Нас не переписать набело.

      Сол снова закрыл глаза, когда яркое солнце неожиданно ударило в них, и зажмурился, чувствуя стойкое отвращение к солнечному свету и в особенности той, которая могла им управлять. Все, что он раньше знал, или думал, что знал, о Луне и Стелле оказалось ложью — яблоко недалеко упало от яблони. Принцесса Солярии была дочерью своей матери.       Сильва и не знал, что можно настолько сильно ненавидеть того, кто, по факту, до нынешнего дня ничего тебе не делал, но пытки, которые Стелла практиковала на нем каждый вечер, доказывали обратное. Можно. И Сильве оставалось лишь молиться, чтобы Фара действительно была мертва, а ее смерть, пусть и от рук Розалинды, являлась быстрой и безболезненной. Его фея не заслуживала боли.       Он не знал, сколько пробыл в темнице, даже не знал, день сейчас или ночь. Он помнил, что одна из самых страшных тюрем Иного мира находилась глубоко под землей, а барьеры выстраивались не только королями Солярии, но и Верховными феями, в том числе и Фарой. Бежать отсюда было невозможно, разве что сама Верховная снимет свой барьер. Но их осталось всего две — Розалинда и Камила, которую он видел однажды, и которая вряд ли знает, что у них творится. Иначе она была бы уже здесь.       Сол попытался открыть глаза, но даже через маленькие щелки, в которые они превратились, свет бил нещадно. Еще одна пытка. Зажмуриться тоже больно — все лицо специалиста было в разной степени тяжести ранах, от синяков до глубоких порезов. У него даже мелькнула мысль, что с таким лицом его теперь крайне сложно узнать, а потом он вспомнил, что узнавать некому. Он не выйдет отсюда живым, он вообще никогда отсюда не выйдет.       Все, чего Сильве сейчас хотелось — увидеть настоящую Фару. Но он понимал, что это невозможно: еще в первый день, почти сразу, как его бросили в эту сырую и очень холодную камеру, пришла Розалинда и с той мерзкой улыбкой, которую он так ненавидел, сообщила, что Фара больше не представляет угрозы. Они оба знали, что это значит. Даулинг перестала бы бороться только в одном случае — если умерла. А значит, у них нет ни единого шанса.       Но увидеть Фару он все же смог — Луна сделала это особым видом пытки, наравне с холодом и голодом. Он был изможден, руки прикованы к стене наручниками с шипами, на ногах — тяжелые гири и каждое прикосновение к цепям причиняло адскую боль. Сильве не нужно было видеть, чтобы знать — его запястья и лодыжки все в запекшейся крови.       Он отчетливо помнил первый раз, когда блаженная темнота накрыла его камеру, как он поверил, что его мучители все же могут проявить милосердие. Сон моментально накатил, Сильве даже казалось, что он в него провалился, а потом появилась Фара. Не директриса Даулинг, а именно Фара: с заплетенными в косу длинными волосами, в широких брюках и свободном свитере. Домашняя, родная, напоминающая о том времени, когда они были абсолютно счастливы друг с другом.       Фея давно уже не выглядела подобным образом, и Сол должен был насторожиться, но надежда, живущая еще внутри, заставила его рвануть к ней и тут же рухнуть на пол, когда боль пронзила все тело. Его Фара бы моментально оказалась рядом, коснулась бы его, чтобы облегчить боль, но эта — эта продолжала стоять. И тогда он понял, что его ждет. Худший из кошмаров. У специалиста Сола Сильвы было лишь два слабых места — Скай и Фара, но и враги об этом прекрасно знали. И использовали по полной.       Поэтому, когда не приходила Фара, был Скай. Они ничего не делали, лишь стояли у входа в его камеру, скрытую в темноте, и говорили. Все то, чего так боялся Сол, то, что он сам считал правдой. Той самой правдой, которая грызла изнутри, как червь, и заставляла не только сомневаться в себе, но и ненавидеть себя.       Сейчас ему хотелось одного — умереть. Хотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать, но это было слишком просто. Луна не любила простоту, она предпочитала сложность во всем. И жестокость. Раньше, когда они вместе учились, он не верил в рассказы о тирании и жестокости правителей Солярии, но теперь сомнений не осталось. Желание боли и чужих страданий у них в крови.       Темнота снова накрыла его, как одеяло, и Сол на мгновение выдохнул, открывая глаза. Миг почти блаженства, и Сильва не мог не испытывать благодарность даже за эту передышку. Но потом почувствовал, как становится влажно, а затем ощутил воду и на собственной коже. Он знал, что это значит, знал, кто сейчас войдет. А затем ток пронзил все тело, и Сильва закричал. В камеру вошел Андреас.