Old Hunter

Вся жизнь охотника — кошмарный сон. И, как это всегда и бывает, в конце ее нас ждет чудовище… Неизвестный охотник

      Ночь правит бал, обычно яркое сияние уличных фонарей потускнело, погасли погребальные костры. И даже звуки нескончаемой охоты скрыл шум дождя. Сплошной ковер черных облаков застлил звезды, изливая на окровавленные улицы Ярнама настоящий поток ледяной воды. Тяжелые капли разбиваются о черепицу треугольных крыш, ручейками стекая по проржавевшим желобам на окровавленные улицы города. Кровь людей и чудовищ, смываемая водой, черно-багровыми волосами уходит в полузабытые стоки, питая существ, чья природа известна лишь кровожадным богам. Не смотря на сырость, идущий по опустевшей улице человек кажется почти счастливым. Дождь развеял вечный зловонный смог, прибил к земле вонь паленой человеческой плоти и шерсти чудовищ. Даже стандартная для больших городов вонь испражнений и сырой каменной кладки ненадолго покинула мир. Мужчина в широкой шляпе, черном, сильно изношенном плаще опустил маску и глубоко вдохнул свежий аромат бушующей стихии. Запах озона и неописуемой свежести, какая бывает лишь в дождь, холодной осенней ночью.       Он шел в открытую, не держась тени, не озираясь по сторонам. Зараженных дождь всегда загонял в дома, да и ликантропы не любили охотится в такую погоду. Стихия сбивала нюх — их главный инструмент охоты. Мужчина улыбнулся, касаясь ладонью холодной рукояти увесистого оружия, мерно покачивающегося на поясе. Убийца чудовищ — тяжелая острая дубина, способная превратиться в смертоносный хлыст давно стала частью тела охотника, как и тяжеленая ручная пушка за спиной. Бессчетные годы трансфузий особой древней кровью наделили мужчину воистину сверхчеловеческой силой. И даже цирковые силачи едва ли могли потягаться с ним. Два разрывных ядра оттягивали пояс, в левом стальном поноже торчала, скрытая наполовину, рукоять короткого тесака.       Он носил имя Говард Кенуэй и на вид казался не старше тридцати. Коротко-стриженные волосы с небольшими возрастными залысинами переходили в бакенбарды, подчеркивающие мужественность лица. Голубые глаза сверкали тускловатым и каким-то грустным огнем, словно вес «убийцы чудовищ» и ручной пушки — ничто в сравнении с грузом, что он нес на душе. И все же, шел он походкой твердой, по каменным улицам, под пристальным взглядом сотен неспящих, перепуганных горожан. Зараженные и здоровые, честные и бесчестные, страдающие от кровавой ломки и бледной горячки — все в эту ночь держались от улиц подальше, глядя в след одинокому безумцу. Небеса явно старались смыть мерзость с улиц Ярнама, и никто не хотел стать этой мерзостью, закончив жизнь в канаве. И никто не хотел попасться Кенуэю на глаза. Все, от рабочего мануфактуры до распоследней шлюхи знали, что он несет с собой.       «Безумец. Сумасшедший. Охотник»       «Охотник»       Говард бросил взгляд на окно и поймал испуганный взгляд молодой женщины. Едва их глаза встретились, девушка вскрикнула в отвращении и поспешила захлопнуть шторы. Фонарь у ее дверей не горел. Как, впрочем, и у всех остальных. Жители квартала «Железной свечи» — ремесленники, разорившийся торговцы и владельцы домов под съем влачили небогатое существование после череды несчастий, постигших Ярнам и не спешили помогать охотникам. Кенуэй устало вздохнул. В конце концов, глупо требовать от людей помощи в столь грязном деле.       Капитан Смэшер и Альберт Уоррен — друзья и напарники Говарда уже заходили в квартал с двух других сторон, подбираясь к логову чудовища, отрезая зверю пути к отступлению. Уоррен не верил, что местные будут защищать зверя, но Кенуэй настоял на мерах предосторожности. Хотят горожане или нет, против или за — чудовище будет убито, как и все, кто встанут на пути у «железной метлы Ярнама».       «Больного чумой не спрашивают, нужно ему лекарство или нет, — говорил капитан. — Ему суют его в глотку! Ярнам болен, дружище. Чудовища — это болезнь. А мы с тобой… мы — лекарство. Мы раскаленный прут в руках чумного доктора, мы лепрозорий, поджигаемый безразличными к страданиям палачами. Мы нож, отрезающий пораженную гангреной конечность! Уоррен пусть воротит нос, но мы то с тобой — старые солдаты. Нам не пристало сентиментальничать как бабам!»       Кенуэй усмехнулся, сворачивая в переулки. В работном доме мистера Папаллардо горел свет, слышались встревоженные голоса и звон посуды. Как раз должен был закончится ночной перекус владельца заведения. Под низкой луной у чудовищ всегда разыгрывается аппетит. Что он ел? Кенуэй догадывался, но старался не особо вдаваться в размышления. Остановившись перед дверью, охотник опустил полумаску и, достав самокрутку, закурил, отдавая дань старой традиции. Терпкий табачный дым вырывался из-под шляпы и тщетно пытался подняться к небу, сквозь ливень. У крыльца чернела лужа, пахло собачьей шерстью, сырым кирпичом и вареной брюквой. Охотник бросил окурок самокрутки в лужу и громко постучал. Ладонь легла на рукоять тесака, широкое лезвие беззвучно выскользнуло из ножен. В такой тесноте от «убийцы чудовищ» мало толку. — Кто там? — раздался встревоженный мужской голос. — Охотник! Пришел в гости к мистеру Папаллардо, — уверенно и грозно ответил Говард. — Открывайте двери.       Мужчина за дверью что-то закричал, раздался шум и лязг, острый слух Кенуэя уловил щелчок мушкетного затвора. — Мистер Папаллардо здоров и не принимает посетителей. — Открывайте по-хорошему, или я вышибу дверь. Даю вам ровно один шанс чтобы…       Говард резко рванулся влево, услышав щелчок запального механизма. В шуме дождя звук выстрела показался удивительно тихим. Пуля пробила дверь, вырвав кусок дерева. Раздался злобный крик, перемешанный с едва различимым проклятием. — Убирайся, безумный ублюдок! — заорал парень. — Убирайся, или получишь пулю!       «Значит, будем по-плохому, — устало подумал Говард, снимая со спины пушку»       Он ничего не ответил, отходя от двери. Стрелявший смотрел в образовавшуюся дыру, но плотная стена дождя скрывала охотника. Разрывное ядро с едва слышным звоном закатилось в ствол. Охотник поднял оружие, прицелился и нажал на спусковой рычаг, активировавший скрытый от внешней среды капсульный бойок — инновационное изобретение «пороховых бочонков». Грохот мгновенно наполнил мир звоном, вышибая все звуки, болью хлестанув барабанные перепонки. Из громадного облака дыма вырвалось ядро и, мгновенно сократив расстояние, превратило дверь в смесь щепок и древесной пыли. Разорванный напополам привратник успел что-то крикнуть, прежде чем ядро взорвалось, неся смерть воющей картечью и осколками. Кенуэй отшвырнул дымящееся оружие и бросился в задымленный проход, сжимая рукоять тесака.       Весь первый этаж пожрала стальная смерть. Охотник медленно переступил кровавый фарш, пару минут назад бывший охранником и зашел в здание, по боевому сжимая оружие «против людей». Пыль медленно плавала в свете чудом уцелевшей лампы. Несколько светильников разбило картечью и разлившееся масло подожгло дощатый пол. Языки пламени лизали стенную краску, пытались перекинуться на отсыревшую мебель. В проходе на кухню в большой луже крови лежала, свернувшись калачиком, немолодая женщина и судорожно дышала, прижимая руки к животу. Недалеко от лестницы на второй этаж лежало еще одно тело: мужчина средних лет с сильно заросшим лицом. Тонкие губы, уже не способные закрыть по собачьи большие клыки, волосатые руки, острые черные когти, разрывающий забинтованные подушечки пальцев. Зараженный смотрел куда-то в сторону стеклянными глазами, из его груди торчал обломок ядра, пробивший сердце. В руках зараженный сжимал старенький военный мушкет. Мертвых детей не было — значит у чудовищ хватило ума держать их подальше от двери. Кенуэй опустился на колено рядом с телом зараженного. — Хм, не похож ты на Папаллардо. Где же ваш драгоценный меценат?       