***
sound: bones — calcium У Сейшу такой же рюкзак, он сидит на лавке, топая ногой в ритм играющей в наушниках песне. При виде меня он поднимается, берёт меня за руку, сплетая пальцы в замок. Я вдыхаю, сжимая его ладонь в ответ, большим пальцем оглаживая место от запястья до сустава. Обычно, если мне приходится идти с кем-то, взявшись за руки, большой палец остаётся оттопыренным в бок — небольшой загон в голове, проводящий невидимую черту между людьми. Мы идём около десяти минут до станции метро, а я всё думаю об ебучем пальце, испытывая лёгкое волнение. Оно проходит только когда мы заходим в вагон, садясь рядом с друг другом. Его бедро касается моего, я тихо цокаю, когда он широко разводит ноги, откидываясь на сиденье, и предлагает мне второй наушник, который я принимаю. Джастин Тимберлейк вещает о бегущей реке целых семь минут, покуда нам не приходится покинуть вагон, останавливаясь на станции, откуда ходят поезда в близлежащие города. — Ты хочешь убить меня где-то вдали от Токио? — я останавливаюсь в зоне для курения, доставая из пачки сигарету. Инуи смеётся, называя меня дурочкой, сцепляет руки сзади и отходит к стенду расписанием, выискивая нужный нам поезд, а после сверяется с часами на руке. — Я не обещал, что место, которое я хочу показать будет в Токио. Предлагаю только смирится, но у тебя всегда есть выбор. — мне от чего-то кажется, что он говорит вовсе не о поездке, вынуждает меня прикусить язык. Сигарета оказывается в урне, руки тянутся к шнуркам на его красном худи. Оно потрясающе контрастирует с его кожей, оттеняя ожог, и светлыми волосами. Ему в принципе шёл красный, будь то ткань, или кровь, текущая из разбитой брови в церкви. — Тебе идёт красный. — шепчу я, увлекаясь этой мыслью и затягивая шнурок больше нужно, скрывая его рот и оставляя только глаза и нос. Его рука тянется, чтобы ослабить натяжение, я целую его в нос и отворачиваюсь в сторону, скрывая румянец на щеках. — Сколько у нас свободного времени? — С тобой всё время мира может быть свободным. — ощущаю его ладонь на щеке, Инуи вновь разворачивает моё лицо к себе, прикасаясь к устам. Его губы обхватывают мою верхнюю, проходятся по обветренным участкам, цепляя корки. Он отстраняется, а я ощущаю вытекающую кровь, которую его пальцы стирают с моих губ. — Но сейчас нам хватит разве что попить кофе. Пойдём? Я киваю, цепляясь за его руку, и мы покидаем станцию, оказываясь на улице. Там практически безлюдно, и это даже немного, пугает. Я не вижу краски Шибуи и огни Роппонги, одни лишь бетонные коробки. В любом случае, горячий капучино, который я принимаю из рук баристы кофейни, стоящей неподалёку от выхода со станции, кажется довольно вкусным, а ещё прекрасно греет руки, медленно покрывающиеся синими точками среди выделяющейся покрасневшей кожи. Раньше мне казалось, что это обыденная вещь, пока на уроках биологии не дошло дело до синдрома Рейно — спазм сосудов кистей в ответ на воздействие холода и так далее. Руки Сейшу были обычными, казалось, что он в принципе не испытывает холода, напротив, оттягивает толстовку так, будто ему невообразимо жарко. — Тебе не холодно? — обхватываю стаканчик ещё крепче, пытаясь согреть кончики пальцев. Мой кофе уже наполовину выпит, он же на свой только дует, пытаясь добиться оптимальной температуры. Наклоняюсь, отсёрбывая совсем немного. — Зачем покупать кофе, чтобы потом пить его ледяным? Сейшу поджимает губы, будто обдумывая что-то пару десятков секунд, а после выпивает всё одним махом и выкидывает стакан в урну. Бросает короткое «пора», разворачиваясь обратно и вынуждая меня повторить за ним, морщась от жара в горле и животе. Вновь хватаюсь за его руку, перепрыгивая по две ступеньки, и в конце концов оказываясь в вагоне. Там тепло и людей не особо много, только мы двое, мужчина слева и пожилая женщина справа. Откидываюсь на сиденье, укладывая голову на его плечо. — Расскажи мне, Сейшу. Ты же говорил, что исполнишь всё, что я хочу. — моя рука вырисовывает круги и зигзаги на его бедре, поднимаясь от колена всё выше и выше. Его же рука заползает под толстовку, находя живот. Ощущаю ледяное прикосновение, из-за чего шикаю, отстраняя голову от плеча парня и тем самым ударяя макушкой по подбородку. Целую его в место удара, хватая за ладони и затягивая в собственные рукава, намереваясь отогреть. — Я просто не люблю говорить об этом. Делать вид, что пережил пожар и лишь изредка вспоминать Акане — одно дело. Другое — когда тебе кажется, что в полной тишине ты слышишь треск горящих в огне костей, когда ты задыхаешься, потому что твой мозг решил вспомнить запах чадного дыма. — он водит по моим запястьям