Глава 1.
13 июля 2015 г. в 17:16
— Кати Кэллерс, вы приговариваетесь к пожизненному заключению.
Эти слова перевернули всю мою жизнь вверх дном. Еще только утром я спокойно пила кофе у себя в офисе, а сейчас уже вынесли вердикт. Не знаю сколько времени, за окном темно, а в зале суда много людей. Юристы, какие-то свидетели, лица, которые я вижу первый раз, репортеры, журналисты, — все хотят первыми запечатлеть сенсацию «Известный визажист и бизнес-леди — убийца!» В помещении стоит ужасный шум, и я практически не слышу своих мыслей, не говоря уже о словах судьи, которые обращены непосредственно ко мне. Я не слышу… сижу в неудобном кресле, разглядывая небольшое пятно на белых брюках. Всего лишь капелька кофе — пролила её, когда в мой кабинет ворвались вооруженные до зубов хранители порядка. Первым делом они сковали мои руки наручниками и изъяли пистолет, который я всегда носила с собой. Их немного огорчил тот факт, что оружие зарегистрировано и на него есть разрешение, но в моем случае эта бумага и черный Глок не меняли, ровным счетом, ничего. Только в участке я узнала, зачем меня сюда приволокли, тем более, под таким конвоем. Увидев на столе следователя свое личное дело и список имен, поняла: дергаться бесполезно. Имена… там были все мои жертвы за пятнадцать лет.
— Вы обвиняетесь в убийстве Джонатана Левиса, Джеффа Дамера, Виктора Арманна Паллетто, Алисии Венс, Сэмиэля Деринса…
Я помню всех тех, кого лишила жизни, и страшнее всего то, что иногда я вижу в снах их лица. Но не убивала я Сэмюэля. Хотя, какое это сейчас имеет значение? Трупом больше, трупом меньше…
Когда меня доставили в участок, практически сразу, спустя час собрали заседание суда. Откуда-то нашлись свидетели, но это чистой воды вздор. Тот, кто лишь однажды видел меня на деле, сейчас может похвастаться только созерцанием уютного интерьера гроба. Я не оставляю лишних…
Никого не заботит тот факт, что обсуждаемая ими личность молчит и ничего не говорит в свою защиту. Сейчас я понимаю того бедолагу, который сидит со мной рядом. Адвокат… жаль его, ведь дело мое безнадежное, нет ни единого шанса из тысячи, что вердикт судьи можно как-то оспорить или апеллировать. За тот час, пока собирали коллегию, человек, который вел мое дело, вел, кстати, уже пять лет, разрешил один телефонный звонок в присутствии федералов и прочих. Набрала номер Лэнса… Мне дали каких-то пять минут, но за это время я успела объяснить мужу, что на этот раз попалась крепко. Уверена, он не станет страдать от горя, а будет искать пути, чтобы меня освободить. Но все зря… Попросила также сообщить все Бару и Эмили, поговорить с Софи. Стоило немедленно оградить девочку от телевизора, интернета, газет, школы… Обсуждение матери-убийцы добра ей не принесет, хоть она с самого рождения знает, чем я занимаюсь, каким ремеслом. Мне было привычно жить с чувством, что однажды найдется стрелок более ловкий и отправит мою жалкую душу в ад. Но рождение ребенка изменило многое, если не все.
Я попыталась порвать с киллерством, но не получилось. Просто сократила количество заказов, примерно до трех в год, а то и меньше. Но дело было всегда, как и оружие при мне. Без него я чувствовала себя незащищенной, хоть и в рукопашную драться умела хорошо. Только вот из пистолета ты можешь стрелять практически на любое удобное расстояние, а вот для второго случая надо противника подпустить максимально близко, а этого я не могу позволить.
Надеюсь, что мне разрешат второй звонок. Все бы сокровища мира, чтобы услышать всего одно слово. Мама… Та, что росла без родителей, в детском доме, всевозможно опекала своего ребенка, теперь рушит его жизнь в один момент. Что я за человек? Нет… не человек. чудовище. Из-за меня под подозрением будет и Лэнс. Надеюсь, что он на время отвезет Софи пожить у Барри с Эмили. У них более спокойно… Девочка моя. Девять лет я берегла и не сберегла тебя.
На кофейное пятнышко упала одна слеза. Небесно-голубые глаза казались стеклянными, а дыхание женщины было тяжелым. Она настолько сильно задумалась, ушла в себя, что совершенно не слышала слов судьи. Мужчина в летах что-то спрашивал, а за нее отвечал ее адвокат, которого приставил суд. Никто добровольно не встанет на защиту киллера. Даже не обычного человека, который убивает по причине психического расстройства, а трезво мыслящего, который при этом берет за работу деньги и немалые.
Как мне смотреть в глаза Марти, на руках которой я выросла? Конечно, из-за пожизненного заключения взглянуть в ее глаза не получится, но чертова совесть есть даже у такого чудовища, как я. До чего же дошла… Сколько трупов за моей душой? Вся моя жизнь, словно бинт, пропитана кровью и болью. За то время, которое я провела в участке, мне предлагали исповедоваться и покаяться в своих грехах. Пришлось немного огорчить старика-следователя тем, что я атеист и не хочу лицемерить тому человеку, который будет выслушивать мои лживые покаяния. Если перед кем я и стану на колени, молить о прощении, то перед дочерью и мужем, чьи жизни сломаны благодаря мне, а тому священнику не холодно и не жарко от моего монолога.
Как же тяжело, тело словно наливается свинцом. Я слышу, что ко мне обращаются, что-то спрашивают, но с ужасом для себя замечаю: не могу не то, что разобрать слова судьи… Не могу поднять голову, чтобы взглянуть на него! Мои глаза закрыты, и сижу я неподвижно, словно статуя. Наверняка лишь грудь вздымается иногда, свидетельствуя о том, что дышу, что еще жива. Еще жива…
Словно парализованная не могу сделать ни малейшего движения, и только мысли стаями птиц проносятся в моей голове. Подобный приступ случался только раз, когда я думала, что убила Майкла. Но сейчас все гораздо хуже…
— Кати Кэллерс, вы повинны в тяжелых преступлениях, поэтому суд выносит вердикт: вы лишаетесь родительских прав.
Женщина медленно подняла голову, взглянув на мужчину полными боли глазами.