***
Я до сих пор не понимаю, как этот идиот Джозеф мог меня так обработать. Промыл мозги так, что я до сих пор соглашаюсь на любую чепуху, которую мне говорят, но ведь я довольна этим. Этим довольны все, кроме мистера Эклза. Иногда мне становится неловко из-за его сурового выражения лица на сеансах, но я стараюсь не подавать виду. Услышав эту историю, мистер Эклз рассмеялся и не поверил своим ушам — неужели в далеком прошлом я была тихой и опасливой? На первом нашем сеансе он решил удостовериться в правдивости моих слов и предложил мне съесть рецепт успокоительных, который я должна была отнести в аптеку по его рекомендации. Это было весьма непрофессионально с его стороны, ведь чистое любопытство побороло здравый смысл, но я почти не поперхнулась. С тех пор Дженсен боится говорить мне о чем-либо, ведь каждая его фраза для меня как красная тряпка для быка, как вызов, плевок в лицо моим принципам. Я раздеваюсь в гробовой тишине, стараясь не удариться о шкаф или кровать, чтобы не разбудить свою новую соседку по комнате — рыжеволосую Лили. Аккуратно складываю вещи на стул близь кровати и иду в душ, на ходу собирая длинные волосы в домашний пучок. Открываю кран с горячей, затем с холодной водой, забираюсь в душевую кабинку и на следующие несколько минут растворяюсь в мягких облаках пара. Нужно привести себя в порядок и придумать, что скажу мистеру Эклзу завтра, ведь завтра понедельник, а соответственно в четыре вечера я должна быть у него — очередной сеанс. История о том, как меня поручили этому, к моему сожалению, женатому психологу, тоже весьма интересная. Однажды мистер Эклз стал частью моей выходки, поневоле приняв в ней участие. Он до сих пор не может простить мне этого, но об этом позже. Я забираюсь под теплое пушистое одеяло и оставляю ночник включенным. Несколько минут я смотрю в потолок и пытаюсь не думать о своем психологе. Он хороший добрый мужчина, открытый и всегда готовый помочь. У него приятная внешность, бесконечно красивые глаза цвета молодой листвы, в детстве солнце поцеловало его, и теперь его щеки усыпаны едва заметными игривыми веснушками, на которые я все время пялюсь, в надежде когда-нибудь сосчитать их. Но о моих неразделенных чувствах к Дженсену тоже позже. Да, я называю его по имени — мне кажется, благодаря этому в моих мечтах мы становимся ближе. Я вновь не могу уловить момент, когда проваливаюсь в неспокойный сон. Завтра будет большой день, завтра я буду просить прощения и оправдываться. По-моему, мистеру Эклзу уже не привыкать.Глава 1
21 августа 2013 г. в 19:27
Я брезгливо морщусь и перебираюсь на угол деревянной скамьи, поближе к решетке, лишь бы не видеть, как мой временный сосед по камере совершает акт мочеиспускания, напевая при этом незамысловатую песенку очередной поп-звезды, забравшейся на олимп славы через чужую мятую койку.
Я вижу, как мистер Эклз устало потирает глаза, локтями опершись о стол полицейского, и протягивает мои документы грузному афроамериканцу в форме. Тот нехотя принимает их и кивает в мою сторону, попутно раскрывая паспорт и роняя мое водительское удостоверение, затерявшееся между страниц.
Джеснен, стиснув зубы, оборачивается и смотрит на меня в упор, стараясь пристыдить одним лишь взглядом зеленых глаз, но у него ничего не выходит. Я лишь пожимаю плечами и хихикаю, слыша, как парень за моей спиной блаженно выдыхает и застегивает ширинку. Лицо Дженсена кривит гримаса отвращения, он засовывает руки в карманы черных классических брюк и не спеша подходит к решетке.
Я, находясь по ту сторону, тоже встаю со скрипучей скамьи и подхожу ближе, чтобы выслушать сдержанную тираду мистера Эклза на мой счет. Мужчина совсем близко подходит к решетке, лбом прижимается к ней и выдыхает мне в лицо до жути спокойным и беспристрастным голосом:
— Ты угнала полицейскую машину?
— Я угнала полицейскую машину, — киваю я, не решаясь прижаться к железу и соприкоснуться со лбом своего психолога.
Дженсен лишь прикрывает глаза и отходит, неодобрительно качая головой. Еще несколько минут проходит в полной тишине, чернокожий полицейский составляет протокол и советуется с коллегами, назначая сумму штрафа. Сумма оказывает баснословной, и Дженсен матерится себе под нос, отвернувшись от меня и открыв замечательный вид на его широкую спину.
Скрипит застежка кошелька, деньги с неуловимым шорохом опускаются на стол, заваленный бумагами, и один из полицейских поднимается, бренча связкой ключей. Его шаги тяжелы, это плохой признак, и я отхожу назад, поджимая губы. Ключ несколько раз проворачивается в ржавом замке, и вот путь на волю открыт для меня, но не для моего соседа, который жалобно стонет, стоит мне оказаться по ту сторону изолятора.
