Осень

В бурном речном потоке огненными волнами расстилался блеск закатного солнца. Опираясь на набережный парапет, Сергей с тоскливой задумчивостью рассматривал оранжевые всполохи, ярким мерцанием растворяющиеся в водной ряби. Поднять себе настроение мальчик так и не смог. Не помогло даже мороженое, добытое во все-таки нашедшемся продуктовом магазине. Сладость быстро закончилась и к концу трапезы, так же, как и его планы, хорошо провести остаток дня, растаяло, оставив после себя мерзкий липкий налет на кончиках пальцев. Рядом вскрикнула чайка, ребенок, задумчиво грызший вылизанную до блеска деревянную палочку, обернулся на звук. Упитанного вида птица, привлекающая его внимание, совсем не боялась и сделала в сторону Разумовского несколько прыжков, явно любопытствуя, чем таким вкусным ужинает маленький человек. Будто понимая ее вопрос, мальчик скучающе продемонстрировал чайке всё, что осталось от мороженого. Та, сделав пару дерганых движений головой, чуя, что человеческий ребенок даёт ей что-то несъедобное, быстро потеряла к нему интерес и, недовольно раскрыв крылья, потянувшись, отпрыгнула обратно. Бесцельно бродя по улицам, Сергей не знал, откуда на его пути взялась набережная, не знал и как собирается возвращаться обратно, но сейчас не задумывался об этом. Библиотека, как и город в целом, стали не сильно интересны, внутри не прекращая колыхалось чувство ничтожности. И это было совсем не то ощущение, которое так любил дарить детский дом, не сравнимо со стыдом за выговор или обидной беспомощностью после инцидентов подобных утреннему. Это что-то было таким душащим, таким горьким и безысходным, обволакивающим, говорящим, насколько он жалкий. Ощущение собственной ничтожности какого-то совершенно иного уровня, будто его окунули лицом в выгребную яму и сказали, что там его место. Хуже всего было осознавать своего согласие с этим чувством. Да, именно там ему и место, на что он вообще рассчитывает в этой жизни, грезя о всяких несбыточных мечтах. Брат был прав, прав во всем: ничего в их будущем нет, но описываемые близнецом перспективы такие безрадостные и так не хочется, чтобы они стали реальностью. Хотя, что вообще его может ждать, если он уже бракованный, уже с клеймом детдомовца, жирным красным крестом, перечёркивающим всю жизнь. Горестно усмехнувшись, ребенок неторопливо вертел палочку между пальцев. Он просто никто, пустое место, а что пустое место способно сделать, дабы избежать своей участи? — Ничего. Сколько он знает примеров тех, кто выпустился из конкретно их заведения и стал кем-то, не спившимся или не ушедшим на какие-то малоуважаемые работы просто для того, чтобы продолжать выживать? — Нисколько. Есть исключения, но они такие мизерные и незначительные, их можно даже не рассматривать. И он точно таким исключением не станет. Те люди сильные, целеустремлённые и наверняка способны решить любые проблемы, не то, что он. Печально опустив глаза, Сергей тихо вздохнул, а ведь еще утром чувствовал себя едва ли не королем этого мира, привычно нафантазировал себе золотое будущее, меряясь интеллектом с Антоном. — Еще бы с мартышкой померялся, — запоздало отправляя язвительный привет утреннему себе, ребенок негромко шмыгнул носом. Если бы родители были живы, все было бы совсем не так. Облокотившись на перила, мальчик грустно положил голову на свою руку, продолжая рассматривать палочку. Не пришлось бы существовать только для того, чтобы выжить, не пришлось бы так отчаянно бояться собственного будущего, особенно когда твоя нынешняя жизнь и есть сплошной страх. Был бы собственный безопасный угол, теплый дом и вкусный ужин по вечерам, а главное — взрослые люди, которым можно довериться, которых ты безмерно любишь и которые всегда поддержат и поймут, которые будут любить тебя и заботиться несмотря ни на что, просто за то, что ты есть. И брат был бы совсем другим. Без такой токсичной среды, наверняка он стал бы ласковым и добрым, и у них не было бы этих бесконечных ссор на пустом месте, не было бы постоянных унижений из-за его трусости, и он не был бы треклятой «тряпкой», а Влад относился бы к нему с уважением, пониманием и настоящей заботой. Они бы вместе строили планы, глупые детские планы для каких-нибудь шалостей, играли бы во всё, чего сейчас так стесняется