better luck next time

sound: wizard — stripper       Подозреваемый номер один — Риндо Хайтани.       Я не сплю, думаю об одном и том же из раза в раз, собственноручно загоняя себя в яму. Вожу рукой по его волосам, по его лицу, думая, что я же сделаю не так. Может, я уже сделала что-то не так? Мне страшно до дрожи в коленках, я чувствую, как что-то сворачивает мои внутренности подобно стиральной машине. Это страх. Чистый, первобытный, я знаю что он отравляет мой разум, но не могу противиться ему. Теории и предположения крутятся в моей голове, их поток не прекращается.       А если я могу предотвратить это прямо сейчас? Убить его так, как он убьёт меня. А как он меня убьёт? Задушит, изобьёт, застрелит, взорвёт? Его жизнь в моих руках, трепещет подобно крылу бабочки. Быстро и трепетно. Он такой милый, когда спит. Сопит и дует щёки. Мне нужно просто спуститься вниз, достать нож и сделать один точный надрез по горлу. Или сделать всё как-то по-другому? Способов много, вариаций будущего — бессчетное множество. Взмах крыла бабочки на одном краю земли порождает тайфун на другом. Что будет бабочкой, а что будет тайфуном?       Я тянусь рукой к его шее. И правда мило спит. Хочется улыбаться, смотря на него сверху вниз. Хочется сжать руку, выбивая последние вдохи. Вдруг всё что было — одетая им, ради извращённого желания поразвлечься, маска? Его недавние слова о любви вынуждают думать в этом ключе, разве можно испытать любовь за такое короткое время? Тогда почему я не испытываю того же, а может, я просто не понимаю этого? Вопросы остаются без ответов, я остаюсь без сна, пальцем ощущаю его пульс. Медленный и громкий, он эхом отыгрывается в моей голове. Я могу избавиться от него прямо сейчас. Надавить. Всего чуть-чуть. — Давно проснулась? — я дёргаюсь, его голос доходит до ушей словно через толщу воды. Борюсь с собой, но всё же перемещаю руку с шеи на лицо, сдавливаю щёки указательным и большим пальцем, делая его похожим на рыбку. Быстро целую его, резким движением откидывая одеяло с острой потребностью очутиться в ванной, но Риндо таким же резким движением тянет меня обратно. — Минут десять назад. — лживые слова покидают ротовую полость быстро и ненавязчиво, так, что я даже не понимаю, что вру ему сейчас. Просмотренные документалки были моим хлебом насущным в детстве, особенно та, где рассказывали как попадаются на вранье. Не бегать глазами, не заламывать пальцы рук, быть уверенной в собственной лжи так, будто это чистейшая правда. — Врёшь. — он отрезает попытку, пока та ещё была в зародыше. Жаль, что его проницательность не такая же острая, как его зрение. Появляется стойкое ощущение, что спроси он меня, в порядке ли я, то понял бы всё сразу, едва бы я открыла рот. Пытаюсь возразить, а он так нахально пользуется этим, целуя меня и проникая в рот языком.       Удивительно, как эти горячие поцелуи, с большим количеством слюней, успокаивают меня. Напоминают о ночном откровении. Избавляют меня от звенящей в голове паранойи. Едва ли я хотела, чтобы он останавливался. Он сверху, но не наваливается всем весом, а стоит на коленях, опасаясь причинить дискомфорт. Рукой залезаю под резинку его домашних штанов и нижнего белья, обхватывая наполовину вставший член. Начинаю медленно двигать ладонью, отодвигая крайнюю плоть, ощущаю его зубы, впивающиеся в мои губы. Он оттягивает нижнюю губу, кусая её и тут же целуя.       