, подтягивалась и пыталась встать, выпуская с губ стоны. Едва пошевелив мышцей раненной ноги, она залилась болью, пропитанный кровью и подранный подол прилип к икре. Ещё спустя несколько мгновений прогалина полыхнула заревом — все четверо морфов рухнули замертво, испуская влажные хрипы и судорожно подёргиваясь. Вместо мерзкой головы из шеи вытекала лишь зелёная густая пена. Локи. Запах горелой травы, вонь жжёной гнили, глубокая рана, почти полное отсутствие сна — сознание начало медленно утекать, пока я обеими руками обнимала дерево. — Эй, не засыпай, — рыжий тряхнул меня за плечо и быстро присел на корточки. Его голос доходил до слуха, словно через деревянную стену — глухо и отдалённо, веки наливались тяжёлым свинцом. — А-а-й! — я распахнула глаза, озарённые вспышкой боли, когда Локи отлеплял насквозь мокрую ткань от раны. — Ну что ж, если поторопимся, то всё будет прекрасно, — торопливо оглядывая ногу, сказал рыжий. — А если нет? — кора царапала щёку, а слова протискивались сквозь плотно стиснутые зубы. — Вероятно, ты умрёшь от отравления, но этот сценарий я не рассматриваю. Локи придержал за талию и одну мою руку закинул себе на плечи, следом ловко подхватив меня на руки. — Не пробовала свои ледяные ладони хотя бы иногда у костра греть? — возмутился он, когда я оплела его шею. — Куда мы? — тихо шипя, я чувствовала, как кровь стекает быстрыми тёплыми струйками по сандалии, неприятно щекоча пальцы ног, и с равномерной ритмичностью капает на землю. — Знаю тут неподалёку одну травницу, она должна помочь. Я пыталась сопротивляться, мозг отключался, а перед глазами всё таяло, подобно свече. — Ты засыпаешь? Лив, давай лучше поговорим, — он несколько раз дёрнул плечом, на котором лежала моя голова. — А? Да, давай. Я не знала, что ты можешь подчинять огонь не только на кончике пальца, — язык заплетался, словно от хмеля. — Ты и не спрашивала, помнится мне. А вообще, я много чего умею, я же сам Повелитель огня. Могу хоть сотню деревень спалить, увы, возможность не подворачивается, — гордо проговорил Локи. — И хорошо, что не подворачивается. Но ты, получается недостаточно силён, чтобы Ве свергнуть? — Достаточно! Но он же всё приближенное к чертогу зачаровал, чтобы я вообще близко не подбирался, сурт его дери, — проворчал рыжий, вздёрнув брови. Зачаровал, значит. Кажется, я могу кое-чем помочь... — Где ты был ночью? — неимоверно хотелось спать. Меня затягивало во тьму, словно корабль в водоворот мирового Эгирова моря. — Места обхаживал, даже кроличью нору нашёл. Хотел уж было заглянуть, но голос твой услышал. — И рванул сюда? — Нет, посидел-поразмышлял, потом вижу — Фриггьярграс растёт, думаю: "дай сначала погадаю". Ну и начал по лепесточку срывать, приговаривая: "Идти, не идти". Представляешь, последний сорвал и понял — надо к тебе, раз даже цветы говорят. Вот только после этого и пошёл, — рассказал Локи, обнажив своё актёрское мастерство и натянув белозубую улыбку, которая была отчётливо слышна в каждом его слове. Я могла себе позволить лишь вялый смешок. Спасибо, что помогаешь не потеряться. Голова снова и снова тяжёлым камнем падала на его плечо, но как только Локи это понимал, так затевал рассказ одной из своих историй, некоторые из которых я слышу уже, кажется, по второму или третьему разу, но сейчас эта была лучшая перспектива. Через силу открывая глаза, я смотрела на дорогу, качаясь на греющих руках, которые даже помогли ослабить боль. Со временем я стала лишь "угукать" его словам, удивляясь его способности крайне долго и ладно говорить. Рыжие волосы по плечи нагло лезли в лицо, как только мы вышли из рощи и ветерок окутал со всех сторон. Пахнет от него так интересно, как... как бодрящий лимонный кардамон, который привозят ванахеймовские торговцы и как сладкий-сладкий цветочный мёд, льющийся на пёстрых лугах Альфхейма. Я втянула носом и чуть задержала дыхание. Этот запах идёт от огненных прядей, но сильнее всего — от его кожи. Наконец выходит жёлтое Солнце, прогоняя непростую ночь. Кровь на ноге частично высохла, неприятно стягивая кожу сухой трескающейся плёнкой, под которой чешется, словно мельтешат муравьи. Скорее бы добраться до травницы. — Долго ещё? — Почти пришли. Видишь вон домишки вдалеке? Это её поселение. Ты как? Сопротивляешься морфиному яду? — на миг Локи подкинул меня в воздух, поудобнее перехватив спину и бёдра. — У меня выбора нет, — из-за частого поверхностного дыхания в горле совсем пересохло, голос получился слабым и с хрипотцой. — Нога всё ещё горит и щиплет. — Ничего, даже после самой тёмной ночи наступает рассвет. Потом и не вспомнишь, что когда-то на тебя нападали речные чудовища. — Когда их уже истребят... — вздохнула я.*
Я сидела на скамье вытянув ногу, под которую травница подстелила полотенце. Не зря. Едва подсохшие раны пришлось разодрать, чтобы вычистить весь яд с когтей морфа. Все четыре порванные полосы снова начали кровоточить, заливая кровью ткань, которая не успевала даже впитывать, а вскоре вовсе на лавке и полу образовалась красная лужа. — Ванадис, ты настоящий мясник, — Локи наблюдал за процессом, собрав руки на груди и сморщив нос. — Не болтай, отвлекаешь, — ответила блондинка, кропотливо обрабатывая мою ногу. Пальцы впились в скамью по обеим сторонам до беления костяшек, лоб покрылся влагой и капля стекла с виска по щеке, я будто не дышала. — Всё, — воскликнула она, закончив перевязку. — Спасибо, — сказала, сквозь поджатые губы. — Локи, будешь должен, — быстро проговорила она, выставив палец. — Я спешу, поэтому доброй вам дороги, — схватив кожаную сумку, она торопливо засеменила из домика. Рыжий протянул мне руку и помог встать. Даже спустя всего несколько минут идти стало в сотню раз легче и почти безболезненно. — Откуда ты знаешь её? — я держалась за локоть друга, прихрамывая, когда мы покидали поселение. — Друг ван познакомил. Он из-за неё слюни до колен пускает, — Локи ладонью очертил полоску у колена и засмеялся.*
Солнце абстрактными пятнами тепла пробивалось сквозь зелёные витиеватые лозы, обернувшие беседку. Наконец-то я дома. Последнее ночное происшествие совсем выбило из колеи. Подёргивая коленом, я выглядывала своего рыжего спутника. Что он там возится? Из открытого окна кухни разнёсся звон битого стекла и уже через секунду из домика выпорхнул Локи, нацепив виновато улыбающееся лицо и держа в руке кружку. — Спасибо, — вдохнув ежевичный запах, я поставила кружку на лавку рядом с собой и кинула испытующий взгляд. — Что разбил? — Во-первых, разбилось, — лис сделал упор на последнем слове. — Во-вторых, золотко, кто ж так посуду расставляет? Я кружку потянул, а тарелка взялась из ниоткуда, — Локи по-актёрски всплеснул руками. — А если бы она прилетела мне в голову? Страшно подумать! — Локи, откуда в тебе всегда живёт это веселье и ветер в голове? — давно смирившись с его характером, я безвольно понемногу им заражалась и иногда улыбка сама по себе рисовалась на лице даже из-за всяких глупостей. И теперь не понимаю: я теряю себя настоящую или нахожу? — Откуда, откуда... из моего беспечного естества, — он легко пожал плечами и откинулся на спинку; мягко колыхнулись рыжие волосы, сверкнувшие от внезапно прыгнувшего луча. — Не буду же я пытаться стать тем, кем не являюсь. — А меня всегда учили собранности и глубокомыслию и иногда кажется, что это не совсем то, чего я хочу. — Это понятно почему — ты же дочь королевская, вот и учили, — Локи запрокинул голову и безмятежно прикрыл глаза. Даже немного странно разговаривать с ним без бесконечных ехидств и хитрых прищуров. — А как же ты? Ты ведь тоже королевский