пальцами, всматриваясь в пейзаж за окном. Я всё ещё не спросила, куда мы, но промзона заканчивалась и начинался залив. Прямо за окном с той стороны сотни парящих чаек и бурлящие волны. С этой всего лишь Инуи, сжавшийся до размеров бактерии. — В моей голове я всё ещё в том доме, горю и слышу крики Акане, пока огонь проникает в меня. Моя мать-психолог вечно твердила мне, что это нужно прорефлексировать, но мне вроде и так нормально. Я ощущаю, когда мне холодно, но предпочитаю это игнорировать. Вот и всё. Приходится жить с этим и вечным чувством вины. — Но ты же не виноват, разве нет? Что это было, короткое замыкание? Ты жертва, а не катализатор. — он выглядит подавленным, глаза покраснели и стали ещё ярче, привинчивая меня к сиденью. Стыд за то, что я заставляла его вновь переживать это распространялся по телу, вынуждал глубоко дышать и вцепиться в его руки пальцами. — Я знаю, что мои слова ни на что не повлияют, но пожалуйста, не вини себя. — Тяжело так думать, когда каждый с кем я был знаком тогда, так и норовит напомнить тебе об этом. Родители звонят каждые выходные и напоминают, что я обязан хранить память об Акане, найти приличную работу и закончить со всем этим. Коко… — он вздыхает, высовывая руки и неловко потирает шею. Я не влезаю, а молча жду, пока он продолжит. — Я знал, что он влюблён в Акане, и что спас он меня по ошибке. Хаджиме продолжает видеть во мне её, и меня это даже, ну, устраивало. Даже когда это переступило опасную линию. — Ты был влюблён? — на ум тут же приходит Юзуха и тот лёгкий поцелуй. Не имей я всего лишь двойки по шкале Кинси, то определённо задумалась бы над чувствами к Шибе, но смотреть на то, как напрягаются скулы Сейшу и дёргается кадык — истинное наслаждение и я ничего не могла с собой поделать. — Скорее, испытал минутную слабость. Пару минутных слабостей. Всё ограничилось поцелуями и мы, вроде как, решили этот вопрос. В любом случае, сейчас он гуляет с какой-то девчонкой. Как её там… Дия? Диа? Я рад, если он смог пережить этот опыт с Акане. — Инупи поджимает губы, глубоко вздыхает и устремляет взгляд на меня. Его руки тянутся ко мне, притягивая к себе и крепко обнимают. Ощущаю поцелуй на макушке и то, как он утыкается носом в волосы. sound: arctic monkeys — i bet you look good on the dance floor Наши случайные попутчики выходят спустя пару десятков минут, оставляя нас одних в вагоне с видом на залив. Мы пересаживаемся, закидывая ноги прямо на сиденье. Его взгляд устремлен на водную гладь, а мой — на него. В нём было столько эмоций от того, что он видит, что это не могло меня не тронуть. Зажмуриваюсь до разноцветных кружочков, но в итоге не сдерживаюсь и налетаю на него. Руки обхватывают его щеки, поцелуи распространяются по всему лицу, на губах же он отвечает, кладёт ладони поверх моих и тонет в моих чувствах словно в том заливе за стеклом. Контраст между ним тем, другим, кружил голову. Отрываться от него не хочется, но его пальцы подбираются к рёбрам, вычерчивая какие-то тайные знаки, вновь вызывая у меня щекотку. Я взвизгиваю, пытаясь отстраниться, но он только тянет меня на себя. Бью его по рукам, пытаясь это прекратить, вскакиваю на ноги, отбегая от Сейшу подальше. Делаю нелепые попытки спрятаться за поручнем, которые вызывают у него приступы смеха. Он встаёт следом, медленно надвигаясь на меня, вынуждая меня медленно отходить назад, спиной вперёд. Неожиданный рывок, я снова кричу, запрыгивая на сиденье с ногами, лишь бы он не поймал. Мы бегаем из угла в угол, пока он не сбивает меня в бок, заваливаясь вместе со мной на сиденье. Я тяжело дышу, обуреваемая желанием покурить и обнять весь мир красными ладонями. — Ты мне нравишься, Сейшу. — старое правило, новые люди. Никаких «люблю» и других громких слов, а ему достаточно и этого. Он закладывает мои волосы за ухо и наклоняется близко-близко, разделяя со мной один кислород. — С тобой легче. — Ты мне тоже, Акира. — он вновь и вновь принимает мои правила, в его глазах моё отражение. С ним было ощутимо безопаснее, комфортнее, тепло разливалось во мне так же, как в нём — огонь в тот день. — Хочу, чтобы ты кое-что послушала. Я киваю, выпрямляя спину, и сажусь боком напротив него. Он лезет в карман за плеером и минуту что-то выбирает. Один наушник подаёт мне, другой же надевает сам. Песня начинается с гитары и в целом ощущается довольно динамично. На первой строчке он поднимает глаза на меня, вторя строчкам — «stop making the eyes at me, i’ll stop making the eyes at you». Его губы шевелятся, беззвучно вторя песне. О холодных запястьях, об игнорировании, Ромео и Джульетте, о том, что он не знает о целях моих поисков и о том, что