Свободной рукой тяну его одежду вниз, приподнимая таз для его удобства. Горячие руки Риндо цепляют нижнее бельё, стаскивая их вниз и откладывая куда-то в сторону. Он касается бёдер, подтаскивая меня к себе, ощущаю как его пальцы проникают в меня, медленно двигаясь, выбивая из меня хныканье и мольбы о большем. Я хотела его не потому, что это он, а потому, что не только тело отзывалось его ласкам, но и разум будто бы приходил в себя. Может неправильно было использовать его, только лишь для того, чтобы отключиться. Может стоило исчезнуть до того, как он проснётся.       Может я сейчас делаю ошибку, закусывая губу когда он прикасается головкой члена к влажному лону, медленно входя в меня. Секс ощущается грязным из-за минимума предварительных ласк, из-за того, что сверху мы одеты. Моя футболка прикрывает бёдра, он чуть откидывает её вверх, хватаясь за мои тазобедренные косточки, поглаживая их большими пальцами.       Он не целует меня, так же грязно смотря сверху, а я не могу смотреть ему в глаза, прикрывая веки, открывая рот в исступлённом наслаждении. Медленный темп с сильными толчками доводит до грани, ощущаю как он крепко держит меня, фиксируя в одной позе. Я не думаю ни о чём, кроме этих медленных движений, моля о более быстрых, но Хайтани, явно специально, замедляется ещё больше. — Посмотри на меня. — я качаю головой, сжимая веки до летающих кружочков. Не могу, не хочу, не буду. Пусть не вынуждает меня, пожалуйста, иначе я снова свихнусь, иначе я буду думать только о том, как он убивает меня из раза в раз. Слышу его тяжкий вздох, который явно символизирует, что он больше не будет пытаться.       Толчки то становятся чаще, то вновь замедляются до скорости улитки. Редкие стоны, которые Рин себе позволял будоражили, бросая то в жар, то в холод. Навязчивый стук в дверь вынуждает Риндо закрыть мне рот рукой, ощущаю жар его кожи. Ощущения иные, чем в первый раз, всё напоминало скорее эмоциональный взрыв с последующим «перепихоном». В последний момент, когда он выходит из меня, изливаясь прямо на живот, я со всей силы кусаю его в место между большим и указательным пальцем. Слышу его шипение, открываю глаза только для того, чтобы увидеть как он махает рукой. — Давно хотела это сделать. — я смеюсь, ладонями прикрывая лицо. Я всерьёз думала как убить его минут сорок назад, опьянённая мыслями искалеченного разума, укусить его за руку — малейшее, что я могла сделать.       Когда открываю глаза не вижу его рядом, слышу звук льющейся в ванной воды. Бумажным полотенцем, лежавшим дурным напоминанием рядом, вытираю с живота небольшое количество семенной жидкости, профессиональным баскетбольным движением отправляя скомканный комок бумаги в урну. Какая же я дура. Блять. Он держит руку под потоком холодной воды, придирчиво осматривая след от моих зубов. Из двух следов, явно от слегка сточенных клыков, идёт кровь, всего немного, но идёт. Рин смотрит на меня, тут же отводя взгляд, а я не думаю ни секунды, перед тем как стать сзади, неловко обнимая, сцепляя руки в замок на его животе. — Прости. Я не хотела. — чистая ложь. Хотела, хотела отгрызть ему руки, чтобы он не смог убить меня ими. В голове стучит эгоистичная мысль — защитить свою жизнь любой ценой, даже если ею окажутся хорошие отношения с ним. Никакого чувства стыда, только навязчиво дребезжащий инстинкт самосохранения. — Прощу, если поцелуешь. — он собственным руками погружает меня в самое начало, когда я стеснялась даже поцеловать его. Выдавливаю из себя смех, целуя его в губы, а после оставляю лёгкий поцелуй на руке. — Теперь простил.       Подозреваемый номер два — Ран Хайтани.       