Моя!

Спину брюнетки неприятно жжёт взгляд карих глаз. Ты наблюдаешь за ней весь вечер финала. От того она чувствует себя неуютно, подобно жертве, загнанной в клетку хищника. Мурашки бегают по телу. Пытается скрыться, лавируя среди девчонок. Перехватывает у официанта, уже в который раз, бокал игристого шампанского. Что до тебя — сама же сбилась со счета. Алкоголь во всю гуляет в крови: сбивает с толку, путает мысли, но глаза упорно продолжают цепляться за статный и утонченный силуэт взрослой женщины. Ты тигрица не иначе. Инстинкты берут своё, и ты упускать, сегодня, не намерена. Мягкой поступью дикого зверя идёшь. Видишь цель и не видишь препятствий. Она не замечает, отвлекаясь на группу людей, смеётся на чью-то шутку, запрокидывая голову и обнажая прекрасную шею. Хочется вцепится крепко зубами, попробовать её на вкус. Вот, совсем уже близко. Тянешься рукой. Ощущаешь каждой фалангой чужую тёплую спину. Ведёшь ниже. Брюнетка вздрагивает и напрягается, почувствовав прикосновение — твою скользящую руку, что по-свойски, крадётся к пояснице. Огибаешь, берёшь за талию. Вот она, такая желанная и так максимально близко. Она все ещё не смеет шелохнуться. Стоит. Не оборачивается, но и не отстраняется. Чувствует жаркое дыхание в районе уха. — Лаура Альбертовна, нам нужно срочно поговорить, — шепчешь, выдыхая алкоголь в перемешку с мятной жвачкой. От этой близости сердце пропускает удар. Голова идёт кругом. — Говорите, Мария Владимировна, — трудно стоять на своих двоих. — Пойдёмте, — единственное, брошено тобою. Отходишь, давая пространство старшей. Слышишь её глубокий вдох. Она повинуется. Мельком взглянув на тебя направляется в свой кабинет. Неспешна. Ты следом, все также блуждая взглядом по чужому телу, вся в предвкушении. Оппозиция идёт на эшафот. — В чем дело, Мария Владимировна? — вопрошая отрешенно смотрит в открытое окно. Пока ты, незаметно, закрываешь дверь на замок - он её предатель, и она не слышит этого. Возникшее молчание, вынуждает повернуться к тебе. Блеск глаз, и не ясно, кто этому виновник — зарождающийся гнев или выпитое спиртное. Глаза в глаза. Молча, продолжаешь идти в наступление. — Я вас не понимаю, — начинает ворошить идеальную укладку, нервно, запуская свои тонкие длинные пальцы. Вопросительно смотрит. — Может дело в тебе, Лаура Альбертовна?! — тянешь издевательски, облизывая губы. От былой помады не остаётся и следа, чего не скажешь о губах напротив, что горят алым пламенем, словно пожар. — Я все ещё не понимаю, — зачем-то повторяет она, в попытке отступить. Вот только некуда. Упругие ягодицы остановлены подоконником чертового окна. Пути назад нет. Вот оно. Вплотную, обхватываешь одной рукой лицо напротив, видя её испуг, другая же тянется по-собственнически к открытому декольте — к одной из грудей. Полной и часто вздымающейся. Твои действия словно пытка. — Моя! — выплевываешь. И это жжёт крапивой, не иначе. Резко впиваешься в губы напротив, чувствуя сопротивление и немое мычание уст. Пробуешь на вкус. Она отталкивает. — Что ты творишь, Третьякова? Совсем из ума выжила? — кричит, вырывается. Удару звонкой пощёчины не бывать. Ловко перехватываешь ею занесённую руку. Удерживаешь в замке над головой. Нога непроизвольно толкается вперёд между так удобно разведённых ног жертвы. Птичка в клетке. — А ну, отпусти меня, сейчас же! — командует. Тебя это лишь заводит ещё сильнее. Играешься. — Как же забавно получается, Лукина. Вот ты, прямо здесь и сейчас, прямо в моих руках, не находишь?! — Да что ты несёшь такое? Ты же пьяна, Третьякова, не совершай глупости! — Глупость — это не взять тебя, моя дорогая, — свободной рукой ласкаешь вздымающуюся грудь, ощущая возбужденные соски. Она всё ещё брыкаясь, отворачивается, не в силах смотреть в глаза своего мучителя. Испытывает весь спектр чувств: начиная от жалости к себе за неспособность тела сопротивляться и заканчивая злостью на пленителя напротив. Шипит. Кусает красные губы, пока ты продолжаешь сладкую пытку над её телом и её разумом. Алкоголь во всю бурлит в крови. Цепляешься зубами за нежную шею. Вдыхаешь тонкий аромат. Язык скользит за ухо. Она мычит. Нога лишь плотнее вжимается в нутро. — Тшшшш, — успокаиваешь, — ты такая сладкая, знаешь, я не ем на ужин калорийное, но сегодня будет исключение из правил. Расстегиваешь передние пуговицы платья, освобождая грудь. Пробуешь на вкус. — Пусти! — снова пытается вырваться из плена, чувствуя горячий язык на соске. Резким неаккуратным движением разрываешь ткань платья прямо на талии, чем вызываешь минутное замешательство той, и воспользовавшись этим толкаешь её на диван. Она не совсем осознаёт, что происходит, алкоголь и горячая Мария Третьякова дурманят разум. Остатки платья на полу. Наваливаешься сверху и пленишь чужие уста, продолжая свою игру. Рука спускается ниже, ощущая нежность её кожи и тонкое чёрное кружево. — Не надо, — брошено сквозь поцелуй. — Как же ты бесишь, Лукина! — рычишь, проникая под резинку, чувствуя скопившуюся влагу на пальцах. Удовлетворенно мурлычешь, довольствуясь ответной реакцией тела. ЕЁ тела. — Как же хороша, — ласкаешь клитор. — Ах, — сдержать свой первый стон ей не удается. Тело совсем не слышит разума. Чертовски хорошо. Такая податливая, словно глина в руках мастера. Выгибается в спине навстречу твоим прикосновениям. Впивается ногтями в прохладную кожу дивана. Какой же контраст холодного материала и разгоряченного её тела. Дышать становится трудно, все ароматы, витающие в комнате, смешались воедино. Дразнишь рукой, ловко орудуя. Она пытается совладать с собой, кусая свою кисть, в момент твоего проникновения. Горячо и мокро. Двигается в задаваемом тобою такте. Прекрасная картина: влажное полуобнажённое тело женщины напротив и её метания: словно в агонии. Ты довольно улыбаешься в голодном оскале. Она твоя. Ласкаешь грудь губами, вдыхая терпкий запах тела и парфюма. Лоб покрывает испарина. Ускоряешься, чувствуя сокращение её стенок. Не в силах сдержать себя она кричит и бьется в оргазме. Её крик — услада для твоих ушей. Ласкаешь, пытаясь привлечь внимание давно потерявшей контроль брюнетки. Шепчешь прямо в ухо: «Ты моя, слышишь, Лукина?» — оставляя крепкий поцелуй.