я лучше выгляжу на танцевальной площадке. — Намёк, что ты хочешь быть этой площадкой? — поджимаю ногу, опуская голову на колено. Он пожимает плечами, но улыбается мне заискивающе. Опускаю руку на его бедро, поглаживая большим пальцем. — Ни разу не слышала эту группу. — Что-то британское, подарок Хаджиме на Новый год. — он пожимает плечами, вытягивает руку вдоль спинки сиденья и облокачивает голову на неё. Альбом продолжает играть, Инуи дёргает ногой в ритм, мерный стук колёс по рельсам. Остаток пути проходит в переглядках и тишине, позволяя выдохнуть после незапланированного кросса по вагону. Мы прибываем на станцию, которую я тут же узнаю, но про которую вспоминала недавно только единожды. Родная Миура встречает ветром, ласково приглашает вздохнуть и закрыть глаза, откинув голову назад. Я застреваю на перроне в такой позе на минуту, переваривая произошедшее. Инуи неловко переминается, дёргая руками за лямки рюкзака, словно ему вновь пятнадцать. — Если ты не читаешь мысли, то я не знаю, как объяснить то, что ты привез меня именно в Миуру. — хлопает глазами и натягивает улыбку, пожимая плечами. Едва ли станция изменилась за эти несколько лет, в отличии от меня. Бросаюсь к нему на шею, крепко прижимая к себе. — Спасибо. Мне это было нужно. Он расспрашивает о Миуре, но не рассказывает сам, как связан с ней, из-за чего я злюсь и пихаю его локтем в бок на всём нашем пути в ближайшую забегаловку, где можно было бы согреться. Изначально ласковый бриз стал резать острыми ножами лицо, вынуждая прятать руки в карманы. Не особо примечательная идзакая не выделяется интерьером, но здесь тепло и, наверное, вкусно. Мы заказываем комплексный обед, наслаждаясь мисо супом и жаренным во фритюре тунцом. И, может из-за компании, а может из-за какого-то детского нетерпения, это было лучшим, что я пробовала. Пока Инуи оплачивал обед, я натягивала еще одну кофту под толстовку, чтобы точно не замерзнуть. Небольшая поездка на автобусе, в которой Сейшу стоит сзади, положив ладонь на мою руку, сжимающую поручень. Маяк из моего детства стоит все так же, омываемый поднимающимися волнами, а я просто хочу расцеловать парня за то, что вытащил меня в беззаботные времена. Мы отходим чуть подальше, прямо к небольшому холму, лишь бы не намочить обувь. Инупи достаёт яркий плед, который расстилает на траве, смешанной с песком, пока я, обхватив себя руками, завороженно смотрю на устремленный в небо маяк. — Мы планировали съездить сюда, родители, я и Акане. Но потом случилось то, что случилось и они забыли, что не только сестра хотела сюда. Я тоже хотел. — разворачиваюсь, смотря на сидящего Сейшу. Коленями становлюсь на плед, неловкими движениями подвигаясь к нему. Руки обхватывают его плечи, притягивая к себе, пальцы устремляются к волосам и проходятся по прядям. Он глубоко вздыхает, утыкаясь куда-то в районе рёбер, кольцо из рук оказывается на талии. Хочется дать ему выговориться, не торопить, только лишь утихающий ветер и цитрус в фолликулах его волос. — Не могу забыть о ней. Вспоминаю каждый день, виню себя, терплю вид её обгоревшего тела в кошмарах, попутно утопая в повседневности. Поэтому я подумал, может приезд сюда поможет? — оставляю поцелуй на его губах, ожидая, когда он успокоится. Слова были излишними, поэтому пальцы продолжали перебирать пряди волос. — Я в порядке, не волнуйся. Не хочешь тоже высказаться? Заливу, мне. — Я не знаю, сейчас я чувствую себя… нормальной? Рядом со мной люди, которые меня поддерживают, все проблемы медленно сходят на нет и единственное, что останется, это экзамены через пару месяцев. — я слезаю с него, садясь рядом, сгибаю ноги в коленях и обхватываю их руками. Солнце медленно начинает заходить за край, появляясь из-за облаков и даря окружению потрясающий розовый цвет. — Единственное, что я сейчас боюсь — то, что все придёт в норму, и мне не понравится. Я боюсь, что каждый последующий день будет похож на прошлый, и я потону в этой петле. — А если этот день будет сегодня? — он отзеркаливает мою позу, солнце окрашивает ожог на его лице в яркое пятно. Я толкаю его в плечо, не размыкая ладоней на своих ногах, смеюсь и все же подлезаю, оказываясь в кольце его рук. — Все будет в порядке. Знаю, что мои слова не истина в высшей инстанции, но это так. Просто дай себе время и помни, что тебе не нужно справляться со всем в одиночку. — Только в этом случае. — мне неудобно, но ощущение, что дарит мне Сейшу, сильнее дискомфорта, поцелуй между линией волос и ухом сильнее дыры в груди. — Спасибо, Сейшу.***