сын, наследник Йотунхейма. — А что я? Пытались меня воспитывать, прививать эту чопорность, но попытки прекратились довольно быстро — мои протестные проделки доводили до истерик слуг едва ли не каждый день. Да и я считаю, что слишком молод, чтобы вести себя мудро. Вот когда проступит седина, да отращу я бороду до груди — тогда, возможно, задумаюсь об этом, — Локи усмехнулся со своих слов, будто сам не верил, что когда-то это случится и отпил из фляги, лениво приоткрыв один глаз. — Хочешь я помогу тебе обойти Асгардские чары моего отца? — спросила я, выжидая реакцию Локи и поднеся кружку к губам. Кажется, получилось его заинтересовать. Он хитро прищурил глаза и слегка наклонил голову, наполовину корпусом повернувшись ко мне. — Так, так, так. Чем же? — Я могу одарить тебя чарами многоличия. По крайней мере, попытаться это сделать и если ты достаточно силён, то всё сладится. — В моих силах не сомневайся, золотко, — самодовольно Локи задрал подбородок. — И что же это: торжество доброты душевной или я просто тебе нравлюсь? — сладко проговорил он, игриво улыбнувшись. Эти ямочки на его щеках ужасно смущают, в особенности, когда он находится слишком близко. — У нас общий враг и я думаю, что этого более чем достаточно. И хватит тут излучать свою обольстительность, на мне это не сработает, — я торопливо отвела взгляд и пол лица закрыла кружкой, медленно делая глотки. — Понял. Я уж было подумал, что у тебя из-за этого щёки порозовели... — Так ты согласен или нет? — выпалила я. — Ну конечно же согласен. Только почему сама не воспользуешься? — Мне эта сила ни к чему, отец узнает меня ещё за трое Лун, так уж работают кровные узы, — тяжёлый вздох сам вырвался из груди. Угораздило норн расписать мою судьбу так нелепо. Мы вышли из беседки и встали напротив, встретившись глазами. Локи тяжело давалась моя команда закрыть глаза и не двигаться — он то и дело пытался подглядеть, пока не коснулся моего строгого и раздражённого взора. — Всё, всё, ладно, делай свой дело, — он поднял ладони кверху. — Я и пытаюсь, но ты не даёшь сосредоточиться, — буркнула я, рисуя в воздухе голубые бликующие руны. Лентами они обвились вокруг рыжего, а я прикоснулась пальцами к его вискам, шёпотом приговаривая дару многоличия отдаться новому хозяину. Руны всё быстрее и быстрее кружили вокруг всего тела Локи и, когда я закончила, искрами вспыхнули и рассеялись белой дымкой. — Всё? — он с некоторой опаской приоткрыл один глаз. — Да, кажется, готово. Как ты себя ощущаешь? — я бегло оглядела Локи с головы до ног, снова отметив высокий рост и изящные черты. Надеюсь, моя сила не будет использована против меня же, иначе я окажусь глупее самой обычной куропатки. — Как и всегда — восхитительно. Я хочу попробовать прямо сейчас, — он посмотрел на свои руки, сжав и разжав длинные пальцы. Я отступила назад и нахмурила брови, когда внешность моего рыжего друга стремительно начала меняться, смазываться, словно жесткой кистью с густыми красками быстро мазали по грубому холсту. И вот перед глазами предстал совершенно незнакомый мне человек: черноволосый мужчина с бородкой и зелёными глазами, выдающейся челюстью и ростом с меня. У Локи очень быстро получилось обуздать полученные чары, но не отнимут ли они у него слишком много энергии? Если его сил будет недостаточно, в лучшем случае нужно будет отлежаться несколько дней, в худшем — крайне плачевный исход после ещё нескольких попыток использования чар. — И как тебе? — скептично спросила я, словно немного опасаясь нового человека передо мной. — Странно... — протянул он, тревожно хмуря лицо с чужой мимикой, а я уже успела запереживать и заломить пальцы . — Странно видеть мир с высоты твоего роста, ощущаю себя свартальфахеймским цвергом, — засмеялся Локи необычно низким хриплым голосом, не произносящим букву "р", от этого осознания ему стало ещё смешнее. Кажется, он действительно силён и я пока не представляю насколько. Каков же его предел? — С таким гнусным смехом ты на него и походишь, дурак, — я не смогла удержаться и усмехнулась вместе с ним. — Но ты не мог бы... вернуться к себе обычному? Мне жутко некомфортно видеть тебя таким, — я сморщила нос и снова оглядела мужчину передо мной, пальцем по воздуху очертив громоздкий силуэт. — Настоящим я нравлюсь тебе больше? Как скажешь, золотко, — он пожал массивными плечами, но ехидная ухмылка Локи читалась даже в чужом лице. Он вернулся обратно так же быстро и легко, как и менялся в другого, после чего стряхнул с плеча мнимые пылинки. — Вот это подарок, вот с этим я такие дела устраивать могу, — он возбуждённо потёр ладони. — Спасибо золотко, — Локи быстро чмокнул меня в кончик носа, заставив на секунду задержать дыхание, а внутри меня что-то трепетно дрогнуло. Да что с ним такое? Не умеет сдерживать эмоции? — П-пожалуйста. Используй в наших целях. Теперь ведь ты сможешь подбираться к Ве гораздо ближе. С этих пор Локи часто уходил. Чем чаще, тем всё более неуютно я чувствовала себя в одиночестве. Хотя, оглядевшись назад, с некоторым ужасом понимаю — раньше только уединения я и искала. А что теперь... Но это ведь не более, чем привычка, да? Я спрашивала саму себя в очередную пустую ночь, сидя перед листами бумаги. Внезапная встреча с рыжим беглецом не прошла даром — постепенно, один за одним, зачарованные листы заполнялись рунами, рассказом о наших жизнях, жизнях миров. Получалась красивая сказка. Настолько красивая, что поверят в неё лишь те, кто знает правду. — Утро доброе! — воскликнул Локи, а я вскрикнула следом за ним. — Отпусти мою ногу! Ты меня напугал, — сердце бешено колотилось. Этот рыжий наглец решил разбудить меня, просунув руку в окно и схватив за щиколотку. — У меня хорошие новости, золотко, — восторженно заявил он. — Подожди меня, я скоро выйду, — я устало потёрла рукой сонное лицо и встала с постели. Уже на улице он заявил, что ему удалось поговорить с братом Ве и тот крайне озабочен и недоволен его поведением. — И что тебе это даёт? — сидя на крыльце, я собирала прилипшие к платью пушинки, пока сидящий напротив Локи плёл что-то чудно́е из цветов, которые своровал прямо возле отцовского чертога. — Как что? Один сказал, что давно зреет конфликт, а значит, рано или поздно, но Ве начнут противостоять. А пока я буду иногда разведывать там обстановку и распускать слухи, да подстрекать. Это у меня отлично получается, — горделиво заметил он, подставив довольное лицо Солнцу. — Надеюсь, всё не зря. — Ну чего ты вздыхаешь так трагично? Всё же очевидно — когда-нибудь им надоест быть под его правлением, да и придумают асы план по свержению твоего старика. На вот, не печалься, — он поднялся и украсил мою голову цветочным пёстрым венком. — Спасибо, — я чуть поправила щекочущие лоб лепестки. — Тебе идёт улыбаться, — Локи хитро подмигнул.*