Я не так часто пересекалась с Раном, чтобы знать о нём что-то более той информации, что мне рассказал Риндо. Но то, каким он взглядом смотрел на меня, было сродни тысячи ножей. Неприязнь, сочившаяся из каждого небрежного движения рукой или из устало прикрытых глаз, была физически ощутимой. Впору было отрезать не сливочное масло, а это напряжение между нами, которое Рин, сидящий между нами, умело игнорировал. Или же попросту не замечал.       Какие у него были причины убить меня? Естественно, Риндо. Я занимала чуть ли не семьдесят процентов его времени. Моя зубная щётка была в его ванне, кружка на полке в кухне, вещи в шкафу, благо Ран не знал, что я пользуюсь деньгами его брата и уже который раз отвергала предложения Рина о собственной копии ключей. Я безрассудно вторглась в их мир на двоих, немощная и беспомощная, с извечной потребностью в защите. Естественно, Ран скучал по спокойным временам, когда он мог спокойно пройти на кухню, не заставая целующихся нас.       Причин было много, но итогом моих умозаключений было одно — братская ревность. Если у Рана был только Риндо, то у Риндо был Ран и я. И последнего это явно не устраивало, а за кривой полоской тонких губ явно скрывалось дикое желание высказать всё прямо здесь и сейчас, но он стойко держался. Только вот почему? Из-за Рина или чтобы не вызвать подозрений, когда я испущу последний вздох?       Сладкая паранойя намекала на последнее и я, будучи ведомой овечкой в стаде, покорно слушала такие же сладкие речи. Нестабильная нервная система же буквально молила закатить истерику, обвиняя их обоих в своей смерти, но едва ли они бы поняли. Всё тот же инстинкт самосохранения вопил скорее всего уносить ноги, а я, в данной ситуации, считала его вопли высшей инстанцией, которую слушаться следовало безоговорочно. Ни одного звонка от Чифую или Такемичи, потрёпанные временем ботинки и отказ от предложения подвезти, высказанный Риндо. Я покидала Роппонги в старом вагоне метро с забитой головой, зато живая.

***

sound: bones — connectingtoserver       Подозреваемый номер три — Чифую Мацуно.       Лучше бы не приезжала, честное слово. Отсутствие мамы дома развязывают Чифую язык и руки. Я молча слушаю его истеричные речи, он не затыкается ни на минуту. Будто бы я сама теперь не подозревала всех, кого знала. Даже его. Почему он? Не знаю, но вряд ли всё было так просто. Он срывался на мне, заставляя визжать барабанные перепонки. — Он может ебнуть тебя в любой момент, а ты, как послушная собачонка, думаешь только о его члене и как бы удобнее пристроиться. Совсем все мозги вытрахала? Так сходи, блять, к психиатру! Подумай о себе наконец, я же пытаюсь помочь. — я с громким стуком ставлю кружку на стол, чуть ли не откидывая стул на пол подрываюсь, чтобы выписать брату звонкую пощёчину. Руку обжигает тупая боль, я махаю ей, чтобы унять это чувство. — Завали ебальник, Чифую. Я устала выслушивать нотации и советы от того, кто никого не мог защитить, как бы не попытался. Ты пытался вернуть Баджи и где он теперь? В земле, тупая ты тварь. — хочется уколоть по больнее, оттолкнуть с концами, чтобы он даже не подходил ко мне. А ведь поступаю я едва ли не в точности как Кейске. Разворачиваюсь к нему с диким желанием уколоть побольнее, но только сталкиваюсь с последствиями. Щеку обжигает острая боль ответной пощёчины, я психую, замахиваясь на него.       Осыпаю его голову и лицо ударами ладоней, желание выцарапать глаза стоит выше семейных чувств. Едва ли удары были сильнее тех, что он отхватывал на очередных драках, но я так надеялась, что боли они приносят больше. Мазохистская часть мысленно кричала Чифую дать сдачи, ведь я прекрасно знала, что едва ли он был особо терпеливым. И я дождалась этого момента. Ощущаю его руку на своём виске, которая толкает меня в сторону дверного косяка прямо лицом.       