Дверь на второй этаж громко распахнулась, Говард поднял взгляд и застыл, глядя на громадного мужчину, чем-то напоминающего безумную смесь бегемота, волка и человека. — Ты… — криво провыл он. — А вот и он. Зря я выбросил пушку… ох зря…       Массивный, ужасающе тучный зараженный опустил взгляд на мертвеца, затем на женщину и завыл, ни то от ярости, ни то от боли. Говард схватился за рукоять «убийцы чудовищ», но едва ли оружие могло спасти его в этой ситуации. Лютер Папаллардо, один из самых уважаемых горожан квартала «Железных свечей» бросился на него с ревом и ненавистью в глазах. Сверкнуло лезвие тесака, погружаясь в толстый живот, как в гниющее, перемороженное сало. Вонь ударила в ноздри, чудовище взвыло и, схватив охотника, со всей силы впечатало в стену. Кенуэй вскрикнул, пробивая собой ветхую перегородку и падая на пол в комнату за ней. Плащ покрыла кровь и пыль разбитой кладки. От боли он едва не задохнулся, казалось, каждая кость в его теле сломана.       «Вот черт! Черт!»       Лечение или таблетка? Говард громко выругался и проглотил черно-красный шарик, вместе с бумагой, в которую тот был завернут. По телу пробежала приятная дрожь, боль мгновенно отступила, пропуская вперед нарастающую ярость. В голубых глазах охотника появились едва уловимые алые отблески.       Папаллардо взревел от ярости и разнес стену, бросаясь туда, где должен был лежать оглушенный охотник, но тот уже поднялся на ноги и выхватил тесак. Широкое лезвие очертило сверкающую дугу в свете растущего пламени, вырывая из массивного живота кровавые веера. Огонь перекинулся на деревянные стены, комната стремительно наполнялась едким дымом, рвущим горло. Охотник поднял полумаску и бросился в атаку, игнорируя боль. Хотелось достать из кармана шприц с кровью и полечиться, но уж слишком тесно было в комнате и промедление могло стоить жизни. А она у Кенуэя всего одна. Страх и ярость смешались в его крови, ярость и азарт битвы поглотили охотника, замедлив время, сузив весь мир до масштабов крохотной комнатушки. Он уходил от широких, размашистых ударов чудовища, разрывая его плоть, упиваясь заливающей стены и пол кровью. Но Папаллардо был слишком велик и живуч, а тесак — так хорошо разрубающий плоть простых людей и зараженных, в бою с чудовищем никуда не годился. Широкое лезвие военного оружия, наконец, пронзило грудь и застряло в ребрах, так и не добравшись до сердца. Говард дернул рукоять и тут же осознал ошибку. Папаллардо схватил его, желая разорвать напополам, но языки пламени, страх и угарный газ сбили с толку и тот, размахнувшись, швырнул охотника в окно.       Каких-то несколько мгновений и громадный меценат вышибает стену, преследуя ненавистного убийцу. Того, кто так легко и бесчестно отнял жизни дорогих ему людей. Тетушки Анны, последние месяцы готовившей ему пойманных добрыми людьми крыс, старика Фитта — помогавшего детям, оставшимся без родителей в ночи охоты. Теперь ужасная бойня забрала и их. Дети наверняка сумели убежать через окно и все, что теперь оставалось — ждать справедливого возмездия над убийцей. Если он останется, толпа растерзает охотника. А если и нет — можно будет пожаловаться констеблям или Церковным служащим. Но вид мертвых друзей и пламя, пожирающее его любимый работный дом стало последней каплей на весах безумия. Взревев от боли и ярости, Лютер Папаллардо бросился в погоню.        