— Не подлащивайся, хитрый лис. Поцелуи сыпались на моё лицо горячим градом: сначала на висок, потом щёку и скулу, затем и на вторую половину лица. Рыжие волосы падали на мою шею, а его руки упирались в траву по обе стороны от моего лица. — Я же просила не читать! — смешок врывался в слова из-за трепетных поцелуев в чувствительную шею, а я обеими руками прижимала к груди книгу в красной кожаной обложке, которую вырвала из его рук. Мы уже давно покинули мой дом и сад на краю мира и, путешествуя, на тёплый месяц остановились в Альфхейме подле зелёных лугов, белых цветочных полей и серебристых рек под жарким Солнцем. В дали виднелись и поблёскивали высокие хрустальные башни дворца, пряча пики в перистых розоватых облаках. И выйдя из сотканного нашей магией домика, я увидела, как этот рыжий прохвост, совершенно бесстыдно стащив книгу с моего стола, сидит в окружении цветов и листает исписанные страницы. — А я и не читал! Клянусь, не читал! Лишь оставил свой след в твоём рассказе, — Локи смотрел горящими глазами в мои, возвышаясь. У лица его тянулась растрёпанная непоседливая косичка, за которую я дёрнула. — Ай! Прежде, чем ворчать, посмотрела бы! — возмутился рыжий, в тот же миг в отместку прикусив тонкую кожу на моей шее. — Как же я посмотрю, если ты на меня взобрался? — я невозмутимо упёрла ладонь в его грудь и почувствовала удары сердца. — Я защищался, — парировал Локи, слезая с меня и садясь рядом. — Больше похоже на нападение, — кончиками пальцев я вытянула застрявшую в его волосах длинную травинку. — Надо признать, удобную и красивую обложку ты придумал, — я повертела книжку в руках, оглядев со всех сторон творение лиса. — Ещё и название напишем на ней, когда придумается, — довольствуясь похвалой, Локи ухмыльнулся. — Когда ты поведаешь, о чём пишешь? Я протяжно задумчиво хмыкнула. — Когда закончу. С его появлением моя жизнь стала гораздо красочнее, моменты запоминающимися, а эмоции живее. И, да, Локи тоже есть в моём рассказе, а как же? Я не могла упустить его многогранную личность, которая теперь, как ни странно, очень плотно связана с моей. Бегло полистав страницы, я наконец нашла нужную. Высеченные в бумаги руны были совсем свежи и ещё источали недавние прикосновения горячих пальцев, когда я проскользила по ним подушечками. Проскользну по раскрытой ладошке Лёгким шепотом мягких ресниц. Этим вечером понарошку, Нарушая пределы границ, Проберусь под хлопок рубашки Пальцами горячих рук, И окажется нараспашку Твоя нежность и сила вдруг. И без слов, не теряя время, Искрой страсти вспыхнешь в ночи, Ничего в ответ не приемля, Будешь жечь поцелуем свечи. Л. — Это ты написал? — расширенными глазами я посмотрела на него, приоткрыв рот. — Конечно, — выставив грудь вперёд, Локи улыбнулся на один бок. — Я... я не знала, что ты умеешь так. Очень красиво, — я снова прижала книгу к себе, уже не для того, чтобы защитить свои записи от глаз, а чтобы прочувствовать тепло, вложенное в строки. Тёплым заревом раскатились воспоминания наших вечеров, томных поцелуев под пляшущий огонь свечи, смелые касания любопытных рук по телу, мурашки, разбегающиеся по коже от тихого протяжного вздоха у самой груди. — Я же говорил — у меня много особых талантов, — он коснулся ладонью моей быстро розовеющей щеки, затем она плавно и почти невесомо переместилась на шею. — Жаль, я не художник, чтобы навсегда запечатлеть в картине этот миг восхищения прекрасной девой, но раз уж так, то навсегда оставлю его в памяти. Оставлю с сотней других очаровательных рисунков, которые видели мои глаза. Горячие и мягкие подушечки пальцев мягко скользили по груди и едва выступающим на ней рёбрам, дойдя до атласа ленты корсета, которая в ту же секунду одним ловким движением начала расползаться, освобождая грудную клетку от своих тугих уз. Я прикусила губу, выпустив один сладких вздох, такой тихий, что он не потушил бы и огонька тающей свечи, но столь непристойный, что адресат его был очевиден. — Давай отправимся к морю, — глупо улыбнувшись, я нехотя перехватила его руку, медленно поддаваясь губительным чарам рыжего соблазнителя. — Когда-нибудь ты всё же станешь моей женой, — в хитром дерзком взгляде читались вызов и присущая ему крайняя самоуверенность, Локи крепче сжал мою руку. — Думаешь? — смела взглянув на него, я поняла, что, возможно, это совершенно неизбежно. Словно я добровольно делаю шаги по раскалённым углям прямиком в кострище, не сгорая дотла, а загораясь пуще прежнего. — А вдруг откажу? — Не думаю, а уверен, золотко. Я даже выяснил, какой обряд самовольно можно изладить, не взывая к помощи нашу богиню брака Фригг, — загадочно протянул он, быстро скользнув цепкими глазами на мой полураспущенный корсет, где будто зазывающе выглядывала ложбинка меж грудей. — И в чём же он заключается? — я заинтересованно уставилась на него, не спуская улыбки, и чуть откинулась назад, упёршись ладонями в пушистую траву. — Значит так, слушай внимательно! Я должен передать в твои руки три дара: первый — это оружие, в знак защиты. Второй — кольцо, знак верности. Третий — волшебное перо, символ клятвы быть рядом всю жизнь. И как только ты их принимаешь — всё! Ты, считай, навеки отдаёшься в мои руки. — ехидно и с долей игривой злорадности посмеялся он, перебрав пальцами у моего лица. Оружие, кольцо и перо значит... Надо бы не упустить хитро подстроенные моменты, в которые лис может ловко подсунуть мне дары. — У тебя всё так просто, Локи, — меня всегда сражало его упрощённое понимание действительности. Наверное, так жить проще. Я же всегда и с самого начала начинаю гадать "А что если...", перебирая целые сотни вариантов развития событий. — А зачем усложнять? — приподняв рыжие брови, озадачился рыжий. — Наши сплетённые судьбы — сложная штука. Гораздо сложнее твоих рассуждений. А вдруг норны распорядились нитями по-другому? А вдруг что-то пойдёт не по твоему плану? — я убрала нахлынувшие пряди волос, что бросил во взволнованное лицо своим порывом ветер. — Золотко, ты ещё не поняла? Я воплощу всё, что хочу, вопреки препятствиям. Рано или поздно. Пусть даже старух норн придётся убить и самому перехватить эти чёртовы нити, я найду твою и свяжу со своей. Хотелось бы. Хотелось бы полностью отдаться его словам и вере, что он таков, каким себя выставляет пред моим лицом. Таков, каким показывается в ночи и раскрывается в обещаниях, но... — А как же жена твоя? А дети? — через нелюбовь вспоминать об этом я стараюсь перешагнуть и снова спросить. Быстро бросив на Локи тоскливый взгляд, следом я кинула его вниз, скрывая метания, плещущиеся внутри. — А что они? Я был совсем молод, когда женился на ней, а дети давно уж живут своей жизнью без потребы в опеке, — он небрежно почесал затылок, взъерошив и без того растрёпанные волосы и задумчиво посмотрел в затянутый дымкой горизонт. — Что будет, если я стану такой же ошибкой, как и Ангрбода? — горесть слов осадком осела на языке. — Ты не станешь ею! Прекрати сравнивать, — возмутился он, подавшись ближе ко мне. — Все совершают ошибки, тем более я, но в этот раз я точно уверен, я это чувствую, понимаешь? — Локи проговорил мне это в лицо, приложив ладонь к своему сердцу. — И ты чувствуешь, я знаю это.*
Утёс Ледяных Волков сегодня был особенно зол. Ледяные ветра обжигали щёки и кончики пальцев, море неистово ударялось о скалы, разбиваясь на сотни капель, которые уже маленькими льдинками кололи в лицо. Я стояла на обрыве, укутавшись в тяжёлую шкуру и смотрела на буйство стихии. Почему в этот вечер я одна? Почему он снова не пришёл? Мглистое небо затягивалось тёмной тяжёлой синевой, крупные снежинки порывисто кочевали по воздуху, оседая на волосах и одежде белыми невесомыми хлопьями. Ресницы, покрывшись инеем, были тяжелы, а выкатившаяся слезинка тотчас же застыла и стеклом упала в рыхлый снег у ног. — Ну и снегов на этом севере, — знакомое недовольство растеклось в тёплом голосе. Я обернулась. Локи, защищая лицо ладонью, быстро шагал ко мне, высоко задирая колени. Снег плавился под его поступью, за собой оставляя прозрачные лужицы. — Неужто тебя охладили нравы родного Йотунхейма, — бросила я, снова пусто глядя в неистовую природу. — Ни в коем случае. Просто я немного отвык от этого, рассекая просторы других гораздо более приветливых миров. И вообще, я думал ты другое ввиду имеешь, когда сказала, что хочешь к морю. Я покосилась на него, когда он встал рядом под шипение снега