sound: palms trax — outflight Недорогой мотель, больше похожий на отель из-за возможности взять еду в номер и стереотипные белые халаты, встретил теплом, а комнаты, несмотря на цену, чистотой и запахом очищающих средств, так что брезгливо кривить нос не было смысла. Сейшу тут же отправляет меня в ванную, где я позволяю себе зависнуть под потоком кипятка из крана на несколько десятков минут. Кожа на руках остаётся все такой же красной, только теперь из-за жара, но меня все устраивает. Укутываюсь в халат, ноги скользят в тапки, а кончики мокрых волос холодят шею, когда приходится выйти в комнату. Инупи проскальзывает прямо за мной в ванную, так, что я не успеваю даже глянуть на него, зато за чуть больше пяти минут его отсутствия успеваю натянуть белье и понять, что слишком проголодалась. Заваливаюсь на мягкий матрас, открывая небольшое меню, когда Сейшу выходит в таком же халате. Он устало вздыхает, заваливаясь на свою кровать, и закрывает глаза сгибом локтя. Руки закрывают меню, а тело тут же оказываются чуть выше расплатившегося Инуи. Пальцы вновь оказываются в мокрых прядях волос, он открывает глаза, пристально смотря на меня. Опускаю голову вниз, целовать его верх ногами неудобно, но нас это не волновало. Когда поцелуй обрывается, его ладонь откидывает ткань с моего бедра, устраиваясь между ног. Влажные после поцелуя губы оставляют след из слюны на внутренней стороне бедра. — Закажем что-то? — он только кивает, оставаясь растворенным там, где только что подарил мне поцелуй. Его пальцы гладят колено, поднимаются выше и тут же спускаются, вызывая у меня мурашки во время небольшого разговора по телефону. Небольшие ласки продолжаются, пока мы ждём. Лицо краснеет вовсе не из-за льющегося из крана кипятка, а из-за его горячих рук, вынуждающих меня откинуться на подушку, а самого Сейшу подняться выше. Губы проходятся по шее, медленно спускаясь к соскам. Издаю протяжный вдох, когда язык касается горошины соска. Он втягивает его в себя, языком выводит что-то понятное только ему, пока пальцы левой руки занимаются вторым соском — трёт его между пальцами, легко оттягивает, вынуждая встать, а после место пальцев занимает рот, меняя местами. Подушечки пальцев растирают слюну по ареолу, также трут и оттягивают, резко зажимая и вынуждая меня выгнуть спину. Мысли о том, что грудь вовсе не была моим чувствительным местом, выходят из меня вместе со стоном и влагой, впитывающейся в ткань нижнего белья. Стук в дверь отнимает влажный рот от моей груди, Сейшу сжимает руки в кулаки и ударяет по матрасу, вскакивает быстро и несколько неловко, бурча под нос «блядские роллы». Пока он забирает еду, запахиваю халат обратно, часто дыша. Пластмассовые боксы оказываются на кровати, Инуи дрожащими пальцами пытается снять крышку, после быстро распаковывая палочки и закидывая в рот ролл с осьминогом. Прикрываю лицо ладонями, смеясь в глубь своей кожи, вопрос «что?», слышащийся мне иначе из-за набитого рта, звучит растерянно. — Мы можем оставить их, если… если хочешь. — пожимаю плечами, откидываясь обратно на подушку. Он качает головой, бросая мне палочки. — Не хочу быть жмотом, но я за них заплатил, поэтому было бы неплохо, если бы ты поела. — вздыхаю, показывая недовольство, и тянусь к роллу с маринованной в соусе креветкой. Она идёт туго, вынуждая сделать усилие, чтобы проглотить. — Могу тебя покормить, если хочешь. Когда я киваю, он уже макает еще один ролл в соус. Палочка устремляется к моему рту, а содержимое разрывается пополам между моим ртом и телом. Сейшу выдаёт еле слышимое «блять», откладывает палочки на поднос, языком собирая разбросанный по мне рис вперемешку с тунцом. Он скользит почти там же, где он и был пять минут назад. Впору было ему выдать звание лучшей горничной года, дрожь в моих ногах громко аплодировала этому решению. — Ты решил совместить? — он улыбается, пожимает плечами, опуская ролл мне в рот. Его губы оказываются напротив моих, разделяя кусок и поцелуй одновременно. Разбавленный соевый соус, который обычно используют везде, но не в Японии, льётся на впадину между рёбрами, в центре между грудью. Ощущаю соль на губах и языке, когда поцелуй углубляется, а халат не скрывает практически ничего. — Или это все изначально было злобным планом, чтобы развести меня на секс? — Ты можешь просто сказать «нет». — горячие пальцы обхватывают мою лодыжку, поднимают на уровень с его лицом. Губы скользят вниз, к колену, к бедру, вынуждают обхватить его торс ногами, прижимая к себе. — Вопрос в том, хочешь ли? — Не хочу. — ответ, самый простой и лёгкий, вылетает с скоростью ультразвука, поднос с остатками еды оказывается на тумбе, а халат на полу. Все начинается вновь с груди, влаги на сосках и обхваченного рукой бедра. Пальцы