Горящая боль обжигает челюсть и нос. Пальцами скольжу по носу, то ли вытираясь от крови, то ли собирая её на пальцах. Улыбаюсь ему широкой улыбкой, кровь течёт из разбитой губы, но я не прекращаю растягивать уголки губ. Пальцы в крови скользят по его лицу, бесстыдно пачкая светлую кожу. Легко хлопаю его по лицу, шепча «молодец». Мы оба выглядим как побитые собаки. У него на лице — царапины от моих ногтей и небольшие синяки, и я, с кровавым лицом.       Сигарета сама лезет в рот, я поджигаю её прямо в коридоре, громко хлопаю дверью, выходя на улицу. Сплёвываю кровавый сгусток на белый бетон, наблюдая за срывающимся снегом. Среди крови, смешанной с слюной, виднеется белый осколок. Скольжу языком по зубам, находя резец без маленького куска. Отлично.       Откидываюсь спиной на перила, не думая о разбитом носе закидываю голову назад, глубоко затягиваясь. Снег летит в глаза, остаётся в чёрных волосах. Домашний фиолетовый свитер не спасает от пронизывающего холода. А я чувствую себя так ахуенно, что даже не спешу зайти обратно. Пачкая сигарету в крови затягиваюсь снова и снова, периодически кашляя от сигаретного дыма. Сплёвываю кровь снова и снова, пока не остаётся ничего во рту.       Теперь у Чифую ещё больше причин меня убить. Блять. Слёзы стекают по лицу, смывая остатки столь важной для человека жидкости с моего лица. Окурок, уже давно потухший и скуренный до фильтра лежит в моей руке, я вытягиваю язык, ловя им снежинки. В детстве мы делали так вместе. Я не знаю, почему делала всё это, почему медленно сходила с ума. Может употребление всё же оставило свой след в виде слетевшей к хуям крыше, может, я просто дошла до точки невозврата. А может вообще не стоило мне говорить о том, что я сдохну? У каждого действия свои последствия, у каждой причины есть подоплёка.       Какая подоплёка у того, что я прошла мимо Чифую, даже не взглянув? Стыд, боль, смешанные в самом жестоком коктейле. Я тру лицо до жгучей красноты, промываю нос чтобы избавиться от металлического запаха крови, который, кажется, отпечатался в моём мозге. Горячая вода в ванной обжигает конечности и я впервые, не считая того секундного момента пару десятков минут назад, даю волю эмоциям. Лучше бы я не знала, лучше бы не углублялась в эту хуйню, пожирающую мой мозг. Даю слезам свободно стекать по лицу, никаких всхлипов и посторонних звуков. Пытаюсь внушить себе, что плевать я хотела на всех них. Всё равно все они сдохнут. Все умрут, а я останусь. sound: thomas mraz — gloucoma       С математикой я справляюсь точно так же, как с собственными чувствами — одинаково хуёво. Я всё ещё стояла на решении оттолкнуть всех подальше от себя, поэтому перед Чифую, пришедшим под вечер просить прощения, хотя это я должна была извиняться, я с громким стуком закрываю дверь. Отделить, сделать так, чтобы обо мне забыли. Кимико навязчиво спрашивает о синяках на лице, я же уверяю что всё хорошо.       Вырываюсь из школьного ада с кучей долгов, закуривая прямо перед входом. Забирать меня было некому — Чифую бы не стал этого делать, звонки Риндо игнорировались с момента позорного побега из его квартиры, с ним я ограничилась коротким сообщением «я занята, потом». Но мне реально кажется, что я попала в ебучий водоворот. Лицо Сейшу такое же пустое, как и у меня. Его появление не вызвало никакого удивления, сигарета в зубах вяло опущена вниз, подобно моему настрою. — В сталкеры записался? — он махает головой, ничего не говоря. Мне слишком холодно, чтобы тормозить, поэтому без позволения впихиваю свой рюкзак ему в руки, вынимая оттуда клетчатый шарф. Жаль