Дженсен хватает меня за шкирку и выводит на улицу, назло несколько раз «случайно ударив меня» об углы на поворотах. Оказавшись на свежем воздухе, я горделиво одергиваю толстовку и фыркаю, всем своим видом показывая, что обошлась бы и без его помощи. Вру.
— Зачем ты угнала полицейскую машину? — спрашивает он, повторно доставая кошелек из внутреннего кармана темной кожаной куртки.
— Я поспорила с парнем, который покупал презервативы, — отвечаю я, стараясь отвести взгляд от загорелых рук мужчины.
— Хоть на деньги спорили? — бормочет он будто сам с собой, выуживая из кармана бумажника еще несколько купюр.
— Нет, — признаюсь я, краснея как рак.
— Ты же не надеешься, что я штраф из своего кармана оплатил? — продолжает Дженсен и тянет руку вперед, вручая мне деньги на поездку.
— Верну с первой же зарплаты, — обещаю я и машу своему психологу рукой, разворачиваюсь на каблуках и отправляюсь на ярко освещенную оживленную улицу, чтобы поймать такси.
Дженсен долго стоит на месте и вертит в руках кошелек, смотря мне вслед, а потом, убедившись, что я благополучно забралась в чужой автомобиль, идет на стоянку, чтобы забрать свою машину.
Я же всю дорогу до квартиры улыбаюсь как идиотка, разглядывая прохожих за окном. В который раз мистер Эклз забрал меня из полиции, вырвавшись из дома темной ночью. Сейчас часы на дисплее показывают шесть утра, а еще двадцать четыре часа назад я угнала полицейскую машину. В который раз один из покупателей взял меня на «слабо».
Мистера Эклза я посещаю третий месяц, два раза в неделю — по понедельникам и четвергам. В основном этот человек пытается отговорить меня от затеи соглашаться на все, чтобы пожить полной жизнью, а я пытаюсь очаровать его, строя глазки и выкидывая несмешные шутки. И каждый раз Дженсен удивляется моему новому поступку, который оказывается безумнее прежнего. У меня же на все его укоры и многозначительные взгляды есть одно оправдание — это весело.
— Когда все это началось? — однажды спросил мистер Эклз, ставя передо мной чашку с зеленым чаем.
— Летом две тысячи десятого года, — ответила тогда я и рассказала ему все.
16 июля, 2010 год.
На дворе стояло жаркое душное лето, палящее солнце освещало яркое лазурное небо, а редкие пушистые облака застыли на одном месте в ожидании необходимого дуновения ветерка. По парку разносилось множество звонких голосов, разбиваясь о фонтаны, кишащие людьми. Жара была непередаваемой, и бедняжки не брезгали усесться на обжигающий кафель, чтобы помочить ноги в теплой мутной воде.
Темноволосая девушка в светлом сарафане в ромашку тоже водила загорелой ножкой по воде, воспроизводя легкие волны и щурясь на лучах, поставив руку козырьком в надежде не видеть солнца. Рядом с ней сидел высокий русый парень в тяжелой мокрой футболке. Он умывал лицо и плевался, когда вода нежелательно попадала в рот. Выражение его лица было крайне довольным, и его собеседницу это раздражало, ведь она только что рассталась со своим парнем.
— Джозеф, хватит лыбиться, — громко говорит девушка, стараясь перекричать гул детей, которые плескались неподалеку.
— А ты перестань строить из себя взрослую тетю, — отшучивается парень и тут же срывается вниз, падая в воду.
Спустя несколько секунд он выныривает и широко улыбается своей знакомой, приветливо махая рукой и барахтаясь в воде. Девушка лишь морщится и подминает ноги под себя, оглядываясь по сторонам. Ей ни капли не смешно, она лишь изредка вяло улыбается и кивает, не вдаваясь в суть разговора.
Парень пытается обрызгать свою знакомую, но та лишь отстраняется и осторожно спускается, ступая на горячий асфальт. Девушка наклоняется, чтобы застегнуть молнию на своих босоножках, и именно в этот момент русоволосому молодому человеку удается одарить ее щедрой теплой волной. Америка по-детски визжит и отскакивает от фонтана, роняя полупустую сумку. Старый телефон с дребезгом разбивается об асфальт, разлетаясь на мудреные запчасти.
— Джозеф! — кричит она, в порыве гнева непроизвольно отлетая к скамейке, трагично всплескивая руками. — Что ты наделал?
— Я только что обрызгал тебя водой, — констатирует парень, спрыгивая на асфальт. Он молча подбирает остатки телефона, разбившееся зеркало и блеск для губ, небрежно запихивает их в сумку и садится на лавочку рядом с девушкой. – Вот, держи.
