Осень

Тихо продолжая заниматься своим делом и совсем не стесняясь Сергея, Влад с воодушевлённым взглядом сидел на полу и обложился парочкой маленьких квадратных бумажек, на которых была ссыпана самодельная химическая смесь. Младший брат только раздраженно смотрел на его довольное лицо, но большее раздражение в нем вызывали нагло высыпанные перед ним химикаты. Похоже близнец вообще какой-либо страх потерял, а заодно и совесть, впрочем, по поводу второй младшенький сильно сомневался в том, что она вообще у брата имелась. Мысленно его обругав, Сергей снова пообещал себе: следующий раз как их проверят, обязательно наябедничает на Влада. Пообещал, но опять отложил эту мысль на потом и косо продолжил рассматривать руки брата. И самому интересно, что он там делает. Последние пару часов мальчик занимался склеиванием тонких полосок картона в какое-то странное подобие молекулы. Изредка отвлекаясь, он с неодобрением посматривал в сторону младшенького, который уже буквально залез на цветок. Сергей явно привлекает внимание. Тяжело вздохнув, старший вылил немного клея-ПВА в порошок и кисточкой все лениво перемешал. Про себя усмехнулся: «Деградируешь братец». Еще раз покосившись на Сергея, уже едва ли не улегшегося на его алоэ, ребенок подтащил к себе лист картона, оставшийся от какой-то коробки, продолжил нарезать его тонкими полосками. Попытки спровоцировать его настолько грубым и топорным способом вызывали только стыд за младшего брата - мог бы придумать хоть что-то поизящнее. Сергей изгаляясь как только может, тихо вздохнул, переворачивая страницу. Реакция в виде раздраженных взглядов уже не удовлетворяла. Влад обязан хотя бы что-то сказать, что-нибудь гадкое, после чего они обязательно снова поругаются, и это будет хоть каким-то разнообразием. Но нет, старший с завидным для него терпением только наблюдает. Сам же Сергей уже чувствовал, как скоро взвоет. Он и так чуть ли не на стену лезет лишь бы продолжать не разговаривать, но еще пару дней этой затянувшейся молчанки, и он точно сдастся. А нельзя. Иначе Влад выиграет в их негласном споре и, значит, точно извиняться не будет. А на нем висит уже километровый список, за который тот обязан каяться и ползать в ногах Сергея, умоляя его простить. За прошедшую неделю младшенький настолько вызверился на безразличного брата, что отказывался принимать его извинения хоть в каком-то виде, где не будет участвовать пункт со стоянием на коленях. Надоело терпеть это пренебрежение, пускай хоть сколько-то поунижается, если ему не безразличен младший брат. Впрочем, до сентября осталось всего ничего, и, если за это время Влад вообще никак не почешется дабы вымолить прощение, то Сергей все равно окажется на свободе и игнорировать старшего станет намного проще. Сейчас же мальчик чувствовал себя никем иным, как заключенным. Их каждый пару часов проверяли и без надзора выпускали только в столовую, но после этого снова проверяли. В качестве моральной пытки «домашний» арест оказался куда страшнее, нежели какое-то трудовое наказание. Теперь Сергей был бы рад ведру и половой тряпке, которой надо вымыть весь этаж. Он, запрокинув голову, с вялым унынием посмотрел на потолок, цепляясь глазами за угол обвалившейся штукатурки. «Да хоть весь детский дом, лишь бы тебя не видеть!» - Сергей бросил уничижительный взгляд в сторону Влада, желая перехватить его взгляд, и хотя бы так позлить, но тот самозабвенно промазывал картонные полоски и продолжал аккуратно что-то клеить. Дождавшись, когда картон просохнет, мальчик покрутил получающуюся фигуру в руках, с неудовольствием подмечая насколько же бездарно он тратит свое время. Сейчас бы на стройке сидеть, а не вот это вот всё. Хоть в комнате и есть чем заняться, но для полноценного комфорта этого явно недостаточно. Тем более, что этот комфорт ежесекундно подрывает мельтешащий перед глазами Сергей. Хотя жалкие попытки близнеца его взбесить не вызывали ничего кроме снисходительной улыбки, брат все равно нервирует. Притом нервировал бы он раздражение или злость, Влад был бы не против, но отзывается на него только умиление и нежный трепет, который с трудом получается от себя прогонять. «Засранец мелкий и неблагодарный к тому же! - в который раз он сам себе напомнил, что должен злиться на близнеца. - Еще и извиняться не собирается». Хотя ладно, то, что не извиняется даже хорошо. Влада их спонтанная ссора хоть и зацепила, и там было достаточно моментов, за которые до сих пор хотелось отхлестать Сергея по его наглой заднице, но они не столь значимы чтобы придавать им большое значение. А вот младшего, видимо, хорошо задело, раз столько молчит, но тем лучше, пусть продолжает не разговаривать, так всё-таки проще и одновременно сложнее. Как бы ему не хотелось, злиться все равно не получалось, особенно смотря в эти бездонные небесные глаза, которые абсолютно невинным взглядом провожали любое его действие. Только Влад прекрасно знал - верить