скользят по внутренней стороне, то подбираясь к ткани нижнего белья, то убегая от него. Меня ведёт из стороны в сторону и потряхивает от лени в его движениях, от мучительной медлительности, вынуждающей привстать, чтобы оказаться сверху. Волосы, уже почти высохшие, падают на лицо, попадая в глаза. Инуи ладонью заводит пряди за ухо, приближая моё лицо к своему. На его бёдрах сидеть все так же удобно, удобно увернуться от поцелуя и спуститься к шее под самым ухом, чтобы легко закусить и тут же облизать этот участок кожи. Так же медленно, как и он, целовать в шею, ногтями скользить по прессу и хвататься пальцами за тазобедренные кости, когда тело понемногу спускается вниз. Я пытаюсь воскресить его два года назад в своей памяти, с ужасной короткой стрижкой и худым телом. Год с небольшим в колонии изменили его к лучшему, но сейчас я смотрела на него как на незнакомца. Не ощущать и миллиметра пространства между нами до чёртиков приятно, перемещать ладони с мышц на руках на плечи, подставлять талию под нежные прикосновения и ощущать вновь вставшие соски. Он не хочет лежать, садится на кровати и льнёт ко мне, хоть и не желает быть выше, небольшие клыки царапают острые ключицы. Рукой веду вниз, под резинку белья, обхватываю член рукой, пальцами откатывая верхнюю плоть и растирая уже выделившийся предэякулят по длине. Он тянет меня за собой, вынуждая лечь, спускает руки на ягодицы, сжимая их и проводя по окружности. Медленно вожу рукой вверх и вниз, ощущаю его дыхание в своём ухе, тяжелое и прерывистое. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — останавливаюсь, осыпаю поцелуями его ключицы, шею и лицо, миллиметр за миллиметром. Его пальцы впиваются в мои волосы, подводя к моим губам напротив его. — Все, что хочешь ты сама. — он целует меня, ведёт свободную руку, которая все еще покоится на ягодице, вниз, пальцами проводя по влажной ткани мокрого белья, задевая вход и легко надавливая на него. В сочетании с его языком в моем рту все это вызывает только вибрацию, когда я стону от этих небольших ласк. Отрываюсь от его губ, начинаю медленно спускаться вниз головой, языком веду по прессу, оставляю поцелуи на животе, пока он не останавливает меня, чтобы отбросить нижнее белье в сторону. Вновь обхватываю член рукой, делаю пару движений вверх и вниз, перед тем как обхватить головку губами. Слышу, как он шипит, вновь припадая ладонью к моим волосам и протяжно стонет. Понемногу насаживаюсь все глубже, не забывая одновременно с движениями ртом двигать ладонью. Рот наполняется слюной, которая при каждом движении вверх льётся вниз по длине, оставляя мои пальцы мокрыми. Волосы липнут к затылку, но Сейшу параллельно с тихими стонами не забывает убирать их обратно, выдает сбивчивое «блять» когда головка упирается в стенку горла, и неосознанно толкается вперёд, выбивая у меня последний воздух и слёзы, которые либо скатываются по виску, либо впитываются в чёрную ткань повязки. — Блять, прости, если тебе тяжело, то… — он порывается сесть и тут же валится обратно, когда я, выровняв дыхание, втягиваю воздух в себя, образуя во рту вакуум, и медленно спускаюсь к основанию члена. Делаю несколько таких фрикций, во время которых он метается словно от пыток, шипит сквозь сжатые зубы, пытается оттолкнуть меня, но не может. Вакуум во рту растворяется, язык скользит по длине, приходится чередовать быстрый и медленный темп, Сейшу внезапно дёргается и прикрывает глаза рукой, в тот же момент, когда я чувствую, как рот медленно заполняется солёной спермой. Поднимаюсь вверх, наощупь пытаясь найти оставленные салфетки и по итогу сплёвываю всё на бумагу. Во рту сухо и слегка горько, но это не мешает прильнуть к Инуи, тяжело дыша ему в шею. Он гладит меня по спине и волосам, целует в лоб и уголок глаза, пробуждая во мне все самые нежные чувства, на которые я была способна. А еще я была рада, что именно он это делал. Девяносто три километра по встречной до удовольствия, девяносто три, делающих из меня безрукую амфибию, плавающую в небольшой луже на дне выбоины. Его руки гладят мои плечи, спускаются на талию, сжимают кожу на бёдрах и ягодицах, прикосновение губ к шее превращают меня в лужу, прикрываю веки. Эти же губы скользят вниз, горячее тело рядом покидает своё место, голова вновь оказывается у моих разведенных в сторону ног. Поцелуи по внутренней стороне бедра мягко перетекают в прикосновения языком к половым губам, выбивающие из меня небольшой вздох и спертое дыхание. Он находит клитор, втягивает его в себя, будто пытается отомстить за то, что делала я. Кто бы ни говорил, что месть подают холодной, в нашем случае она оказывается