под ногами. На лице Локи осели талые капли, рыжие, откинутые назад волосы отсырели. — Ты опоздал, — холодно проговорила я. — И от тебя пахнет другой женщиной. — Я случайно заскочил в таверну, чтобы посмотреть, что там за гомон на всю округу, а оказалось — пиршество! Не знаю, по какому поводу, но как только я открыл дверь, так меня туда затащили и не выпускали, пока я с ними песню не отпляшу. Рядом кружилась одна дева, наверное, ею и пахнет. Но не было ничего больше, — поток торопливых и эмоциональных оправданий закончился тем, что Локи примирительно поднял открытые ладони. — Ладно уж. Если это неправда, то истины я всё равно не узнаю, верно? — серо и пусто ответив, я развернулась и зашагала в обратную сторону, так и не услышав шагов за спиной. У разгоревшегося камина я грела руки, пока тихо стрекотала горячая смола на тлеющих дровах. Кожу приятно обдало покалывающим теплом и светом, а в сердце стоял вой, такой же, каким пел ветер на улице. Локи напоминал мне этот огонь, пляшущий перед глазами. Порывистый, резкий, иногда ласковый и тёплый, а когда замешкаешься —пламенным языком обожжёт. Чарующий до беспамятства в то же время заставляющий держаться осторожно и бдительно. Ты приняла его таким, каким он был. Ты приняла его таким, какая ты. Постель была холодна и сыра без него. Я улеглась на бок, подтянув колени почти до груди и вперив взгляд в пустую неинтересную стену, и едва ли не с головой накрылась тяжёлым пуховым одеялом. Оно придавливало всё тело, сковывая лишние нервные движения. И когда очистилось небо, дав место мерцающим звёздам, когда Ньёрд усмирил свои северные ветра, тихо скрипнула входная дверь. Неторопливая поступь, шипящий звук быстро испаряющихся капель и угасающий огонёк в камине полыхнул новой жизнью, оранжевым залив тёмную обжитую нами комнату. Перина продавилась. Он, кажется, сел на край кровати, протяжно вздохнув. И спустя минуту горячее кольцо оплелось вокруг меня. Одна рука залезла под талию, вторая накрыла место под грудью и одним мягким рывком моя спина прижалась к его телу. Как тепло. Кончик его носа невесомо касался моей шеи, от каждого выдоха щекотно шевелились волосинки. Я замерла, стараясь не выдать того, что до сих пор не сомкнула глаз. А иначе, что бы я ему сказала? Что тоскливо мне теперь быть одинокой? Что сердце ревностью обдаётся? В моих душевных скрежетах виновата больше всего я, Локи не давал мне клятв. Может мы и не должны быть вместе? Вдруг же просто я привязалась к нему от того, что встретились мы, когда мне было пусто и тяжело? Я осталась совершенно одна, а Локи принёс ко мне смех, радость и неустанные приключения... Я не знаю. Ничего не понимаю. — Если бы при каждой мысли о тебе рождался цветок, то я бы бродил по бесконечному саду, моя милая Лив, — ласковый, почти невесомый шёпот раздался у уха. Эти слова эхом отбивались от стенок сознания, постепенно затихая и смешиваясь с мыслями... Из крепкого сна меня выдернули разносортные возгласы. Потирая глаза, я поднялась на руках. Яркое Солнце резало взгляд, отражаясь от белоснежного покрывала на земле за окном. Голоса, радостные вскрики и ритуальные напевы перепутались с глухими ударами в бубны и звонким пением колокольчиков. — Что там происходит? — крикнула я в комнаты, не увидев Локи рядом. Наверное, ушёл на праздник. Нехотя вылезая из пригретой постели, я обняла себя за плечи и съёжилась. Встав перед отполированным металлом в резной деревянной раме, я провела рукой по туловищу, наколдовав одежду потеплее. Мягкий свитер с высоким воротником цвета редкого изумруда и плотная юбка до пят, исписанная белым орнаментом, покрыли тело, сохраняя в нём накопленное за ночь тепло. — Что ты сказала, золотко? — из соседней комнаты вылетел взъерошенный Локи. Приятное удивление от его присутствия дома подогрело сердце. — Что творится? — я недоверчиво оглядела его, пальцем указав на окно. — Ах да, там свадьба. Свадьба Скади, вот в честь чего вчера-то пиршество было. — А с тобой что? Я думала, ты на празднике, — задрав одну бровь, я чувствовала нутром, что что-то происходит. — С чего бы мне быть там, если я здесь? — озадаченно глянув, он скрестил руки на груди. — И вообще, Вы, дева сердца моего, почти испортили подарок, — возмутился Локи. — Что за подарок? — едва прищурив глаза, я так и не дождалась ответа, лишь пригласительный жест в другую комнату. Локи горделиво задрал подбородок и расправил плечи, представляя своё творение. — И это ты сам сделал? — я провела кончиками пальцев по гладкой поверхности деревянного полоза. — Естественно, — кивнул рыжий, растянув довольную улыбку. — Подумал, что негоже побывать на севере Йотунхейма и не покататься на лыжах. Вот, пораньше встал, да подготовился. — Ты не перестаёшь меня удивлять, Локи. Укутывая мою шею колючеватым шарфом, он был очень сосредоточен на том, чтобы ни один сантиметр не упустить. — Я и так не замёрзну, доброй половиной своей крови люблю холод ведь, — усмехнулась я, отдавшись его власти. — И вот так ещё, — не слушая, последним оборотом он покрыл мои губы и прикрыл щёки. — Другое дело. — поцеловав в лоб, Локи чуть отдалился, оценив наряд, и кивнул своим мыслям. Снарядившись, мы отправились к заснеженному кряжу. Пропустив праздник, чтобы не попасться на глаза Триму, мы смотрели на него издалека: дороги, где проходили гости и новобрачные, были усыпаны цветами — в честь Ньёрда и его корней из ванов; и ледяными стрелами — в честь охотницы Скади. Толпа великанов обычного роста и совсем крупных шли бок о бок с некоторыми ванами, которые чуть брезгливо пытались от них отстраниться. Или побаивались. Плясали, обходя весь Йотунхейм и били в кожаные барабаны, всему миру крича о великой свадьбе. Вскоре этот вихрь исчез, оставив за собой множество следов и пения, доносящиеся с горизонта вместе со студёным ветром. Я шатко встала на лыжи всего третий раз в своей жизни, в отличии от рыжего йотуна, стоявшего достаточно уверенно, ещё и меня придерживая за локоть от раскачиваний в разные стороны. Со временем мышцы словно вспомнили то, что в них заложено, и я уже самостоятельно летела за Локи, оставляя ровную лыжню и огибая деревья. Его фигура ярко выделялась среди бесконечного снега, была самым важным ориентиром, который я и без того стараюсь не терять из виду. Раскрасневшейся щекой я прижалась к его щеке, тёплой, покрытой колючей щетиной и влажной от талого снега. Пламенные волосы хаотично разбросались по холодному кружеву, пока горячие руки Локи настырно заползли под шубу и свитер, оставшись на талии. Своими же пальцами я хитро, пока он увлечён, пробралась под его жилет и быстро перебрала по рёбрам. — Ай, прекрати! — сквозь хохот требовал он и пытался оттащить мои руки, пока я сидела сверху и довольствовалась представшей картиной. Твоя улыбка, твой смех... прекрасны. — Ты первый запустил в меня снежком, — улыбаясь, смотрела я в его глаза. — Я сделал это открыто, а не как ты — сначала отвлекаешь своим сладким телом и ласковыми поцелуями, а потом проучаешь, — Локи наигранно обиженно отвёл глаза в сторону. Нестерпев, я начала осыпать его лицо поцелуями. Скулы, лоб, виски, тонкие веки, сквозь которые проступали сосудики, острый кончик носа, усыпанный полупрозрачными пятнышками. Целовала так, словно в последний раз, а Локи, улыбаясь и закрыв глаза, покорно ждал, пока я закончу. Промокнув во всех местах и смеясь с глупых шуток, мы отправились обратно, облитые закатным золотым светом. Мышцы подустали от непривычной нагрузки; исписанные лыжами склоны недолго нас помнили — следы заметало быстро. — ...и тогда, в том трактире, она мне сказала: "Кажется, я тебя где-то видывала", а я же в это время прятал в карманах краденные яблоки, — дорассказал Локи историю, отворяя дверь дома и пропуская меня вперёд, и мы расхохотались до слёз на глазах. Подняла я счастливые глаза с порога, как в этот же миг на них легла непроглядная тьма. Тяжёлым, неразборчивым и плывущим эхом доносились яростные возгласы, жар пламени и хлопок, за которым последовала пустота.*