близнец, и не волновались бы о том, что их окружает. А по выходным выбирались бы вместе с родителями куда-то в город или на природу, а если бы папа согласился, то и вовсе катались бы с ним на рыбалку, а может он даже пустил бы их в свой гараж, ведь теперь-то они уже достаточно взрослые. И всё у них было бы хорошо. Было бы… Сергей кисло вздохнул, сокрушаясь над отношениями с близнецом. Хотя смысл мечтать, прошлое не имеет сослагательного наклонения, а брат давно получил свое собственно клеймо и скатился туда, откуда уже сложно выбраться. И если Сергею ничего не светит из-за его слабохарактерности, то Влад напротив умудрился похоронить свое будущее своей непробиваемостью. И что его может ждать? Продолжит и дальше катиться по своей наклонной дорожке и влезет в какие-то преступные круги, где заработает авторитет? Ну, для него, наверное, такой путь самый оптимальный, но там и до тюремного срока не долго. А вот этого младшему мальчику совсем не хочется, он же действительно за него боится и желает, чтобы у старшего брата все было хорошо. — Да уж, родительская гордость, — иронично хмыкнув, Сергей ленивым взглядом ощупывал мелкие волны, разбивающиеся о соседний берег. Один способен только мечтать и по сути ничего не делает, предаваясь наивным фантазиям, второй вовсе не мечтает, а только делает и однозначно за свои дела схлопочет уголовку. В памяти всплыл образ улыбающейся матери, треплющей их по волосам. Стало ещё паршивее. Он уже не помнил ее лица, только что-то смазанное, расплывчатое, но одновременно все ещё такое теплое и яркое. Помнится, огненный водопад волос, таких длинных, казалось, в них можно завернуться вместо одеяла и как она долго заплетала их по утрам, отгоняя детей, норовящих баловаться вокруг нее именно в этот момент, а потом привычным движением смахивала тяжёлую косу на плечо. Привычным… Слишком привычным, настолько привычным, что он это движение до сих пор видит ежедневно. Сергей слегка нахмурился. — Да не… Не может же брат помнить все настолько хорошо, чтобы пытаться подражать ее привычкам. Младший едва ли мог припомнить хотя бы глаза матери, и то получалось только с напоминанием что у него такие же. Наверное, воспоминания уже настолько затерлись, что мозг прилагает к ним привычки близнеца, пытаясь хоть как-то их оживить. Или нет… — Нет, — не согласившись со своим сомнением, Сергей оторвал взгляд от речного полотна и посмотрел на противоположный берег, где виднелась какая-то красочная карусель, Влад может и с причудами, но не настолько. Цепляясь за мимолётные урывки прошлого, разлетающегося тонкими паутинками несвязанных воспоминаний, мальчик слегка улыбнулся. Всплыли какие-то мутные невнятные образы, и он не был уверен в их правдивости, но, кажется, они когда-то всей семьёй гуляли в парке с аттракционами. Он тогда упал или подвернул ногу, или ещё что-то, но ему определённо было больно, и папа весь день носил его на своих плечах. А рядом вертелся Влад, вредно требуя, чтобы его тоже покатали. Сергей поджал губы, но все равно не смог скрыть выползающую искрению, но такую тоскливую улыбку. В тот день брат так и не забрался на шею родителя, ведь каждый раз, когда отец пытался взять на руки второго близнеца, Сергей начинал устраивать показную истерику, громко рыдать и капризничать. Вспомнилось даже ощущение, с которым он начинал хныкать, и делал это намеренно, и не потому, что нога болит, а лишь бы не дать Владу получить желаемое. И в этом он преуспел, а потом с надменно-торжествующим видом смотрел на недовольно топчущегося брата где-то там внизу, когда он так высоко и его носят на руках как кого-то особенного. Приятное чувство, оставшееся где-то в глубоком детстве. Во рту явственно почудился привкус сахарной ваты, которую родители купили детям, дабы задобрить и прекратить обиженную истерику со стороны обоих. Впрочем, она не сильно спасла положение, но осталась сладким воспоминанием, таким же приятным и таким же далеким, как и все хорошее, что было в его жизни. Кажется, именно тогда папа строго сказал близнецу, чтобы тот прекращал ныть, ведь он старший и должен понимать — Сережу носят не потому, что любят больше, а потому что ему больно. Наверное, это и был тот самый момент, после которого Влад так возгордился своими несчастными сорока