Все лучшее, что было в нем, погибло.       Кенуэй остановился посреди улицы и выдернул торчащий из плеча осколок стекла. Не смотря на дождь, начинала собираться разъярённая толпа. Ситуация становилась скверной. Сверкнули вилы и старые военные сабли, кто-то достал мушкет. А затем раздался рев, подобного которому жители Ярнама давно не слышали. Крики ненависти стихли, а затем сменились воплями ужаса. Работный дом полыхал, и в свете лижущих тьму языков пламени появилось раздутое, озверевшее чудовище.       «Ну вот ты показал свое нутро, — холодно подумал Кенуэй»       Открытая местность, пустая улица — идеальное место для «Убийцы чудовищ». Говард выхватил оружие и активировал механизм. Массивная боевая цепь рассекла струи дождя и устремилась к цели. Медлительность оружия компенсировалась дистанцией. Зверь бросился в яростную атаку, но тут же получил цепью по лицу. Лишь чудом один глаз уцелел на превращенном в алое месиво лице. Краем глаза охотник увидел товарищей. Они держали толпу подальше от места схватки.       Все закончилось меньше, чем за пару минут. Тяжелый хлыст «убийцы чудовищ» не оставил несчастному зверю и шанса. Последним ударом Говард перехитрил впавшего в неистовство монстра и, внезапно сменив режим оружия на цепь, ловким взмахом отсек ему голову. Массивное тело Лютера грузно повалилось на холодный камень улицы, и кровь, точно алые волосы дешевой шлюхи, растеклась, уносимая потоками дождя. Кенуэй тяжело дышал, крепко сжимая любимое оружие. Раны горели, с каждым ударом сердца пропитывая одежду свежей кровью. Но ни одна не была смертельной. — Ха-ха! — весело крикнул капитан Смэшер, хлопнув друга по плечу. — Вот это я называю «удачно зашли»! Ты только посмотри на эту жирножопую скотину!       Говард поднял на друга взгляд и вымученно улыбнулся. Сэмвелл Смэшер — высокий, широкоплечий мужчина с роскошными усами кирасира улыбался, рассматривая труп чудовища. Вместо охотничьего одеяния тот носил заштопанную, но все еще приличную на вид офицерскую форму королевской армии, облегающую массивные мускулы, и широкую шляпу, с немного щегольски подогнутыми краями. В серых глаза играли огоньки жизни. В руках тот сжимал увесистый однозарядный мушкет-дробовик и гремучий молот. Страшное оружие дымило и страшно воняло маслом и порохом. — Прости, что не помогли в бою, — добавил худощавый, красивый мужчина в сером охотничьем одеянии, с небольшим кожаным плащом. Длинные угольно-черные волосы ниспадали на плечи, изящные круглые очки подчеркивали остроту лица и греческий профиль. Женщины Ярнама сходили по нему с ума, но единственной страстью Джеймса Уоррена оставались книги. В руках он сжимал цилиндр, смятый гармошкой. — Проулки перекрыли гробами и ящиками. Пришлось идти в обход. — Что с шляпой? –спросил Говард. — Ты что, на ней сидел? — Да нет… какая-то сволочь бросила с крыши камень.       Смэшер расхохотался. — Вот вечно с тобой это случается! Надеюсь, ты «кинул» ублюдку пару пуль в ответ? — Еще я пули на шпану уличную не тратил. И я не пользуюсь оружием, ты же знаешь. У меня… другие методы. Говард, хорошая работа… ну, я про зверя.       