На глаза Америки наворачиваются слезы обиды. Ей не жаль телефона, просто разбитый экран напоминает о разбитом на миллион осколков сердце. Брюнетка смотрит на своего знакомого покрасневшими глазами, принимая сумку и прижимая ее к себе. Она не понимает, как этот человек может излучать столько позитива в такой, казалось, печальной ситуации.
Позже Джозеф берет свою собеседницу за руки, но не спешит сообщать свой секрет. Этот парень неисправимый оптимист, он всегда держит хвост пистолетом и заряжает все свое окружение радужной энергией. Он просит Америку прийти на его лекцию в заброшенном театре, чтобы раскрыть ей все тайны веселой беззаботной жизни. Америка лишь вздыхает и кивает, обещая прийти.
В тот же вечер девушка оказывается в старом здании, где все стены обклеены разноцветными плакатами с надписью «да». Все постеры разных форм и размеров, на разную тематику, но призыв остается неизменным. На одном из плохо прорисованных плакатов девушка протягивает бездомному несколько купюр, а тот благодарно улыбается.
— Всегда говори «да», — произносит Джозеф над ухом Америки, и девушка нервно дергается, от неожиданности подпрыгивая на месте.
— Что? — переспрашивает она и щурится, продолжая рассматривать незамысловатый декор.
— Посмотри на этих людей и скажи мне, разве они несчастны? — Джозеф широким жестом обводит немногочисленную собравшуюся публику.
Америка не может не отметить про себя, что эти люди действительно счастливы. Яркая одежда, дружелюбные лица, разбитые в кровь колени — они словно светятся изнутри. Такой детский видок, но такой лучезарный. Окидывая своих новых знакомых мимолетным взглядом, девушка усаживается на одно из потертых бардовых кресел и складывает руки на коленях, приготовившись слушать.
Дальше идет действительно настоящая лекция, все присутствующие изумленно распахивают рты, ловя и смакуя каждое слово безупречного оратора Джозефа. Парень говорит, что нельзя построить что-то новое, не разбив старое, и ставит в пример телефон Америки. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на то, чтобы безнадежно склеивать осколки своего экрана. Мы должны плюнуть на эту старую рухлядь, без раздумья избавиться от нее, отправив в мусорный бак.
В этот момент Америка незаметно поднимается и на цыпочках выбегает из зала, бесшумно прикрывая за собой массивную дверь. Через несколько минут разбитый телефон летит в непроглядные кусты вместе с сим-картой. Вернувшись в помещение, она слабо улыбается Джозефу, который устремляет на нее взгляд своих ореховых глаз, и садится на первый ряд.
— Как говорится, мы не можем приготовить омлет, не разбив пару яиц. Но только от нас будет зависеть, вкусным ли будет наш завтрак, друзья. А если нет? Мы все должны совершать ошибки, но только мы можем решать, будем ли мы жалеть о содеянном, верно? И как же мы можем приготовить отменные омлет, если потонули в этой рутине? «Нет» — слышу я на каждом углу, и не могу стерпеть этого, — на этом месте Джозеф замирает. — Америка, поднимись и подойди ко мне!
— Называй меня Рикой, пожалуйста, — бормочет себе под нос девушка, на ватных ногах неуверенным шагом подходя к ведущим на сцену ступенькам, покрытым старым выцветшим ковром.
Стоит ей оказаться рядом с Джозефом, как парень грубо хватает ее за запястье и рывком притягивает к себе.
— Как часто ты говоришь «нет»? — тоном строгой учительницы требовательно спрашивает он, а брюнетка лишь теряется под его пронзительным взглядом.
— Всегда, — признается она, стыдливо пряча глаза и пытаясь отвернуться.
— И к чему это приводит? — настаивает он.
— Я не знаю…
— К тому, что твоя жизнь скучна, — завершает Джозеф, отпуская ее левое затекшее запястье. — Ты не пробовала соглашаться? Сколько грандиозных вечеринок ты пропустила из-за своего врожденного занудства? Сколько веселья прошло мимо тебя, лишь потому, что ты сказала «нет»?
В тот момент Америка действительно задумывается над своей непоколебимой суровостью и нежеланием впутываться во всеразличные опасные ситуации, боясь, что исход может оказаться плачевным. Она не прыгнула с парашютом, когда брат подарил ей сертификат на прыжок, она не отправилась путешествовать по штатам со своей соседкой по комнате в колледже, хотя втайне мечтала об этом, она сказала «нет» своему парню, и он бросил ее.
— Ты прав, Джозеф, — покорно соглашается она, чувствуя скрежет в груди. — Я слишком критична к себе и окружающим. Я слишком скучная. Я не люблю рисковать.
— Но ты молода, ты должна рисковать! — повысив тон, воодушевленно говорит парень. — Пообещай мне, что с этого момента ты всегда будешь говорить «да»?
— Обещаю, — дрожащим голосом подытоживает Америка, коря себя за уступчивость и слабость в такой ситуации. В глубине души ей хочется прожить эту жизнь по полной, чтобы было что рассказать своим деткам, умалчивая о некоторых подробностях.