раскаленной магмой, проникающей в мои вены и тело, вынуждающей выгибать спину и зажимать его голову бёдрами. Язык очерчивает складку за складкой, отвлекая внимание, поэтому когда первый палец входит в меня, я кричу, зажимая рот рукой. Блядский Сейшу, блядская Миура, синий отсвет на его лице, когда он отрывается и смотрит так проникновенно, что хочется отвернуться. Ладонь скользит по талии, ногам, касается впалого живота. Казалось, я вижу в нём все сто личин, но сейчас мы были только вдвоём, мокрые от пота и слюны. Насколько глубоко я в нём, и излечимо ли это? Синий отсвет вспышкой освещает комнату, второй палец эхом разносит громкий стон. Мышцы непроизвольно сжимаются вокруг длинных фаланг, Инуи резко выдыхает, начиная двигать пальцами, разводя их в стороны и сжимая вновь. Горло пересыхает от вылетающих в пространство комнаты стонов, присутствие его языка в моем рту становится жизненно необходимым. Тяну его наверх, позволяя оставить пальцы во мне, льну к его губам, притягивая за шею. Язык сплетается с чужим, будто начиная гладиаторский бой на арене Колизея, его свободная рука до боли сжимает талию, вынуждая утопать в божественном экстазе. Клянусь, со стороны все выглядело как «Экстаз святой Терезы Авильской» Бернини, и от таких ассоциаций ноги только больше начинали дрожать. Внизу живота набухает и взрывается бомба на несколько тысяч килотонн в тротиловом эквиваленте, заставляет коротко вскрикнуть перед оргазмом в его губы, недовольно вздыхая. Мне было мало, хотелось ощутить внутри не только его пальцы, но его всего, хотя я всегда была излишне чувствительна. С ним — особенно, несмотря на свои небольшие кинки на унижение и грубый секс, подобная нежность, которую он подарил, вызывала слёзы в уголках глаз и мольбы о продолжении. — Скажи, чего ты хочешь? Прошу. — он переплетает наши пальцы, смотрит на меня умоляюще, с распухшими от поцелуев губами и влажным блеском в глазах. Липкие от пота тела липнут друг к другу, я оставляю поцелуй на его лбу, смотря в поразительного цвета глаза. — Я хочу тебя. На мне, во мне, пожалуйста. — он качает головой, смеётся и утыкается в грудь. Язык вновь скользит по соску, вынуждает сжать пальцы еще крепче, выгибая спину. — Блять, да трахни меня уже. Он отрывается от груди, улыбается сквозь поцелуй в губы. Руки разжимаются, лёгкий шелест упаковки презерватива, и его несколько смущенное лицо вновь оказывается рядом с моим, ощущаю твёрдую головку члена напротив входа в влагалище, дразняще водящую от входа к клитору. Нервно начинаю хмыкать, открываю рот в новой просьбе, но резко выгибаюсь вновь, выдавая громкий стон, когда член входит где-то наполовину. Внизу слишком много влаги, позволяющей ему проскочить одним движением. Он наполняет меня, заставляя конечности задрожать. Боже, я была готова кончить снова от одного лишь его присутствия внутри меня. Инуи медленно двигается вперёд, останавливаясь и задерживаясь так на добрый десяток секунд. Мне хотелось коленно-локтевой, намотанных на кулак волос и резких движений, выбивающих из лёгких весь воздух. Хотелось ладонь на горле, заставляющую задыхаться на пике между смертью и блаженством, закатывающихся глаз и грязных слов в свой адрес. Но он слишком нежен, целует в уголок губ, двигается в первый раз аккуратно и медленно, вновь переплетая пальцы. «Я люблю тебя» оказывается призраком слов на его губах, оказывается без ответа — я не готова на то, чтобы меня вновь толкали в бездну. Свобода яд, свобода веером выпускает лезвия, шагать назад, в неизвестность, бредовая идея. Я готова на всё, лишь бы насладиться этим кратким единением, медленными толчками в моё тело. Осознание, что я могу любить только так, обухом бьет по голове. От чего-то становится больно и грустно. Может, я люблю драматизировать свою жизнь. Люблю садиться на тротуаре, обнимая колени, вздыхать от возможной тяжести своей судьбы до боли в груди, утопать взглядом в потолке под какую-то песню. Может. От щенячьего взгляда становится нестерпимо тяжело, но я ведь люблю драматизировать, выступать в роли ненадежного рассказчика этой истории? Может и не было никакого взгляда, не был тех слов, может я все это себе выдумала. Оторваться от неожиданного эскапизма из рук вон получается плохо, вернуться к нежным рукам и поцелуям на шее. Отпускаю сцепленные ладони, тянусь к прилипшим волосам на его лице. Рука ложится на моё лицо, большой палец проходится от губ до щеки, и обратно. — О чём ты думаешь сейчас? — он останавливается, смотрит честно и открыто, будто готов внимать всем моим переживаниям. Может, так и было. Я не знала и не была ни в чём уверена. — Могу я узнать что тебя беспокоит? — Ты