Кенуэй кивнул. Вид друзей развеял сгущающиеся в душе тучи. Работа, конечно, была паршивее некуда. Охотник подобрал пушку и, закинув за спину, побрел вместе с товарищами прочь из квартала «Железных свечей» в поисках новой цели. Дождь понемногу затихал и ликантропы высовывали носы из укрытий, выискивая чего бы сожрать. Вновь загрохотали винтовки и мушкеты, над никогда не спящим городом пронесся громогласный рев кровоглота. Трое охотников шли по широкой улице, бодро переговариваясь, обсуждая детали «удачного» дела. Смэшер требовал от Говарда всех подробностей и не стеснялся в дружеских насмешках, а Уоррен тонко подмечал высокий интеллект зверя. Они обошли еще два квартала, уничтожив пятерых ликантропов и восьмерых зараженных, потерявших рассудок настолько, что решили напасть на трех вооруженных до зубов охотников. Уничтожение примитивных зверей успокоило нервы Говарда и заметно улучшило настроение. Да, охота — тяжелая и неблагодарная работа, но нужная и даже необходимая.       На входе в район красных фонарей, где всегда терлось особенно много охотников компания остановилась, наткнувшись на четверых церковных охотников. Молодые юноши и девушки — все не старше двадцати пяти, вооруженные мечами Людвига и мечами-молотами, облаченные в новенькие плащи. Жилетки из дубленной кожи поблескивали в свете фонарей. — О! — крикнул самый высокий из них. — Посмотри на этого психа! Выперся на улицу в ночь охоты! Шел бы ты отсюда, оборванец! — Ты это МНЕ сказал?! — зло рявкнул Смышер, сжимая кулаки. — Надменный говнюк, да я рвал таких как ты на части еще до рождения твоего щенка-отца!       Другие новички заметили старое охотничье оружие и массивную ручную пушку на спине Говарда. Их лидер — молодая светловолосая девушка вдруг побледнела, касаясь ладонью медальона в форме меча. Уоррен вежливо поклонился, соблюдая внутренний этикет. От старых охотников Мастерской не осталось и следа, мало кто помнит имя Германа и подобных ему. У новой Церкви, под опекой новых иерархов свои лидеры, и свои, новые охотники, набранные из числа приезжих. В золотые годы население Ярнама составляло почти три миллиона человек. Сейчас, после всех ужасов, после бесчисленных ночей охоты и неумолимого зверства Чумы Зверя, население сократилось до одного миллиона и нескольких сотен тысяч психов. В первые годы после последней алой луны в Парламенте шли споры о том, как поступить с городом. Кто-то хотел сжечь его дотла, кто-то бросить, но, как это обычно и бывает, победила жадность. Сильные мира сего не нашли в себе сил бросить на погибель светоч цивилизации, великий город Ярнам, как не нашли сил отказаться от благой крови и ее удивительных целебных свойств. Философы и моралисты годами трепали языками, а затем бежали в проклятый город лечить сифилис. В конце концов, в Ярнам просто вошли войска и перебили всех крупных и опасных чудовищ. Не тронули только Старый город, одним Богам известно почему. Военные стали новыми жандармами, а Хор назвал приемника викарию Амелии и он, о чудо, не спешил превращаться в монстра. Спустя годы, появились новые монстры, и новые охотники. И кровь бесконечных ночей охоты снова течет на серых ярнамских мостовых. — Ребята, — хмуро сказала церковная охотница. — Давайте не будем его трогать. Это плохо кончится. «Боится или презирает? — подумал Говард» — Плохо кончится? Да ты посмотри на этого кретина? Воевал он, — засмеялся дерзкий юнец. Говард тяжело вздохнул. Девушка определенно была права: все это очень плохо кончится. — С чем ты воевал, с бутылкой? И откуда ты взял это оружие? Достал из подвала? Украл, чертов мародер? С этим уже давно никто не охотится! — Ты назвал меня вором, сучий выблядок?! — вскипел капитан Смэшер. — Ну я тебя сейчас… — Джентльмены, — взял слово Уоррен. — У нас с вами общая цель, и общее дело. Все мы — охотники, и в эту страшную ночь охоты на всех вдосталь хватит и крови, и смерти. — Хорошо, твоя правда, — вежливо ответила девушка, легонько поклонившись. — Пойдем, ребята. Не надо его провоцировать. Он прав — у нас и так хватает проблем. — Ну уж нет, — высокомерно усмехнулся юнец. — У этого засранца охотничье оружие, но он не из наших! Он похож на похитителей. Тех, о которых нас предупреждал мастер Грей. Или он ходит по домам и грабит людей, претворяясь охотником. Я его так просто не отпущу. — Терри! Хватит! Прекрати, черт возьми! Ребята, неужели вы…? — Оружие на землю, сумасшедший засранец, — рявкнул юнец, обнажив клинок Людвига. — Таким психам не пристало носить оружие охотника.       