этой невинности точно нельзя, особенно учитывая, что с точно таким же наивным и безобидным выражением лица брат специально пытается его разозлить. Наблюдать эту обнаглевшую моську Сергея, который из кожи вон лезет лишь бы спровоцировать, становилось все сложнее. Он ведь допровоцируется, и тогда старший мальчик не знал, чего захочет больше: просто придушить брата или задушить его уже в своих объятьях, до смерти затискав при этом. Влад мельком глянул на Сергея, как оказалось, внимательно смотрящего на его поделку. Но тот, заметив интерес в свою сторону, сразу же прикрылся книгой, показывая, насколько ему безразлично то, чем занят старший. «Вот же… Мелкий…» - ему очень хотелось злиться, хотелось как-то обругать брата, и он действительно пытался раздражаться, но Сережа даже не представлял, насколько мило выглядел для Влада, считающего его выходки ничем иным, как способом привлечь внимание. Старший мальчик, подавив в себе очередную улыбку с того, как близнец едва ли не насилует несчастное растение, посмотрел на свои пальцы, сморщившиеся словно мочалка от обильного количества клея, пролитого на них. Может быть, его бы и устраивала эта пытка невзаимодействия с близнецом. Может, было бы и не так дискомфортно от своего умиления к нему. Возможно, он бы спокойно отгонял прочь все непонятные, и оттого мерзкие по своей природе мысли относительно младшего, если бы не одно «но» … Влад никак не мог избавить себя от воспоминаний того сладкого и трепетного волнения, так приятно всколыхнувшего все нутро во время порки младшенького. Лицо слегка окрасилось алым цветом стыда и ребенок, закусив губу, в который раз попытался отогнать от себя такие приятные, но грязные мысли. Мальчик, потупив взгляд, быстро отвернулся в сторону двери, не давая брату возможности заметить свое смущение. Влад нервно потер щеки, пытаясь хоть как-то его согнать. Сергей, все ещё лениво наблюдающий поверх книги, воспринял такой быстрый отворот близнеца, как нежелание показывать ему процесс своего творчества и, тихо фыркнув, бездумно полистал пару страниц, пестривших карандашными пометками. Сидеть на шершавом подоконнике уже надоело, брат реагировать явно не собирается, а просто так насиживать себе занозы не интересно. Он еще немного понаблюдал за спиной старшего, зачем-то хлопающего себя по лицу. Белесая субстанция клея размазалась по раскрасневшимся щекам, и на нее налипла тонкая бумажка, которую брат то ли не замечает, то ли собирается из самого себя сделать какой-то арт-объект. Глядя на постепенно багровеющие уши, Сергей негодующе закатил глаза, ведь наверняка у Влада уже аллергия на всю эту химию началась. «Придурок». Впрочем, придурь близнеца пускай остается при нем же. Младший мальчик неторопливо сполз с подоконника, удаляясь за письменный стол. Для него атмосфера в этом помещении насквозь пропиталась беспросветным унынием и тоской. Настолько его раздражала индифферентность Влада, что хотелось уже открыть форточку, дабы выветрить отсюда эту ауру тошнотворной скуки. Но после шторма из приевшихся 30°, осталось только пятнадцать и на улице резко похолодало, а за окном который день жидкий блеклый туман сменялся противной изморосью. Похоже лето подошло к концу. Влад, уже привычно погрязнув в омуте опостылевших ему мыслей, решил последовать примеру брата и быстро уполз на свою кровать, уткнувшись лицом в подушку. Если раньше его просто выворачивало от своего «поломанного», неправильного вожделения, в котором так хотелось получить внимание родственника в совсем не родственном виде, то теперь эта проблема стала не столь явной на фоне новообразовавшейся. Ему было до омерзения гадко от себя и от чего-то, затаившегося где-то внутри таким невообразимо сладким, приятным и очень необычным ощущением. Комкая наволочку, мальчик приподнял голову, убеждаясь, - брат сидит к нему спиной и ему нет никакого дела до того, чем там страдает старший. Вот и славно. Влад быстро отвернулся к стене, недовольно оторвав кусок бумаги, присохший к щеке, и продолжил теребить подушку, злясь на себя. Сначала абсурдное желание поцеловать Сергея мучавшее его столько времени. По-настоящему, по-взрослому, вот прямо так как показывают в фильмах - пылко, страстно и с языками... От таких мыслей старший мальчик едва не заскулил, разочаровываясь в себе всё больше. Он стыдливо заполз под подушку, пытаясь под ней спрятать свое лицо, сейчас вряд ли отличающееся от спелого томата, а заодно укрыться от собственных фантазий, - не помогло. Потом случился такой приятный вид наказанного близнеца, взбудораживший в нем что-то еще… Что-то еще более гадкое и постыдное. Он даже не понимал, какие именно ощущения почувствовал, но ему понравилось, и от этого «понравилось» становилось мерзко. Хотелось вытрясти из себя душу и хорошенько ее простирнуть, вымывая из нее все это мракобесие. Самое обидное было полное отсутствие каких-либо оправданий перед собой. Он не мог придумать хоть