минутами разницы. Интересно, брат помнит тот день? Наверняка нет. А может, этого дня и вовсе не было, а память просто соткала лоскут воспоминаний из кусочков далеких образов. Сергей, тихо оторвав щеку от своей руки, щурясь, посмотрел на закат. Раздраженная злость на брата слегка притупилась. Наверное, тот не обязан все время возиться с ним, ведь они не связаны пуповиной и у него своя жизнь, а он и так старается, как может. — Ага… Но молчаливое согласие с собственными мыслями продлилось не долго. Всё-таки оценив все, что они имеют, Сергей нахмурился, приходя к выводу: нет, всё-таки обязан. Влад все время распыляется в том, какой он заботливый и все делает для младшего брата, только вот по факту ничего такого второй в упор не видит. Так что раз Владу так нравится рассказывать про свои заслуги перед ним, то пускай отрабатывает собственные слова и «нянчится», сидя рядом, а не ковыряется в своей мусорке. Перекладываемая между пальцев палочка внезапно выскользнула из рук и ласточкой упорхнула вниз. Задумавшийся Сергей рефлекторно дернулся ее схватить и перегнулся через перила. Ребра болезненно напомнили о побоях, на секунду задохнувшись, совершенно забывая о своем состоянии и громко ойкнув, мальчик быстро очистил свои мысли от мрачных раздумий и резко подался назад, обхватывая себя руками, дабы унять трезвящую боль. От сильного рывка с головы слетела кепка и медленно, будто желая растянуть свой полет, приземлилась на водную поверхность. Близнец только мрачно посмотрел ей вслед. Айсбергом торчащий козырек, подхваченный бурным течением, быстро уплывал прочь подальше от бывшего хозяина. — Эх… — тяжело вздохнув, мальчик смиренно провожал его взглядом, закончились силы расстраиваться из-за сегодняшнего дня. Толстая чайка, все так же сидевшая недалеко от Сергея, издала неприятный вопль и легко вспорхнула. Будто дразнясь, она сделала широкий круг над упавшим предметом и, грузно приземлившись на бейсболку, словно издеваясь, опять крякнула и стала нагло вычищать перья. Теперь взгляд провожал птицу, капитаном тонущего корабля восседающую на его головном уборе и глумливо удаляющуюся в закат. День до невозможности плох, но нужно искать хоть какие-то плюсы, — хуже точно не станет. Все что могло случиться, уже случилось. Часов у него не было, но судя по положению солнца, пора собираться в детдом. Окончательно проводив кепку в дальнее плаванье, мальчик резко дернулся, на плечо приземлилось что-то холодное и мокрое. Скривившись, Разумовский быстро поднял голову, уже ожидая увидеть, в качестве последнего штриха, завершающего сегодняшний день, белесую струйку, жидко расползающуюся по его одежде. Но вопреки ожиданию, глаза встретились не с мерзкой птицей, решившей завершить вечер достойным его финалом, а с пугающе черной грозовой тучей. Хотя горизонт был кристально чист, Сергей, плавая в своих мрачных мыслях, не видел происходящего с другой стороны небосвода, а он был непроглядно темным и не сулил ничего хорошего. На лицо упала еще одна капля, холодной полоской стекая по губам. — Прекрасно… Видимо, стать еще хуже всё-таки может. А ведь с собой ничего нет, чем можно было бы укрыться, даже кепка и та уплыла. И словно подтверждая его мысли, на голову опять капнуло. Не собираясь дожидаться, когда дождь разойдется, ребенок быстро развернулся, но тут же остановился. Взгляд быстро заметался среди окон незнакомых домов, перепрыгивая на такие же незнакомые и быстро пустеющие улицы. Впереди лабиринты дворов, позади — река. А куда идти? Вот теперь вопрос стал крайне актуальным. Мысль о том, что метро находится где-то неподалеку, давала ложное спокойствие, но теперь мальчику стало совсем неспокойно, он действительно не помнил, как сюда забрёл. Нервно озираясь, близнец панически поджал губы, пытаясь найти хоть что-то знакомое. Туча с ехидной насмешкой решила помочь ему думать быстрее и разразилась грозовым раскатом. Сергей, не зная, что теперь делать, испуганный громким звуком, сразу же бросился в сторону жилых домов. Дождь сплюнул еще несколько дробных капель, будто проверяя свои возможности, после чего резво забарабанил по крышам, прибивая летнюю жару и превращаясь в настоящий ливень. Темное небо расчертил яркий разлом молнии, вновь сотрясая влажный воздух оглушающим звуком грома.