Ледяной строгий пол холодил неприятно ноющие отбитые колени, пальцы упирались в эти камни, ища опору для будто опьянённого тела. В глазах двоилось, голову штормило на некрепкой шее. — Встань, дочь, — строгий сухой голос разлился по зале, больно ударяясь в барабанные перепонки, что я прикрыла уши, морща лицо. — Встань. — требовательно повторил он. "Знакомое место, знакомый голос" — обречённо понимая, куда я попала, подумала я про себя. Шатаясь и упершись ладонями в саднящие колени, я пыталась подняться. От головокружения подкатила тошнота до боли в желудке. Оступившись два раза, я наконец постаралась выпрямиться, но стопы словно проваливались в дым, словно я шагала мимо ступеней, которые специально уплывали из под ног, заставляя меня упасть. Судорожно проморгавшись, наконец начали вырисовываться силуэты. На строгом каменном постаменте возвышался Хлидскьялв, а на нём, грозно насупившись, восседал мой отец. Он сеял страх и тревогу, пропитавшие всё сдавленное пространство этой большой залы. — Здравствуй, отец. Что заставило тебя привести меня в чертог таким неподобающим образом? — сцедила я, сквозь зубы. — Ровно то же, что это желание и породило. Неужто ты так низко пала, покинув дом, что спуталась с наглым предателем величайших богов, разносившим нелестные молвы? — нервно он гладил седую бороду, спадающую на ткань чёрного плаща. — Нелестные молвы тебе не льстят, потому что правдивы, отец? — Не смей! — вскрикнул он, едва не сорвав голос. — Придя сюда, не смей произносить подобное, едва ли бесстрашно стоя пред моим лицом. И он был прав. Мне было страшно, было непонятно. Зачем он привёл меня сюда, что он сделал с Локи... Что же он сделал... Сердце сжалось под взором обезумевших глаз напротив. В них словно давно не было жизни, счастья и радости. Осталась лишь всепоглощающая пустота. — Я выпустил тебя и не преследовал местью за предательство родного дома, но тебя видели. С тем, кой грязнословит о правлении верховного бога, кой красно лжёт в людские уши, чтобы те заверовали. И это отпустить я не в силах, ты знаешь, дочь, как строг я к чернословию и строптивости. А этот наглец, словно жалящая муха, вечно витал будто где-то поблизости, да гневал. — Он не лжёт, ты и сам это знаешь! Ты помнишь, что сделал с моей матерью, да с неугодными. А он... он давно понял, что и к смерти его отца ты приложил свою ядовитую руку, — змеёй я шипела, твёрдо устремив взгляд в отца. Было страшно до дрожи в коленях, но полыхнувший внутри гнев хотел оставить от Ве лишь жалкое пепелище, если бы это было возможным. — Закрой свой грязный рот! Отныне у меня нет дочери, а у Асгарда нет будущей правительницы, — пальцами он вцепился в подлокотники. — Я и так не претендовала на это место, верно? — едко усмехнувшись, я снова пошатнулась на ровном месте. — Более не буду я слышать твоих пререканий. Раз уж полюбилось тебе таскаться по девяти мирам, то в наказание ты это и получишь. Только теперь ты будешь бродить брошенной собакой, утопшей в беспамятстве и бессилии. Поглядим, насколько тебе понравится и это, — ухмылка растянулась на его лице, собрав на впалых щеках морщины. — Что? — меня прошиб ледяной пот. — Что ты имеешь ввиду? На лице отца заклокотало удовлетворение и наслаждение, пока он нашёптывал слова, а меня, обездвижив, окутывала серая густая дымка, пока вовсе не застелила глаза.***
Вместо главной залы отцовского чертога появилась скромных размеров комната, обделённая мебелью, но чистая. На улице говорило несколько уставших голосов, которые было сложно разобрать из-за стоявшего оглушающего писка в ушах. Локи? Нелепо и слишком уж тяжело встав с узкой лавки, покрытой шкурами, на ослабевших ногах я добралась до табурета. Всё кружилось и плясало, словно от самого крепкого и самого худшего алкоголя всех миров. Случайно скользнула взглядом в отражение металлического потёртого подноса, оставшегося вместе с кружкой на табурете. О, Боги! С величайшим ужасом обнаружила, что в отражении смотрит на меня ребёнок лет трёх. С грохотом поднос полетел на пол. Не может быть, нет. Я повторяла сама себе, что это абсурд и морок, а когда произнесла вслух очередное "нет", то услышала самый настоящий звонкий детский голосок. Неуверенно забравшись на расшатанную табуретку, а ладошками упёршись в облезлый подоконник, я откинула в сторону выгоревшую красную занавеску. — Дара, милая, ты проснулась? — воскликнула женщина, улыбаясь и убирая волосы со вспотевшего лба тыльной стороной ладони. Кажется, она что-то перебирала. Не то цветы, не то ягоды. Следом на меня добрую улыбку обратил мужчина, разделывающий мясо в метре от женщины. Дара?! Какая Дара?! Наваждение, не может такого быть! Я помнила свою прошлую жизнь, словно она пронеслась только вчера, а сегодня я уже в теле ребёнка чужой семьи. Я помнила Локи, я помнила все места и дворы, которые мы украшали поцелуями, путешествия и обещания — всё это зудело в подкорке и кричало, что я схожу с ума, но это ведь не так. Вся бессмыслица, царящая вокруг и внутри меня — лишь проклятие отца и надо искать способ от него избавиться. Голову окутал страх, шок и непонимание, снова подступила горькая тошнота, а каждую мышцу словно схватил каменеющий паралич. Я попятилась от наступающей реальности и рухнула на пол, больно ударившись головой.*
— Да ты сообразительна не по годам! — воскликнула Ниса. Та женщина, что считается моей матерью. — Тебе всего десять, а ты уже разбираешь сложные руны. — сказала она с восхищением и гордостью, сворачивая старый пергамент, местами пронзённый длинными трещинками. Десять. Как бы не так. Прошло уже семь с половиной лет с тех пор, как я помню себя в семье бедных ремесленников. Каждый день я пыталась сказать ей, пыталась достучаться, что я не та, кем являюсь. Первый год почти полностью я провела свернувшись клубком в углу своей комнатки, цепляя темечком липкую паутину и всхлипывая, что аж сбивалось дыхание, а засыпала лишь тогда, когда уже не было сил на выплески обречённости и истерики. Едва они пытались подойти ко мне или прикоснуться, то я отбивалась маленькими кулачками, хотела оградиться от чужаков. Мне казалось, что если я приму эту явь, то уже никогда не смогу вернуться к своей прежней жизни, сделав неправильный выбор. Второй год своей жизни с ними я стала чуть спокойнее и научилась спать по ночам несколько часов сразу после того, как настрадаюсь от боли упущенного. Со временем бессмысленные детские истерики и неустанный плач начали стихать, а меня отпаивали травами, чтобы "избавить от наваждения", после которых я засыпала на добрые сутки. Но смириться не получалось, хоть и яркие картины другой жизни стали более блёклыми и менее живыми. Сложилось ощущение, что каждая минута длилась тут тягостно, словно целый день, а наказание отца — быть навечно прикованной к чужим людям в чужом теле и в чужом месте. И сейчас я наивно в очередной раз понадеялась, что настал тот момент, когда Ниса посчитает меня уже достаточно взрослой. — Скажи, Ниса, — я отвела глаза в пол, едва ли рассчитывая на правдивый ответ. — Всё же, как я попала к вам? Я не похожа ни на тебя, ни на него, очевидно, что я не из ваших краёв. Она заметно смутилась, тоскливо взглянув на