Dualis

      4:23 ночи. Колин Пирс стоит у входа в ночной бар, с кислым видом посасывая айкос. Заведение скоро закроется — самое время вернуться и попытать счастье с четвертым размером у стойки. Колин кидает стик в урну и, чуть помедлив, вставляет новый. Отчего-то мысли постоянно возвращаются к Агнес — красивой дурочке, живущей в устарелом мире книжных идеалов. Колин, которому с детства прививали практичность, всегда глядел на ее показное «благообразие» снисходительно.       Он отчетливо помнит случай, когда впервые подумал, что она не от мира сего: на литературе училка рассказала о придворном шуте, который разбрасывал деньги, а тем, кто их собирал, отвешивал поджопники; она закончила словами: «Будем честны: любой из нас бросился бы подбирать деньги», — но Агнес воскликнула: «Я бы не стала! — На вопросительный взгляд училки и половины класса она смущенно ответила: — За все ведь придется платить… Если где-то прибавится, то где-то убудет». «Что ты несешь?..» — пробормотал тогда Колин.       Сколько им было? Лет по четырнадцать? Уже не тот возраст, когда веришь в бабкины присказки. Но впоследствии он убедился, что нищебродка, которая до девятого класса ходила с кнопочным телефоном, действительно мыслит такими категориями. Сколько раз она выбешивала его, отвергая подарки, от которых другая девчонка пищала бы?       Агнес, несомненно, чудачка, но — черт возьми! — как сексуальна она была на днюхе недопырка Гарри, когда танцевала, забыв обо всем на свете! С минуту он пялился на нее, не веря глазам и затаив дыхание, прежде чем подойти. Обняв недотрогу со спины, Колин ожидал, что она смешно испугается, но Агнес продолжила танцевать, соблазнительно покачивая бёдрами. Она впервые сбросила маску скромницы и показала, что в ней живет настоящий дьяволёнок! Если б этот эпизод так сильно его не взбудоражил, Колин вряд ли докатился бы до попытки взять ее силой… Ну и алкоголь, конечно, самоконтролю не поспособствовал.       Колин ругается себе под нос. Чувство вины ужасно раздражает. Все же он не настолько конченый, чтобы принять свой поступок как должное. Пару раз он даже думал, что не зря получил по морде, но не позволял этой мысли задерживаться в голове. Ни в коем случае нельзя унижаться и показывать, что ему не по себе или совестно!       Что до Агнес… пусть теперь разбирается со своим патлатым шизиком! Сама виновата… Да! Она сама виновата! Он-то хотел, чтобы у них все было по-серьезке — пробовал по-хорошему, пробовал (чего греха таить!) и по-плохому. Но раз она настолько упрямая, то скатертью дорога!       Хотя жопка у нее, конечно, что надо…       Второй стик Колин кидает на тротуар и сердито давит белоснежной кроссовкой. Сплевывает себе под ноги и хочет вернуться в бар, но что-то привлекает его внимание.       В конце улицы, метрах в шестидесяти, прислонившись к стене на углу дома, стоит человек. Стоит себе и стоит, какая разница? Но Колину кажется (хотя что можно утверждать с такого расстояния?), что человек смотрит прямо на него, пристально, изучающе. Теплый вечерний воздух делается вдруг каким-то промозглым.       Не сводя взгляд с подозрительного типа (возможно, грабителя, который присматривает жертву среди гуляк), Колин шагает к двери, которую так и не откроет. Резкая боль ошеломляет его — жгучая, давящая, словно кто-то схватил его сердце и пытается расплющить! Вцепившись в футболку, Колин отшатывается и с трудом удерживает равновесие. В глазах темнеет. Когда проходит первый шок, он нащупывает телефон, чтобы вызвать службу спасения, но тот выпадает из неверной руки. Следом за телефоном на асфальт летит сам Колин. Боль парализует и отупляет, не оставляя ничего, кроме страха за свою жизнь.       Изогнув спину, Колин видит, словно в тумане, все ту же фигуру на углу дома. Не двигаясь с места, человек безучастно наблюдает за его муками, постепенно растворяясь во мраке.