что-то, что могло бы стать вразумительным ответом на такие реакции. И Владу совершенно не хотелось знать каким может стать следующий этап его морального разложения. С каждым новым открытием собственной неправильности ему казалось, что хуже уже точно не станет, но становилось. Влада буквально тошнило от всего происходящего, ведь внутри начинало трепыхаться что-то доселе совсем неизведанное, полностью подрывающее его доверие собственному Я. Всего лишь неделя заточения с Сергеем, одна несчастная неделя на фоне стольких лет прожитых вместе, а он с ужасом поймал себя на ощущении стыдливой заинтересованности, когда младший привычно переодевался перед сном. Чувство стыда вперемешку с желанием подсмотреть, ввело старшего близнеца в паническое оцепенение. Таких глупостей он совершенно от себя не ожидал. Они же всю жизнь видели тела друг друга, и душ всегда принимают вместе. Да и на что там вообще можно смотреть - суповой набор, обтянутый кожей, к тому же абсолютно идентичный собственному, который у мальчика ничего кроме тоскливой грусти не вызывает. Уж что-что, а обнаженное тело близнеца, точно не должно интересовать, но интересует. И не просто интересует, а заставляет желать прикоснуться и почувствовать такое родное тепло его кожи, крепко обнять и зарыться носом в его волосы, вдыхая их запах, а ладонью с жадным интересом провести по его груди, ощупать все его тело и, сильно обхватив за талию, прижать к себе, а потом, наконец, впиться в его губы своими и… «Твою мать!» - все, что Влад смог себе позволить, только тихо выругаться в подушку, слишком ярко понимая куда ползут подобные мысли. Но они всегда обрывались на моменте поцелуя, его фантазия считала этот момент наивысшей точкой единения и не знала куда думать дальше. Чисто теоретически он догадывался, как может развиваться данный сюжет между заинтересованными друг другом мужчиной и женщиной, и то это было довольно абстрактно и непонятно. В попавшихся ему книгах, в которых хоть как-то фигурировали постельные сцены, все описывалось слишком завуалировано и туманно. Фильмами он не был избалован, но в тех, которые видел - вся близость заканчивалась поцелуем, а после наступало утро и парочки просто просыпались в одной кровати. Он знал про наличие журналов, мигрирующих у старших парней от одного матраса к другому, и знал, что там что-то очень непотребное, но способное многое объяснить. К его неудовольствию, встреча с подобным изданием у него все еще не состоялась и, похоже, пора было это менять. Ведь что себе можно представлять, если он до сих пор понятия не имеет как разнополые люди развлекаются, оставаясь наедине. Да и как можно представить себе хотя бы традиционную постельную сцену, если его фантазия не в курсе как может выглядеть обнаженное женское тело. И не те тела дородных рубенсовских дам, изображенных на полотнах в галереях, а настоящей, живой девушки. Марго не в счет. Вспомнив про подругу, мальчик слегка скривился. По его мнению, там мало что может отличаться от них самих, разве что ярко выраженная талия да ежемесячное кровотечение. В остальном она была точно такой же, как и они, ну, может, еще грудь чуть более выпуклая, чем плоскость стола, но на эту мелочь Влад вообще не обращал внимания. И как итог, накопленных знаний не хватает даже для представления традиционных пар. А чем могут заниматься два однополых, еще и брата, еще и близнеца… Задумываясь над этим, его мозг окончательно ломался, выдавая поцелуй как финальную точку подобного взаимодействия. Сладкие мысли утекли в сторону неприглядной реальности, и Влад потихоньку смог утихомирить свою неуёмную фантазию. Да и смысл об этом думать, если проверять все равно не собираешься, ведь младший брат точно сбежит жить в другую спальню, лишь бы держаться подальше от такого извращенца. Он снова начал задаваться привычными вопросами «откуда?» и «почему?» могло возникнуть такое влечение. Что это за безумие и зачем оно поселилось в его голове. Притом так подло и в сопровождении чего-то такого обволакивающего и сладкого, определение которому он просто не мог найти. Впрочем, мысленно оправдываясь и перед собой, и перед Сергеем, он честно пытался найти зерно, посеявшее такой хаос в его мыслях и ощущениях. Найти тот самый момент и причину, когда он «сломался», найти, понять и излечить. И ни в коем случае не вмешивать в это извращенное помешательство Сергея. Это исключительно его проблема, знать о которой брату нельзя ни под каким предлогом. Ведь он сбежит, точно сбежит, а потерять его - последнее чего хочет старший. Окончательно согнав с себя позорную красноту, мальчик пару раз глубоко вздохнул, убеждаясь, что жар, приливший к щекам, прошел. Как же прекрасно было пока близнец драил территорию и не приходилось его видеть. Как же хорошо было на стройке… Это был просто великолепный месяц, прошедший без наличия младшего брата. Ведь было же отличное лето, вот надо ему под конец обернуться такой лажей.