Я не должен быть здесь! Мне нужно вернуться домой!
Бедный, бедный Кнайфи. У тебя больше нет дома, хотя его никогда и не было. Ты всегда был один. Полагался только на себя, отталкивал от себя людей, никого не подпуская к своему сердцу. Но что теперь? Ты потерял всех тех, кого мог бы назвать семьёй. Тебя больше никто не ждёт с распростертыми объятиями и словами: «Я люблю тебя». Этого ли ты добивался? За спиной слышится пронзительный свист ветра, от чего парень оборачивается. Громадный смерч, словно кольцевая башня, стремительно шёл прямо в сторону Кнайфа, ускоряясь с каждой секундой. Ещё немного, и вихрь мгновенно засосёт седовласого внутрь, пока острые молнии, подобно охотничьим копьям, будут пронзать его худощавое тельце. Парень пытается ускориться — конечности постепенно немеют. Бежать больше нет сил, обстоятельства вынуждают принять свою судьбу. По щекам мгновенно текут слёзы, оставляя на губах солоновато-металлический привкус. Я не хочу умирать. — мысль пронзает Кнайфа, когда его ноги подхватывает ветряной поток. Это конец.***
Яркий свет бьёт по радужке глаз, и парень жмурится. Он лихорадочно осматривается по сторонам и с облегчением выдыхает - никакой пустоши вокруг. Но не похоже, что юноша находился у себя в каюте. Помещение незнакомое, светлое. Голубоватые стены отдают всё тем же холодом, а едкий запах медицинского спирта окончательно пробуждает мозг Кнайфа от дрёмы. Сложив два плюс два, седовласый понимает, что находится в военном госпитале. Осталось только понять, на своей ли базе. В грудной клетке что-то навязчиво ломит, и парень вновь жмурится, в этот раз от боли. Кнайф быстро припускает больничное одеяло, наблюдая весьма неприятную картину: грудь намертво перевязана бинтами, у ключиц виднеются кровавые пятна. Состояние ноги тоже не обнадёживало - удивительно, как она ещё держалась. Если парень правильно понял, то скоро должна состояться перевязка. Возможно, по персоналу юноша и поймёт, где находится. У них в отделении работали только два медика - Чарджери и Сока. Обе участвовали в сражении на границе, правда, последняя так и не вернулась домой. Многие не могли смириться со смертью Соки, в особенности Чарджери. Они с ней были хорошими напарниками и, как следствие, имели неплохие взаимоотношения. Ходил слух, что между ними было что-то большее, чем дружба, но всё закончилось лишь глупыми сплетнями. Как бы то ни было, Чарджери очень тяжело переживала утрату подруги: на время траура она запретила упоминать имя Соки всем, кого она считала причастным к её убийству. Сама же девушка охладела. Возможно, она винила себя в смерти коллеги, что было вполне объяснимо, ведь Сока умерла прямо на её глазах. В дальнейшем те, кто попадали в госпиталь, описывали Чарджери как мрачную неразговорчивую мадам: после смерти второй медсестры палаты утратили свою теплоту и уют. Вся эта история не вызывала у Кнайфа доверия. Хотя бы по причине того, что во время прощания гроб, в котором, предположительно, находилось тело Соки, был закрыт. Сами похороны были проведены очень скудно и в торопях. Парень лично присутствовал на мероприятии и не раз задавался вопросом: «А что, собственно говоря, происходит?». Остальные как будто не замечали всех странностей и продолжали оплакивать умершую. Возможно, юноша лишь зря беспокоился, ведь зачем Курасану и его приближенным что-то скрывать? За дверью послышались неспешные шаги, и Кнайфу пришлось вернуться в реальность. Парень напрягся: не хотелось бы видеть незнакомых ему сотрудников. Спустя мгновение он буквально ощущает грядущую напряжённую атмосферу кончиками онемевших пальцев. Бренчание металлических ключей эхом разносится по коридору, разбавляя всепоглощающую тишину. Секунда - в палату заходит среднего роста девушка в больничном халате и белоснежных брюках. От неё веет специфическим металлическим запахом с примесью ненавязчивого, еле уловимого мятного парфюма. Седовласый боится даже вздохнуть. Это она?.. - С пробуждением. - неприятный роботизированный голос режет