Да, ненавидь себя!
Убей себя!!!
Джиён закрывает глаза. Она не может не после того, как поняла, что значит быть счастливой. В ней ещё есть любовь, много любви, ради которой стоит хотя бы попытаться жить. Джиён делает то же, что и обычно, чтобы убежать от проблем, – закрывает мокрые от слёз глаза и погружается в беспокойный сон.***
Джиён отказывается есть и пить, потому что ей просто становится тошно. Большую часть времени она спит, а когда просыпается, то просто плачет от беспомощности и злости на собственной маленькой, жалкое, хрупкое тельце. Отец пару раз заглядывал, просто чтобы убедиться, что она ещё дышит, а потом уходил на работу. Когда дверь снова открывается, Джиён думает, что это опять он, но слышит мягкие шаги, а потом и скрип кровати. Знакомый аромат окутывает всё пространство, успокаивая. Джиён открывает один глаз, чтобы увидеть лицо Джуён, и снова отворачивается. – Как ты, Мелкая? – Устала. – Да, тяжёлые были деньки. Юнг сломал руку, упав со скейта. Представь себе, этот придурок решил сделать трюк на обледеневшем трамплине. Вот идиот! – Она смеётся, но в её голосе нет ни грамма веселья. – Ты была права. О моём диагнозе и Сэбёк. Джиён знает, что с Джуён можно молчать сколько угодно. Она из тех, кто успокаивает одним только присутствием, всегда рядом, когда это нужно, и Джиён думает, что это несправедливо. У неё есть своя жизнь – девушка в Тэгу, работа, вечеринки, но она проводит всё время здесь, с ней, хотя Джиён абсолютно этого не заслуживает. Это всего лишь закономерный итог её глупости, очередная ошибка, которую она должна пережить. Она чувствует себя Питером Пэном, лишившимся тени. Когда на первый взгляд всё хорошо, но всё равно чувствуешь себя так, будто твоё сердце без анестезии вырвали из груди и растоптали прямо на твоих глазах. Но Джиён не заслуживает быть ни Питером Пэном, ни Венди, ни даже Динь-Динь. Нет, в этой истории она чёртов Капитан Крюк, до дрожи боящийся тиканья часов, потому что это единственное, что напоминает о том, что она не в Неверленде, а в грёбаной реальности с кучей проблем. – Я так люблю её, Джуён. Не знаю, смогу ли влюбиться в кого-нибудь снова. – Все говорят так, когда расстаются, а через месяц уже трахаются с новым. Жизнь длинная, ты обязательно встретишь кого-нибудь. – А если я не хочу встречать? Я хочу быть только с ней, мне никто не нужен. Я не знаю, Джуён, мне так больно. – Как и всегда, когда кто-то разбивает тебе сердце. Мне тоже было больно, но это прошло. Есть вещи, которые нужно просто перетерпеть. Они ещё немного лежат в тишине, думая о своём. Джиён не следит за временем. Для неё всё давно слилось в один бесконечный вечер, и ей нравится. Так не нужно думать о том, сколько возможностей она упустила. Так ей не нужно быть живой. – Почему ты возишься со мной? – Потому что ты моя лучшая подруга, и я люблю тебя, дурашка. Ты важная часть моей жизни, была ею и будешь. И… О Сэбёк. Она не дура и любит тебя, а значит рано или поздно придёт. Просто дай ей время всё обдумать. Всё будет хорошо. Джиён не верит в это. Она не заслуживает Сэбёк, ей нужен кто-то нормальный, без матери-самоубийцы и года в лечебнице для наркоманов, просто хорошая девушка, которую будет любить её так, как Джиён не смогла. Но ей нравится, что Джуён в это верит. – Я очень хочу спать. – Спи, я просто полежу с тобой. Дай мне руку, – Джиён чувствует, как Джуён накрывает её ладонь своей под толстым одеялом. – Вот так, я рядом, ничего не бойся.***
Это один из тех дней, которые Джиён всерьёз боится не пережить. Её собственные мысли требуют, чтобы она поднялась в кабинет отца, достала его револьвер и выстрелила. Они вопят так громко, что хочется заткнуть уши, но голоса внутри, в её голове. Джиён перестаёт заботиться о чём-либо – кто к ней пришёл, зачем, что он говорит, плевать, пусть либо проваливают к чёртовой матери, либо убьют её наконец. Всё, блять, бессмысленно – её жизнь, воспоминания, чувства. Это никому не нужно и никогда не было нужно. Она ничто, микроб, паразит, который следовало бы уничтожить. Мир кажется огромным, и Джиён сворачивается в клубок, прячась под одеялом как ребёнок.Нужно поспать!
