Идеальный день

      Какие дни можно назвать «идеальными»? Каждый ответит совершенно по-своему: кому-то нравятся проливные осенние дожди в цвете золотых листьев, кто-то обожает зимнюю стужу и ослепительные снежные пейзажи, для кого-то восторг — это весеннее цветения сакуры на фоне возрождающейся природы, а кому-то по душе яркое сияние знойного лета. Если же спросить капитана пятого отряда Хирако Шинджи, то тот непременно ответит, что ему на погоду, сутки, и время года абсолютно наплевать, ведь главное — это крыльцо собственного поместья, бутылочка (а лучше от двух до восьми) прохладного саке и приятная компания.       Сегодняшний день, безусловно, намечался именно таким, «идеальным». Жаркое летнее солнце, пение птиц, новая поставка отличнейшего саке — разве что-то может его испортить? Как выяснил Хирако — может, да ещё как. И для этого не нужны ни Айзен со своими Арранкарами, ни Яхве со своими Квинси, а достаточно лишь одного маленького капитана десятого отряда, который уже полчаса морозит тебя в твоём же кабинете, орёт на все бараки, стучит по столу и пытается рассказать тебе о чём-то таком, о чём ты даже слышать не хочешь в этот прекрасный день. О каких-то отчётах, обязанностях, капитанской ответственности — что это вообще такое?       — Я тебя спрашиваю, Шинджи! — ревущий голос маленького капитана вывел Хирако из раздумий, и тот зыркнул на альбиноса из-под золотистой чёлки. Справедливости ради пришлось отметить, что за последнее время Хитсугая-кун несколько подрос, и теперь, сидя на стуле, блондину приходилось смотреть на него снизу вверх. Тот бы наверняка сейчас смаковал данный факт, если бы не был так взбешён. Что его, кстати, так взбесило? — Когда ты уже займёшься делом?! Ты, чёрт возим, капитан, и хаори не для красоты носишь! — Чем больше Хирако слушал, тем страннее ему казался этот монолог. Хитсугая-кун, конечно, был из плеяды ответственных капитанов, но, чтобы средь бела дня приди в другой отряд и поучать другого капитана? Это что-то новенькое. — Но мало того, что ты позволяешь себя совершенно непозволительную праздность, так ты ещё и скидываешь всю работу на подчинённых! Хинамори уже вторую неделю ходит с кругами под глазами, на всех собраниях клюёт носом и уже чуть ли не ночует в своём кабинете!       — А это ты откуда знаешь? — ехидно поинтересовался Хирако. В нём пробудился интерес. Похоже, в молодом коллеге взыграл отнюдь не капитанский долг. Новость, достойная первой полосы в «Вестнике».       — Мацумото рассказала, — сурово отрезал Хитсугая.       — Фу, так не интересно, — пробубнил себе под нос разочарованный начальник пятого. Нет, лёд и ныне там.       Сделав вид, что потерял к собеседнику всякий интерес, Шинджи на самом деле отвешивал ментальных пинков собственной дедукции, дабы та проснулась и помогла ему понять, чего хочет он него этот кусок льда в хаори. Не то что бы Шинджи не хватало проницательности — совсем наоборот, просто данный конкретный случай совершенно выбивался из любых рамок — которые у Хирако были крайне широки — нормальности, и потому необходимо было очень крепко подумать, прежде чем что-либо предпринимать.       А пока блондин думал, его коллега, до того довольно, на самом деле, сдержанный, начинал терять терпение. Если бы тут был кто-то из десятого отряда (в особенности один рыжий лейтенант), то уже бежал бы со всех ног и куда глаза глядят, ибо прекращение крика — лишь затишье перед бурей.       — Что ты сказал? — спокойно поинтересовался Хитсугая, не расслышавший бубнёж Хирако.       — Ничего-ничего, — монотонно ответил Шинджи, не придавший никакого значения перемене в поведении коллеги.       Его мысли сейчас были заняты другим: какого, всё-таки, чёрта тут нужно Хитсугае? В блондинистой голове промелькнула одна крайне смелая идея, появившееся сразу после внезапного упоминания его, Хирако, лейтенанта, но она была быстро обрублена самим ледяным капитаном. Конечно, некую, как это называли в мире живых, химию между Хитсугаей и Хинамори заметил бы даже слепой, но за те тринадцать лет, что Хирако провёл в Сообществе Душ, он (и не он один, кстати) так устал ждать чуда, что решил перевести всё взгляды, вздохи, и прочие знаки внимания в разряд плодов больного воображения. И Шинджи за эти годы настолько укрепился в своей уверенности, что сейчас сама мысль о какой-то тайной подоплёке была, с его точки зрения, совершенно безумна. И всё же, упоминание его лейтенанта не давало блондину покоя. Складывалось устойчивое впечатление, что маленький гений тут именно из-за неё. И это взрывало вйазарду мозг.       А тем временем обстановка становилась всё более прохладной. Не в силах уже более игнорировать тот факт, что в жаркий летний день у него пар валил изо рта, Хирако снова был вынужден вырваться из собственных мыслей и недовольно посмотреть на младшего коллегу.       — А я-то что? Момо-чан всё делает по собственному желанию! Сам же знаешь, какая она маниакальная трудоголичка, — Хирако состроил особую, флегматично-честно-оскорблённую гримасу, на которую во всём Обществе Душ был способен только он один. Тем более, что он и не врал. Почти.       — Правда? А отчёты по форме восемнадцать она тоже по собственному желанию составляет?       — Да! Стоп, какая ещё форма восемнадцать? — Хирако о таком впервые слышал.       — Та самая, которая была принята две недели назад на очередном внеочередном совещании, на котором тебя не было и на котором Момо сгорала из-за тебя со стыда! — голос Хитсугаи, казалось, сейчас был способен прорезать сталь.       В блондинистой голове промелькнуло, что, наверное, всё же собрание капитанов нужно посещать более одного раза в месяц, а то там снова обсуждается что-то важное. А ещё надо внимательнее слушать своего лейтенанта, когда та говорит о «важных документах». Но всё это мелочи. Что более важно, чуткий слух Хирако зацепился за одну маленькую, но очень выразительную деталь: Тоширо, явно на эмоциях, сказал «Момо» за место привычного «Хинамори», чего до сего момента не было никогда. Ну, или Шинджи просто не слышал — не имеет значения. Всё более и более безумные идеи сменял одна другую. Неужели маленький капитан наконец-то дорос до чего-то возвышенного?       — Ну, если она пишет эти отчёты, значит всё в порядке. Сама отлично справляется, — Хирако лениво отмахнулся. Ему эти новые отчёты были сейчас до известного места. Он решал гораздо более интересную задачу у себя в голове, и потому какие-то непонятные слова о каких-то непонятных формах отвлекали и раздражали.       — Форма восемнадцать — особая, сверхсекретная форма еженедельного отчёта, составляемая капитанами, в которой они должны докладывать об общем состоянии вверенного им отряда, а так же прилагать развернутые характеристики старших офицеров отряда и наиболее отличившихся его членов, — отчеканил Хитсугая, придавая словам особую серьёзность, дабы даже до Шинджи дошло.       Он явно недооценил умение своего коллеги расставлять приоритеты.       — А-а-а, так вот зачем она просила у меня характеристику, — облегчённо вздохнул Хирако. — Я уже было испугался, что она в другой отряд перевестись хочет.       На лице Тоширо было видно то усилие, которое ему потребовалось, чтобы не начать орать благой матерщиной. В место этого он лишь злобно заскрежетал зубами, испуская новый поток ледяного реацу. В этот момент Хитсугая удивительно напомнил Шинджи покойного Генрюсая, только немного, эм, «перевёрнутого». А что? Вон, седовласый, гениальный и громко орущий, но при этом молодой, маленький и ледяной. Найдя своё примечание довольно забавным, Хирако широко улыбнулся. Лучше бы он этого не делал.       — И это, по-твоему, смешно?! Момо работает за четверых, постоянно проваливается из-за тебя сквозь землю на собраниях, калечит себе руки о тонны не разобранных тобой бумаг, в то время как ты — ленивая пародия на капитана — просиживаешь штаны и бухаешь вместе с моей пародией на лейтенанта! — морозный голос приобрёл угрожающие нотки, а в кабинете вдруг встало как-то совсем холодно и неуютно. Даже чай, дымившийся буквально секунду назад, застыл в чашке цельным куском зелёного льда.       — Эй-эй-эй, я ещё даже не отхлебнул! Чай ведь был ни в чём не виноват! — запротестовал Хирако. На язык отчаянно напрашивалось нечто, по типу «мой лейтенант — что хочу, то и ворочу» и «я в капитанстве знаю побольше твоего», но Шинджи благоразумно решил оставить свои мысли при себе. Жизнь, всё же, слишком прекрасна, чтобы так глупо с ней расставаться. Однако, мало было держать язык за зубами. Нужно было что-то поскорее придумать, дабы смыться отсюда подобру-поздорову. И тут, в момент, когда ситуация из комичной постепенно перерастала в ситуацию, для него, трагичную, Хирако осенило: а ведь он, чёрт возьми, прав! Невзирая на всю невозможность своей правоты, он был абсолютно, стопроцентно прав. Чудо случилось, иначе бы ему сейчас не морозили мозги.       Шинджи лукаво улыбнулся, быстро поднялся, возвращая себе превосходство в росте и двинулся прямо к ближайшему окну, совершенно игнорируя ошалевшего Хитсугаю, ещё секунду назад державшему инициативу в своих руках. Тот, было, хотел что-то сказать, но блондин бесцеремонно опередил его:       — Хитсугая-кун, всё это, конечно, интересно, но ты отвлекаешь очень занятого человека от очень важных дел. Если ты так сильно переживаешь за Момо-чан, то приходи сюда вечером и попытайся отговорить её от ночной переработки. Если у тебя получится, буду очень благодарен — мне надоело выплачивать ей сверхурочные.       — Что?! Какой вечер?! Какие сверхурочные?! А ну стой!       — Чао! — Шинджи мгновенно испарился, будто бы его и не было. Всё же, он потерял довольно много времени, и нужно было поторопиться, пока его любимое саке не раскупили. Тем более, повод выпить сегодня у него обязательно появится, он в этом не сомневался.       А Хитсугая стоял в главном кабинете пятого отряда, будто к полу примёрзший, и думал: «И что ему теперь, чёрт возим, со всем этим делать?».