Сверхновая

      Сергей в кабинете над сайтом работает, когда ему приносят письмо. Он на этот конверт смотрит с подозрением и одновременно с радостью, ведь писем от Олега не было уже несколько месяцев. У Разумовского руки самую малость дрожат. Сережа письмо вскрывает, и на клочок бумаги смотрит. Буквы плывут, текст смазывается, а Сережа смысл уловить не может. У него слезы из глаз и беззвучный крик из самого сердца вырывается.       Ему требуется ровно сорок семь минут на осознание ситуации. Через сорок семь минут Разумовский поднимает на уши всех, кого только может. Никогда еще вертолет не был куплен за какие-то пятнадцать минут. Никогда до того, как это понадобилось Сергею Разумовскому.       Сережа все встречи отменяет, несмотря на их важность, ведь важнее чем жизнь Олега нет ничего на свете. Он, сидя в вертолете, все еще мелко дрожит, но сосредоточенности не теряет, ведь только от него сейчас зависит жизнь Волкова.       В госпитале Сергея паникой накрывает почти с головой, когда он бледного всего в кровоподтеках и подключенного к ИВЛ Олега видит. Разумовский сам не понимает, как его голос остается твердым, когда отдает приказ о транспортировки Волкова в вертушку вместе с аппаратом. Ему никто даже слова против не говорит, но Сергей все же обещает, что предоставит оборудование взамен забранного.       Он Олега в лучшую клинику Санкт-Петербурга доставляет. Врачи в тихом шоке за жизнь Волкова борются сорок три часа. Сережа за это время глаз сомкнуть не может, лишь когда Олега в палату переводят, он в кресле рядом с постелью засыпает.       Разумовский у кровати волковской сидит круглые сутки. Не отходит от него — боится, что что-то случится. Олег же постепенно стабилизируется и даже пару раз приходит в сознание на какие-то ничтожные минуты, но Сережа жизнь снова чувствовать начинает.       Через неделю Волков уже может находиться в сознании несколько часов. Дышать ему все также тяжело — легкое, задетое пулей, дает о себе знать. Сережа его ладонь крепко сжимает и плачет, говоря, что больше его никуда и никогда не отпустит. Олег смеется хрипло и тепло улыбается.       — Сереж, если я выживу…       — Олеж, не если, — перебивает его Разумовский, — а «когда» нужно говорить. Когда я поправлюсь.       — Хорошо, когда я поправлюсь, ты выйдешь за меня?       — Не бредишь? — Сережа его лба касается нежно, на жар проверяя.       — Прости, что все так, — у Волкова голос дрожит самую малость и слезы в глазах стоят, потому что ему страшно услышать Сережино «нет», умирать не так страшно, как этот отказ. — Прости, что без кольца…       Сережа Олега обнимает мягко, всю любовь этим объятием выражая.       — Все будет, я тебе обещаю, когда я поправлюсь и выйду отсюда, — Олег Сережину ладонь аккуратно в руки свои берет и целует ее холодными губами. — Все будет, я обещаю.       — Конечно, все будет, Олеж, и да я согласен.       Разумовский на Волкова смотрит нежно, влюблено и улыбается счастливо.