мужа, колющего дрова чуть поодаль, и выдержала задумчивую паузу, скрашенную тяжёлым душевным вздохом. В последний раз, несколько длинных лет назад, когда я задавала этот вопрос, она лихорадочно пыталась перевести тему. Сейчас она быстро пальцами перебрала складки коричневого простого платья, собираясь с мыслями. — Я знала, что ты не перестанешь спрашивать. Ведь ты такая... необычная. Дара, ты словно подарком стала нам с Кианом, — глаза Нисы блеснули, а голос дёрнулся подобно дрожащим ветвям, что накрыли нас полуденной тенью. — Когда я отправилась к ручью, чтобы омыть одежду, да меха почистить, то за всплесками воды услышала... услышала детский смех. Звонкий такой, хоть и сначала спутала его с плачем. И вот, откинув густые ветви, да обойдя высокий куст, в плетённой корзинке было дитя. И я решила, что это не что иное, как подарок богов, ведь я долгие годы молилась дать нам ребёнка. Ниса торопливо подушечками пальцев смахнула слезинку и горько улыбнулась, взяв меня за руку. Кожа её ладони была шероховатой из-за постоянной работы, но в то же время нежной и тёплой. — И Киан был счастлив, когда я принесла тебя домой. Он сказал, что Фригг наконец услышала наши просьбы. А потом... потом, спустя три года, ты начала говорить. О прошлой жизни, о ветте, об отце и мы даже ходили к ведунье в далёкой холодной деревне, но она лишь сказала, что на тебя навели тёмную магию из зависти к нашему счастью. Об отце... Я чуть было не забыла, что он у меня был. Как же его звали?*
Год за годом протекали с этой семьёй, в этом маленьком домишке на краю Ванахейма в одинокой деревушке из тридцати домов. Но каждый день перед глазами маячило веснушчатое лицо, которое я, кажется, видывала где-то и знакома с ним была. Такое близкое и вечно весёлое. И пламенно-рыжие волосы с растрёпанной косичкой у лица. Вместе со днями, часами и минутами утекали былые воспоминания. Они рассеивались, подобно лёгкой дымке далёкого горизонта, расплывались, словно это и не моя память вовсе. А может и вправду не моя? Кажется, ведунья сняла пелену завистливых проклятий с глаз. Меня никто не ищет и не посылает вести, значит, я была лишь нежеланным дитя, которое подбросили добрым людям? И лишь одно неизменно — каждый день я смотрю, как серебряная Луна сменяется ярким тёплым Солнцем. Сердце трескалось и разбивалось от ноющей боли после смерти Нисы, которую я так и не смогла назвать матерью. Но она ведь так счастлива была учить меня и воспитывать, в лоб перед сном целовать каждый вечер... И вот, теперь целую её я, в уже холодный бледный лоб потрескавшимися сухими губами, вцепившись пальцами в дрова её будущего погребального костра. Киан, побледневший, подобно такому же трупу, пускает скорбящие слёзы, держа жену за костлявую безжизненную ладонь. Мы провожали её в последний путь после тягостной болезни, которая напала на Нису этой зимой и отравила организм. Спустя год меня покинул и Киан, совсем ослабший после смерти жены. Тот, что всегда был ко мне добр, хоть и скуп на слова, но щедр на тёплую улыбку. Хворь забрала его так же стремительно, как и Нису, оставив меня в полном тихом одиночестве. Я бы хотела помнить о них лучшее, но перед глазами лишь стояли посеревшие лица с блёклыми глазами и впалыми щеками. В эту ночь полной Луны мне исполнилось двадцать три. Лишь холодный серебряный диск составлял мне немую компанию. Он смотрел на меня, не скрываясь за редкими облаками, пока юбку мою холодила земля. Потеряв людей, от которых я отбивалась всеми силами, но которые стали моими единственными близкими, я осталась ни с чем. И только сейчас начала по-настоящему сожалеть о том, чего не успела им сказать, как мало времени было проведено, а теперь уже упущено безвозвратно. Я могла бы быть добрее и внимательнее к бедной Нисе, которая так желала дитя, но ей досталась я. Я могла бы чаще ходить на рассветную охоту с Кианом, ведь ему так нравилось учить и объяснять, как выслеживать зверя по следам, но я часто вредничала от того, что не нравилось мне вставать слишком рано, да битый час разглядывать землю. Я была беспечна. — Куда мне идти? — спросила я раздвоенный в небе из-за горьких слёз лунный силуэт. — Ответь, что же делать мне дальше? Сидеть здесь, возле полуразрушенного деревянного крылечка, без прошлого и с неизвестным будущим, утопающим в беспросветной тьме — один из немногих вариантов того, что мне оставалось делать. Как бы тяжело ни было это признавать, но с уходом Киана и Нисы умер и дом. В нём больше не чувствуется жизни, тепла и уюта, который порой создается далеко не мебелью. Полная внутренняя опустошенность не позволяла мне дать этому жилищу хоть каплю прежней обжитости: всё толще ложилась пыль на стол, где стояла пара кружек, словно хозяева лишь отошли, всё больше выращенных Нисой растений сгнивали, впитываясь остатками в заросшие грядки. Тихонько всхлипывая и свернувшись клубком, как много лет назад, я лежала на жёсткой лавке. Было безразлично, что шкура давно свалилась на пол, что не сплю я уже третьи... или четвёртые сутки. — Хель, забери меня, — наконец сорвалось с губ еле слышным выдохом. — У меня нет ничего и никого, забери меня. Моё существование не несёт смысла. Боль пронзила всю грудную клетку, заставив меня едва ли не узлом скрутиться. Сквозь стиснутые зубы протиснулся хриплый вдох. Хель... услышала? Глаза затопила тьма. Очнулась я в дождь, который лихо барабанил по закрытым створкам. — Дэгни? Как ты себя чувствуешь? — кралась на цыпочках красивая женщина, говоря мягким ласковым шёпотом. Дэгни? Я оказалась в семье безбедных помощников королевской семьи Альфхейма. Они, как и Ниса с Кианом, нашли меня неподалёку в плетёной корзинке. И хоть истерик стало меньше, я чувствовала, что что-то идёт не так. По-прежнему иногда во снах приходил рыжий парень, а я гуляя по хрустальным садам пыталась разглядывать лицо каждого прохожего. Что же за таинственный гость навещает меня во снах? Я жила с ними и даже обрела несколько приятелей, пока в ночь, когда мне исполнялось двадцать три, меня не утянуло в глухую бессознательность, когда я молила Хель забрать мою неугомонную душу себе. Внутреннее чутье кричало о прошлых призрачных жизнях, которые не давали покоя, которые чесались в подкорке и неустанно тараторили, что я не там, где должна быть. Я схожу с ума. Я точно схожу с ума. Разные имена, разные семьи, разные жизни, лишь я всё та же.*
Сегодня меня наконец забирают! Забирают из детского дома! Неужели, кому-то я нужна? Половину своего детства с самого младенчества я провела здесь, в приюте в Осло, пока не нашлись приёмные родители, рискнувшие принять чужого ребёнка. Мы относились друг к другу с некоторой опаской, но как же счастлива я была, когда они показали мне комнату. Мою! Отдельную! Летели годы, я привыкла называть их мамой и папой. Мы взрастили тёплые отношения, хоть они и чуть ослабли, когда я выросла и переехала. Я успела пережить тяжёлую первую любовь, окроплённую изменами, но в то же время обрела многое: у меня есть любимая работа на кафедре филологии, лучшая подруга Мари и жених Эвен. Только меня иногда посещают странные сны...***