и то, что не могу дать, как бы не хотела. — от чего-то в уголке глаза собираются слёзы, но не бегут от виска до волос. Остаются там, пока Сейшу не сцеловывает их, улыбаясь так легко и свободно, что мне становится завидно. — Я не прошу, а ты не обязана. Просто будь со мной здесь и сейчас. Мне достаточно. — но мне нет. Мне до боли под рёбрами стыдно, но от Инуи веет такой уверенностью в своих словах, что я не могу противиться им. Я благодарно прижимаюсь к его губам, не в тех мокрых и прожигающих низ живота поцелуях, но в том, от которого, боже, блять, какая заезженная фраза, в желудке появляются бабочки. Двигаюсь вниз самостоятельно, призывая продолжить, и он внемлет моим немым просьбам. Руки вновь сплетаются вместе, контакт глаза в глаз(а) выжигает чёрную дыру. Едва ли он торопился, делал все аккуратно, будто это наш с ним первый раз. В некотором роде, так и было ведь? Спустя некоторое время он тянет меня на себя, приглашающе вынуждает сесть на его бёдрах, сливаясь в одно целое. Ноги все еще немного трясутся, но я все же стараюсь, двигаюсь сама, вверх и вниз, позволяя Сейшу немного отдохнуть. Целоваться становится трудно, губы кажутся такими, будто в них вкололи несколько миллилитров гиалуроновой кислоты, настолько распухшими они были. Руки окольцовывают талию, тяжелое дыхание возле уха. Я могла только позавидовать его выдержке, меняя движения из вертикальных в горизонтальные. Может быть, мы даже теряем сознания на несколько минут, я не знаю. Но вот я снова оказываюсь спиной на кровати, мозолистые пальцы проходятся по впалому животу и я ощущаю, как внутри меня становится пусто. Он только собирается открыть рот, но я понимаю без слов, переворачиваясь на живот и подкладываю под него небольшую подушку. Инупи вновь толкается в меня, вновь вызывая во мне дрожь. Язык проходится по капелькам пота на позвонках, зубы смыкаются на лопатке, я стону в одеяло, в один момент не имея возможности вздохнуть. Рука сжимается на горле, внизу становится удивительно горячо. — Тебе же нравится так? — прошептать утвердительный ответ не выходит, он резко двигается вперёд, впечатывая меня в кровать. Ему явно непривычно удерживать ладонь под моим подбородком, но, боже, я была готова кончить еще раз только из-за этой милой невинности и неуверенности в его действиях. Медленные, но резкие и сильные движения выбивают из меня воздух, а рука на горле не дает набрать его вновь. Я балансировала между нехваткой воздуха и желанием получить разрядку, но он медлил, проходился языком по спине, заставлял меня выгибать позвоночник, меняя угол, под которым он входит. Боль от неудобного положения глушилась стекающей по бёдрам влагой. Слишком много всего, слишком тяжело, темп ускоряется постепенно. Фрикции теперь происходят так часто, что я натурально задыхаюсь, одинокая солёная дорожка идёт от уголка глаза до виска. Влажные шлепки перемешиваются со стонами, заводят еще больше, хочется кричать от всего того спектра чувств. Ладонь отрывается от горла, позволяя вдохнуть, но тут же накрывает рот, глуша те громкие звуки, что я издавала. Он выходит почти полностью, чтобы после этого снова войти, упирается в шейку матки, вынуждая закусить его пальцы от смеси боли и удовольствия. — Такое обращение ты заслуживаешь, да, принцесса? — чужое прозвище, никогда не звучавшее от него. Оно принадлежит не ему, а тому, другому, но он же не может знать о душной грозе и такой же душной машине? Подумать не даёт очередная фрикция, очередной толчок, но он отрезвляет. Отрезвляет рука на талии, вынуждающая приподнять тело, рука на моих волосах, тянущая назад. Укусы на лопатках, шее, пальцы, сжимающие бёдра до синяков. Изменившийся подход кружит голову, заставляет руку тянуться вниз в поисках клитора, потому что терпеть огромный клубок внизу живота и в мыслях становится невозможно. Двадцать минут назад меня любили как самое ценное, сейчас же имели, будто я пустое место. Я не знала, что Сейшу, такой ласковый и нежный Сейшу, так может. Может схватить руку, которая уже опустилась на клитор, и завести назад, лишая возможности быстрее кончить. — Ты должна закончить вместе со мной. Сможешь ведь? — голова неудобно поворачивается, ловя очередной влажный поцелуй в губы. Утвердительно мычу в его рот, толчки происходят без прежних перерывов. Не иметь возможности пошевелиться, только стонать вновь и вновь, слышать такие же тихие стоны и от него. Отпускает мои руки, опять хватается за талию и тянет назад, пальцы больно надавливают под нижними рёбрами. Последние толчки в несколько раз сильнее, и мы, кажется, и правда кончаем одновременно. Инуи трясёт не меньше, чем меня, не ощущать