Уоррен закатил глаза. — Прошу, прекратите это безобразие, пока не стало… — Слишком поздно, — прорычал капитан Смэшер, швыряя на землю гремучий молот и закатывая рукава, обнажая широченные предплечья, сплошь покрытые шрамами и татуировками. — Только не убивай его, — сказал Говард. — Не хватало нам еще мести церковников. — О я не собираюсь его убивать, — засмеялся капитан. — Просто немножко поучу молокососа! А ну, иди сюда, щенок! Сейчас ты будешь зубы из задницы выковыривать!       Кенуэй не понимал, о чем думал молодой охотник. Идти на закаленного в боях взрослого мужчину-охотника, пусть и с мечом Людвига — опасное дело. Капитан Смэшер одним своим видом мог внушить трепет и ужас обывателю, а в бою он был воистину ужасен и свиреп, подобно бешенному волку. Настоящий кирасир, привыкший мчатся в бой верхом, с палашом наголо. Должно быть юноша слишком впечатлился своей новообретенной силой. Трансфузии многим новичкам вскружили голову и завели в могилу. Юнец бросился в бой с пугающей, просто неестественной скоростью, но клинок держал слишком низко. Он явно хотел сбить Смэшера с ног, а не убить.       Капитан подпустил его близко и, за миг до того, как широкое лезвие коснулось бы правой ноги, резко рванулся навстречу. Жесткие, словно тиски пальцы сомкнулись на рукояти меча Людвига. На миг юнец оказался глаза к глазам со здоровенным усатым воякой. В лицо пахнула вонь гнилых зубов и дешевого виски. Сердце сбилось с ритма, в лицо ударил жар понимания. Капитан улыбнулся и со всей силы саданул юноше коленом в живот. Бедняга охнул, сгибаясь пополам и рухнул в грязь, пытаясь вдохнуть. Смэшер покрутил в руках оружие церкви, а затем презрительно швырнул ошалевшим молодым охотникам. Бедный парень корчился у ног военного, на измазанном в рвоте лице читались боль и стыд. — Молокосос, — фыркнул капитан. — Кто еще хочет подраться? Ну? Еще кто? А? Сопляки. — Никто, никто не хочет с тобой драться, — затараторил Уоррен, поспешив увести товарища прочь от молодых охотников. — Пошли отсюда, псих долбаный! Ты же его чуть не убил! — Эй, я только размялся! Откуда мне было знать, что они такие хрупкие? — Вот и хорошо, пошли!       Говард поднял гремучий молот друга и пошел вслед за товарищами, напоследок встретившись глазами с девушкой лидером. — Ад полон охотников, переоценивших себя, — сказал он. — Жаль, что так вышло. — Да, жаль, — ответила она, помогая подняться товарищу. — Да убережет вас благая кровь в эту ночь охоты. — И тебя, кем бы ты ни был. — Говард! — крикнул Смэшер. — Ты там что, на свидание решил ее пригласить? Оставь ты этих сосунков!       Кенуэй поспешил вслед за друзьями, чувствуя пристальный взгляд молодых охотников. Смэшер оказал на них просто неизгладимое впечатление. Наверное, парнишка был лучшим среди молодых охотников, самым быстрым и сильным. Но сила — ничто без опыта. Церковные охотники часто об этом забывают. Говарду бы радоваться, что они посрамили их, показав, что «Пороховые Бочонки» тоже способны задать жару. Но кое-что тревожило. Ее взгляд. В нем было что-то похожее, на жалость. Не к Смэшеру и Уоррену, а к нему. Словно девушка заглянула в его душу и увидела там что-то.       Ночь охоты подходила к концу. Трое друзей возвращались домой. Охотник обернулся и действительно, она смотрела ему в след.       «Моя душа для меня-то потемки, малышка. Откуда тебе ее прочитать? — усмехнулся он»