Открыв глаза, меня слепил стерильно-белый потолок. Отдалённо я чувствовала прикосновения руки к своей онемевшей ладони, на лицо что-то давило, мешая дышать, а слева раздавался глухой ритмичный шум. Но я... я всё вспомнила, кажется. Почему я молила Хель, почему всё забыла и потеряла и как по проклятию отца скиталась по семьям и мирам, теряя все воспоминания. О, Боги! Я вспомнила! Все прошлые жизни калейдоском пронеслись прямо передо мной, заставив освежить всё, что я прожила. — Ты очнулась? Очнулась! — восторженный шёпот полный надежды тускло донёсся до сознания, пока глаза привыкали к солнечному свету, заливающему комнату. Где я? Где Локи? Он... умер? А Ванадис? Она ведь была совсем недалеко. Мне надо всё ей рассказать! — Ло... ки...? — обессиленной рукой я пыталась дотянуться до штуки, которая мешает мне говорить. — Нет-нет, не снимай маску, милая, — встрепенулся расплывчатый силуэт и положил мою руку на место. — М-мама? — усиленно моргнув несколько раз, в цветных пятнах начали читаться знакомые черты, а я переполняться недоумением. Округлив глаза, я испуганно глянула на приёмную мать, которая всё ещё поглаживала мою ладонь, и осмотрела комнату. Палата. Больничная палата, больничная койка, кислородная маска на лице и несколько капельниц, пускающих по моим синюшным венам какое-то лекарство. Женщина сорока лет с уставшим от переживаний лицом, словно засияла, когда я подала голос, а я яркой вспышкой вспомнила её голубые глаза, когда они с отцом только забирали меня из приюта. Она ведь и правда моя... мама? За время своего путешествия я едва ли не забыла всё, что со мной происходило здесь, в Среднем мире. И я уже не знаю, где начинается, а где заканчивается моя настоящая жизнь, та, которую мне действительно суждено прожить. Но я должна быть сейчас на Идаваллене, а не здесь... Что происходит? Где же все и почему я тут? С силой одёрнув маску, я опустила её на подбородок и постаралась повыше подняться на локтях. Мама быстро подложила подушку под спину. — Я могу дышать, — предупредив тревожные возгласы матери, произнесла я. — Ч-то случилось? — В вашем доме взорвались конвекторы, случился пожар и... и ты надышалась, потеряла сознание, — мама будто едва сдерживала слёзы. — Мари спохватилась почти ночью, когда увидела в новостях, что в вашем районе что-то с электричеством. Она звонила, но ты не отвечала, тогда она написала мне и поехала к тебе домой, куда уже прибыли пожарные. Мы все так испугались! Ещё бы немного и ты... Впрочем, твои лёгкие и так сильно пострадали. — она кинула встревоженный взгляд на мою грудину. Какой ещё пожар? Не было никакого пожара! — Мама, это шутка? Ко мне заходили гости? — я не могла в это поверить, бросив взгляд на чёртову белоснежную дверь, в которую, казалось, вот-вот просто обязан влететь Локи. Хотелось соскочить с кровати и самой её распахнуть, развеяв иллюзию, но мне едва хватило бы на это сил. — Мари приходила утром и принесла свежих цветов, — и правда, на тумбочке в стеклянной вазе стоял совсем недавно срезанный душистый вереск, который вышивал горы и склоны в Альфхейме, пока не открыла глаза здесь. — Больше никого не было? Высокого рыжего парня, например, или светловолосого мужчины с блондинкой маленького роста? — одной ладонью я в воздухе указала рост Ванадис, а пальцами другой нервно перебирала простынь, что покрывала ноги. Голос был слаб и хрипел, славно старые половицы под тяжёлым шагом, в груди неприятно давило, не давая воздуху полностью проникнуть в лёгкие. Скажи "да", скажи "да". Мама чуть нахмурилась и, сочувственно поджав губы, вздохнула. — Милая, у тебя было сильное отравление, тебя пичкали лекарствами, а во сне ты бредила, бормотала о странных вещах. Ты, наверное, ещё не пришла в себя, но скоро всё наладится. — Д-да. Наверное. Как же могло меня закинуть обратно? Это не могло быть бредовым сном, просто не могло! Такие чувства, такую боль и все эти слёзы нельзя прочувствовать, не будь это правдой! Доказательства. Мне нужны доказательства... Нога! Резко сдёрнув простынь, я увидела перевязанную ногу белоснежными бинтами. — Болит? Давай позову медсестру, — мама тотчас же встала. — Нет-нет, постой. Откуда это? — я прекрасно помню, как гадкая прислужница прочертила ножом по моей икре при судьбоносной битве на Идаваллене. — То ли от взрыва, то ли от пожара случилось обрушение и... — её и без того покрасневшие глаза снова заблестели, а на каштановых ресницах повисли слёзы. — Ты поранилась, но всё зашили, останется лишь шрам. Несколько слёз сорвались и упали на её белую рубашку. Рядом с мамой на подлокотнике цветочного кресла лежала её сумка и горчичный кардиган крупной вязки, который мы покупали вместе. Обрушение, взрыв... Но это ведь сделала Фулла, я же видела её кровожадные глаза и кривую улыбку в этот момент. Я всё помню. А Локи? Он ведь умер на моих руках. Больно. Сердце снова почувствовало болезненный укол потерь, возможно, безвозвратных. В носу защипало и я, шмыгнув носом, задрала голову к потолку, сдерживая слёзы. Пальцы по привычке нервно заползли на руку, чтобы прокрутить кольцо. Но его там не оказалось. Неужели у меня ничего не осталось, кроме воспоминаний? — Когда-нибудь ты всё же станешь моей женой, — в хитром дерзком взгляде читались вызов и присущая ему крайняя самоуверенность, Локи крепче сжал мою руку. — Я должен передать в твои руки три дара: первый дар — это оружие, в знак защиты. Второй — кольцо, знак верности. Третий — волшебное перо, символ клятвы быть рядом всю жизнь. И как только ты их принимаешь — всё! Ты, считай, навеки отдаёшься в мои руки. Локи передал из своих рук клинки, которые сотворила для меня Лиод, затем в карман тайком подложил кольцо, когда мы жили в Афдале, а перед смертью... я вытащила перо из его кармана. Локи! Рассеянная слабая улыбка появилась на лице и побежали слёзы по щекам. Ты, хитрый лис, мог бы и пораньше поднести дары и может остался бы жив! — Лив, почему ты плачешь? Тебе больно? — испугавшись, она подалась вперёд, пытаясь заглянуть в моё лицо. Быстрее и ритмичнее запикал надоедливый прибор, стоявший слева. Если бы ты только знала почему же я тихо отпускаю слёзы, сдерживая рёв, который едва не выталкивает сердце из груди. — Просто я перенервничала, прости, — глупо улыбнувшись, сквозь боль, отравляющую всю душу, я вытерла слёзы и обняла её. — Иди домой, отдохни, ты наверняка устала. — Я приду вечером и отец тоже хотел тебя проведать, нужно его обрадовать. Он так переживал. Ты нас всех так напугала, — мама снова прижала меня к себе, поглаживая спутанные волосы. — Но я знала, верила, что ты сильная. — Спасибо. Передай ему, что всё хорошо, — шмыгнув носом, я кивнула. — Уже неделю, с тех пор как ты попала сюда, я ношу это с собой. Надеюсь, тебе понравится, ты ведь любишь такое, — крепко сжав мои пальцы напоследок, она отвлеклась к сумке, что-то из неё доставая. — Вот, держи, — мама протянула мне книгу. Потёртая кожаная обложка красного цвета. О, боги. Неужели...? — Где, где ты её взяла? — открыв рот, я проскользила по подушечками пальцев по мягкой обложке. На ней золотыми буквами была выдавлена аббревиатура "M.O.C.A.F.O.F.", но название присвоила не я. Значит Локи? Если да, то даже здесь, даже после смерти тебе удаётся быть рядом. — По пути в больницу я забрела в один маленький книжный магазинчик, который, кажется, уже будто лет сто держит один старичок. Увидела эту книгу и купила, не раздумывая. Сразу поняла, что она должна быть твоей. Старик-то сказал, что там сказка, красивая древняя легенда. — С-спасибо, — еле выдавив слово, я всё ещё трепетно разглядывала книгу, принимая ту мысль, что, кажется, я знаю, что там написано. Ведь её автор — я. Поцеловав меня в лоб, мама тихонько прикрыла за собой дверь. Кажется, она спала в этом кресле рядом с койкой, судя по её очень уставшему и помятому виду. Прости, что заставила так перенервничать. Я сжала пальцы на обложке и вцепилась в неё глазами, не решаясь открыть. Несколько капель снова сорвались с подбородка и разбились о золотые буквы. Пора. На первой же странице читалась расшифровка золотых букв:M.O.C.A.F.O.F.