его внутри себя грустно и несколько волнительно. Видеть покрасневшее лицо параллельно моему, когда мы устало валимся на одеяло, — тоже. Наполненный семенем презерватив оказывается завязан и несколько брезгливым движением опущен на пол. Ладонь на моей щеке, лёгкий поцелует в уголок губ и неловкая улыбка. — Всё хорошо? Если я был слишком груб, пожалуйста, прости, я… мне показалось, тебе такое нравится. — он смотрит куда угодно, но не на меня, приходится перевернуться на бок, подложив руку под голову и вновь обнажив все то, что он так бессовестно изучал собственным языком. Вижу, как глаза скользят по груди и резко оказываются сфокусированы на потолке. — Ты угадал. Я не ожидала, но… от этого стало ещё лучше? Посмотри на меня. — он послушно смотрит, и теперь моя очередь обеспечивать ему комфорт, подползая ближе. Мимолетное касание губ к подбородку, к щеке, и разделенное на двоих спёртое дыхание. — Все было круто, ты молодец. sound: cliff martinez — take off your shoes Он выдыхает, а я утыкаюсь носом в его ключицу. Едва ли меня волновали расцветающие пурпуром синяки на бёдрах и талии, или чуть покрасневшие следы от зубов на плечах. Ноги были ватными и нестерпимо клонило спать. Хотелось поставить этому дню одиннадцать из десяти по шкале Аки Мацуно, и казалось, куда лучше. — Я неплохо разбираюсь в шибари. — шёпот прямо в ухо вытаскивает из сладкой дрёмы, вынуждает встрепенуться и поднять голову. Неверящий смех разносится эхом по комнате, но тут же стихает, когда никаких «шутка» не происходит. Тело двигается само, вновь оказывается над ним, язык сплетается с чужим, вызывая у Инуи стон. Он отстраняется и кладёт ладони на мои бёдра. — Может мы сначала поедим?***
Тело приятно ломит, и даже мешки под глазами в совокупности с тремя часами сна не могут испортить настроение. Мы вновь на станции в ожидании поезда в Токио, он держит мою ладонь в своей, поглаживая её. Вышедшее солнце отражалось в прекрасных зелено-голубых глазах, а волосы все еще были слегка влажными после утреннего принятия душа и очередной близости. Сейшу тянет мою руку вверх, осторожно приспускает рукав толстовки и целует оставшийся после верёвки след на запястье. Так же было на бёдрах, под грудью и на плечах, но не сказать, что это хоть на йоту волновало меня — Прости за это. Надо было сказать, что слишком крепко. — очередные извинения вызывают волну раздражения, я громко цокаю и тянусь к нему, чтобы укусить за губу. — Нет, я серьёзно, не нужно злиться из-за того что я волнуюсь. — Меня в жизни так не трахали, а ты извиняешься? Совсем ебанулся? Не то чтобы меня, в принципе, много кто трахал, но… — Ладонь на губах заставляет замолчать, покрасневший, кажется, с головы до пят, Инуи озирается по сторонам, неловко смотря как, видимо, женатая пара отходит от нас подальше, закрывая детям лет десяти уши. Он убирает руку, вновь переплетая наши пальцы. — Извини, ну ты понял. Он кивает, начиная смеяться с моих неловких покашливаний, за что получает звонкую затрещину. Дорога назад проходит в один миг, нам приходится потесниться из-за большого количества людей, прижимаясь к друг другу, но это как-то не особо волновало. Сейшу провожает меня до двери, вновь пальцами очерчивая следы от использования шибари, но вместо извинений только быстро чмокает меня и, убегая, подмигивает. Качаю головой, открывая дверь в квартиру, снимаю ботинки и валюсь на диван, прикрывая глаз. Место рядом со мной прогибается под чужим весом, вынуждая вновь открыть глаз, смотря на Чифую, опирающегося на спинку дивана. — Мы были в Миуре, у маяка. А потом у меня был лучший секс в жизни и первый опыт в шибари. — он вскидывает брови и смущенно закрывает лицо. Я улыбаюсь уголками губ, зарываясь пальцами в его светлые волосы. — Ты же не представляешь себя на моём месте? — Конечно я представляю себя на твоём месте и… это не то что я хотел сказать. Блять. Забудь. — он вскакивает с дивана, наступает на хвост Пик Джею, но в итоге оказывается остановленным моей рукой. — Я знаю, что ты любил его. Любил Баджи не как друга и капитана, и это… нормально? Это нормально. Мне тоже нравятся парни. Никто не перестанет любить тебя из-за этого, я тоже не икона гетеросексуальности и… — он прерывает меня объятиями, вынуждающими замолчать. Прижимаю его к себе, сжимая острое плечо. — Заткнись уже и молча радуйся «лучшему сексу в твоей жизни». И мне нравятся девушки. — он бурчит это сквозь мой смех, отрывается быстро и берёт на руки Пик Джея, извиняюще целуя его в лоб. Кот недовольно спрыгивает с его рук, семенит к миске и не оборачивается на грустно смотрящего Чифую. — Я хотел сказать, что Такемичи уходит сегодня.