слух. - Здравствуй, Чарджери… - Кнайф выглядит слишком напугано. Всё-таки неприлично вот так ошарашено пялиться на собеседника, выпучив глаза. Даже если половина его лица закрыта механическим протезом, чем-то напоминающим медицинскую маску, от которого аккуратно протягиваются полупрозрачные трубки. Девушка медленно подходит к пациенту, не прерывая зрительного контакта. Неестественно серые, словно лёд, глаза пронзали тело юноши насквозь, будто высасывая из него душу. Так вот что солдаты имели в виду, описывая местного врача. На мгновение Чарджери отвлекается на аппаратуру, безразлично пробегаясь глазками по результатам анализов. В этот момент парень замечает на затылке медсестры встроенный стальной чип, чем-то похожий на порт для кабеля - в голове всплывает сравнение с портативной зарядкой, от чего Кнайф тихо хихикает, сразу же затыкая себе рот ладонью. Чарджери проигнорировала неуважительный жест, продолжая заниматься своими делами. - Как самочувствие? — безучастно спрашивает девушка, не надеясь на внятный ответ. Больной нервно постукивает указательным пальцем по матрацу. - Бывало и лучше, — на выдохе отвечает Кнайф, устремляя уставший взгляд на бетонный потолок. Медсестра, ничего не говоря, отходит от сенсорных экранов и что-то записывает в свой ярко-синий блокнот. Неловкое молчание протяжно виснет над обоими. Юноша обращает внимание на короткую стрижку старой знакомой и решается задать весьма клишированный вопрос: - Новая стрижка? — в ответ снова тишина. Похоже, Чарджери не расположена к диалогу, в этом седовласый точно убедился. Он хмурится, когда больничная койка начинает приподниматься, располагая и оставляя неподвижное тело под углом в положении полулежа. Девушка бесцеремонно опускает одеяло, открывая перебинтованные ранения Кнайфа. Парень даже смутился. - Дышать трудно? - Немного… - юноша смущенно отводит голову в сторону, дёргаясь от внезапных прикосновений медсестры. - Как нога? — она совершено спокойна. Как будто девушка до этого не видела полуголых тел своих пациентов. Кнайф пытается пошевелить пальцами, но ничего не выходит. - Я её почти не чувствую. - обеспокоенно отвечает седовласый. Чарджери слегка кивает. - Неудивительно: вместе с сухожилиями повреждены нервные окончания, — она аккуратно убирает выпавшие бледно-зеленоватые прядки за ухо, сверяясь с информацией в блокноте. - если никаких улучшений не последует, придётся ампутировать. - на последнем слове сердце парня неприятно заныло. Несмотря на то, что в инженерном блоке давно научились создавать качественные протезы, которые вполне могли заменить утраченную конечность, прощаться со своей родной ногой не очень-то хотелось. Внезапно Кнайф вспоминает о Пикчере. Случайно в его голове мелькает образ напуганного брюнета, которого парень увидел перед тем, как отключиться. - А Пикчер в госпиталь поступал? — нервозно спрашивает седовласый. Хотелось бы верить, что с Пикчером всё хорошо, правда, воображение, как назло, рисовало самые худшие прогнозы. Чарджери с укоризной смотрит на Кнайфа, с подозрением щурясь. - Для чего информация? — наконец задаёт ответный вопрос девушка. - Ну… - парень задумался. - Мы хорошие друзья и были в одном отряде. Я волнуюсь за него. - всё же Кнайф решил не лгать, а сказать всё как есть. Даже если не сейчас, то после выписки он обязательно разузнает подробности. Медсестра ещё какое-то время поизучала пациента, а затем вновь открыла свой карманный блокнотик, скрупулезно перелистывая страницу за страницей. Ожидание скорого ответа ещё сильнее напрягало. -Поступал, - Чарджери тяжело вздохнула, изредка посматривая на изведённого Кнайфа - множественные переломы и повреждения тканей, а также черепно-мозговая травма. - девушка сделала небольшую паузу, дабы удостовериться в точности диагнозов. - На данный момент находится в коме. Большего сказать не могу, - Кнайф перестал слушать. Все звуки вокруг: от роботизированного голоса Чарджери до треска флуоресцентной лампы - слились в один сплошной фоновый шум.Как..как это..в коме..? Пикчер?..он..