1001 ночь, или Морская сказка

На следующий день боцману был оказан гораздо лучший прием. Он придирчиво следил за тем, как пассажиры едят капусту, и его холодные голубые глазки, глядящие с красной, как ветчина, физиономии, бегали и вращались самым диковинным образом. Ажелика, сидя на пушечном лафете, уговаривала Онорину и других малышей, которых она собрала вокруг себя, проглотить немного кислой капусты. — Вы птенчики в своем гнездышке, — говорила она им. — Птенчики, откройте клювики! А тот птенчик, который съест три ложки, полетит со мной на самую макушку дерева слушать сказку! Весь вчерашний вечер дети тихонько шептались в одном из уголков твиндека, а потом несколько ребятишек попросили её взять их на следующий день с собой в каюту капитана. — Я все больше склонен думать, что меня забросило в реку подземного царства, — заметил Мерсело, смотревший на вещи с юмором, в котором проявлялась его немалая начитанность. — Взгляните хотя бы на это существо, словно извергнутое из глубин ада… Конечно, в портах каких только субъектов не встретишь, но мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы столько подозрительных личностей собралось на одном корабле. Вы привели нас в донельзя любопытную компанию, госпожа Анжелика… Всякий раз, когда ее друзья начинали поносить «Голдсборо», его капитана и команду, Анжелика чувствовала, что они в какой-то мере обвиняют также и ее, да она и сама ощущала себя виноватой. Но, видит Бог, у нее не было выбора. Она ответила: — Полноте! Неужели вы полагаете, что Ноев ковчег представлял собой менее любопытное зрелище, чем наш корабль? Однако Господу оно было угодно… — Это сравнение дает пищу для размышлений, — серьезно сказал пастор Бокер, подперев ладонью подбородок. — Если бы на землю вновь обрушился потоп, были бы мы, плывущие на этом судне, сочтены достойными возродить человечество и снова заключить с Господом завет? — Вряд ли это было бы возможно с такой шайкой висельников, — проворчал Маниго. — Если как следует к ним присмотреться, сразу заметишь, что у каждого из них на щиколотках рубцы от кандалов. Анжелика не осмелилась ничего ему возразить, потому что в глубине души думала так же. Можно было с полным основанием предположить, что наиболее верных членов своего экипажа бывший средиземноморский пират набрал именно из беглых галерных рабов. У всех разномастных и разноязыких матросов «Голдсборо», чей смех и странные песни иногда по вечерам слышались из кубрика, в глазах было совершенно особое выражение, которое среди пассажиров могла понять одна только Анжелика. Такое выражение глаз бывает у тех, кому привелось томиться в неволе, в цепях, и для кого земля отныне всегда будет недостаточно велика, а море — недостаточно просторно. Они возвращаются в мир, так долго бывший для них запретным, с опасливым чувством, что не имеют на это права, и со страхом вновь потерять свое отвоеванное сокровище — свободу. — Скажите, боцман, зачем вы пристаете к нам с этой немецкой капустой? — спросил Ле Галль. — Сейчас мы должны находиться примерно на широте Азорских островов, где можно купить апельсины и другую свежую пищу. Боцман искоса взглянул на него и пожал плечами. — Он не понял, — сказал Маниго. — Он все отлично понял, — не согласился Ле Галль, провожая взглядом коротышку-боцмана в великаньих сапогах, который поднимался по трапу вслед за матросами, уносившими пустые котлы. *** Когда вслед за Севериной и Онориной в каюту вошли трое мальчишек, Рескатор не смог удержаться от ироничного замечания: — Кажется, вы приобретаете популярность, госпожа Анжелика! Из его первоначальной затеи выходило нечто довольно странное, но что-либо изменить уже не представлялось возможным. — Здравствуйте, монсеньор! Я — Бартеломи, а это Тома, мой брат, и Джереми, наш друг, — мальчуган лет восьми, старший из вновь прибывших, вышел вперёд, поклонился капитану и продолжил, немного волнуясь: — Мы хотели бы тоже приходить и слушать, что госпожа Анжелика рассказывает. Если вы нам разрешите. — Мы съели по три ложки капусты, — важно добавил малыш Тома, глядя на Рескатора своими большими и честными глазами. — Вот как? Ну, в таком случае, мне остаётся только согласиться, — развёл руками пират. — Прошу вас, юные судари, располагайтесь. Но предупреждаю — ведите себя хорошо, ведь рядом с нами дамы, и они на нас смотрят. — Я уже перессказала им всю вчерашнюю историю, госпожа Анжелика, — сообщила Северина. — Вы можете продолжать дальше. — Хорошо. Итак, Юная Графиня, превратившаяся в Бедную Нищенку, везла в маленькой тележке двух своих деток. Она брела по столице Королевства, куда глаза глядят, пока не пришла к таверне «Храбрый