не удавка. Пальцем откидывая окурок от себя, наматываю тёплый кусок ткани в два слоя, застёгиваю молнию рюкзака и уверенно иду в сторону дома, разворачиваясь только через пару десятков секунд, идя уже спиной вперёд. — Ну и чего ты встал? Пошли. Или боишься оказаться на территории Свастонов? Как ты вообще узнал где я учусь? — Ты тогда только и могла говорить, как хочешь попасть сюда. Я просто рискнул. — я хмурюсь, едва ли не поскальзываясь на снеге, скатанном в толстый шар льда. Хватаюсь за свободную руку Инуи, подхватывая его под локоть. Может, я умерла потому, что разбила голову об лёд? — А на твоих Свастонов мне плевать. Что с лицом кстати? — Забей. Даже не помню, чтобы мы хоть о чём-то говорили вживую. Только как ты мило краснел. Тебе идёт, кстати. — его отросшие волосы закрывали затылок, мягкими волнами падая на лоб. Несмотря на последнюю встречу, он не вызывал во мне никакого негатива. Его руки явно были всё такими же удивительно холодными, потрёпанный красный свитер я помню ещё с тех времён.       Я тяну его за собой в раменную, он же не сопротивляется, садясь напротив. Вытягиваю ноги вперёд, складывая их крест-накрест, внимательно вглядываясь в его лицо. Светло-зелёные глаза смотрят с безразличием, редкие лучи солнца превращают его волосы в жидкое золото. Он всё такой же милый мальчик, каким был два года назад. — Мы же примерно в этот период расстались тогда? — он кивает, обращая внимание на фунчозу с курицей больше, чем на меня. Ловким движением разделяет палочки, начиная ковыряться в тарелке. Всё ещё убирает морковь. Я улыбаюсь этому, принимаясь за сырный тануки. От ненавязчивого разговора о старых временах веет теплом и я была бы рада, если бы паранойя успокоилась, но.       Подозреваемый номер четыре — Сейшу Инуи.       Разыгравшееся воображение было не остановить. Вопрос состоял в том, какие причины были у Сейшу меня убить? Естественно, конфронтация Свастонов и Драконов. Вчера я была слишком занята, чтобы узнать о принятом решении, но даже если руководство отказалось бы от каких-то активных мер, все ещё был Такемичи, который не отступится от спасения Хины. Был Мицуя, который не отпустит Хаккая и Юзуху обратно в ад. И была я, которая просто хотела защитить Юзуху. Столкновение, или целой бандой, или отдельными её ячейками, было неизбежно, мы с Инуи заведомо были на разных сторонах.       Мои подозрения укрепляются, когда он говорит, что по большей части мы расстались из-за его вступления в восьмое поколение Драконов. Вымогательство, драки, год колонии, за который Майки уничтожил девятое поколение. Фанатизм Сейшу был пропорционален моей паранойе. Человека, одержимого чем-то, ничего не остановит, даже если препятствием окажусь я — так я размышляла в этот момент. Мои ноги в ботинках касаются его лодыжек. Он не был обязан мне ничем, поэтому с лёгкостью мог убить меня, если я буду помехой на пути его личной обсессии. — Так зачем ты пришёл ко мне? — я не ждала тёплых слов, хоть и услышать их было бы приятно. Палочками гоняю остатки лука-порея по дну тарелки, смотря исключительно на него, а не на светлое лицо Инуи. — Хотел попросить тебе не лезть на рожон. Тайджу всё равно кого калечить. Мне тоже. — бинго. Он только что оправдал мои опасения. Я улыбаюсь, поднимая взгляд с тарелки на него. Лезу в карман, доставая деньги и оставляя их на столе. Шарф вновь обматывается вокруг шеи, а Сейшу смотрит на меня с непониманием. Встаю, чтобы приблизиться к его уху. — Давай тогда насмерть, ммм? Сможешь? — целую его в шеку, накидывая рюкзак на плечи. Улыбаюсь ему, взлохмачивая волосы. — Увидимся, Сейшу. Пока-пока.