Нужно просто немного поспать…
***
Первое, что чувствует Джиён, когда просыпается, – запах кофе. Мозг послушно напоминает обо всех встречах с Сэбёк, и на глазах в очередной раз выступают слёзы. Она бы всё отдала, чтобы рассказать хотя бы на день раньше. Кан могла бы кричать на неё, даже бить, но это было бы лучше, чем тянущее чувство беспомощности в самом низу живота. До её кровати всего пару шагов, но та, кто к ней пришла, проходит их так медленно, будто боится. Свет выключен, шторы задёрнуты, и Джиён не знает, сон ли это. Когда матрас прогибается под тяжестью чужого тела, она думает, что готова отдать правую руку за то, чтобы это было реальностью. – Ты спишь, Ён? Руки начинают дрожать, а сердце колотиться как ненормальное. – Это Сэбёк. Я… Я хотела извиниться за то, что долго не приходила. Прости. Я купила твой любимый кофе… То есть Ильнам приготовил его на случай, если ты вдруг захочешь, – Джиён чувствует, как поцелуй обжигает затылок, и всхлипывает. – Я знаю, что мне следовало быть здесь раньше. Прости, пожалуйста. Я… Я просто… Чёрт… Не знаю, как это сказать. Если что, то я здесь. Я останусь с тобой, пока ты не захочешь, чтоб я ушла.***
Джиён находит в себе силы заговорить с ней только после того, как часы над кроватью переходят отметку в десять вечера. Сэбёк не двинулась с места, только чуть поправила подушку, чтоб Джиён было удобнее, но она не спала. – Что ты здесь делаешь? – Я пришла, чтобы быть с тобой. – Я соврала тебе. Я чокнутая. Как ты можешь хотеть быть со мной? – Ты не чокнутая, просто твой мозг работает по-другому. Это не пугает меня, и я не злюсь на то, что ты не сказала. – Ты должна… – На самом то, что ты не сказала мне, дало мне возможность увидеть тебя с другой стороны. В тебе есть много всего помимо БАР – твоя дурацкая любовь к странному кофе и острым специям, и эта детская одержимость Питером Пэном, которую я обожаю, и твои нелепые шутки, которые заставляют меня смеяться. Это не БАР, это ты, Джиён, единственный человек, который сумел показать мне, что жизнь не такое дерьмо, каким кажется. Моя девушка, которую я не оставлю, пока она сама этого не захочет. Джиён чувствует, как трясутся её руки, и слышит дрожь в голосе. Она сдерживает слёзы, и это больно. Сэбёк не должна плакать. Джиён пообещала, что сделает её счастливой, и она сдержит обещание, даже если это будет последним, что она вообще сделает в жизни. Джиён двигается назад, позволяя Кан обнять себя. – Можно мне остаться с тобой? – Только если ты от меня не устала. – Я никогда не устаю, когда с тобой. Джиён откидывает одеяло, чтобы Сэбёк могла лечь, и просто смотрит на неё. Кан красивая – с пухлыми губами и веснушками на щеках, и она здесь, с ней, держит её за руку, переплетя их пальцы. Она никуда не уйдёт. – Как он тебя впустил? – Ну, нам с Джуён пришлось устроить целый штурм и вправить твоему папаше мозги. Мы обе кричали на него, пока он не понял, что позволить нам войти – лучшее из того, что он может. Джуён даже пообещала, что оторвёт ему яйца, если он этого не сделает. – Моя девочка… Джиён чувствует, как её глаза закрываются, но сейчас ей спокойнее. Она знает, что проснётся завтра не одна, а с Сэбёк, такой сильной и доброй, рядом. И она будет обнимать её так сильно, что даже внутренний демон немного затихнет. Кан никогда её не поймёт, и у них будет ещё много ссор, недоразумений, но сейчас всё хорошо, а жить моментом – лучшее из того, что она может себе позволить.Шаг за шагом…
Минута за минутой…
Вселенная незаметно сужается до девушки, которая держит её за руку, и Джиён впервые думает, что на самом деле кому-то нужно. Да, в масштабе, может, она и ничтожество, но, кажется, она нашла свой космос, свой мир, которому она готова отдать всё, что есть.***
Ничего нельзя исправить так легко, и следующие три дня Джиён снова проводит в постели, просыпаясь только чтобы немного поесть и выпить кофе, который Сэбёк приносит из «Игры». Она смотрит на Кан, которая следит, чтобы она не обожглась о кружку, по её щекам снова начинают течь слёзы. Сэбёк пришлось вставать в пять утра, чтобы приготовить Джиён завтрак, потому что её желудок ревел как умирающий кит, и она всё равно даже не думает злиться. – Эй, ты обожглась? Всё хорошо? – Я так люблю тебя… – Джиён знает, что сейчас выглядит отвратительно – мешки под опухшими глазами, бледная кожа, красные нос и щёки, но Сэбёк мягко улыбается и отвечает: – Я тоже очень сильно тебя люблю. – Ты можешь открыть шторы, пожалуйста? Яркий оранжевый луч скользит по кровати Джиён, и комната в одно мгновение заливается ярким светом. Сэбёк снова садится рядом, не переставая улыбаться, и Джиён чувствует, как тепло медленно заливает щёки. Она не любит символизм и прочее дерьмо, но сейчас ей кажется, что стоит обозначить этот день как «начало новой жизни». Она не будет лёгкой, и её болезнь никуда не денется, но Сэбёк будет рядом, и этого достаточно, чтобы она немного расслабилась. – Могу я тебя поцеловать? – Конечно, – кивает Кан, наклоняясь вперёд. Это не обещание, потому что Джиён почти никогда их не держит, просто скрытая в них обеих надежда на то, что дальше будет лучше. Она больше не потерянная, у неё есть кто-то, к кому хочется возвращаться, с кем хочется быть, и Джиён сделает всё, чтобы никогда это не потерять. – Я люблю тебя, Кан Сэбёк. – Я тоже тебя люблю. Я всегда буду с тобой. – И я. Спасибо. За всё.