Петух». Внутри жарко горел большой очаг, а у маленьких сыночков Бедной Нищенки носики были красными от холода. И тогда она сказала себе — однажды я снова стану богатой и знатной дамой, и мои дети не будут знать ни голода, ни холода, ни бесчестья. И дальше Анжелика рассказала, как Бедная Нищенка стала жить и работать у Старого Хозяина, который потерял недавно свою хозяйку, как она помогла ему наладить хозяйство, как все больше и больше людей стало приходить в таверну, а когда в неё стали заглядывать придворные, хозяйка надевала на лицо маску красного цвета. Тогда посетители прозвали её Красной Маской. — Она работала с раннего утра и до позднего вечера и скоро смогла снять для своих деток домик в тихом квартале и нанять им няню. Ещё Анжелика рассказала, как зимой Красная Маска частенько подкармливала нищих, потому что хорошо помнила сама, каково это — не иметь ни крыши над головой, ни куска хлеба в кармане. — У Красной Маски появились два хороших друга: Полицейский с Собакой и Грязный Поэт. — Он что, не мылся? — спросил Джереми Маниго, славный паренёк лет восьми со светлыми кудряшками вокруг милого круглого личика. — Мыться, по правде сказать, он действительно не любил, а может, ему просто негде было это делать, — разъяснила Анжелика. — Но Грязным его назвали потому, что он высмеивал грязь, скрытую в людских душах. — Разве душа может стать грязной? — удивился Лорье. — Да, к сожалению, может. Когда человек обманывает, тогда она и марается. А если делает зло, то может совсем почернеть. — Как у Тщеславного Короля? — припомнила Северина. — Может быть… Как у Тщеславного Короля и Гадких Придворных. Именно про них чаще всего Грязный Поэт сочинял свои памфлеты. За это они его возненавидели и поручили Полицейскому с Собакой изловить его. Но жители столицы, богатые или нищие, любили Грязного Поэта и всегда прятали его от полиции. Однажды Гадкие Придворные пришли в таверну Красной Маски. Они напились допьяна, потом велели маленькому продавцу вафель накормить их вафлями. А когда мальчик сказал, что он уже продал весь свой товар, Брат Тщеславного Короля проткнул его шпагой. Потом они стали бить посуду и опрокидывать мебель. Старый Хозяин пытался остановить их, но и он погиб. Они убили бы и Красную Маску, но Полицейский отправил ей на помощь свою Собаку. Собака Полицейского была преданным другом, преступников она загрызала насмерть. Злые придворные испугались страшной собаки и убежали. «Почему ты не изловил их, Полицейский? Ведь они настоящие преступники!», — возмутилась Красная Маска. «Потому что полицейский должен служить Королю и придворным, — ответил Полицейский. — Но я послал тебе на помощь Собаку, потому что ты — мой друг». А потом в таверне начался пожар, и она сгорела. Когда Анжелика начала рассказывать о дожде памфлетов, который высыпался после этого на столицу, Рескатор заметил, как она преобразилась. В ней зажегся внутренний огонь, будто сама Немезида вложила в её руку карающий меч правосудия. Она описывала придворных, которые нигде не могли укрыться от едких строк Грязного Поэта, Брата Короля, умоляющего любой ценой остановить «это безобразие», изображала самого Короля, в отчаянии рвущего на себе волосы и вынужденного отправлять в темницу или в изгнание своих лучших придворных, а дети хохотали в голос. — Осталось всего три сундука памфлетов с именами оставшихся трех Гадких Придворных, и ещё один, последний, в котором раскрывалось имя того, кто убил маленького продавца вафель. Столица ждала от Короля справедливого наказания за смерть невинного малыша, а Король ждал, когда полиция изловит Грязного Поэта. Ведь ему совсем не хотелось казнить собственного Брата… Глаза Рескатора за прорезями маски светились неподдельным интересом — было очевидно, что история захватила его не на шутку. «Нет, монсеньор, — с каким-то бесшабашным весельем подумала Анжелика, — сегодня вы не узнаете, чем кончилось дело, пусть ваше любопытство потерпит до завтра. Вы решили помучить меня воспоминаниями, так помучайтесь же немного и сами!». Улыбнувшись самой обворожительной улыбкой, на которую только была способна, она встала, давая хозяину корабля понять, что на сегодня рассказ окончен: — Нам пора уходить, монсеньор, дети уже совсем выбились из сил, — она обняла малышей за плечи и направилась к выходу из каюты, игнорируя возмущённые вопли Онорины о том, что она ничуточки не устала и что готова слушать историю Красной Маски хоть до самого утра. За своей спиной Анжелика услышала лёгкий смешок. Этот невозможный Рескатор, должно быть, разгадал её план. Чёртов колдун! Выйдя на палубу, она вдруг словила себя на том, что тоже улыбается.