ᛗᛟᛏᚺᛖᚱ ᛟᚠ ᚲᛟᛚᛞ ᚨᚾᛞ ᚠᚨᛏᚺᛖᚱ ᛟᚠ ᚠᛁᚱᛖ
Легенда о хладной Луне и тёплом Солнце
Мать холода, отец огня...? Это он придумал? Это ведь те же слова, что прочла я перед попаданием в дом Сагра! Как же там было... Я прикусила сухую губу, усиленно перебирая завалы и хаос в памяти и пытаясь найти нужное.Og Lífið sjálft mun koma, endurfæðast í nýrri mynd. Hún er móðir kalt, félagi og ást brunann, sem verður að róa hann, er að breyta stefnu spádómur og spara níu heima frá Ragnarök og á endanum mun koma til óréttlæti og reglu illt lygari mun koma til enda
ᛗᛟᛏᚺᛖᚱ ᛟᚠ ᚲᛟᛚᛞ ᚨᚾᛞ ᚠᚨᛏᚺᛖᚱ ᛟᚠ ᚠᛁᚱᛖ
Я могу перевести! Я могу понять! Наконец. Помню ошеломлённые глаза Локи и Сагра, когда я произнесла эти слова им ещё в самом начале пути. Вы были бы рады, ведь теперь бестолковая гостья научилась читать и даже переводить то, что прочла. Горько усмехнувшись, я вернулась к рунам, скользнув по ним глазами ещё раз — mother of kold and father of fire. И с каких пор руны даются мне так легко? С тех, как стала я по незнанию женой бога огня?И придет сама Жизнь, перерожденная в новом обличии. Она — мать холода, спутница и любовь Великого Огня, которая успокоит его, изменит направление пророчества и спасет девять миров от Рагнарёка.
и конец придет несправедливости и правлению злого лжеца придет конец.
Интересное предисловие. Неужто и Вендела прикоснулась к моей сказке, когда я исчезла? Иначе же кто мог её дополнить пророчеством. Перелистнув ещё одну страничку, местами рваную по краям от старости, я увидела продолжение. Эта книга, похоже, правда ждала меня. Издревле, когда само Время было молодо, когда творились миры наши и наполнялись красотой и существом, жила девушка. Жила она везде и нигде одновременно. Путники, которым посчастливилось встречать её в разных концах миров, поражены были её небесной красотой и слагали песни. Проходя мимо, дивная красавица одаривала частичкой своего волшебного света все вокруг, оживляя завядшие цветы и исцеляя умирающих. Боги радовались, смотря на созданный ими Мир. Не было ни злобы, ни предательств, любовь безусловная царила, казалось им. Так проходили дни и ночи, за ними шли года, года превращались в века. Времена те приходились на правление бога Ве, сурового брата Одина. Но думалось, ничто не могло омрачить столь прекрасную картину. Однажды, встретила дева путника. Тот путник разозлил однажды Ве. Он пытался обмануть бога. Придя в чертог, говорил ему в лицо: "Дурной старик, сними пелену с глаз, в мирах несправедливость". Говорил тот муж о войнах, бесчестном владении троном или о чём другом — неизвестно. Правитель, провозгласив странника предателем, приказал посадить его в самую темную и сырую темницу девяти миров на десять веков. С тех пор ветром носился он по мирам, ловко сбегая от участи. Дева, беспечно влюбившись в наглеца, предложила ему помощь свою, наделив путника даром перевоплощения. Мчались они беззаботно по землям, наслаждаясь друг другом. Купались в теплых реках, разгоняли золотые колосья в полях, обретя смысл своих скитаний. Но Бог прознал эту подлость, и, чтобы наказать красавицу, отнял из неё силы и память и серебряным шаром отправил их на небосклон, а её саму отправил в один из миров. Ища деву во всех уголках пространства и не находя даже волоса с её головы, возлюбленный опустил руки, предприняв последнюю попытку. Поместил он часть своей силы напротив Луны и назвали ее Солнцем. Так прекрасная потерянная спутница должна была вспомнить свою любовь, взглянув на небо. Каждый день с тех пор муж глядел на Луну и ждал, когда вернется его милая, обретя память. Но не через год, не через тысячу лет она не пришла к нему. Все живое любовалось Луной каждую ночь, а днём радовались Солнцу, не зная печальной истории. Сердце мужа рвалось на части от каждодневного уныния и тогда пошел он к ведьме, полный отчаяния, чтобы она лишила его болезненной памяти. Так и свершилось — наложила ведьма на его тело руны беспамятства, которые избавят одинокого от мук и спадут лишь когда снова он обретёт свою неземную любовь. Остались возлюбленные порознь бродить по мирам, подарив нам Солнце и Луну. Ве же прознал о помощи провидицы, да наказал её, навсегда лишив дочери, пока снова не переплетутся витиеватые нити судеб их, которые в силах распутать лишь Жизнь. Легенда, которую рассказывал мне Улль у таверны, была моей историей... Моей жизнью. Нервно усмехнувшись, я уставилась в белую стенку напротив. Недописанная сказка, которую писали несколько пар рук и глаз ветте, что свидетелями были; которая так близка мне. Долистав до середины, я замерла, моментально покрывшись ледяным потом, и лишь робко дрогнули ресницы, снова выпуская хрустальные слезинки и боясь упустить этот чудесный миг, опять провалившись во тьму. Хитрый, неугомонный, самый близкий сердцу лис...Проскользну по раскрытой ладошке Лёгким шепотом мягких ресниц. Этим вечером понарошку, Нарушая пределы границ, Проберусь под хлопок рубашки Пальцами горячих рук, И окажется нараспашку Твоя нежность и сила вдруг. И без слов, не теряя время, Искрой страсти вспыхнешь в ночи, Ничего в ответ не приемля, Будешь жечь поцелуем свечи. Л.
***
Сотни, далёкие сотни лет назад, Ве распорядился разлучить родную дочь со всем, что у неё было. Но не знал он, что этим запустит новый ход пророчества и встретит свою смерть на Идаваллене. — Ты хорошо постаралась, Лив. Но ещё предстоят испытания, — проговорила Вендела, глянув на полную Луну, озарявшую своим серебром Железный лес.